Часть 1. Гайки, шестеренки 10 страница

— Очень приятно.

Но руки мне не протянула. Улыбка с лица исчезла, девочка стала сосредоточенной и холодной. А моя Принцесса искренне и радостно улыбалась ей, говоря:

— Как ты неожиданно пришла! Ты давно уже так не делала.

— Я соскучилась, — впервые ответная улыбка хоть немного могла принадлежать ребёнку. — Что, нельзя?

— Можно! Нужно! Я как раз о тебе думала! — соскочив со ступеньки, Вэрди поцеловала странную холодную девочку в щёку. — У нас скоро завтрак! Будешь с нами? Я купила апельсины и яблоки!

— А раньше я их тебе приносила… — медленно отозвалась Сильва.

— Это Скай дал нам денег, — Вэрди кивнула на меня. — А ещё он нас спас от Котов, а ещё…

— Так вы герой? — девочка вновь вскинула на меня глаза.

Странно, но что-то заставило меня встать. Отгоняя неприятное чувство, будто со мной разговаривает царственная особа, я спустился со ступенек и положил руку на плечо Вэрди. Глядя незнакомой девочке в лицо, я произнёс:

— Не герой. Они помогли мне… а я стараюсь помогать им. Вы живёте в городе. И я прошу вас никому…

— Конечно, я же не совсем дурочка, — Сильва снова улыбнулась — вполне дружелюбно, но всё равно настороженно. — И мне можно говорить «ты».

— Хорошо, — я кивнул и наконец протянул ей ладонь.

Маленькая бледная ручка с аккуратным маникюром пожала её со сдержанной приветливостью. Невольно я замер взглядом на ухоженной коже между большим и указательным пальцем. Татуировки не было. Сильва, перехватив мой взгляд, выдернула руку — очень резко. И тихо, серьёзно спросила:

— Откуда ты? И почему ты не среди взрослых?

— Он потерял память, — ответила за меня Вэрди. — Ударился. И ему нужна помощь. Может быть, твой папа…

Сильва чуть нахмурилась:

— Если мой отец узнает, что я всё ещё общаюсь с тобой, ему это не понравится. Он ведь запретил.

— А ты не можешь сказать, что Скай твой друг?

Девочка смутилась, окинув меня оценивающим взглядом. И покачала головой:

— Он… ему не понравится, что у меня такие друзья. Он считает, что у меня вообще нет друзей.

— Жалко… — тихо сказала Принцесса. И взяла меня за руку. — Ну ничего. Спасибо.

Сильва окинула меня ещё одним долгим взглядом. Казалось, она о чём-то думала, и мысли эти едва ли были весёлыми. Да… сейчас я заметил ещё одну «взрослую» деталь – поперечную морщинку между тонких бровей. Наконец девочка, видимо, приняв какое-то решение, медленно заговорила:

— А вообще… я пришла не совсем просто так, Вэрди. Помнишь, ты просила меня кое-что узнать?

— Когда и что? — удивилась Принцесса.

— Ну, приходил твой приятель, изобретатель, и спрашивал…

— Я не посылала к тебе Алана, — возразила девочка. И я увидел, как её кулаки снова сжимаются. — Когда он приходил?

— Неделю назад… или чуть больше, — медленно ответила Сильва. — Папы не было дома, мы немного поговорили через ограду. Алан показывал мне странные очки и спрашивал, не занимался ли чем-то подобным мой отец, и я думала…

— Я знаю об очках, — перебила Вэрди. — Но я не просила спрашивать, думала, это просто какая-то дурацкая штука, игрушка…

Сильва неожиданно снова нахмурилась:

— Нет, Вэрди. Это… не совсем игрушка. Позови своего изобретателя. Я думаю, ему лучше это услышать, как и тебе.

Комиссар

[Надзорноe управлeниe. 08:13]

Услышав шум с улицы, Рихард открыл глаза и уставился в облупленный потолок. Судя по серости за окном, могло быть и четыре утра, и шесть. Комиссар приподнял руку и потёр лоб. Попробовав пошевелиться, он ощутил тяжесть. На ногах удобно устроился и сопел Спайк.

— Идиллия... — раздраженно пробормотал Рихард и безуспешно попытался спихнуть пса на пол.

Когда это не удалось, комиссар взглянул на Ларкрайта. Тот спал в кресле в другом конце комнаты, низко уронив голову — лицо почти полностью закрыли растрепанные волосы.

На столе тихо трещала рация. Патрульные должны были вернуться уже через час, через полтора обычно подтягивались остальные сотрудники. Вздохнув, Рихард все-таки освободился от недовольно заворчавшего во сне Спайка. Встал и потянулся, пытаясь хоть немного размять онемевшую спину и ноги. Определённо, он был уже не в том возрасте, чтобы позволять себе такие ночи. С дежурствами нужно поступать так, как поступали комиссары в других управлениях — спихивать их на тех, кто моложе. Справедливость справедливостью, но всё-таки…

В рации что-то зашумело.

Рихард поспешно вышел в свой кабинет и прикрыл дверь.

— Как слышно? — тихо спросил он, нажимая на кнопку приёма. — Новости есть?

— Мы ничего не нашли.

Голос дрожал: чувствовалось, что патрульный очень опасался гнева комиссара. Но у Рихарда сейчас не было ни настроения, ни сил орать. И он просто сказал:

— Сменяйтесь.

После чего отключил рацию и вернулся в комнату. Подойдя к дивану, осторожно похлопал Карла по щеке:

— Вставай.

Тот медленно открыл глаза, глядя на Рихарда снизу вверх.

— Ты можешь идти домой. Наша смена закончилась, скоро все подтянутся.

— А… — начал Карл.

Ланн догадался по лицу, какой вопрос последует, и, покачав головой, сказал:

— Они её не нашли.

Карл резко сел, отпихивая подошедшего Спайка. Пёс тут же залился лаем. Не обращая на него внимания, инспектор взглянул в глаза комиссару:

— Я… простите, я обещаю….

— Перестань, — Рихард улыбнулся. — Я знаю, что это не твоя вина. Знаю.

— Мы её найдём. Я найду.

Комиссар опять покачал головой. Он в этом сильно сомневался. И старательно гнал мысли об Аннет... До того времени, пока хоть что-то в судьбе этих заражённых детей не прояснится. Да... его дочь тоже была «крысёнком». И, вспоминая об этом, он ощущал тошноту. Он хотел найти её. И одновременно не был уверен, что переборет себя и сможет подойти к ней. Страх не отступал. Он слишком хорошо помнил, как умирала Виктория.

Забрав с дивана плащ, Рихард начал расправлять его. Говорить не хотелось, не хотелось и думать. Ланн взял сигарету, чиркая спичкой, невнятно пробормотал:

— Выйду за газетой. Посмотрим, что интересного произошло за ночь. Поставь чайник.

С этими словами он распахнул дверь, в которую тут же ринулся Спайк. Понаблюдав немного, как пёс носится по промерзшему газону, Рихард пересёк двор и пошел по улице.

Район казался безлюдным. А впрочем, безлюдным был почти весь город. Наиболее заселённой считалась западная окраина — там, где на месте опустевших многоквартирных домов возводились особняки министров и приближённых президента. Самым крайним, граничащим с пустырем, был дом Гертруды Шённ. И практически все, кому удавалось заработать приличные деньги, старались селиться как можно ближе к этому «городку правящих». В обманчивой тени правящих и под обманчивой защитой. На случай, если… а вот что «если» — не знал никто. Знали только, что эта опасность связана с «крысятами».

Рихард вошел в небольшой магазинчик печати и оглядел полки. Там практически не было детских журналов, детских альбомов, книг, школьных принадлежностей. Ничего удивительного, по тем же причинам в здешних продуктовых магазинах не было никаких сладостей. Ведь на улицах редко услышишь детские голоса, да и у взрослых не хватало денег на шоколад. Те, кто решился завести детей, уж точно выбирали местом своей жизни запад. Будто надеялись, что там их «новые» дети не превратятся в «крысят».

Рихард купил газету и несколько ручек, все как-то разом закончились. Подумав, добавил к этому ещё пачку сигарет. Уже идя назад, он невольно взглянул через стекло на полки продуктового. Пусто. И даже странно, что он помнил времена, когда все было по-другому — по улицам ходили люди, школа в 14-м доме не стояла заколоченной и туда бежали дети, а в магазинах продукты хоть и не отличались особым разнообразием, но были. Всегда.

Когда он вернулся во двор управления, Спайка там уже не было. Пройдя в здание, Ланн сразу увидел на полу следы грязных лап и вздохнул: убирать здесь будут только ночью — в свою смену он не терпел посторонних.

Карла он нашёл в небольшом помещении, заменявшем им кухню и столовую, — оно было тесным, и все, кто работал в управлении, никогда не смогли бы уместиться здесь, поэтому обедать ходили по трое или четверо. А сейчас, когда кухня была только в их распоряжении, она показалась даже просторной.

Пройдя и сбросив плащ на спинку стула, Рихард прислонился к стене и снова закурил, наблюдая за Карлом. Когда тот поставил на стол две кружки, Рихард неожиданно улыбнулся и тут же заметил во взгляде инспектора лёгкое беспокойство:

— Что?

— Ничего, — невнятно отозвался Ланн и, пройдя к холодильнику, достал из него сыр и колбасу. Взяв большой нож, он сел за стол и снова посмотрел на Ларкрайта. Тот оперся ладонями о деревянную поверхность стола:

— И всё-таки… почему вы улыбаетесь? Вы злитесь на меня?

Рихард невольно засмеялся и затушил недокуренную сигарету в каком-то блюдце:

— Интересно, как тебе удается что-то расследовать, Карл? Твоя логика явно хромает. Достань хлеб.

Молодой человек развернулся и направился к буфету. Вернувшись, он сел напротив Рихарда, и тот протянул ему газету:

— Посмотри, что там. Если есть что интересное, читай вслух.

Молодой человек нацепил очки и склонился над газетой — волосы тут же упали на лоб. Рихард снова не удержал улыбки, но Карл её не заметил: что-то привлекло его внимание.

— Тут пишут… — медленно начал он, — что военный министр Свайтенбах во время позавчерашнего визита в одну из военных частей страны упал в обморок.

Рихард поднял глаза и заинтересованно спросил:

— И в чём причина?

Некоторое время Ларкрайт молчал. Ланн придвинул к себе батон и отрезал несколько кусков хлеба. Молодой человек прищурился, взгляд быстро бежал по строчкам:

— Пресс-служба объясняет это переутомлением и напряжённой работой. Тем не менее, проверенный источник из администрации сообщает, что обмороки и неожиданные приступы болей в последнее время стали для министра почти обычным делом и… учащаются. Но вопроса об отставке по состоянию здоровья Готлиб Свайтенбах пока не поднимает.

— Как же… — Рихард разложил бутерброды на тарелке, — поднимет он…

— Как думаете, что с ним может быть?

— Чёрт его знает… — Ланн обхватил ладонью приятно тёплую кружку, — глядя на него, я сказал бы, что высыпалось уже слишком много песка. Но то же я могу сказать про многих из тех, кого Гертруда держит возле себя.

Ларкрайт улыбнулся, хотел ответить что-то... и неожиданно отдёрнул руку от тарелки, к которой только что потянулся, и со стоном схватился за горло. Сгибаясь пополам, опрокидывая кружку, он захрипел и вцепился другой рукой в край стола.

— Что с тобой? — Ланн, вскочив, моментально оказался рядом, вглядываясь в лицо инспектора.

Не отвечая, Карл закрыл глаза, на несколько секунд замолчал, но тут же новый хрип вырвался из его горла.

— КАРЛ! — Рихард попытался разжать стискивающие горло пальцы молодого человека.

— Она… — прошептал Ларкрайт, — она убивает меня….

Наконец Ланну удалось расцепить трясущуюся руку со вздувшимися венами и крепко стиснуть ее. От ужаса его словно парализовало, но оцепенение прошло быстро. Свободной рукой он уже лез в карман за телефоном, собираясь вызывать скорую. Но всё закончилось так же быстро, как и началось: тонкие пальцы Карла дрогнули. Молодой человек удивлённо взглянул на свои упавшие на стол очки и спросил:

— Что такое?

Ланн непонимающе уставился на него:

— Ты только что…

— Мне стало нехорошо… — Ланн отпустил его руку и Карл потёр лоб, потом поморщился, коснувшись своей шеи. — Голова заболела, и…

— Ты душил себя, — тихо произнёс комиссар. — И говорил, что она убивает тебя. Кто?

— Я… — Ларкрайт глубоко вздохнул, — ничего не помню.

Комиссар бросил тяжелый взгляд на его побелевшее ещё сильнее лицо, на бескровные губы и выступившие от боли слёзы. И покачал головой:

— На секунду мне показалось…

— Что?

— Неважно… — медленно ответил Ланн, закусывая губу. — Как ты?

— Нормально, комиссар. Наверно, я просто не выспался. Не беспокойтесь.

— Ты ведь тогда спас от Котов крысёнка, да? — спросил Рихард.

— Это было больше недели назад… — понимая, к чему Ланн клонит, инспектор отвёл глаза и придвинул к себе кружку. Рихард внимательно наблюдал, как жадно он пьёт, и хмурился всё сильнее. — Это не…

— Ты ведь не можешь знать этого точно, верно? И не забывай, что сами Джина и Леон Кац тоже болеют этим.

— Ничем они не болеют! — довольно раздражённо отозвался молодой человек. — Вы ведь сами в это не верите, вы побежали за Аннет! Вы хотите вернуть вашу дочь, и….

— Я в этом уже не уверен… — с усилием отозвался Ланн. — Зато точно знаю, чего НЕ хочу. Чтобы что-то случилось с тобой. Поэтому даже не думай близко подходить к кому-либо из этих детей.

— Даже… к вашей дочери?

Рихард молчал около полуминуты. Ему казалось, что земля уходит из-под его ног. В висках стучало, что-то странное происходило с его рассудком. Будто он смотрел в зияющую пустоту — ту, которая сквозила в его собственной груди и которую он пытался заполнить. Наконец с тяжёлым вздохом он покачал головой:

— Особенно к ней. Потому что если ты погибнешь из-за неё…

— Герр Ланн…

— Молчи и слушай, — процедил сквозь зубы комиссар.

Ларкрайт покорно опустил голову, сжимая кулаки.

— Пожалуйста. Я не хочу лишиться ещё и тебя.

Карл медленно кивнул. Комиссар улыбнулся:

— А теперь…

— Я поеду домой, — тихо сказал Карл.

— Подожди. Я отвезу тебя.

— Не нужно…

— Нужно.

Ланн ожидал новой вспышки сопротивления. Но Ларкрайт вдруг лишь устало улыбнулся:

— Хорошо, комиссар… спасибо.

И это тоже было плохим знаком. Ланн улыбнулся в ответ. Но тревога не оставляла его. Он не мог забыть, что Карл произнёс те же слова, что и Виктория в ту рождественскую ночь. «Она убивает меня….»

Маленькая Разбойница

[Восточная Жeлeзнодорожная Колeя. 14:20]

Сильва опустилась на вагонную лавку и придвинула к себе чашку с чаем:

— Ему сколько?

— Тридцать один, кажется, — тихо отозвалась я.

Мы сидели в одном из пустых вагонов и ждали: Сильва попросила Ская найти Алана. Что подруге было нужно от него, я не поняла, но судя по тому, как сердито она хмурилась, ничего хорошего. Про себя я проклинала изобретателя всеми возможными словами: зачем, зачем он сунулся к дому Леонгарда? А если папа Сильвы его видел? Хотя… это ведь всего лишь папа Сильвы. И он всего лишь не разрешает нам дружить.

— Ты… доверяешь ему? — Сильва посмотрела на плавающие в поцарапанной щербатой чашке хвоинки.

Я нахмурилась, тоже глядя на них. Лес был не так далеко от нашего лагеря, а вдоль одного из берегов озера ели нависали над водой — земля под их корнями постепенно размывалась, и они всё больше клонились вниз, как старухи и старики. Чай с хвоей — не самое страшное, мы к нему привыкли. Это было даже здорово — елочные иглы приятно пахли. А вот Сильва явно была не в восторге: сморщила свой тонкий нос.

— Вэрди? — окликнула она меня.

Не такого разговора о Скае я хотела. Теперь вообще жалела, что спросила ее: «Ну, как он тебе?», как только он выпрыгнул из вагона.

Сейчас моя подруга смотрела на меня как-то странно. Я знала этот взгляд — такой был у матери, когда я рассказывала ей что-нибудь, что казалось ей несусветной глупостью. И, как и тогда, я, слегка рассерженная и раздраженная, упрямо сжимала кулаки, но никак не могла заставить себя взглянуть ей в глаза:

— Да. Я ему доверяю.

— А ты не думала о том, что его могли подослать, чтобы вас переубивать или переловить?

— Чушь, — отрезала я. — Когда на нас напали Коты…

Сильва вдруг переменилась в лице, став ещё бледнее:

— На вас… — выдавила она, — нападали? Кто такие Коты?

— Брось, — я удивлённо махнула рукой. — Брат и сестра, Джина и Леон Кац. Сестра одноглазая. Они гонялись за нами до того, как «антикрысиные» декреты были сняты. Неужели ты не помнишь?

— Ты же знаешь. Папа старался держать меня подальше от всего этого… — медленно ответила Сильва. — Они… схватили кого-нибудь?

— Нет, — я покачала головой. — Скай нас защитил. Я совсем не ожидала. Но он…

— Будь осторожнее, Вэрди, — тихо произнесла подруга. — Или… ты уже забыла, что нам в детстве запрещали говорить с незнакомцами?

— Мы были детьми четырнадцать лет назад, — чуть резче, чем хотела, ответила я.

— А кто-то, может, уже и тогда не был ребёнком… — отозвалась Сильва.

Невольно я внимательнее посмотрела на нее. И остро ощутила, что что-то не так. Моя маленькая подруга, избалованная папина дочка куда-то делась. Сидевшей передо мной было не двадцать восемь — наш реальный с ней возраст. Нет. Больше. И в глазах, почти абсолютно чёрных, я видела странную тоску и непонятный ужас. Сильва так же внимательно и пристально смотрела на меня, и почему-то мне казалось, что она видит то же, что и я. Пугающее, неожиданное превращение, случившееся очень давно, но по какой-то нелепой случайности понимание этого… обрушилось на нас только сейчас. Превращение, от которого…

— Вэрди, прости, — заледеневшие руки стиснули мои. — Я не должна была такое говорить, я совсем ничего…

— Ты даже не представляешь, какой он, — тихо перебила я. — Он меня совсем не знает, но ещё никто и никогда не был со мной таким. С ним мне кажется, что я…

Слова давались с трудом, комом вставая в горле. Все эти мысли не давали мне покоя, говорить с кем-то об этом я не могла. Но сейчас с усилием закончила:

— … что я не крысёнок. Что я женщина. И что я кому-то нужна.

— Я просто боюсь за тебя, — ответила Сильва. Её пальцы в моих руках дрожали так же, как и голос, и были совсем холодными.

Я знала, что это ложь. Не боится. Привыкла. Знает, что со мной ничего не может случиться. Ведь я же никакая не Принцесса, а самая настоящая Разбойница. Сильва не склонна к страхам, у Сильвы железные нервы… В очередной раз я против своей воли вспомнила, что дома Сильву ждёт уютная комната, хорошая еда и папа. И в очередной раз с трудом сдержала горькую усмешку. Покачав головой, я встала и выглянула на улицу, под мелкий колючий снег.

— Не нужно бояться.

— Только не… не влюбляйся в него, слышишь?

— Поздно, — глухо отозвалась я.

— Вэрди...

— Они идут, — перебила я.

Скай влез в вагон первым, понурый Алан ― за ним. Заметив Сильву, он неожиданно поджался и замер, как нашкодивший пёс. Но моя подруга не двинулась с места, и мальчик, тряхнув растрепанными светлыми лохмами, неуверенно приблизился:

— Ты узнала?

— Узнала, — ответила она, залезая в свою плоскую кожаную сумочку и вынимая оттуда картонную папку. — Но я нашла очень немногое. Проект… — она бросила взгляд на очки, — назывался «Линии силы». Вы можете почитать.

Ал открыл папку. Первым, что я увидела, был чертёж очков, дальше шли характеристики:

О п и с а н и е____п р и б о р а: очки, сквозь которые просматриваются диоспектральные связи между индивидуумами. Первый улавливатель, действующий не на магнитное и не на электрическое, а на эмоциональное поле.

А п п а р а т н о е____о б е с п е ч е н и е: интегральный чип модели Emc-656789-b, две простые пальчиковые батарейки расширенного цикла, кнопочная система управления.

М е х а н и з м____р а б о т ы: связи прослеживаются на базе биопсихических волн, исходящих от конкретного индивида и направленных на других. Регулятор мощности позволяет видеть как сильные, так и слабые эмоциональные волны.

Р а с п о з н а в а е м ы е____в и д ы____с и г н а л о в:

Родительская привязанность (кодовый цвет белый)

Дружеская связь (кодовый цвет зелёный)

Влюбленность (кодовый цвет розовый)

Половое влечение и сексуальная связь (кодовый цвет красный)

Антипатия (кодовый цвет синий)

Экстрасенсорика и ментальное взаимодействие с нематериальными сущностями (кодовый цвет фиолетовый, направление строго вверх или строго вниз)

Р а с п о з н а в а е м ы е____т и п ы____с и г н а л о в:

Двусторонний (тип линии — ровная и плотная, циркуляция не различима, так как идет обоюдно).

Односторонний (тип линии — прерывистая, видна циркуляция в сторону реципиента).

О к а з ы в а е м о е____в л и я н и е: нейтральное.

— То есть… через эту штуку… можно увидеть, что и к кому мы чувствуем? — спросила я и перевела взгляд на Алана: — Не смей на меня через них пялиться!

— А ты не смей на меня, — буркнул он и посмотрел на Сильву: — А зачем была эта штука твоему отцу?

— Я не знаю, — ответила она и, видимо, желая сразу пресечь возможные просьбы, прибавила: — Если честно, я не совсем уверена, что мне стоит об этом спрашивать. Папа не любит обсуждать всё, что делает на работе. Он очень устаёт. И он привык, что меня это не интересует.

Я перелистнула страницу. На второй снова шли какие-то схемы, их было очень много. Они продолжались и на третьей, пояснения и формулы были мне не понятны. Но зато на четвертой я нашла кое-что.

П о т е н ц и а л ь н ы е____в о з м о ж н о с т и: управление чужими эмоциями, замыкание силовых линий, воздействие на мозговые волны. Необходимо исследование контризлучения.

Ведётся разработка манипулятивного устройства «Чёрный ящик».

— Почему-то мне кажется… — медленно начал Скай, — что это не очень безопасная вещь. Лучше спрячь её, Алан.

— Да брось, это же просто очки! — раздраженно огрызнулся тот.

— С помощью которой ты сможешь увидеть, в кого я влюбилась или кто мне не нравится? — возмутилась я. — Да, это очень просто, на каждой помойке валяется! Отдай их.

— Для того чтобы сказать, в кого ты втюрилась, мне даже не нужны очки, — Алан резко выдернул из моих пальцев бумагу и отскочил.

— Алан, заткнись! — я сделала к нему шаг. — И слушайся меня!

— Ты мне не мать, — отрезал Ал. — Я собрал их сам, и они мои.

— Я твой вожак! И если тебя это не устраивает…

— Я могу уйти.

— Нет. — Скай неожиданно вырос между нами и опустил руку Алану на плечо. — Ты никуда не уйдёшь. Ты извинишься перед Вэрди, а она извинится перед тобой.

— Я что-то забыл… ты что, мой папаша? — изобретатель дернулся, но не смог вырваться. — Тебя я уж точно слушать не обязан. С чего это?

— С того, — голос лётчика звучал холодно и абсолютно ровно, — что как только ты выйдешь в город в следующий раз, Коты проломят тебе голову или… — он полез в карман, — сделают с тобой вот это.

Он сунул в руки Алана газетную страницу. Мальчик неохотно ее развернул. Но от одного взгляда на заголовок его глаза буквально округлились от ужаса:

ЗА ЭТУ НЕДЕЛЮ «ШЕСТЬ «КРЫСЯТ» С ЧАСТИЧНО ИЗЪЯТЫМИ ВНУТРЕННИМИ ОРГАНАМИ ОБНАРУЖЕНЫ НА БЕРЕГУ РЕКИ. КТО ОРУДУЕТ В ГОРОДЕ? КТО БУДЕТ СЛЕДУЮЩИМ? И КАК РАСПОЗНАТЬ ГАМЕЛЬНСКОГО МАНЬЯКА?»

Это что? Остроумная шутка про гамельнского маньяка… я ведь тоже читала в детстве эту историю. Но сейчас я ощутила сначала спазм в желудке, потом подступившую тошноту.

— Откуда это у тебя? — глухо спросила я.

— Вчера увидел в магазине, — тихо отозвался он. — Я не хотел вас пугать, но… — впервые во взгляде, брошенном на Алана, всё же промелькнуло раздражение, — видимо, иначе никак.

Я посмотрела на них, потом на Сильву. Она слушала со странной настороженностью, но тут же опустила глаза. Наверно, она тоже испугалась... во всяком случае, руки у неё вновь задрожали.

— Отдай. Это. Мне, — отчеканил Скай. Не дождавшись реакции, сам сдёрнул очки с головы Алана. — Вот и отлично.

— И что же ты будешь теперь делать, шпионить за нами? — снова вскинулся Ал и встряхнул газетой. — А не ты ли это часом… — он выразительно ткнул в заголовок. — Пока ты не приехал, у нас такого не было!

Я ожидала, что Скай ударит его. Но тот стоял неподвижно, спокойно держа очки в руке. Во взгляде светлых глаз опять не читалось эмоций, произнесённое в ответ слово тоже было бесцветным:

— Извиняйся.

— Перед тобой? А если я тебе не верю?

— Перед Вэрди.

— За что это?

— За то, — вмешалась я, — что ты не послушался меня, пошёл в город да ещё и обманул Сильву!!! Больше ты у меня из лагеря ни ногой. Иначе — убирайся. Прямиком к Котам, они наверняка рыщут по всему городу.

Алан опустил голову. Да что с ним происходит? Не глядя на меня, он спросил Сильву:

— Я могу оставить эти схемы? Я хочу их изучить, у меня есть мысль…

— У тебя два дня. Потом вы должны вернуть их, я боюсь, что отец хватится, — ответила Сильва, вставая. — И… только при условии, что ты извинишься. Понял?

Ал повернулся ко мне:

— Извини, Вэрди. Я буду тебя слушать. Я постараюсь. И Робину тоже скажу, чтобы он не убегал.

— Хорошо.

Я знала его достаточно и понимала, что он не успокоился. Может быть, несколько дней и посидит спокойно с этими бумагами, но потом снова куда-нибудь влезет. Боже, ну почему… стоит мне лишь представить, что он попадётся Джине, у которой с ним счёты, как паника становится просто невыносимой, хочется бежать из города, может, до самой границы, пусть меня там застрелят. А если Коты смогут узнать у Алана, где мы прячемся… Я пошатнулась.

— Тихо, — теплая сильная рука, обнимая, легла на мои плечи. — Что с тобой, принцесса?

Не способная больше держаться, я прижалась к Скаю, коснувшись щекой кожаной куртки. Плевать, пускай все смотрят, пускай Сильва поднимает брови. Его пальцы чуть крепче сжали мое плечо, и я наконец выдавила:

— Ничего, — вспомнив недавние слова Ская, я в упор глянула на Ала: — Я не буду перед тобой извиняться, Алан. И если ты ещё раз в чем-то обвинишь его, — я указала глазами на лётчика, — я оторву тебе башку. Забыл уже, как сопел и пускал слюни, прячась за его спиной от Кацев?

— Как интересно... — слегка растягивая слова, с усмешкой произнесла Сильва.

Алан опустил глаза, заливаясь краской. И я снова ощутила это безотчетное мерзкое торжество. Нашкодившим псом он уже не выглядел. Скорее псом, которого побили. Ну и отлично. Знай своё место. Тут же одёрнув себя, я заговорила мягко:

— Пожалуйста, Ал. Нам нужно пережить это время. Пока Коты не успокоятся, кому бы они там ни помогали. Не ходи больше в город. И не подставляй Сильву, отец не хотел бы видеть кого-то из нас с ней рядом.

Ал открыл было рот, но осекся. Румянец на щеках проступил ярче, словно я на чем-то поймала изобретателя. А может, так и было?

— Ты ничего не хочешь рассказать мне, Ал? — тихо спросила я.

Мальчик покачал головой.

— Верни ему очки, — попросила я Ская. — Пусть изучает.

Лётчик взглянул на меня с сомнением. Я кивнула. И опять посмотрела на Ала, решившегося наконец поднять глаза:

— Я… в последний раз доверяюсь тебе, Алан.

— Спасибо, — тихо произнес он, забирая очки у Ская. — И… извини.

— Не дури так больше, — коротко отозвался тот.

Он хмурился. Кажется, и Скай тоже устал.

Мир был восстановлен, но я прекрасно понимала, что он трещит по швам. Тлеет, как плохо затушенный костёр, и испускает едкий дым, разъедающий глаза. И только рука, всё ещё обнимавшая мои плечи, помогала стоять. Мой день только начался… а я уже падала с ног.

— Я пойду, — сказала Сильва. — Папа может позвонить мне. Будьте поосторожнее, пожалуйста. Я… обязательно убегу к вам ещё разок, — она встретилась глазами со Скаем. — Береги Вэрди.

— Постараюсь, — ответил он.

Приблизившись, она поцеловала меня в щеку холодными сухими губами. Я с тревогой потянула ее за рукав:

— Сильва, что-то не так?

— Всё… всё хорошо, — отозвалась она дрожащим голосом. И повернулась к Алу: — Кстати… помнишь, ты мне кое-что передавал от Вэрди? Так вот, тебе она тоже кое-что просила передать.

— Я…

Но прежде, чем я успела продолжить, Сильва отвесила Алу звонкую пощёчину. И, махнув нам на прощание, грациозно выскользнула из вагона. Некоторое время я смотрела на её чашку с чаем, так и не тронутую. Машинально взяла в руки свою, тоже уже остывшую и ещё более щербатую. Поднесла к губам и тут же поставила обратно. Потом все же взглянула на Алана, по-прежнему растиравшего левую щеку, и спросила:

— Точно ничего не хочешь рассказать мне?

Изобретатель, всё ещё красный, поудобнее перехватил бумаги под мышку и пробурчал:

— Лучше не спрашивай…

Я не стала спрашивать. Я ждала, когда Алан уйдёт, и думала. Снова о Сильве и о её странной грусти. Сегодня… сегодня я впервые особенно остро и нестерпимо ощутила ту пропасть, которая разделила нас. Разделила и ничего не дала взамен. Только…

Алан не уходил. Он смотрел на меня с обидой. А Скай молчал. И у меня не было сил улыбнуться ему.

— Мне нужно найти Карвен, — произнесла я первое, что пришло в голову, и поспешно выскользнула из вагона на улицу.

Подняла голову, подставляя лицо колючему снегу и ветру. И медленно, почти шатаясь, направилась к озеру. Мне очень хотелось остаться одной.

Инспектор

[Дом Карла Ларкрайта. 11:32]

Автомобиль медленно остановился возле подъезда Карла. Первым из машины, как и всегда, выпрыгнул Спайк — и сел около двери с кодовым замком, высунув язык.

Инспектор Ларкрайт выбрался следом. Голова у него по-прежнему гудела — правда, скорее от страха, чем от боли. С каждой минутой она, эта боль, проступала в памяти всё отчётливее. Чувствительная кожа на шее по-прежнему хранила багровые следы от его собственных пальцев. И Карл совершенно не понимал, что с ним произошло.