I. 1698 г. 23 сентября. Извлечение из письма, посланного из Москвы 23 сентября 1698 года к отцу Франциску Дубскому

достопочтенным господином Геральдом а Santa Cruce, папско-цесарским миссионером, близко знакомым ему еще с того времени, когда он был в Риме.

Я уже писал к вам письмо из Данцига, когда мы там жили, но не знаю, дошло ли оно. Из Москвы (до сих пор) нельзя было писать, потому что это весьма не безопасно, и в перехваченных письмах взвешивается всякое слово.

Наконец-то, после столь печальных ожиданий и после многих других неприятностей, мы достигли конца нашего путешествия, в сообществе господина императорского посла, ¹ который в дороге соглашался скорее сам терпеть в чем либо недостаток, чем нам дать это чувствовать. Так как путь наш начат под покровительством св. Матери и вашего святого апостола Индии, ² то часто чувствовалась явная помощь нам с обеих этих сторон. В то время, как у Шклова мы переправлялись через р.Днепр, еще тогда недостаточно замерзший, под каким-то татарином, проходившим через реку, лед проломился и он утонул. Некоторые из наших тяжелых повозок тогда уже были переправлены, а большая часть еще была на льду, в нескольких шагах от того места, где провалился татарин. Из города и с берега поднялся крик, и нас считали уже погибшими, но с нами была божия помощь, и мы все [2] остальные переправились без малейшего вреда. И в другой раз, на том же Днепре, когда он по местам был чист от льда, а по местам покрыт им, стало тонуть судно (паром) с находившимися на нем лошадьми, людьми и повозками, и страх неминуемой смерти до такой степени объял даже лошадей, что они не хотели бросаться в воду, пока их силой не сбросило с накренившегося судна. Тогда только все вздохнули свободно и остались целы, хотя и с большим трудом добрались до берега. Что же касается лошадей, то сначала казалось, что они погибнут, так как все оне плыли к месту, покрытому льдом; но когда оне находились уже только в нескольких шагах от этого места и им приходилось или задохнуться подо льдом или быть им раздавленными, то, как будто кем управляемые, вдруг поворотили против течения, и после многих усилий все каким-то чудом выбрались на берег, возвышавшийся над рекой почти на два человеческих роста и везде обрывистый. Таким-то образом, сопутствуемые святыми, мы после странствия по трудным дорогам и после многих ночлегов под открытым небом, на снегу, получили приказание остановиться и ждать за три малые мили от Москвы. Здесь мы пробыли три дня, и в это время многие наши собратия прибыли к нам из Москвы с приветствиями. Рано утром в праздник св. мученика Петра, ³ около 9 часов, когда мы прибыли к Девичьему монастырю (в этом монастыре находится под стражею многочисленного и храброго отряда солдат сестра царя Софья. Это ей возмездие за произведенный ею 10 лет тому назад большой бунт), то в первый раз увидели великую, обширную и давно нам желанную Москву. Она занимала все видимое пространство. Куда ни посмотришь, все Москва. Вскоре затем мы были встречены приставом и очень многочисленным отрядом всадников; прибыл также на лошадях и большой отряд войска. Господин посол пересел из своего экипажа в царский, и мы среди несметного множества народу поехали к городу. При этой встрече брошены были в сторону суеверные и смешные церемонии и любезности. Господин пристав без спора первый сошел с коня, а господин посол запросто, сидя [3] в экипаже, протянул ему руку и проч. Уже носился слух, что едут иезуиты. Так еще в Смоленске к нам были подосланы три попа, чтобы это разведать, но приглядевшись к нашим обычаям и к образу наших действий, убедились, что мы не иезуиты. После этого они стали смотреть на нас приветливее и нам был открыт свободный вход даже в их храмы и монастыри. Точно также и здесь в Москве ворвался к нам переводчик немецкого языка, poдом венгерец, бывший некогда католиком, а теперь русский, и уличал нас, что мы тайные иезуиты (до такой степени этот народ ненавидит ваших отцов и я никому из них не советовал бы и пытаться проникнуть сюда), но также увидел свою ошибку и тотчас открыто признался в ней. Этот же слух упорно держался еще и среди epeтиков в Слободе, но скоро и там переменили свое мнение. Трудно поверить, какое дурное мнение имеют здесь об этом обществе (иезуитов). Говорят, что иезуиты производят только смуты и беспорядки. Русские даже убеждены, что иезуиты видят на сто локтей под землею, и потому не желают иметь у себя таких Аргусов, которые притом еще вмешиваются во все дела. Прибавилась еще новая причина ненависти к вашему ордену: вышла в свет на французском языке книга, написанная неким отцем Филиппом Аврилем из иезуитского ордена, в которой он описывает свое путешествие в Китай и высказывает весьма дерзкие суждения о москвитянах. И о царе он говорит, будто у него падучая болезнь, а между тем теперешнее его состояние показывает, что трясение головой и поворачивание глаз была простая привычка, потому что теперь он совершенно отучился от этого, чего не могло бы быть, если бы у него была эта болезнь. Эта книга была сейчас переведена женевскими еретиками на русский язык. Господин императорский посол защищал ваш орден и говорил, что это подложное сочинение, потому что на нем нет одобрения иезуитских властей. Мы с католиками удерживаемся давать свое мнение и, молча, удивляемся: если это так, то каким образом могла быть издана эта книга членом столь осторожного ордена, каков ваш. [4]

В праздник явления св. Михаила мы вступили в исполнение наших обязанностей в Слободе, с согласия правительства этого государства. Собралось много народа разных народностей, так как господин посол праздновал этот праздник с величайшей торжественностью. Я говорил проповедь и пр. Таким образом, оставив грегорианский календарь мы стали следовать старому календарю, который соблюдают и соседние георгианцы (армяне-григорианцы) и часть Персии. Однако для уничтожения всякого сомнения мы теперь хлопочем, чтобы его святейшество (папа) дал нам на это свое согласие особенно в виду пасхи, которую мы часто должны будем в таком случае праздновать противно (!) никейским правилам.

В июле прибыл к нам с двумя спутниками на пути в Монголию господин Петр Пальма, архиепископ Анкирский, из ордена кармелитов. Он с большой торжественностью дал 63 лицам конфирмацию и в 8 воскресение по пятидесятнице служил обедню в сослужении 6 священников, в далматиках, которыми мы были снабжены, благодаря любезности армянских католиков. Большое тут было стечение народа, когда он совершал службу. Он благополучно проехал по Волге в Астрахань. Это была первая конфирмация, совершенная здесь публично. Правда, лет за 15 до настоящего времени какой-то епископ кармелит, по имени Симон, совершал здесь конфирмацию, но только в частном доме. Кстати подошло и то, что господин посол на свой счет переделал эту тесную и темную молельню в настоящий храм, теперь еще деревянный, пока не получится разрешение построить каменный. К нашему католическому стаду, которого и мы составляем часть, присоединилось, по действию Божией благодати, 5 лютеран и один кальвинист. О, если бы можно было свободно проповедывать и возвещать царство Божие! Какая могла бы быть обильная жатва! Теперь народ расположен к нам более, чем когда нибудь. Уже русские не гнушаются нами, не заграждают от нас своих храмов, а сами приходят в наш храм, поклоняются нашим иконам и обыкновенно говорят нам: «мы братья, сыны одной матери» и это говорится постоянно. [5] Из духовенства и монашества многие никодимиане. ⁴ Не говорю о татарах, которых здесь масса, и все это по большей части люди с добрым сердцем. У них, в Слободе есть свои идолы, в роде китайских, насколько можно судить по их изображению. Другие из татар почитают шкуру белого коня, иные говорят, что почитают великого ламу, о котором рассказывают тоже, что говорится в китайских книгах; иные — магометане, подобно тому как и живущие здесь турецкие и персидские купцы. Умалчиваю об армянах, которые принадлежат то к несторианам, то к диоскорианам, то к яковитам. Есть здесь даже абиссинцы. Они приходят сюда с товарами через Персию или из Турции по морю. Они также несториане. Не говорю и о других более близких татарских странах. Мордвины, например, хотя и находятся очень близко, но до сих пор остаются язычниками, как и все народы, живущие по северному пути. И при таком изобилии (духовной) рыбы нельзя протянуть рук, чтобы взять ее! Мордвины были уже раз обращены попами в христианство или, лучше сказать, были принуждены к этому, потому что всех их согнaли к воде и когда они вошли, то попы произнесли следующую формулу: «крещаются рабы Божии во имя Отца. Аминь! во имя Сына. Аминь! во имя св. Духа. Аминь!» Какое неразумие! После того розданы были крещенным иконы, с объяснением, что от них они будут иметь все блага, и так как иконы у русских называются Богом (поэтому входя в комнаты и не видя русской иконы, пред которой можно было бы перекреститься, они тотчас спрашивают: нет здесь нашего Бога?), то мордвины переменили одно идолопоклонство на другое, потому что, считая иконы богами, они ставили их на кладбищах, а когда, не смотря на то, на их стада стали нападать волки, то мордвины отослали иконы через торжественное посольство в Москву, заявив, что предпочитают оставаться при прежних своих богах. Тут очевидно: какова проповедь, таковы и плоды. ⁵ Мордвины — люди простые и добрые. О, если бы можно было просвещать их!

Когда мы прибыли, то нашли здесь некоего Петра, поистине мученика. Он был русским диаконом, и, [6] неизвестно где, тайно принял унию с св. римской церковью. Он принес большую пользу народу, ревностно заботясь о правильном понимании формы таинств, чтобы таким образом этот народ, больше всего преданный внешней стороне схизмы, не был устранен от пути к спасению. Он произнес проповедь (потому что теперь русские и в своих храмах начинают говорить проповеди). Из нее кое-что выхватили и донесли патриарху, который потребовал диакона на публичное заседание синода, где тот открыто исповедал главенство папы, исхождение Св. Духа от Отца и Сына и проч. За это его высекли, заковали в цепи, отняли дом и имущество и отправили в ссылку. Одни говорят, что он уже умер от постигших его бедствий, другие же утверждают, что он сожжен. Если это правда, то да вспомянет он обо мне пред божеским милосердием! Это была святая и невинная душа! Еще прежде, чем его повели в синод, я виделся с ним, и когда он просил меня благословить его, я помолился: «Господь да даст тебе слово и мудрость и пр.». И действительно, он так был смел в своих доказательствах и ответах (как сами признавали и некоторые бояре), что привел в смущение весь собор. Копии соборного деяния я не мог достать, не смотря на то, что обещал хорошую плату, потому что это дело всеми мерами скрывают. Была попытка взвести на нас обвинение, что он в последнее время у нас принимал таинства, но этого нельзя было доказать, напротив, наши противники были пристыжены сильными аргументами с нашей стороны. ⁶

Сюда прибыл один бедный католик, знающий только французский язык (я подозреваю, что он член ордена — мирянин, отправляющийся в Персию или в Китай, но он никак не хотел открыть, кто он, а то, может быть, ему можно было бы помочь). Прибыл он без вида и, так как в его узелке нашли огниво, то сочли его за поджигателя и французского лазутчика, надели ему на руки, ноги и шею тяжелые оковы и среди его слез увели его, — куда увели? Этого никак нельзя было узнать. Благоразумнее перешел через границу г. Лаврентий фон-Дуин, замечательный часовщик и математик, однако и он чуть было не подвергся [7] опасности от самих католиков. Так часто бывают недругами человека домашние его. Среди англичан и голландцев, недавно приехавших в большом числе, мы насчитываем последователей нашей веры только около 40 человек. Из числа же моих итальянцев, греков и далматинцев насчитывается до 80 человек. Все это прекрасные люди и весьма ревностные приверженцы нашей веры. О, если бы таких явилось больше!

В то время, как мы праздновали наш праздник пятидесятницы, пришло печальное известие о бунте стрельцов, из которых одна часть уже приближалась к Москве, а другие намеревались явиться из Казани и Астрахани, соединившись с Яицкими казаками. Тотчас было послано против них войско, которое однако не решалось далеко отходить от города из боязни, чтобы единомышленники стрельцов не произвели возмущения в городе, за что уже несколько стрельцов и принималось.

Накануне св. Троицы (храмового праздника нашей церкви) мятежники были разбиты, благодаря, главным образом, разумным и быстрым действиям нашего генерала Гордона. Первейшим намерением стрельцов было истребить совершенно немцев и их Слободу (этот удар всегда грозит этой народности и всем нам, соединенным с ней, если, чего не дай Бог, умрет светлейший царь). Для возбуждения большего страха по Слободе разъезжал татарский солдат, крича, что царь умер. Один из нас был назначен в город, другой в слободу, остальные в другия места, чтобы везде при такой опасности заботиться о спасении душ, если не ради мученичества, но просто из христианской любви положить свои души, которые раньше или позже во всяком случае придется предать в руки Создателя. Об этой должно быть опасности предвещало нам предзнаменование, бывшее в той комнате, в которой некогда жил и умер достославной памяти член вашего общества, если не ошибаюсь, из богемской провинции, отец Альберт Бойе. Так сейчас и объяснили это мои собратия, говоря, что нам угрожает несчастие и что нужно просить помощи у Божией Матери, каковая помощь и явилась. Каждый раз, как я прохожу по [8] кладбищу, на котором он погребен (между абиссинским купцом и полковником — католиком и на могиле его положен камень с надписью), я воздаю ему поклонение и ради его заслуг прошу у Бога милости. Здесь много говорят об его добродетелях. ⁷

Теперь можно видеть виселицы, увешанные мятежниками. Недавно и казаки понесли заслуженное наказание. У них близь крепости отрубали головы, руки и ноги. Эти суровые люди, в то время, как им рубили руки, не обнаружили ни малейшего признака боли и не издали стона, как будто это были не их руки, а один из них даже приподнял голову на плахе, на которой был положен, посмотрел кругом и с неподвижным взором наблюдал, как ему рубили ноги.

Светлейший царь возвратился к нам 1 сентября по новому стилю, милостиво дал аудиенцию господину послу, даже снял шляпу, где и мы — императорские и в тоже время папские миссионеры сами передали царю (чего до сих пор не делалось) свои верительные граматы, которые я завернул в красную шелковую материю; потом мы были допущены к целованию руки. На следующий день царь устроил в нашей Слободе большой пир, и пожелал, чтобы на нем присутствовал и господин посол. Царь жестоко бранил на этом пиру бояр (и действительно, к этому давали слишком сильный повод их предрассудки), а одного из них после пира ранил в руку и, если бы вовремя не прибежал Лефорт, то совсем убил бы его. Этот раненый боярин — князь Юрьевич Радамановский, ⁸ ожесточеннейший враг католичества, тот самый, который приказал силою увести в темницу из комнаты, в которой я теперь живу, отца Франциска Лефлера, родом немца. По справедливому суду Божьему случилось так, что сам он первый поплатился, а может быть и еще больше поплатится и с ним и многие другие, ибо уже царь и обещал им это. Светлейший царь приказал привести сюда тех из бунтовавших стрельцов, которые были помилованы и уже за ними отправлены солдаты.

Царь намеревается в скором времени отправиться в Воронеж, чтобы осмотреть, как строятся суда. Да [9] сохранит Бог на долго этого человека! Мы надеемся на все хорошее под его управлением, в особенности, если Бог даст ему счастливо окончить эту войну. ⁹ Тогда, надеюсь, наступят лучшие времена. Господин Лефорт показывает себя весьма расположенным к нам, по крайней мере, наружно, а также и жена его. Она католичка и большая благотворительница нашей церкви. Еретики (которые здесь имеют 5 проповедников, — 3 лютеранских и 2 кальвинистских) относятся к нам почтительно и доверчиво и сами довольно часто посещают нас. Хотя это не мало тормошит наши карманы, но мы меньше всего обращаем на это внимание, потому что этим путем делается много хорошего. Однако всегда нужно осторожно посматривать кругом, и так как мы многое делаем тайно и как бы поверх сети, так что неизвестно, откуда оно происходит, то их крючкотворцы и не имеют случая подвести нас. В это короткое время я узнал, что в Московии практикуется полезнейшая аксиома: многое делать и мало говорить. Нужно воздавать хвалу Богу, который, если это нужно для его славы, дает нам даже этих людей, а пока лишь высматривать, где будет прочный успех. Наша церковь более и более обогащается украшениями, а что касается риз для службы, то мы снабжены ими по истине великолепно. Вот и в самое недавнее время польский посол и наш посол прибавили еще священнические одежды, и притом господин императорский посол подарил ризы из материи, богато вышитой золотом и серебром; вместе с тем он подарил покрывало на алтарь из такой же материи и пр. Другие дарят иные вещи, кто что может по своим средствам. Музыка великолепна, на трубах и литаврах играют музыканты господина посла, а в праздник св. Ангела хранителя у нас была такая музыка, подобной которой не легко услышать и в ваших странах. Музыку эту устроили католики голландцы и валлонцы, недавно прибывшие сюда. Все это привлекает большое множество любопытных еретиков. Между тем мы теперь хлопочем, как бы обучить музыке некоторых детей из числа тех, которых мы воспитываем на свой счет, чтобы когда господин посол уедет и когда посторонние музыканты не [10] станут являться, разве в более торжественные случаи, у нас была для славы св. церкви в обыкновенные воскресные и другие меньшие праздники хоть какая нибудь музыка.

Содержание здесь довольно дешево. Одну пару куропаток можно купить за 4 коп., т.e. 8 крейцеров; рябчик стоит 2 или 4 крейцера, а иногда можно купить его даже за один крейцер. Также дешева и остальная живность; целый теленок стоит 20 или 30 крейцеров. Но материя для одежды, чего я никак не думал, в невозможной цене, так что самую простую одежду едва можно приобрести дешевле 40 флоринов; также дороги и меха (за исключением медвежьих), которые можно купить за такую же цену, если даже и не за меньшую, и в Вене. Соболи в огромной цене. Причину этого приводят ту, что китайцы прогнали охотников, и отняли то пространство земли, на котором происходила самая счастливая ловля соболей. Одним словом, все, кроме продовольствия, здесь в огромной цене, и, хотя мы много тратим на лошадей, которые действительно необходимы при здешних огромных расстояниях и при здешних дорогах, по которым иначе нельзя путешествовать, как на лошадях, хотя мы много издерживаем на содержание нашей общины, состоящей из 8 человек, на обучение детей музыке, на бедных-католиков и проч., тем не менее Бог посылает нам средства и даже больше, чем мы тратим. Добрые армяне и персы не проходят мимо, чтобы не сделать нам какого-нибудь маленького приношения, от которого мы не осмеливаемся отказываться. Недавно привезли они нам письмо от о. Иоанна Баптиста Де-Ламачи, который принадлежит к вашему ордену, т.e. он иезуит. Он находится в Персии, сейчас за Каспийским морем, в городе Шемахе, в котором живет уже 20 лет. Добрый старец пишет о своих радостях по случаю обращения саксонца и по случаю победы, одержанной год тому назад над турками; прибавляет он еще, что в Персии нечего ждать движения против турок по той причине, что персы не любят воевать, но чрезвычайно тихого характера даже те, которых касается дело войны. Кроме того рассказывает он, что там [11] произошло плачевное событие: два монаха одного ордена сбросили монашеский клобук и сделались магометанами; один из их человек даже почтенный и бывший настоятель!

Из Китая уже вернулся караван с его вождем господином Иренбрандтом, который хвастался здесь, как ловко обманул находящихся там ваших отцов, как представил им себя католиком и часто ходил в храм с молитвенником и таким образом при посредничестве тех отцов получил отпуск и товары, которые без этого едва ли мог бы получить. О, если бы знали об этом добрые отцы! Но отсюда невозможно написать им об этом, потому что, если бы как нибудь перехватили мое письмо, то сочли бы меня иезуитом и подверглась бы опасности жизнь и моя и моего письмоносца. Однако другой еретик и притом один из самых закоснелых, который путешествовал везде по Европе и на обращение которого не могла быть и отдаленная надежда, как рассказывают знавшие его раньше, когда увидел в Китае, как велика ревность тамошних христиан и какое множество язычников крестили ваши отцы, то стал поддаваться лучшим побуждениям, и обратился к вере; он принес и сюда эту святую веру и чтобы свободнее ее исповедывать, уехал отсюда в католические страны.

Отец генерал вашего ордена писал к нашему господину послу, прося его похлопотать, чтобы дозволен был проезд вашим отцам в Китай. На успех этого дела большая надежда, ибо добрый господин посол весьма предан вам и для этого дела не жалеет никаких издержек, которые здесь составляют самый могущественный рычаг для достижения чего-либо.

Сегодня я был в городе у одного из более богатых купцов, на обеде, на который был приглашен им. Он человек довольно большего ума и занимается охотно геометрией и пр. Он ведет торговлю в Китае и имеет там своего агента. От этого агента он получил письмо, в котором тот, между прочим, говорит, что находящихся там римских отцов начинают подвергать преследованию и препятствиям в деле крещения, но не объясняет за что? и как? Этот человек (купец) для меня весьма дорог, так [12] как через него я могу проводить и получать то, что хочу; но все это я должен делать осторожно, чтобы он этого не заметил. В октябре придет оттуда другой караван и с ним люди этого купца. Я надеюсь, что они принесут какое нибудь письмо от отцов иезуитов с известиями. В феврале в Китай отправятся другие купцы.

После праздника Пр. Богородицы мы получили обычное царское угощение. Оно было таково: когда все мы, имевшие аудиенцию, собрались в посольском дворце, то из царской кухни из крепости вышло по направлению к нам 200 русских и ряд их занимал пространство почти в 600 шагов. Прежде всех шел пристав; за ним 50 человек с серебряными позолоченными чашами, из которых большие имели в высоту три пяди и изумительный объем, а остальные были немного меньше. За ними несли кушанья числом 109 на огромных серебряных блюдах, многия из блюд были даже позолочены. Более тяжелые блюда, как например те, на которых были лебеди, голова кабана и проч. несли два носильщика. За ними несли две ужасающих серебряных вызолоченных братины, а за ними 15 огромных оловянных сосудов с вином, пивом, медом и водкой. Когда все это прибыло в вышеуказанном порядке, тогда накрыли стол золотой скатертью, остальные приборы были все из серебра. Все это было устроено с особенной пышностью для господина императорского посла, который здесь находится в большом почете. Польскому послу дали только 22 кушанья, датскому — 20, шведский же посол и вовсе не был угощаем, потому что имел звание коммиссара.

Вчера мы получили напечатанный в Гамбурге листок, где написано следующее:

«От императорского посла из Москвы дано знать через курьера, что царь переменил религию и принял католичество, что это произвело большую смуту и большая часть бояр ушла к татарам».

Скоты выдумали это для того, чтобы возбудить против господина посла ненависть, так как они не могут выносить, что он находится в такой милости. Но самая басня чрезвычайно глупо составлена, так что повсюду ее [13] отвергают. Я полагаю, что не пройдет много времени, как и на нас нападут, потому что у сатаны есть уже кое-где пригоднейшие орудия, особенно из среды кальвинистов, из числа которых с нами вступают в сношения не столь многие, как лютеране и другие.

Сообщаю вашему преподобию три алфавита для того, чтобы вы ими воспользовались, когда вам будет возможно и угодно написать сюда. Такой способ корреспонденции выбран г. послом и считается самым безопасным. Благоволите вложить письмо в конверт и надписать: Славнейшему и милостивому господину Франциску Карповичу, моему милостивейшему покровителю, в Москве, в немецкой Слободе, и внизу прибавить: в иноземскую Слободу и проч.

Я желал бы, чтобы господин Франциск Ксаверий Лефлер, ныне возвращающийся к своему летовскому деканству, был хорошо принят там всеми вами. Поверьте, что он здесь и много сделал и много претерпел. Он и приобретал для вас великую честь и оберегал ее. Он просил меня рекомендовать его вашим оломуцким членам. Прошу вас сделать так, чтобы они, если могут, воздали при удобном случае должное этому прекрасному мужу.

О мой господин! Скоро я в моих молитвах сделаю прибавку: избави нас Господи от монахов! Проходили здесь в разные времена некоторые монахи. Милосердный Бог! как они всколебали мир нашей церкви! Они полагали, что взгляд и сердце — одно и тоже, и по дружескому взгляду заключали о чистоте сердца. Одно из худших заблуждений! Таким-то образом враги св. церкви, которых здесь множество, ловко вызвали их на беседы и разрешения, по истине достойные удивления. Мне пришлось много, много поработать, чтобы потушить подымавшийся пожар. Св. ангелы помогли; помогло и покровительство господина посла; в противном случае произошел бы большой беспорядок в святой церкви, но Бог обратил козни на голову врагов. В этой миссии нет установившегося образа действий, как в других местах. В других местах, например, в Турции, Персии народы имеют своих консулов; здесь же каждый живет, как ему угодно. Если случится какой-нибудь скандал, не знаешь, [14] кому донести или кто бы тебе помог, но нужно сделать тысячу поклонов, тысячу раз просить, чтобы достигнуть какого-нибудь исправления зла, потому что смелым требованием здесь ничего нельзя добиться.

Существуют и другия трудности, свойственные этой местности, о которых я теперь умалчиваю, но которые требуют большого мужества и смелости, таких качеств, о которых да благоволит ваше преподобие помолиться Богу, чтобы Он по своему милосердию постоянно давал их мне.

Что касается постройки нашего каменного храма, то я не знаю, будет ли дано дозволение и на что мы можем надеяться в будущем, а теперь светлейший царь до крайности занят другими заботами, так что не советуют даже и делать теперь ему какия-либо представления. Все то, что с ним слажено хорошего заграницей, теперь, мне кажется, какой-то злой змей своим нашептыванием превратил в ничто. О, если бы я ошибался! Но у нас есть слишком верные доказательства. Однако, я надеюсь, что восстанет Бог, поможет святой церкви и рассеет ее врагов. Не так еще давно один из первых бояр сказал прямо: «нам всячески необходимо препятствовать, чтобы вы имели более обширную и более устроенную церковь; в противном случае наши собственные храмы опустеют, и все будут ходить на ваше богослужение». Бог поможет своему делу, а мы будем делать ради Бога, что можем, и Бог сделает за нас то, чего мы не можем.

Да простит мне ваше преподобие за мое путанное писание. Набросано на бумагу в разные времена, урывками, сегодня одно, завтра другое, по мере того, как приходило в голову. Я присоединяю тут нарисованную неумело кисточкой или вернее пером нашу резиденцию и внутренний вид храма. ¹⁰

Уже нам, в наш дом привезли библиотеку, подаренную нам господином генералом Гордоном и оцененную в 600 ваших флоринов. Она состоит из самых избранных сочинений для наших потребностей.

Хороший наш друг из Польши получил известие, что, когда царь проезжал через Замостье, то там уже [15] находился папский нунций, господин Паулуччи, которому царь подарил весьма драгоценный крест; а нунций, заметив, что царь к нему весьма расположен, обратился с просьбой, чтобы царь дал позволение свободно проходить в Персию и Китай труженикам (во Христе) и чтобы сделал это исключительно для вашего общества. Царь ответил на это: «из наших земель изгнаны евреи и иезуиты». Когда же нунций стал настаивать, то царь наконец ответил: «по мне все равно, пусть идут, но я не хочу дать ручательства за их безопасность от разбойников и проч., пусть посмотрят, можно ли пройти». Всеблагий Боже! А как же он может давать обеспечение своим купцам? Вот, мой господин, до какой степени вы ненавистны! Весьма недавно сказал великий канцлер, что царь, по окончании войны, намерен посетить еще Италию. Испанию, Данию, Францию и другия страны, и нет сомнения, что король французский даже прямо приглашал. Я желал бы, чтобы ваше преподобие как нибудь свиделись с вышеупомянутым господином Франциском. В устной беседе с ним вы узнали бы удивительные вещи.

Я написал здесь много такого, о чем не желал бы, чтобы ваше преподобие сообщали другим без разбору, потому что, вы знаете, есть много болтунов, которые рассказывают дела без всякой осторожности. Сохрани Бог, если что-либо из написанного здесь дойдет сюда, хотя бы то в виде слуха, тогда бы моя жизнь была в опасности. У нас недавно был уже такой случай, и то дело касалось частного лица; тем большее было бы несчастие из-за того, что я здесь написал, а написал я вашему преподобию все это потому, что посылаю это письмо не по почте, но с верной окказией, и, так как ваше преподобие будете прибегать к ней с великою осторожностию, то, без сомнения, будете наблюдать и в самых письмах ко мне те предосторожности, о которых я просил прежде, и будете пользоваться вышеописанным алфавитом не иначе, как прилагая всегда отвод, что будто бы вы отвечаете на математический вопрос или сообщаете какое-нибудь искусство. Касательно остального вам продиктует ваш ум. Печатью же пользуйтесь только чужой, а никак не своею, которая бы выдала [16] нас, потому что самая корреспонденция с человеком вашего ордена может причинить не малую беду. Когда господин императорский посол будет отъезжать, я не забуду вашего преподобия, насколько позволят мои слабые силы, а теперь всецело предаю себя вам и прошу себе того же pacположения, с которым вы относились ко мне уже и тогда, когда жили в Риме. Остаюсь вашего преподобия покорнейшим и искренним слугой Геральд а S. Cruce, папско-императорский миссионер. Москва, в Иноземной Слободе, 1698 г. 23 сентября нового стиля.

PS. ¹¹ Покорнейше прошу почтенного отца ректора, да благоволит сообщить это письмо почтенному отцу Эммануилу ради особенного утешения, каким без сомнения исполнится его душа при воспоминании о славном отце Алберте. Также покорнейше, с почтительнейшим поклоном, прошу почтенного отца Эммануила, чтобы он, прочитав сам, не потяготился дать прочитать это письмо почтенному отцу Дворскому, затем почтенному отцу Фалеку, потом почтенному отцу Пабле и наконец отцу Ветровскому, каждому особо (ибо я не желал бы делать это письмо общеизвестным), именно, я боюсь, чтобы, если оно станет ходить по рукам слишком многих, не навлекло какой либо опасности на несчастного корреспондента, с которым мне нужно вести дело как можно осторожнее. Затем, если у почтенного отца Эммануила собранные мною некогда сведения возбудят какое нибудь подозрение касательно этого письма, то прошу его устранить это подозрение и совершенно уничтожить его, что пусть сделают и другие. Франциск Дубский.

II