Баклажаны по-пармски по рецепту Беппи 12 страница

— Не отпущу, пока не скажешь, почему ты от меня убегаешь.

— А ты думаешь, что можно забыть обо мне на целую неделю, а потом ожидать, что я обрадуюсь до смерти, когда ты наконец соизволишь появиться? — Теперь настал мой черед разозлиться. — Ты не можешь винить меня во всех своих бедах! Это несправедливо! Просто несправедливо!

— Я знаю, знаю. Давай отойдем подальше от этих людей и присядем на минутку у фонтана, а то, похоже, они решили, что мы тут комедию ломаем. — Он выразительно кивнул в сторону сгоравших от любопытства американцев. — Я должен кое-что тебе сказать.

Я позволила отвести себя к деревянной лавочке и неохотно присела рядом с Беппи, уставившись на фонтан и ожидая, что он первым нарушит молчание.

— Прости, что я так неожиданно исчез, но мне нужно было время, чтобы все обдумать. — Он сделал паузу и подождал моей реакции. Я чуть заметно кивнула, и он продолжал: — Знаю, ты ни в чем не виновата, и с моей стороны было глупо валить все на тебя. Я должен был злиться на него, а не на тебя.

— Но неужели ты не видел, что он за человек? Этого я никогда не могла понять! Даже Анастасио ему не доверяет, а он едва его знает.

— Он был моим другом.

— Да, но почему? — Я повернула голову и только тут поняла, как он смущен и подавлен.

— Он был моим другом с тех пор, как я себя помню, — чуть слышно проговорил он. — Мы с ним однолетки и всегда все делали вместе. До того как нам в дом провели воду, он помогал мне водить коз к фонтану на главную площадь. Летом мы ловили угрей, а в начале зимы расставляли силки и ловили певчих птиц, улетавших на юг. Джанфранко был мне как брат. Я так его любил, Катерина! До сих пор не могу поверить, что он на такое способен.

— Но он всегда, всегда тебе завидовал. Именно поэтому он должен был иметь лучшую работу, автомобиль, больше денег.

Беппи покачал головой:

— Это безумие.

— Знаю.

Мы немного понаблюдали за туристами. Они напоминали одну бесконечную процессию и вели себя абсолютно одинаково: таращились с немым восхищением на живописный фонтан и бросали в воду монетку, а потом поворачивались к нему спиной, улыбаясь до ушей, и кто-нибудь их фотографировал. Я уже не принадлежала к их числу. Теперь я чувствовала себя в Риме своей.

— На самом деле Джанфранко нисколько не влюблен в меня, — сказала я. — Он добивался меня единственно потому, что я принадлежу тебе.

— Так ты думаешь, он пытался сломать мне жизнь только потому, что не смог заполучить тебя? — с недоверием спросил Беппи.

— Да, думаю, так оно и есть.

— Что ж, у него это получилось. Он разрушил мою семью, разбил мои надежды... — Он вдруг схватил меня за руку и крепко сжал. — Выходи за меня, Катерина.

— Я ведь уже сказала "да".

— Я хочу сказать, немедленно, на этой неделе. Как только мы поженимся, он ничего не сможет нам сделать. Он не сможет разрушить нашу жизнь, как он уже разрушил все остальное.

— Но я не могу. Что скажут мои родители? Я ведь так и не сообщила им, и потом... — Я замолчала и задумалась.

Возможно, Беппи прав. Если мы поженимся, Джанфранко не сможет нам навредить. Ему придется оставить нас в покое.

— Что ж, ладно, давай поженимся как можно быстрее, — со вздохом сказала я. — На этой неделе, если получится.

Свадебного платья у меня не было. Вместо этого я отправилась в магазин на Виа Кондотти и купила шерстяной брючный костюм кремового цвета — в расчете на то, что смогу потом еще не раз его надеть.

Беппи заехал за мной к синьоре Люси, одолжив у кого-то мотороллер, и мы поехали в бюро регистрации. Краткая церемония на итальянском прошла очень быстро. Мы и глазом моргнуть не успели, как уже расписались в регистрационной книге. Свидетелями у нас были Анастасио и официант, с которым Беппи по-прежнему делил комнату.

Потом мы отправились на Пьяцца Навона, и Анастасио сфотографировал нас на фоне нашего любимого фонтана. Вернувшись в бар, мы выпили по бокалу охлажденного просекко за наше с Беппи будущее. Это был счастливый день невзирая на то, что я не совсем так представляла себе нашу свадьбу.

Первую брачную ночь мы провели порознь. Синьора Люси ни за что не пустила бы мужчину в одну из своих комнат, даже если теперь это был мой муж. И все же я чувствовала себя совсем иначе с тоненьким золотым ободком, согревающим мне палец, и свежими воспоминаниями о данных Беппи клятвах в любви и верности до гроба.

Наутро мы встретились в баре, чтобы выпить кофе и обсудить планы на будущее. Беппи по-прежнему сидел без работы, и у него кончались деньги. А я тем временем переживала из-за родителей: как я объясню им свой поступок? Казалось, будто мы уже испили чашу радости и теперь у нас оставались одни проблемы.

— Возвращайся домой и повидайся с домашними, — предложил Беппи. — А я останусь здесь и попытаюсь что-нибудь найти.

— Я без тебя не поеду, — упрямо заявила я.

— Но у нас не хватит денег на два билета.

— Давай поедем автостопом. Я ведь именно так добралась сюда, помнишь?

Он неодобрительно прищелкнул языком:

— Может, трем хорошеньким девушкам и не составит труда ловить попутки, но нам с тобой это будет не так-то просто.

Я потеряла терпение:

— Хорошо. И что же тогда нам делать?

— Ума не приложу, Катерина. — Он взмахнул руками. — Хотел бы знать ответ на все твои вопросы, но... Даже если бы у меня было чем заплатить за билет на поезд, как бы я, по-твоему, смог уехать в Англию, а мою семью оставить здесь? Я не могу бросить маму.

— Я теперь тоже твоя семья, Беппи, — напомнила я ему. — И принадлежу тебе так же, как они.

— Да, да, я это помню.

Я надавила на него еще сильней:

— К тому же твоя мама и Изабелла рассчитывают на суммы, что ты им посылаешь, разве не так? Как они будут жить, если ты перестанешь их поддерживать? А в Англии, если мы поселимся с моими родителями, нам не придется платить за жилье. Найдем хорошую работу, будем откладывать и что-то им отсылать.

Казалось, он сдался:

— Уж и не знаю, Катерина. Прямо не знаю.

— Рим никуда от тебя не денется. Поедем ненадолго в Англию, — взмолилась я. — Пожалуйста.

— Ладно, — уступил он. — Если мы придумаем, как мне туда попасть, я поеду... Только ненадолго.

Анастасио был занят, обслуживая клиентов, но, должно быть, слышал наш разговор, потому что когда он подошел к нам, чтобы принести еще кофе, то задержался на минутку и сказал:

— Могу я кое-что вам предложить?

Беппи пожал плечами:

— Ну конечно, что за вопрос.

— Один мой старый друг держит греческий ресторан в Сохо. Если я напишу ему, может, он будет в состоянии найти тебе какую-нибудь работу.

— Спасибо, но мне сейчас даже дорогу оплатить нечем, — сказал Беппи.

— На дорогу я тебе одолжу.

— Почему вы это делаете? — Беппи, еще недавно такой доверчивый, теперь, похоже, никому не доверял.

— Потому что я знаю, что ты мне все вернешь.

Беппи нахмурился:

— Это очень великодушно с вашей стороны, но я не могу этого принять.

Анастасио присел на пустой стул за нашим столиком:

— Послушай, Беппи, однажды мне тоже помог один человек. Так у меня появился этот бар. А теперь я хочу выручить тебя. Может, однажды и ты кому-нибудь поможешь. В жизни так и должно быть, хотя люди не всегда так поступают.

Я заговорила, прежде чем Беппи успел раскрыть рот.

— Спасибо, мы принимаем ваше замечательное предложение. И я обещаю, что мы вернем вам деньги так быстро, как только сможем. Правда, Беппи?

Он нехотя кивнул. Я понимала, что он совсем не горит желанием уезжать, а тем более принимать деньги от человека, которого едва знает.

— Спасибо, — проворчал он.

— Пожалуйста, — ответил Анастасио. Потом он встал и вернулся к своим клиентам.

Я написала родителям и сообщила им, что возвращаюсь домой. Представляя, как они читают мое письмо в темной полуподвальной кухоньке, пропахшей жарким и тушеной капустой, я приписала еще одну, последнюю строчку. "Я приеду не одна, — написала я. — Я возвращаюсь домой вместе с мужем".

Пока достаточно, решила я. Остальное мы обсудим, когда окажемся в одной комнате. Я этого жутко боялась, но, с другой стороны, теперь мы с Беппи женаты, и никто уже ничего не изменит. Отныне нам ничто не угрожает.

Через неделю мы сели на поезд. Кто-то напугал Беппи, сказав, что зима в Англии очень холодная, и он купил на блошином рынке поношенную шинель. Она была серая, побитая молью и размера на три больше, чем следовало.

— Я покидаю Италию, Катерина, — скорбно заявил Беппи. — Кто знает, когда я теперь вернусь?

Мы забронировали два спальных места, и он немного повеселел, узнав, что мы будем в вагоне одни. Вечером вошел проводник и выдвинул из стены шесть спальных полок. Каким-то образом нам удалось втиснуться на одну из них. Это была наша первая ночь, проведенная вместе.

Когда я утром проснулась, Беппи лежал на полу. Наверное, ночью вагон трясло и Беппи свалился на пол, но так устал, что, свернувшись калачиком, заснул там же, где приземлился.

Надо сказать, мы оба очень устали. Тревоги последних недель, опасения, связанные с Джанфранко, размышления о том, сможем ли мы остаться вместе, подействовали на нас сильнее, чем мы думали. Так что эта поездка стала для нас праздником, своего рода медовым месяцем, которого у нас никогда не было. Нам оставалось только болтать, таращиться в окошко да время от времени наведываться в вагон-ресторан, вцепляясь друг в друга всякий раз, когда поезд начинало раскачивать.

— Как там, в Англии? — изводил меня расспросами Беппи. — Есть ли у вас ореккьете? А красное вино? Мне там понравится?

— Ты сам скоро все увидишь, — неизменно отвечала я. Временами, когда мы молча любовались мелькавшим за окном ландшафтом, я начинала тревожиться, что он возненавидит дождь и холод, что унылая лондонская серость проникнет ему под кожу, сделает его несчастным.

Когда мы приехали, дождь лил как из ведра. Беппи схватил наши вещи, и мы побежали к навесу автобусной остановки. Было так странно снова оказаться дома, услышать голоса, говорящие на родном языке. Знакомые запахи и звуки казались мне теперь иностранными, и я сразу же почувствовала, как сильно буду скучать по Италии. От этого моя тревога только возросла. Удастся ли Беппи приспособиться к новой жизни?

Однако мне показалось, что он немного ожил. Пока наш автобус лавировал среди потока автомобилей, Беппи буквально забросал меня вопросами.

— В какой стороне отсюда Сохо, где друг Анастасио держит ресторан? — спросил он.

— Вон там, — показала я. — По правде говоря, это совсем недалеко отсюда.

Он вскочил на ноги:

— Что ж, тогда идем. Отправимся туда прямо сейчас.

— Но ведь мы только что приехали. Сначала тебе надо познакомиться с моими родителями.

— Может, я лучше познакомлюсь с ними, когда у меня уже будет работа? Ну же, идем, — настаивал он. — Давай прямо сейчас выясним, есть ли у него что-нибудь для меня.

Греческий ресторан располагался в подвале, и на ведущем к нему коротком лестничном марше сильно пахло дезинфицирующим средством. Спускаясь вниз, Беппи брезгливо сморщил нос. Он полагал, что в ресторанах должно пахнуть обжаренным до клейкой сладости луком, или мясным соком, или на худой конец печеным чесноком. Тем не менее он постучал в приоткрытую дверь и окликнул хозяина по имени.

Как выяснилось, официант им был не нужен, но они искали повара, знающего, как приготовить основные блюда греческой кухни: мусаку, свиные шашлычки на шпажках и говяжье стифадо[30], подаваемое с обжаренным до хрустящей корочки картофелем и зеленым салатом.

— Легко, — сказал Беппи. — В Риме я постоянно это готовил.

Разумеется, он преувеличивал. В обязанности шефа ранга входило не столько умение приготовить, сколько красиво подать то или иное блюдо. Он поджигал апельсиновый ликер на блинчиках "Сюзетт" или сервировал на столике пасту, перемешивая ее с соусом по выбору и посыпая сверху тертым сыром. Ничего из этого нельзя было назвать готовкой, да и на должности этой Беппи пробыл совсем недолго. — Это совсем не важно, — заверил он меня, когда мы уже сидели в автобусе, сам не свой от радости. — В такие рестораны ходят не затем, чтобы вкусно поесть. Туда ходят, потому что там дешево и порции большие. Я справлюсь, вот увидишь.

Он пребывал в приподнятом настроении, пока наш автобус карабкался вверх по Эссекс-Роуд. И только когда я сказала ему, что мы уже почти приехали, он забеспокоился:

— Твой папа очень рассердится? Что он за человек? Ты мне ничего о нем не рассказывала.

Я тоже не находила себе места. Не потому что боялась, что отец разозлится, нет, конечно. Он был очень мягкий человек, почти никогда не повышавший голос. Но я знала, что он огорчится, а это намного хуже гнева.

Когда мы вошли через парадную дверь, отец посторонился, пропуская вперед маму. Она порывисто обняла меня своими худенькими руками. Я взглянула через ее плечо и увидела, как постарел отец. Его волосы еще больше поседели, а глаза за толстыми стеклами очков, которые он носил уже много лет, смотрели устало.

Они очень тепло встретили Беппи, за что я им очень благодарна. В гостиной нас уже ждал стол, накрытый специально для него: чай, свинина на косточке, белый хлеб с маслом и салат из огурцов. Мама даже положила ему на тарелку бумажную кружевную салфеточку и метнула в мою сторону предостерегающий взгляд, чтобы я не вздумала отпускать реплики по этому поводу.

Именно Беппи оказался за столом в центре внимания. Пока он ел, они, пытаясь понять, что он за человек, засыпали его вопросами о его жизни и семье.

— Теперь, когда вы в Лондоне, чем планируете заняться? — спросил отец.

Беппи ответил, что с завтрашнего дня он заступает на должность шеф-повара, и я увидела, что папа одобрительно кивнул. Для него тяжелая работа составляла весь смысл жизни, и, дав ему понять, что он не бездельник, Беппи поступил мудро.

Целый год мы прожили на верхнем этаже родительского дома. Каждое утро Беппи на автобусе добирался до греческого ресторана в Сохо. Иногда он заканчивал так поздно, что опаздывал на последний автобус, и тогда час с лишним плелся домой пешком, лишь бы не тратиться на такси.

Он поставил себе целью как можно быстрее вернуть долг Анастасио. Как только ему удалось это сделать, он немного успокоился. Он даже пару раз сходил с моим отцом в паб, где выучился играть в дартс и пить теплое пиво.

Он по-прежнему посылал деньги домой в Равенно и даже кое-что откладывал. Так что я очень удивилась, когда он начал приглашать меня в итальянские рестораны. Как правило, мы отправлялись туда в те вечера, когда он не работал, и каждый раз Беппи выбирал что-нибудь новенькое. Одни представляли собой дешевые забегаловки и ютились в подвальчиках на Шарлотт-стрит, другие выглядели помпезно, и еда в них стоила дорого.

Однако Беппи находил недостатки во всех без исключения ресторанах. Или еда была не такая, или обслуга недостаточно внимательная. Я умирала со смеху, наблюдая за тем, как он ест. Первую вилку он подносил ко рту, неизменно насупившись, но, отправив ее в рот, моментально светлел.

— В этот соус переложили сахара, потому что пытались перебить вкус горьких помидоров, — ликующе провозглашал он. — Ужас, просто ужас!

Чем больше он находил причин пожаловаться, тем более довольным выглядел.

— В это блюдо добавили сливки, потому что они уверены, что англичане именно этого хотят, — бывало, говорил он. — Эту рыбу они нарезали вдоль, а не поперек. Варвары! Мясо и спагетти кладут на одну тарелку! Они что, вообще ничего не понимают в кулинарии?

Вдруг походы в рестораны прекратились; отныне в те дни, когда Беппи не работал, он отправлялся на рынок на Бервик-стрит за дешевыми овощами, приносил их домой вместе с кусками непонятного мяса и свертками с мерзкими рыбными головами и оккупировал мамину кухню. Как только наступила весна, он посадил в ее саду пряности: итальянскую петрушку, базилик, розмарин и шалфей. Он весь день проводил на ногах, занимаясь каким-нибудь делом: ставил на огонь кастрюлю с фасолью или делал заметки о блюде, приготовленном им накануне. Стоило ему присесть, как его глаза тут же закрывались, и он начинал храпеть.

Однажды вечером они с папой просидели в пабе до самого закрытия, а потом еще долго о чем-то беседовали на кухне. Когда на следующее утро я обнаружила там пепельницу с двумя выкуренными сигарами, мне стало любопытно, что они праздновали.

Именно мой отец рассказал мне об этом, завтракая яйцами-пашот. Вид у него был заспанный, всклокоченные волосы торчали на голове пучками. Даже глаза, как мне показались, немного покраснели.

— Что ты думаешь о ресторане, который задумал открыть Беппи? Ты, как и он, полагаешь, что это сработает? — спросил меня отец.

Я знать ничего не знала ни о каком ресторане, но попыталась скрыть удивление.

— Он хорошо готовит, — только и сказала я.

— Я тоже так думаю. Большая часть того, что он стряпает, смахивает по виду на иностранный навоз, но на вкус вполне ничего. Этот рис, который он приготовил на днях, с капустой и беконом, был совсем неплох, хотя, если честно, с чесноком он явно переборщил.

Я невольно улыбнулась, вспомнив, как папа, уписывая вторую порцию ризотто, аккуратно откладывал мягкие зубчики тушеного чеснока и жирные ломти бекона на край своей тарелки.

— А ресторан... Тут уж я и не знаю... — продолжал он, покончив с яйцами. — Я сказал ему, что мне надо подумать.

— Подумать о чем?

— О том, чтобы ссудить ему денег на это дело, о чем же еще?

Я убрала со стола его тарелку и протерла все кухонные поверхности, недоумевая все это время, что задумал мой муж.

Он объяснил мне все той же ночью, когда мы лежали на бугристом матрасе в нашей комнатушке наверху. Походы по ресторанам с дегустацией были не чем иным, как исследованием. Он намеревался открыть собственный ресторан и распланировал все до последних мелочей.

— Я нашел одно пустующее помещение неподалеку от рынка. Это в двух шагах от Клеркенвелла, а значит, по соседству живет куча итальянцев. Арендная плата низкая, так что лучше не придумаешь, — взволнованно тараторил он. — Все, что мне нужно, — это небольшая сумма, чтобы начать дело.

Беппи меня удивил. Все это время я ждала, что он предложит нам вернуться в Италию. Мне было известно, как сильно он скучает по матери и как стыдится, что бросил ее. И хотя он по-прежнему дулся на Изабеллу, я не сомневалась, что по ней он тоже очень скучает.

— Но из-за ресторана ты не сможешь отлучаться из Лондона, — нерешительно сказала я. — Ты уверен, что хочешь именно этого?

— Это мой шанс проявить себя. Другого шанса может не представиться. — Судя по его голосу, он был взволнован и очень горд.

Я забеспокоилась:

— Но ведь ты так скучаешь по Италии, разве нет? И по маме?

Он кивнул:

— Как только ресторан заработает, я смогу съездить в Италию и навестить ее. Но сейчас мне надо полностью сконцентрироваться на том, как добиться успеха. В Риме сотни ресторанов, подобных тому, какой я задумал. Здесь, похоже, ни одного. Это мой большой шанс, Катерина.

На следующий день он повел меня смотреть выбранное им помещение. Оно оказалось таким узким и мрачным, что больше походило на туннель. Потолок протекал, а потому одна стена взбухла и покрылась плесенью. Но Беппи уже видел здесь ресторан.

— Стены мы оштукатурим, а потом выкрасим в белый цвет. Вон там, сзади, будет кухня с маленьким окошком, откуда я смогу наблюдать за обеденным залом. Там мы поставим столы, а вдоль той стены — длинные лавки. На каждом столе будет стоять корзинка с хлебом, кувшин воды и графин вина, чтобы посетители думали, что они пришли ко мне в гости отведать моей стряпни.

Я огляделась по сторонам:

— Но ведь здесь самый настоящий разгром. И ты собираешься превратить эту дыру в ресторан, где люди захотят пообедать?

— В свободное от работы время я сам сделаю ремонт.

— А где мой отец раздобудет сумму, что ты у него попросил?

— Возьмет ссуду в банке, что напротив вашего дома.

— А что, если ты не сможешь вернуть ему долг?

— Я ведь вернул долг Анастасио, верно? — Судя по его тону, он обиделся.

— Но это была совсем ничтожная сумма по сравнению с той, во что тебе обойдется эта затея.

Мне совсем не хотелось разбивать его мечты. Просто я боялась за него, потому что он здорово рисковал. Ведь у него есть работа, у него есть я. Неужели ему этого мало?

— Господи, Катерина, почему ты всегда видишь во всем только темные стороны? — раздраженно буркнул Беппи. — Хоть в кои-то веки раз перестань волноваться, ладно? Все будет в порядке. Я сделаю из этого помещения картинку.

Следующие несколько недель Беппи почти не спал. Получив от отца деньги и подписав договор аренды, он сразу же смастерил себе из газеты смешную шапочку и приступил к расчистке помещения своего будущего ресторана. Свободные от работы дни он неизменно проводил там, наводя порядок.

Он экономил буквально на всем, вступал в переговоры с рабочими, предлагая им еду вместо наличных. Стены он украсил несколькими семейными фотографиями, присланными его матерью из Италии. На одной из них, некогда висевшей над буфетом в Равенно, я узнала маленького Беппи с тарелкой макарон, на другой — их с Изабеллой, восседающих на "веспе". К моему великому смущению, он повесил на стену и наше свадебное фото. Я, сощурившаяся на ярком солнце, в кремовом шерстяном костюмчике на фоне фонтана, должна оказаться на всеобщем обозрении?

— Я не хочу, чтобы это здесь висело, — заявила я.

— О, пожалуйста! Я хочу, чтобы люди, приходя сюда, чувствовали себя так, будто они ужинают в кругу семьи. А еще, Катерина, я хочу, чтобы они любовались моей прекрасной женой.

В тот день, когда художник-оформитель написал над входной дверью большими ярко-красными буквами "Маленькая Италия", я испытала гордость за Беппи. Он все-таки добился своего, и теперь у нас появился свой собственный ресторан.

Но на самом деле тяжкий труд еще и не начинался. Чтобы расплатиться с долгами, нам приходилось работать семь дней в неделю, весь день до поздней ночи. Днем я трудилась в магазине на Оксфорд-стрит, а в пять часов вечера со всех ног бежала в "Маленькую Италию" и до поздней ночи работала официанткой. Напечатанного меню у нас не было. Посетители ели то, что Беппи решал приготовить. Как правило, это был какой-нибудь суп, на второе — ризотто или макароны; за ними следовали мясо или рыба с овощным гарниром и салат. Сначала я просто сообщала посетителям, чем мы сегодня собираемся их кормить, но потом мы купили небольшую черную доску, чтобы писать на ней мелом меню дня.

Это было недорогое заведение, особенно потому, что вино и хлеб включались в стоимость блюд. Но Беппи следил также и за качеством пищи. Он так оживлялся, что мог выскочить из кухни в обеденный зал, чтобы показать посетителю тарелку свежих моллюсков, которые он собирался сварить со спагетти, собственноручно состряпанными им накануне.

Иногда найти нужные ингредиенты было совсем не просто; вот почему мы предпочитали не вводить в меню новые блюда. К тому же мы не могли позволить себе тратить продукты впустую. Беппи выяснил, как хозяину греческого ресторана удавалось удерживать низкие цены: он никогда ничего не выбрасывал. Овощные очистки шли в бульон, мясной соус сдабривался обрезками жира. Так что Беппи последовал его примеру.

Мясо он старался покупать самое дешевое. Для приготовления инвольтини[31] очищал от костей куриные ножки, отбивал их, сворачивал в трубочки и начинял сыром и ветчиной. Его супы изобиловали фасолью и сельдереем и были приправлены срезанным с бекона салом, а свое фирменное рагу он тушил часами, чтобы жесткое мясо сделалось более нежным. Свои еженедельные доходы Беппи аккуратно заносил в небольшую записную книжечку и все заработки вкладывал в дело.

Сначала к нам приходили исключительно итальянцы, но постепенно о "Маленькой Италии" прослышали и англичане, и вскоре почти все вечера у наших дверей выстраивалась длинная очередь, причем зачастую люди были готовы ждать по полчаса, пока освободится столик. Беппи как каторжный работал на кухне, вытирая пот со лба стареньким кухонным полотенцем, а я сбивалась с ног, разнося по столикам заказы и собирая пустые тарелки.

Маргарет приходила к нам поужинать по крайней мере раз в неделю, но мне никак не удавалось выкроить минутку, чтобы остановиться и перекинуться с ней парой слов.

В конце концов ссуду мы погасили, и дому моего отца снова ничто не угрожало. Из-за постоянной нехватки времени мы даже не отпраздновали это событие. Но когда квартира над "Маленькой Италией" начала сдаваться внаем, Беппи решил, что у нас достаточно денег, чтобы ее снять. Наконец-то у нас появился собственный угол.

Думая, что теперь Беппи успокоится, я жестоко ошибалась. Он хотел большего. Он взял еще одну ссуду, на этот раз непосредственно в банке, и арендовал помещение по соседству. Кухню он расширил, а в стене сделал сводчатый проход, соединив два обеденных зала. Беппи нанял официантом Федерико и еще одного неаполитанца по имени Альдо — помогать на кухне. Он говорил, что помощь искусного шеф-повара с опытом работы здорово все упрощает. Я, по его совету, старалась не выискивать темные стороны, но меня пугало, что события разворачиваются слишком быстро.

Стояло лето, и в "Маленькой Италии" было шумно и жарко. Раз или два, когда я бегала на кухню, чтобы отдать Беппи заказ, у меня закружилась голова, и мне пришлось присесть на свободный стул. В глазах потемнело, и я испугалась, что меня сейчас вырвет.

— Не пугайся, милая. Со мной была та же история, когда я была беременна, — весело сказала мне одна наша постоянная посетительница. — Через несколько месяцев это обычно проходит.

Мы были так заняты, что я не заметила перемен, произошедших с моим телом. Как только я поняла, что беременна, стало заметно, что моя талия расплылась, а живот напоминал миску для спагетти, какими пользовался мой муж.

Беппи немедленно всполошился.

— Нам придется срочно нанять другую официантку, потому что тебе нельзя весь вечер быть на ногах, — настаивал он. — И вообще, тебе надо совсем бросить работу и больше отдыхать.

Как только тошнота прошла, я почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы снова помогать Беппи. Ведь в другое время я практически его не видела, поскольку он работал с раннего утра, когда бегал по рынкам, закупая провизию, и до ухода последнего посетителя.

Я была уже на седьмом месяце, когда Беппи снова расширил "Маленькую Италию": он натянул на улице полотняный тент и расставил под ним стулья и столики. Из-за этого мы с ним едва не поругались.

— Это значит, что в летние месяцы нам больше не придется отказывать посетителям, — объяснил он. — У нас появятся лишние места.

— А как же я, Беппи?

Он слегка смутился:

— А ты не будешь работать. Сестра Альдо обещала помочь нам, помнишь?

— Я совсем не то хотела сказать. Скоро у нас родится ребенок, а ты только добавляешь себе нагрузки. Я и так тебя почти не вижу.

— Я работаю, чтобы обеспечить будущее нашего ребенка, Катерина. И ты это знаешь.

Я тяжело опустилась на стул и, чтобы не расплакаться, стала разглядывать людей, суетившихся на рынке.

— А как же я? — тихо повторила я.

— Перестань волноваться... Все будет в порядке... Вот увидишь. — В последнее время он постоянно мне это твердил. Или, по крайней мере, мне так казалось.

Я поднялась в нашу маленькую квартирку на втором этаже и прилегла на постель. Мы так и не успели сделать ремонт, и потому наша комната выглядела унылой и запущенной. Я ненавидела эти обои с выгоревшими бутончиками роз, потолок в никотиновых пятнах и пожелтевшую от времени побелку. А теперь мне предстояло просиживать здесь долгие мучительные часы одной с ребенком, в то время как Беппи один будет работать внизу. Меня охватывал страх, как и любую женщину, готовящуюся стать матерью, и вместе с тем я злилась на этого еще не родившегося ребенка за то, что он собирался появиться так скоро.

Именно тогда я возобновила переписку с Одри, потому что, хотя нас и разделял океан, мы оказались в схожей ситуации. Если она мне в чем-то и проигрывает, писала она, так это в том, что до сих пор живет со свекровью. Луис продолжал брать дополнительные смены в надежде, что в один прекрасный день они смогут поселиться отдельно. Всякий раз, когда приходили письма с синим ободком, доставленные авиапочтой, у меня поднималось настроение. Читая о том, как ей грустно, как она устала или раздражена, или о том, как она скучает по нашим беззаботным дням, мне становилось немного легче.

Но когда родился ребенок, даже письма Одри перестали меня особенно интересовать. Казалось, будто я вяну, как розы на обоях. Изо дня в день повторялось одно и то же: покормить, поменять пеленки, уложить спать... Я старалась изо всех сил и ждала, когда же я наконец полюблю этого ребенка.

Я видела, как реагировали на малышку другие люди: крепко обнимали ее, нежно целовали в макушку, восторженно восклицали, какая она красавица. Беппи прибегал из ресторана при первой возможности и стоял возле ее кроватки, с немым восхищением глядя на дочь. Но когда я смотрела на нее, то видела лишь череду нудных, изо дня в день повторяющихся обязанностей, и все, чего мне по-настоящему хотелось, — это свернуться калачиком на постели, закрыть глаза и обо всем забыть.

— Нам надо как-нибудь назвать нашу девочку, — однажды вечером сказал Беппи. Он вернулся, как всегда, поздно и сидел на краю постели, заглядывая в кроватку. — Меня то и дело спрашивают, как ее зовут, а я не знаю, что ответить. Стыдно людям в глаза смотреть.