Невинное прошлое. Глава 1. 2 страница

Мать не ведет и бровью.

— И на что ты собираешься жить? У тебя нет ни профессии, ни работы. Ха! Я смеюсь ей в лицо.

— М-м… как там говорится? О, вспомнила! — Я хлопаю себя по лбу, точно меня осенила идея. — Яблоко от яблони недалеко падает, во. Прямо как про нас сочинили. — Снова начинаю паковать вещи. Через четыре часа у меня самолет, и опаздывать я не намерена.

После нескольких минут тишины, когда я уже думаю, что она ушла, из-за спины долетает ответ.

— Ты слишком много о себе возомнила, Блэр. Красота — она, знаешь, не вечна.

Поблекнет, и останешься в одиночестве.

Я закрываю чемодан, слышу, как щелкают замки, и стаскиваю его с кровати на пол. Потом пихаю в сумку Винклера и «Доводы рассудка» в потертой мягкой обложке и впервые с начала разговора смотрю матери прямо в глаза.

— То есть, как ты, да?

— Что ты себе…

— Можешь не беспокоиться. — Волоку чемодан к выходу, по пути задевая ее плечом. — Я не пропаду. Я собираюсь стать хитренькой, типа тебя, мама. — И выплевываю: — Обещаю, ты будешь мною гордиться.

Как только я выхожу за порог родительского дома и набираю полные легкие свежего воздуха, меня захлестывает чувство свободы. Прямо сейчас, делая первый шаг в неизвестное, я понимаю, что в этом городе меня ничего не держит. Ни-че-го. Мне выпал шанс стать той женщиной, которой я хочу быть — без сплетен на каждом шагу и без воспоминаний, мигающих со всех сторон неоновыми огнями.

С этого места и начинается моя история. Черт его знает, чем она обернется в итоге — сказкой или трагедией. Может, даже фарсом. Время покажет. Но начало я представляю себе таким…

…Стоял погожий летний день. Вовсю щебетали птички, на безоблачном небе ярко светило солнышко. В этот день Блэр Уайт исполнилось восемнадцать, и она, покинув родной городок, отправилась навстречу американской мечте — большому и толстому кошельку, туго набитому баксами…

Собственно, а почему бы и нет? С такой-то внешностью и телом? Да я завоюю весь мир. Это моя судьба.

Часть II . Настоящее.

Глава 4.

Я красивая. Я красивая. Я красивая.

Твержу я как мантру, стоя перед зеркалом нагишом. Не работает. Ничего не работает. Умом я понимаю, что совершенно права, но сердцем не верю и никогда не поверю. Раз за разом оно шепчет мне противоположное…

«Ты НЕ красивая. Только посмотри на себя! Не стоящее любви ничтожество — вот, кто

ты есть. Даже родные отец и мать тебя не любили.»

Я смотрю на себя, и то, что я вижу — умопомрачительно.

Лучшее тому доказательство — всеобщее восхищение, которое шлейфом тянется за мной, куда бы я ни пошла. Если б только можно было стереть те детские воспоминания, которые назойливо роятся в моей голове, напоминая о том, что я недостойна любви. Я знаю, тогда я смогла бы заставить себя поверить голосу разума и тем словам, что множество раз шептали мне на ухо мужчины, пока были во мне.

Я касаюсь своего лица, очерчиваю кончиками пальцев подбородок, брови вразлет, высокие скулы. Внешние уголки моих глаз по-кошачьи приподняты. Лицо в отражении принадлежит красивой, почти прекрасной девушке. Я улыбаюсь ей. Провожу рукой от плеча к грудям, ласкаю их розовые вершинки, довожу ладонь до своего гладкого живота. Неужели это и составляет мою сущность?

Лицо и тело — неужели это все, что есть во мне стоящего?

Внутренний голос услужливо сообщает, что все может быть иначе, стоит мне захотеть, но я от него отмахиваюсь. В последний раз бросаю взгляд на свое обнаженное тело и ухожу выбирать платье на вечер.

За пять лет в Нью-Йорке я умудрилась перепробовать все типичные пути новичка в большом городе. Стала настоящим ходячим клише, зато, можно сказать, познала жизнь и набралась опыта, и это неплохо. Я работала официанткой, гостиничным администратором, консультантом в универмаге… даже посещала курсы долбаного актерского мастерства. И все это время тщательно оберегала свое сердце, а чувства держала на привязи.

Один взгляд на мои дорого обставленные апартаменты — мою арендованную мечту, — и становится ясно, что роскошь дарит мне ложное чувство защищенности. Белое покрывало и обивка изголовья. Белый ковер. Белый ночной столик. Белые свечи, белые лампы, белые квадраты вместо картин — единственное украшение бледно-сиреневых стен. Белый. Белый. Белый. Я дышу белым. Цвет непорочности словно уравновешивает мою внутреннюю черноту.

Тряхнув головой, я заставляю себя сосредоточиться на предстоящем свидании с Уолкером.

Уолкером Вудсмитом-младшим. Само его имя источает запах денег. Голубоглазый блондин с родословной как у одного из клана Кеннеди, телом олимпийского чемпиона по плаванию и отвязным шиком Jay-Z — он воплощенное божество. И трахается тоже божественно. Он обращается с моим телом, как музыкант-виртуоз с идеально настроенным инструментом; в постели с ним всякий раз возникает ощущение, что я становлюсь чуть ближе к небесам.

Стоит подумать о нем, как мой пульс учащается. С Уолкером все всегда происходит быстро, яростно, жестко, на грани.

И мне это нравится.

Последний штрих темно-красной помады, и я отхожу на пару шагов, чтобы увидеть себя в зеркале целиком. Улыбаюсь. Мое отражение безупречно. Каскад прямых черных волос, кожа без тени загара, глаза цвета незабудок, фигура, как песочные часы… Эту Блэр не обидят хулиганы на школьном дворе. Эта Блэр не будет считаться изгоем.

Эта Блэр будет сиять.

Маленькое черное платье тесно облегает мою фигуру, бледная кожа светится сквозь полупрозрачный кружевной слой. То, что надо. Я выгляжу порочно. Настоящий секс — им-

то я и торгую. Я хочу, чтобы все мужчины меня хотели, а женщины ревновали ко мне. Мне нужно — необходимо — чувствовать себя желанной.

Нацепив сногсшибательные (еще и потому, что упасть в них — раз плюнуть) шпильки Miu Miu, я подхватываю сверкающий стразами клатч и выхожу.

Упиваясь вниманием прохожих, я стою на углу и вылавливаю в потоке машин такси. Машу рукой, золотые браслеты, звеня, скользят по запястью к локтю. В ожидании запрокидываю голову и оглядываюсь, завороженная тем, как оживает город с наступлением темноты. Жизнь кипит здесь и днем, но ночью… ночью все иначе. Лучше. Как только зажигаются фонари, неистовая волна крышесносного, заразительного, сметающего запреты безумия разносится по улицам Манхэттена, увлекая всех его жителей за собой. Дрейфуя в этих бурлящих водах, я чувствую себя свободной как никогда.

Пока я наблюдаю за какой-то парочкой, которая, держась за руки, выгуливает своего пса, звонит телефон. Открываю крохотный клатч, достаю белый прямоугольник — на карте памяти записана вся моя жизнь — и улыбаюсь, увидев на экране фото лучшей подруги. Она единственная, кто знает настоящую меня.

— Йоу, — говорю я. Нам нравится, болтая по телефону, притворяться крутыми чиками, но честно говоря, получается средне.

— Че-как, крошка? — отвечает она мне в тон. Рядом наконец-то тормозит такси.

— Элли, погоди секунду. — Я проскальзываю на заднее сиденье. Кожаная обивка приятно холодит мою обнаженную кожу. Сообщаю водителю адрес и возвращаюсь к разговору.

— Извини, я тут. Рассказывай скорей, как дела. Сто лет тебя не слышала. Элли смеется.

— Все потому, что ты слишком занята тем, что доишь Уолкера. Я улыбаюсь.

— Ты права… причем и в прямом, и в переносном смысле. Она хохочет над моим ответом.

— Блэр, какая же ты бесстыжая! Впрочем, за это я тебя и люблю. Ладно. Пока мою девочку не обижают, мне плевать, что он такой напыщенный осел.

— Не обижают, сама знаешь. И вообще, мне казалось, что ты уже примирилась с его существованием, нет? — Хочется добавить, что я буду с ним вне зависимости от того, как он со мной обращается, но я молчу.

Уолкер мне нравится. Очень. Его член вызывает переживания, близкие к религиозному экстазу; он из тех парней, которых уважают мужчины и о которых мечтают женщины. Он до неприличия богат, и с ним я отрываюсь по полной. Но, видите ли, в чем фокус… звучит, конечно, ужасно, но я бы ни минуты на него не потратила, будь он нищее никто. Я не верю в любовь, но верю в практичность и достижение поставленных целей. Я хочу жить не просто хорошо. Я хочу жить роскошно. Легкая жизнь — вот моя цель. А с нищим никем ее не достичь.

Все упирается в приоритеты. Счастливый среднестатистический брак — любимый муж, два с половиной ребенка, домик в викторианском стиле в пригороде — не в топе моих интересов. Со временем маме надоест воспитывать детей и сидеть дома. Она все чаще начнет с тревогой задумываться, неужели отныне вся ее жизнь сводится к переглаживанию гор выстиранного белья. Папе надоест трахать одну и ту же женщину. Разочарованный и

неудовлетворенный жизнью, он, если не начнет ходить налево, то станет прикладываться к бутылке или, как вариант, попрекать семью деньгами, ведь ему пришлось стольким пожертвовать, чтобы обеспечить им достойную жизнь. Ну, а что касается тех двух с половиной детей, которые выглядят такими счастливыми на страницах глянцевых каталогов… За их милыми улыбками кроется одиночество и слезы из-за постоянного пренебрежения.

Спасибо, но мне такого счастья не надо.

Я кажусь вам расчетливой? И правильно. Я золотоискательница, а еще я не строю иллюзий. Любовь со временем чахнет… ну а бриллианты? Бриллианты — они навсегда.

Как положено циничной суке, я хочу успеть капитализировать свою красоту, пока и она не померкла.

— Не доверяю я ему, вот что, — слышу я голос Элли. — Мне хочется, чтобы тебе встретился хороший парень, который полюбит тебя за то, кто ты есть, а не за внешность.

Смеюсь, глядя на пролетающие мимо уличные огни. Такси набирает скорость.

— Элли, давай смотреть правде в глаза. Узнав, кто я есть, хорошие парни бросятся врассыпную.

Она молчит, потом отвечает:

— Я имею в виду, кто ты есть на самом деле. Кого ото всех прячешь. Если вспомнить все, что ты для меня сделала…

— Перестань. Серьезно, не понимаю, чем он тебе не угодил. Мы с ним отлично ладим. Расскажи лучше, как ты провела отпуск. — На две недели Элли уезжала к родным в Калифорнию.

Она недовольно сопит.

— Блэр, не меняй тему. Не знаю… Есть в этом Уолкере что-то настораживающее.

— Не надумывай себе лишнего. Нам с ним хорошо вместе. Это правда.

Я познакомилась с Уолкером в Homme, первоклассном ресторане в Мидтауне, где я работаю хостесс. Он зашел с приятелями на ланч и сначала увидел во мне всего лишь классную задницу, пригодную разве что для секса на скорую руку (впрочем, кто знает — может, он и сейчас так думает). Я же увидела дорогой костюм, не менее дорогие часы, а когда узнала его фамилию, то чуть не выпрыгнула из трусиков. Встретить такого парня для девушки вроде меня было все равно что найти утонувшую Атлантиду.

Под звон столовых приборов и мерный гул голосов я красовалась перед Уолкером, точно павлин, стоя за своей стойкой у входа.

И наконец перехватила его взгляд. По коже поползли мурашки.

Потом второй.

Внутри разлилось тепло. Третий.

Меня охватил огонь.

Мы переглядывались на протяжении всего ланча — просто не могли остановиться.

К моменту, когда Уолкер расплатился по счету, я была уверена, что перед уходом он попросит у меня номер телефона, как поступало большинство моих мужчин до него. Но он этого не сделал. Мало того, даже не взглянул в мою сторону, пока шел к высоким стеклянным дверям. Я смотрела, как его светлые, безупречно уложенные волосы золотом

сияют на солнце, а когда услышала рокот его смеха в ответ на чьи-то слова, внутри у меня все завибрировало.

А потом он просто взял и ушел.

Хотела бы я сказать, что в момент, когда он вышел за дверь, я выбросила его из головы, но это будет неправдой. Он занимал мои мысли весь день. Когда моя смена закончилась, я расцеловалась, прощаясь, с девушками-коллегами, подхватила свое пальто и вышла на улицу.

В тот же миг мое сердце остановилась. Я увидела его. Уолкера.

Он стоял, прислонившись к своему черному «БМВ», припаркованному через дорогу от ресторана, и смотрел на меня в упор — гладкие волосы разделены на пробор (прическа дурацкая, но на нем смотрелась отпадно), на губах играет самоуверенная улыбка. Он выглядел настолько великолепно, что моя внутренняя шлюха тотчас представила, как запускает пальцы в эти его отросшие волосы и скачет на нем верхом, как на механическом быке.

Перейдя дорогу, он не спеша зашагал в мою сторону. Остановился передо мной и просто сказал:

— Поехали.

Я была готова ответить «да».

Но знала: если я хочу, чтобы он относился ко мне по-особенному, давал мне все, чего я хочу, и выделял среди всех прочих доступных ему смазливых мордашек, мне нужно заставить его потрудиться. Я должна заставить его завоевать мое внимание. Разве гоняться не интереснее, чем ловить? Такие парни, как он, обожают охоту.

Поэтому я одарила его лучшей своей улыбкой — той, которая языком говорит «нет», а глазами «да».

— Извини, но во-первых, у меня свои планы на вечер, а во-вторых, я тебя даже не знаю. Он ухмыльнулся, в глазах засверкали блудливые огоньки.

— Почему-то я так и думал, что ты скажешь «нет».

Плавным, обольстительным жестом я провела рукой по своим длинным волосам. Он следил за мной пристальным взглядом.

— Какой ты умный. Ну, мне пора…

— Уолкер. Меня зовут Уолкер.

— Пока, Уолкер, — бросила я через плечо и пошла прочь.

И только дойдя до середины улицы услышала, как он кричит мне вслед:

— Учти, отказа я не приму!

Я остановилась и повернулась к нему лицом, положив руки на бедра.

— Да неужели? — С замиранием сердца я ждала ответа, чувствуя, как пальцы ног поджимаются в дорогущих лодочках Mary Jane. Видишь, Уолкер… насколько интересней гоняться?

На его лице медленно появилась вальяжная улыбка, сделавшая его похожим на самонадеянного ублюдка, кем он, в общем-то, и являлся. Но мне это понравилось.

— Ты дашь мне еще один шанс. А потом…

— Что потом?

— Полагаю, тогда и узнаешь.

И… все. После этих слов он дождался просвета в потоке машин, перешел дорогу, сел в свою машину и уехал, оставив меня стоять среди людской толчеи и смотреть, как он

уносится навстречу закату.

Я отказывала Уолкеру еще несколько раз, но он не сдавался. Напротив, преследовал меня все более агрессивно и целеустремленно. Как все хорошее в жизни, я стоила потраченного на меня времени, и он это понимал. А еще он сразу понял, что завоевывать меня нужно деньгами — подарками, ужинами в дорогих ресторанах, предложением снять новые апартаменты…

Он дал мне все.

Глава 5.

Шампанское и икра — вот, что целиком владеет моим вниманием, пока я ступаю по светлым деревянным полам зала Лилы Эйксон Уоллес в Метрополитен-музее. Гуляя между стендами, я притворяюсь, будто восхищена сегодняшней выставкой ювелирных украшений работы знаменитого дизайнера, имени которого я не помню. Слева от меня сверкает всеми цветами радуги бесценная бриллиантовая бабочка, справа поблескивает кобра, сделанная из каких-то черных камней. Прекрасные драгоценности мерцают в приглушенном освещении зала, заполняя пространство сиянием тысячи звезд. Взгляды исподтишка. Утонченная музыка. Шелест насмешек. Сплетени о всех и вся. Сливки общества общаются между собой и делают вид, что рады друг другу, но от них так и веет фальшью, презрением и чванством.

Таков мир Уолкера, и я его обожаю.

Стоя в уголке, где толпа реже, а музыка тише, я поглядываю на светловолосую голову Уолкера в противоположном конце зала. Он болтает с коллегами по работе и их женами. И выглядит безумно элегантно в своем черном смокинге, безукоризненно накрахмаленной белой сорочке и черном галстуке-бабочке — стоит каждого пенни своего трастового фонда. Золотистые волосы, разделенные пробором, сияют как солнце. Он безупречен.

Улыбаюсь. Да-а, сложно узнать в этом лощеном парне того, кто любит снюхивать с моих титек кокс в то время, как трахает меня с хардкор-порно на фоне. Он кажется таким недосягаемым, таким невозмутимым, но глаза выдают его, когда он начинает прочесывать цепким взглядом толпу. Он высматривает меня. А как же, ведь он наказывал не уходить далеко, когда вскоре после приезда сюда я отошла, чтобы он мог без помех пообщаться с друзьями. Я не люблю прилипал и сама стараюсь не быть такой.

Я перехватываю у проходящего мимо официанта третий бокал шампанского и пока раздумываю, что бы еще посмотреть, мой взгляд падает на нечто по-настоящему впечатляющее. На подушке из черного шелка, цветом как мои волосы, лежит фантастическое ожерелье с бриллиантами — кусочек рая, только руку протяни. Если, конечно, вы осилите цену.

Склонившись над защищающим ожерелье стеклом, я борюсь с желанием прикоснуться к холодной поверхности. Как зачарованная, рассматриваю переплетение платиновых шипов и листьев… В центре сверкает роза из красных бриллиантов — большая, размером с мою ладонь.

Чувствую движение — кто-то становится рядом. Не отвлекаясь на него или нее, я продолжаю любоваться преломлением света в камнях.

— Красивое, правда?

Ровный, повелительный мужской голос излучает абсолютную власть. Я не отвожу глаз от витрины. Назовите это шестым чувством, если хотите, но я почему-то знаю, что ни при

каких обстоятельствах не должна поднимать взгляд на этого незнакомца, разговаривающего таким тоном, словно он властелин мира.

— Да, — отвечаю коротко.

— Интересно, сколько оно стоит, — молвит он.

— Это неважно… Не представляю, кому оно по карману.

Он усмехается, и смех его еще приятнее голоса. Чувственней.

— Мне, например.

Его самоуверенность забавляет меня. Люблю наглых засранцев.

— Сомневаюсь.

— Не стоит. Я всегда говорю только правду. — Голос бесстрастен, однако не поверить его словам невозможно — они разом и утверждение, и приказ.

Внезапно шум в помещении начинает отдаляться. Смех, оживленные голоса, музыка оркестра — все это постепенно затихает, и наконец я слышу только один голос — его.

В это мгновение он становится единственным, что для меня важно.

— Правда — понятие субъективное, сэр.

— Правда — допустим. Но не деньги. За деньги можно купить все.

Его ответ — как удар током. Туман от шампанского в моей голове моментально рассеивается. Пульс учащается, от волнения становится трудно дышать. «Не смотри на него… не смотри…»

— О, неужели? — Мой тон пропитан сарказмом. Хотя этот тип совершенно прав.

— Разумеется. Я верю, что у всего, — он делает паузу, — и у всех есть своя цена.

Любопытство берет верх. Я поворачиваюсь к нему лицом… и осознаю долбаный масштаб совершенной ошибки. Когда наши глаза встречаются, я замираю, лишенная дара речи, и перестаю дышать. Мой собеседник выглядит так, что выражение «страсть с первого взгляда» обретает совершенно новый смысл.

В свои неполные двадцать три я не раз встречалась с крайне привлекательными мужчинами, но ставить в один ряд с ними этого незнакомца было бы несправедливо по отношению и к нему, и к ним. Красивое лицо в обрамлении непокорных темно-русых волос. Рассеянный взгляд зеленых, как долларовые банкноты, глаз. Нос с небольшой горбинкой. И рот, который так и хочется заполучить себе между ног. Его красота сурова и в то же время ошеломительно совершенна. Одетый в простой черный смокинг и белую сорочку с расстегнутым воротом, он излучает мужественность и врожденную грацию, напоминая черную пантеру перед прыжком. Эта его грубая, животная, бьющая изнутри энергия и привлекает меня больше всего. Потому что всего лишь стоя с ним рядом, я чувствую, что его слово всегда будет последним, а его желания — исполнены первыми. Такие, как он, не просят, а требуют. Не надеются, а берут.

Минуту он молчит. Его невероятные глаза держат меня в плену, они обнажают мою душу, и мне это неприятно. Я крепче сжимаю в руке хрустальный бокал. Хочу отвернуться

— и не могу. Стою и ежусь под его взглядом.

— Вот интересно… а у тебя она есть? — спрашивает он негромко, после чего отворачивается и снова принимается разглядывать ожерелье.

— Что? — не понимаю я, а потом цепенею. Он улыбается.

— Цена.

— Может и есть. Зависит от суммы, — отвечаю спокойно, а у самой сердце колотится

так, словно вот-вот выскочит из груди. Удивительно, но когда эти слова вылетают наружу, я не испытываю ни шока, ни удушающих волн стыда за то, что говорю на такие темы с совершенно незнакомым человеком.

Хотя, чему удивляться. Учитывая, кто я.

Пока он обдумывает мой ответ, а я выжидательно рассматриваю его профиль, мимо нас проплывает прохладное дуновение сквозняка. Меня пробирает дрожь. Покрывшись гусиной кожей, я уже хочу обхватить плечи руками, но в этот момент он медленно оборачивается и ловит мой устремленный на него взгляд. Время замирает. Я смотрю, как он поднимает свою большую загорелую руку и дотрагивается до моего обнаженного плеча. Кончики пальцев легонько разглаживают покрывающие его мурашки. Затем он улыбается, словно догадавшись, что от его обжигающей ласки по моей коже пошла трепетная волна, и отводит взгляд.

— Я так и подумал.

Мы стоим друг напротив друга еще минуту-другую, разделяющее нас расстояние настолько мало, что почти неощутимо. Я легко могу дотронуться до него, стоит лишь протянуть руку…

…Звук телефонного звонка, разорвав тишину, возвращает нас обратно в реальность. Незнакомец достает из внутреннего кармана смокинга сотовый и, мельком взглянув на имя звонящего, сбрасывает звонок. Потом снова поднимает глаза на меня.

— Прошу прощения.

— Все нормально. Мне нужно идти… я здесь не одна, — отвечаю, хотя уходить от него мне совсем не хочется.

— Да, хорошая идея.

Я хмурюсь. Вовсе необязательно быть настолько прямолинейным.

— Вот. — Двумя пальцами незнакомец протягивает мне какую-то карточку. Я раскрываю ладонь и чувствую укол острых уголков.

— Что это? — спрашиваю тупо.

— Очевидно, моя визитка.

— Да… но зачем?

Он улыбается одними губами, глаза непроницаемы.

— Скажем так, я заинтересованный покупатель.

И на этом он от меня уходит. Разворачивается и исчезает в море разноцветных вечерних платьев и черных костюмов. Вновь окруженная шумом вечеринки, я опускаю взгляд на карточку кремового цвета, которая лежит у меня на ладони. Минимализм дизайна привлекает внимание к имени, набранному жирным шрифтом.

Лоренс Ротшильд.

Я с улыбкой провожу по имени пальцем. Все зависит от того, сколько вы готовы заплатить, мистер Ротшильд.

***

Еще не оправившись от этого неожиданного знакомства, я натыкаюсь взглядом на Уолкера. Он все на том же месте и с теми же людьми. Нервно поправляю волосы, пытаясь успокоить звучащие в голове голоса. «Мне вернуться? Мы еще увидимся?» Боюсь не выдержать и отправиться на поиски мистера Ротшильда — что делать, я непостоянна — и

потому решаю не искушать судьбу и поскорее присоединиться к Уолкеру и его друзьям.

Я иду, и все взгляды устремлены на меня, восхищенные ли, осуждающие — неважно. Я неприкасаемая. Но это не отменяет того факта, что все они словно приклеились к моему порочному телу. Тонкий слой кружева не скрывает мою бледную кожу, а скорее выставляет ее напоказ.

Уолкер тоже глядит в мою сторону. Голубые, как льдинки, глаза прикованы к моим, они темнеют от желания. Мы улыбаемся друг другу. Ни один не может отвести взгляд. Пока мы трахаем друг друга глазами, в моем сознании вспыхивают грязные, вульгарные картинки — я представляю его член… в том месте, где хочу его прямо сейчас. Рот Уолкера медленно растягивается в самодовольной ухмылке, такой же аппетитной, как и обещание сладчайшего из грехов на его лице, и я точно взмываю над полом. Расстояние между нами сокращается… гул разговоров становится все громче… я теку, предвкушая его вкус на своем языке…

И решаю не выбрасывать визитку мистера Ротшильда. Кто знает, когда придет время делать апгрейд.

Я встаю рядом с Уолкером, его рука тянется к моей, смыкается с моими пальцами, притягивает меня к нему. Он склоняется над моим голым плечом, дует на кожу, а потом целует.

— Я уже начал гадать, не украл ли тебя кто, — шепчет он мне на ухо. Я бросаю на него косой взгляд, на моих губах играет легкая улыбка.

— Но я ведь здесь, разве нет?

— Да, детка. — Он усмехается. — Конечно.

Люди вокруг нас покашливают. Мужчины, которые видели, как он пометил собственническим поцелуем мое плечо, не сводят с меня глаз, пока их спутницы делают вид, что меня не существует.

— Фу, Уолкер, идите уединитесь, — цедит какая-то девушка. Моя ровесница, она чем- то похожа на меня — такая же бледная, черноволосая, но плоская и холодная, как зима.

— Познакомьтесь, это Б…

— Так вот, Элинор, как я уже говорила, пока Уолкер не перебил нас… — Девушка отворачивается, демонстративно игнорируя мое присутствие и то, что Уолкер собирался меня представить.

Уолкер сжимает мою ладонь, но не произносит ни слова в мою защиту. Внезапно я ощущаю себя маленькой и уязвимой. Хочется отойти от него, заслониться руками, а потом без оглядки сбежать. Наверное, я не настолько непробиваемая, как мне казалось…

Уже настроившись уйти, я замечаю краем глаза, что девушка по имени Элинор давится смехом, и благодарю Бога, потому что ее смех разжигает во мне огонь. Огонь ярости, которая может выжечь все на своем пути. Я это уже проходила. Надо мной издевались, меня целенаправленно игнорировали и высмеивали, но на этот раз я не позволю одержать над собой верх. Нет. Я больше не та беззащитная девочка. Отчасти я, наверное, сама виновата — из-за своего платья, из-за того, что разрешаю трогать себя на людях, — однако это не дает этим людям права хамить мне, практически незнакомому человеку. Я ничем не заслужила жестокого отношения, но если Элинор нужна причина, чтобы сучиться на меня — она ее получит. Не вопрос.

Выпустив руку Уолкера, я провожу ладонями по бедрам — вроде как поправляю платье, но на самом деле хочу привлечь внимание к изгибам своего тела. Возвращаю на место дразнящую улыбку и смотрю на мужа Элинор в упор. Получи, сучка. Он сразу же салютует

мне бокалом шампанского. Пожирая меня глазами, делает глоток — похоже, кое-кто ждал этого момента весь вечер, — и тогда я нарочито медленно провожу языком по губам, точно искушая его выпустить шипучую жидкость мне в рот. Он доволен; в глазах сверкает похоть, член наверняка уже стоит в этих его черных штанах. Он явно из тех, кто в постели поручает всю работу женщине, а сам лежит на спине и пыхтит, какая она нехорошая, нехорошая девочка. Скука.

Жена дергает его за рукав. Ее хорошенькое личико искажено ревностью, на щеках выступили красные пятна злости. Я удовлетворенно хихикаю. Эта сцена согревает мое каменное сердце. В моих силах рассорить их по-настоящему. Стоит лишь подать намек этому джентльмену, раздевающему меня взглядом, и встретиться с ним в укромном уголке…

Но я не буду этого делать. Мне нечего им доказывать. Нечего.

Я уже собираюсь отвернуться, когда Уолкер кладет руку мне на задницу. Его ладонь плотно, точно вторая кожа, обхватывает мою плоть, а средний палец начинает потирать бедро, медленно пробираясь под юбку к моему горячему естеству. Тесно окружающая нас толпа — идеальное прикрытие для его действий.

— Мне не нравится, как Артур на тебя смотрит, — шепчет он мне на ухо. И входит в меня пальцем.

Я гляжу перед собой — ничего не вижу, только чувствую — и пытаюсь сфокусировать взгляд на красивом темноволосом мужчине, который держит под руку похожую на меня девушку. Уолкер прав. Как и муж Элинор, он не сводит с меня глаз.

— Он хочет тебя. — Уолкер проталкивает палец до упора. Мне больно, но это приятная боль. Она посылает вниз по позвоночнику холодок, от нее дрожат пальцы, когда я подношу бокал с шампанским к губам.

Я делаю глоток.

— Они все хотят меня. Всегда.

Как только я произношу эти слова, мною овладевает тоска… и чувство пустоты. Они хотят мое тело, мое лицо, мой рот, но что лежит за всем этим, никому из них не интересно. Потому что там ничего нет.

— Очень плохо.

Не обращая внимания на то, что люди наблюдают за нами и, возможно, прислушиваются к нашему разговору, Уолкер наклоняется и кончиком носа проводит по моей шее, а потом тихо произносит:

— Я хочу тебя трахнуть.

Не самое романтичное признание, однако же я краснею. Уолкер выпрямляется, медленно вытягивая из меня свой палец.

— Классно, что повидались, — обращается он к группе своих знакомых, — но боюсь, нам с Блэр пора уходить. — Взглянув на меня, он прибавляет: — Мне надоело ею делиться.

И снова неловкий кашель, презрение, косые взгляды… Унижение.

— Доброй ночи. Приятно было увидеться. — Мои слова адресованы всем, но смотрю я только на жен.

Уолкер ловит меня за талию, и мы уже уходим, когда черноволосая девушка открывает

рот.

— Уолкер, на одно слово. Ты не забыл, что во вторник мы с Артуром устраиваем

вечеринку в честь возвращения Эммы из Европы? — говорит она ему, злобно улыбаясь в мою сторону.

Он крепче прижимает меня к себе.

— Не забыл. Я приду.

Обычно мне все равно, чем он занимается в свое время, но от того, с каким триумфом в глазах смотрит на меня эта девушка, в моей груди завязывается узлом какое-то неприятное чувство.

***

Когда мы выходим из музея, оставляя весь этот кошмар позади, нас приветствует темное, освещенное городскими огнями небо. В мои уши врываются звуки ночной жизни большого города: сердито сигналят желтые такси, из опущенных окон проезжающего мимо автомобиля грохочет хип-хоп, курьер на велосипеде раздраженно дребезжит звонком, разгоняя толпу на своем пути. Из белых пакетов на его багажнике пахнет китайской едой.

Наши рекомендации