ОЛЯ звонит кому-то по телефону.

ОЛЯ. Маш, привет! Как дела? Маш, а поехали с тобой куда-нить, а? Ну не знаю, в бар. Да ничего не случилось, просто. Ну потом расскажу. Ща я за тобой заеду на такси.

7.

Бар, за столиком ОЛЯ и МАША, обе пьяные.

МАША. Не, ну ты посмотри: ни одного красивого мужика.

ОЛЯ. Конечно, мы же не в гей-клубе. Это просто бар.

МАША. Старпёры какие-то сидят.

ОЛЯ. Ну почему? Просто зрелые мужчины.

МАША. А я красивых люблю. Чтобы высокий, фигура такая поджарая, но руки сильные чтоб.

ОЛЯ. Твой Артурчик, кстати, урод был. И жирный.

МАША. Никакой не жирный! У него кость такая была, широкая! Да что о бывших – не будем. Слушай, наконец-то мы с тобой куда-то вышли, а! А то ты там засела со своим Лехой – не вытащить тебя никуда. Хоть за это можно твоей бабуле спасибо сказать.

ОЛЯ. Машк, ты детей хочешь?

МАША. Ха! У нас одна родила – ужас! Теперь с таким лицом святой мученицы ходит. И от мужика своего теперь уйти не может.

ОЛЯ. Да, вот именно.

К ним подходит ЖЕНЯ.

ЖЕНЯ. Девушки, а давайте вместе выпьем.

ОЛЯ. А давай!

ЖЕНЯ (разливая алкоголь). Женя.

ОЛЯ. Оля.

МАША. Маша.

ЖЕНЯ. Грустим?

МАША. Наслаждаемся.

ЖЕНЯ. Алкоголем?

МАША. Свободой.

ЖЕНЯ. Ничего, встретите и вы принца. Надо только внимательнее смотреть.

ОЛЯ. Пусть они смотрят сами.

ЖЕНЯ. А это вы зря. Потом будете кусать себе локти после сорока.

ОЛЯ. Ха-ха!

МАША. Откуда такая самоуверенность?

ЖЕНЯ. Это жизненная мудрость, девочки. Вас много – нас мало.

ОЛЯ. Ха-ха!

МАША. То есть, надо хватать первого встречного, чтобы потом, после сорока, гордо предъявить социальной сети: о! У меня есть! Я не профукала своего гномика! Теперь, когда я постарела, у меня есть свой поюзаный коротыш, которому и бежать-то некуда, так что жизнь удалась – так что ли?
ЖЕНЯ. Одинокая немолодая озлобленная женщина – жалкое зрелище.

МАША. Это вы мне?

ЖЕНЯ. Нет. Вы молодая и очень красивая, Маша.

МАША. Молодец.

ОЛЯ. Женя, а вы могли бы украсть женщину?

ЖЕНЯ. Как украсть?

ОЛЯ. Ну, так: украсть и к себе притащить, жениться.

ЖЕНЯ. Ну, это всё сложно. А я должен украсть малознакомую женщину?

ОЛЯ. Ну, нет, например, хорошо знакомую уже.

ЖЕНЯ. Так а зачем её воровать? Если она хорошо знакома – она уже давно сама пришла, тапочки свои принесла, зубную щетку. Вот малознакомую – да, пожалуйста, на одну ночь можно украсть. Кстати, как в таких случаях говорят: у меня дома хорошая коллекция марок, посмотрим, Маша?

ОЛЯ. Нет, я не про это. Ну вот, представьте, вы живете, например, с родителями, а она, например, живет, ну, со старой бабушкой, и тут надо решать. И вы, как мужчина, допустим, говорите: женщина, я решил - мы не будем ждать милостей от природы! И хватаете её и тащите.

ЖЕНЯ. Ну, по пьяни чего только я не делал в ранней молодости. Но потом думаешь: как бы так красиво её обратно к бабушке выпроводить. Кстати, а вы с кем живете, Маша?

ОЛЯ. Значит, не любил?

ЖЕНЯ. Сложный вопрос. Что такое вообще эта любовь? Вот я понимаю: дружба. Это ценность, да. Маша, давайте дружить!

МАША. Зависит от того, какой вы любовник, Женя. Но проверять не буду. Ладно, нам с подругой пора. Пойдем, Оль.

ЖЕНЯ (протягивая бумажку Маше). Вот мой телефон, позвони.

МАША не берет бумажку, вместо неё берёт ОЛЯ.

8. Квартира Оли, утро. ОЛЯ просыпается на диване, с кухни входит БА со стаканом воды в руках.

БА. Ну что, работу проспала? Кусочницу тебе сготовить?

ОЛЯ. А сколько времени?

БА. На сале или на масле?

ОЛЯ. Фу, меня тошнит. Ба, дай мне аспирина, что ли.

БА (передавая Оле таблетки и воду). На вот, лучше угля пожуй. Я всегда Роману с похмелья давала. Уж он этого угля сжевал! Центнер.

ОЛЯ (глядя в телефон). Блин, уже одиннадцать!

БА. Давай: соскочила – побежала! Хоть к обеду придешь.

ОЛЯ. Не пойду. Скажу: заболела.

Оля набирает номер на мобильном.

ОЛЯ. Алё, Лена, привет, я тут заболела, не приду сегодня. Да, я знаю, что надо, но не могу. Плохо мне, температура тридцать девять. Да знаю я, что срочно, но что же мне теперь: клонироваться?

ОЛЯ кладет телефон.

БА. Вот и мать твоя тоже – соврёт и глазом не моргнёт.

ОЛЯ. Ты мне мозг пришла компостировать? Лучше чаю сладкого сделай мне.

БА. Когда ты маленька была – у тебя была такая волосатая спинка. Гладишь, гладишь как персик. А когда тебе лет пять было, ты пришла и говоришь: «Ба, а зачем моя мамка беременная кошку пнула? Мне во дворе сказали, что я волосатая, потому что мамка кошку пнула». А я тебе говорю: «Да ну, врут всё». Она тогда первый раз села, мать-то. По глупости – казённые деньги украла, немного. По глупости. А ты скучала по ней. Лепила себе когти из пластилина и говорила: «Как у мамки». Из-под духов бутылки собирала, картонки разные. Туфли её на каблуках доставала, ходила. Она красавица же была, Верка-то. Она и сейчас. А тогда молоденька совсем. Бабы её ненавидели, что она жопой вертела перед их мужиками. Бедовая. Ради тряпки красивой душу продаст. Пела хорошо, и сейчас поёт. Как запоёт «Белой акации гроздья душистые» - так мужики слезу пускают – чистый голос, хрустальный! Учиться не захотела, талант свой в землю зарыла. Серёжа любил её, обожал. Думал, женится на ней, так она человеком станет, выучится. Но нет, променяла свой век на холщовый мех. И тряпки легко приходили – легко уходили. Авантюристка. Бегала от Серёжки, конечно. С начальником его крутила.

ОЛЯ. Ну не надо, Ба. Не надо.

БА. Они все такие, вся родова. Мать её, твоя бабка, Неля, хорошая была женщина, строгая, сильно Верку била, шпыняла, человека хотела сделать. А вот Нелина мать, твоя прабабка – так та такая оторва была! Федора звали, Дора. Степнячка – отец ее какой-то узкоглазый. Но рукастый, работал много, Федору эту в гимназию отдали. А потом она в театре стала играть. В местном, навроде самодеятельность. Пришла всякая шушера красноармейская, всякие там Щетинкины – она перед ними играла, позорилась, по ресторанам таскалась. Родит – и умирает у неё ребеночек-то. Тогда же просто было – переставали кормить и всё, Бог дал – Бог взял. Или на мороз выносили. А потом белые пришли – она с белым спуталась, бежала с ним во Владивосток, когда революция-то настала. Они хотели, вроде, в Харбин бежать. Но он бросил там её, Дору-то. Она мальчика родила, и снова умер у ней ребёнок – но об энтом-то она плакала, вспоминала его всю жизнь, сыночка-то. Вадиком назвала. Видать, и правда случайно умер. Потом уж она Лариона встретила, он, может, и не Ларион никакой, кто его знает – беглый поляк, тогда многие в Сибири прятались. Хороший был мужчина, с образованием, видать, не пахал землю, потом начальником курорта был на озере Тагарском. Умер от туберкулёза. Но успели они родить твою бабку Нелю. Потом Федору эту посадили за спекуляцию – она ни дня на советскую власть не работала, всё шали вязала, веники вязала, на огороде что вырастит – продаёт. Неля, пока мать сидела, поехала в город к её сестре, к тётке своей. А тётка бездетная была, заставляла её пирожками торговать. Война, голодное время, пирожки-то брали хорошо, а Неле есть не разрешали. Вот она и стояла, от голода чуть не падала. А если съест пирожок – тётка била. У ней месячные только в 19 пришли от недоедания. Ненавидела Нелька мать-то свою. Как ты свою.

ОЛЯ. Чаю принеси мне.

БА. Вот и мать твоя – никогда слезинки не проронит.

БА выходит.

ОЛЯ. Алё, Машк! Ну как ты? Я тоже. И я не пошла. Слушай, а приходи ко мне сейчас, а? Вместе поваляемся. У меня таблетки есть от головы. Пожалуйста, я тебя очень прошу! Очень надо, правда.

9. Квартира Оли, ОЛЯ и МАША красят ресницы, сидя на кровати. На диване сидит БА и вяжет на спицах носок.

БА (поёт). По деревне ходила со стадом овец деревенская Катя-простушка, и понравился ей молодой дуралей – чернобровый красавец Андрюшка. Давай, Катя, с тобой переменим мы жизнь деревенску на на жизнь городскую. Наряжу я тебя в темно-синий костюм, и одену я шляпу большую. Вот уж годик прошел, а Андрюши все нет, и ребенок родился к тому же. Катя сильно грустна, хвать ребенка она, едет в город разыскивать мужа. Научилась она водку горькую пить, и ребенок при этом скончался. Научилась она в рестораны ходить, наконец ей Андрюша попался. Здравствуй, миленький мой, муженек дорогой, как давно по тебе я скучаю. А Андрюша-подлец покачал головой: Не видал я тебя и не знаю. Закипела тут кровь у Катюши в груди, она нож ему в сердце вонзила: И за прежню любовь, за измену твою - за вcе беды тебе отомстила.

ОЛЯ. Ну всё, мы побежали, Ба.

БА. А ужинать? Я селедочки купила.

ОЛЯ. Как-нибудь в другой раз.

БА. Маша, а ты что же, ты на Ольку не смотри – она не жрёт ни черта с детства.

МАША. Спасибо огромное, Мария Васильевна! Я бы с удовольствием, но что-то не хочется.

ОЛЯ. Ну всё, пока, Ба, ложись спать, не жди меня.

МАША. Приятно было познакомиться, Мария Васильевна!

БА. Маня…

ОЛЯ. Ба, ну какая она тебе Маня?

БА. А что, меня все так в молодости звали – Манька. Маня, ты заходи по-соседски, раз так близко живешь здесь. Я всегда рада. Такая хорошая дивчина…

ОЛЯ (перебивая). Ба, ну давай, всё, звони если что, но лучше не звони.

МАША и ОЛЯ уходят.

10.

Бар. Пьяные Оля и Маша.

МАША. Не знаю, Оль, настоящих-то мужиков мало совсем.

ОЛЯ. Ну а какие они, настоящие?

МАША. Вот у нас работают два таких, в отделе продаж. Такие милые, не знаю, в костюмчиках, улыбаются. Пахнут вкусно.

ОЛЯ. А что, ненастоящие воняют?

МАША. Ну, настоящий мужчина будет уважать окружающих женщин. Будет мыться, я не знаю, соблюдать гигиену.

ОЛЯ. Настоящий не будет, знаешь, тут нас слушать: мыться, не мыться. Всё это бабские капризы. Нагнёт раком и впендюрит. И побежит воевать. А прибежит потный, вонючий.

МАША. Животные.

ОЛЯ. Да, животные. Я тут опрос провела. Спрашивала, куда они ссут.

МАША. Ха-ха! Да в подворотнях!

ОЛЯ. Не только, не только!

МАША. Знаешь, мне кажется, что они должны ссать сидя. Им-то какая разница!

ОЛЯ. Кухонные раковины – это раз.

МАША. Офигеть! Чё, правда?

ОЛЯ. C балконов, из автобусов прямо из окон, в вагонах метро! В школьных дворах! Прямо в машине в бутылку пока в пробке стоят! Представляешь, улыбаешься какому-нибудь чуваку на мерседесе, пока на светофоре стоите, а он в это время…

МАША. Боже мой!

ОЛЯ. А ты говоришь.

МАША. Ну не все же.

ОЛЯ. Да ну, ты просто плохо знаешь людей.

МАША. Ну вот взять твоего Леху. Он такой у тебя чистенький. Как он, кстати?

ОЛЯ. Звонила ему сегодня, говорю: ну что, когда обратно? А он говорит: нам надо взять паузу. По крайней мере, говорит, пока не уехала твоя бабушка.

МАША. Фигасе. Чем это она его напугала так?

ОЛЯ. Она-то может. Ты же видела, какая. Меня если уже достала так.

МАША. Да ладно, ты могла бы и потерпеть – девять лет бабулю не видела. Она очень милая у тебя.

ОЛЯ. Да ты не знаешь.

МАША. Ну они все такие, могла бы и потерпеть.

ОЛЯ. Маш, ну ты не знаешь, как она мозг выносит.

МАША. Говорит: выходи замуж? Ха! Мне каждый день то мать, то тётя намекают.

ОЛЯ. Маш, у тебя кто родня?

МАША. В смысле?

ОЛЯ. Переводчики и учителя. А что ты про мою родню знаешь? Лучше тебе ничего не знать.

МАША. Ой, я тебя умоляю.

ОЛЯ. Мать у меня зэчка.

МАША. Как зэчка?

ОЛЯ. Так.

МАША. Да ладно.

ОЛЯ. Угу.

МАША. Что еще я про тебя не знаю?

ОЛЯ. Да много чего не знаешь, Маш. Мы сколько с тобой дружим? Семь лет? Ой, всё, не хочу на эту тему. Давай о другом. Давай лучше о мужиках разговаривать.

МАША. Боже.

ОЛЯ. Посмотри: ни одного красивого мужика.

МАША. Да уж.

ОЛЯ. А ты же красивых любишь, да ведь? Таких высоких, стройных, с сильными руками, да.

МАША. Да. И чтоб зубы были хорошие.

ОЛЯ. А вон смотри: как тот тебе?

МАША. Этот? В Джинсах?

ОЛЯ. Да, в джинсах.

МАША. Ну ничего.

ОЛЯ. Ща, мы с ним познакомимся.

ОЛЯ улыбается парню в джинсах, это СТЕПАН. СТЕПАН подсаживается за их столик.

СТЕПАН. Мы знакомы? Вы мне так улыбаетесь.

ОЛЯ. Просто я хочу, чтобы вы мне тоже улыбнулись, и тогда я рассмотрю ваши зубы.

СТЕПАН. А что с моими зубами?

ОЛЯ. Просто хочется встретить человека с хорошими генами. Нам еще размножаться.

СТЕПАН. Какие у вас серьёзные планы на меня!

ОЛЯ. Не у меня. Её зовут Маша, а вас?

СТЕПАН. Стефан. Ну, то есть, Степан.

ОЛЯ (обращаясь к МАШЕ). Ну как тебе, Маш?

МАША. Оль!

ОЛЯ. А вы сколько раз подтягиваетесь, Степан?

СТЕПАН. Ха-ха-ха!

ОЛЯ. Я так и подумала. А сколько у вас детей? Бывших жён? А вы ответственный? А вы сексом сколько раз в неделю хотите заниматься?

СТЕПАН. С вами?

ОЛЯ. Нет, с Машей.

СТЕПАН. Ха-ха-ха!

ОЛЯ. Я так и подумала. Вы нам не подходите, Степан. Вы кто по профессии?

СТЕПАН. Я скульптор.

ОЛЯ. Я так и подумала.

СТЕПАН. А как вас зовут?

МАША. А Оля, кстати, любит творческих людей.

Вдруг к ним подходит ЛЕША.

ОЛЯ. Лёха?

ЛЕША. Привет.

ОЛЯ. Привет. Ты как меня нашел?

ЛЕША. Ты зачекинилась в фейсбуке.

ОЛЯ. Я?

МАША. Я нас с тобой зачекинила.

ЛЕША (Указывая на Степана). А это кто?

ОЛЯ. Это Степан.

ЛЕША. Похож на неудачника.

СТЕПАН. Ха-ха-ха!

ЛЕША (Степану). Заткнись!

СТЕПАН. А в чем дело?

ОЛЯ. Ты пьяный, Лёх?

ЛЕША. Отойдём.

ОЛЯ. Да ладно, чё ты, говори, все свои.

ЛЕША (пытаясь говорить тихо, чтобы слышала только Оля). Я не хотел говорить. Это не телефонный разговор. Но твоя бабушка реально обладает паранормальными способностями.

ОЛЯ. Ха-ха-ха.

СТЕПАН. Так я не понял: в чём, собственно, дело?

ЛЕША (Оле). Я не знаю, надо что-то делать с этим. Вдруг она и на тебя плохо повлияет.

ОЛЯ. Ой, говори медленнее, чё-то я не понимаю.

ЛЕША. Оля, ты знаешь: я агностик и материалист. Но она явно черный маг.

СТЕПАН. Ха-ха-ха!

ОЛЯ. Лёх, ты виски пил?

МАША (Степану). Степан, а вот скажите мне, чем барельефы отличаются от горельефов?

ЛЕША. Ну давай отойдем, Оль?

ОЛЯ. Да говори, чё ты сразу щемишься. Ни в чём себе не отказывай.

ЛЕША. Она прочитала какой-то заговор, и на меня в тот же день наехала налоговая. Курьер уволился. Поставщик слился. И это в один день, Оль! И еще, у меня сразу справа закололо, ужасно, прям, я пошел к врачу – и что ты думаешь?

ОЛЯ. Что?

СТЕПАН. Рак?

ЛЕША (Степану). Заткнись!

МАША (Степану). А расскажите про свою профессию, Степан. Вот, например, у скульпторов руки нежные, да, Степан?

ОЛЯ. Так что?

ЛЕША. Камень в желчном.

ОЛЯ. Так я не поняла, ты мне сюда пришел рассказать про камень?

ЛЕША. Ну да. Ну я хотел сказать: надо что-то делать. Нельзя с ней долго контактировать. Ты видишь, аура у неё какая чёрная.

СТЕПАН. Парень, давай сворачивай уже своё ток-шоу на первом канале.

ОЛЯ. Так я думала, ты соскучился. Пришел мне рассказать о своей любви.

ЛЕША. Оль. Ну при чём тут это.

ОЛЯ. Так ты меня любишь или нет, Лёх?

СТЕПАН. У мальчика вава, он пришел поплакать.

ЛЕША (Степану). Слушай, заткнись уже, а!!!

СТЕПАН бьёт ЛЕШУ, тот падает.

СТЕПАН (Маше). У скульпторов руки сильные.

МАША кидается поднимать ЛЕШУ.

ОЛЯ (Степану). С ума сошел?

СТЕПАН. Ха!

ОЛЯ (Леше). Врежь ему, Лёх.

ЛЕША размахивается, но бьёт мимо. CТЕПАН снова его бьёт.

МАША. Ну всё, хватит! (ЛЕШЕ) Пойдём отсюда!

МАША уводит ЛЕШУ.

ОЛЯ. Я не поняла.

СТЕПАН. Ха! Это твоя подруга, да?

ОЛЯ. Ну да.

СТЕПАН. Ты плохо знаешь людей. Поехали ко мне.

10. Квартира Оли. День. БА сидит на диване. В квартиру заходит ОЛЯ.

БА. Ты что ли?

ОЛЯ. Нет, не я.

БА. Ну и где ты шлялась? Я всю ночь не спала. Куда бежать – не знаю. А на работу что, опять не пошла? Батюшки свет!

ОЛЯ. Ба, а завари мне чаю свежего, там мята есть в холодильнике.

БА. Батюшки свет. Да лучше компота попей, я сварила из ботвы морковной.

ОЛЯ. А где ботву взяла?

БА. Так Катя купила морковку такую с ботвой, выкинуть хотела. А там же витамины.

ОЛЯ. А помнишь, я маленькая была темноты боялась? А потом ты мне сказала волшебные слова. Помнишь? Страх, страх, не я тебя боюсь, а ты меня бойся. И идти в самый тёмный угол.

БА. Да помню, как не помнить – ты потом себе лоб расшибала, нарочно шарахалась по тёмным углам, а там то раковина, то шифоньер, вот и билась.

ОЛЯ. Ба, а научи меня заговору твоему.

БА. Какому такому заговору?

ОЛЯ. Ну, этому, который слабых выгоняет людей.

БА. Да не знаю я такого, батюшки свет!

ОЛЯ. Ну как не знаешь, знаешь! Ты Лехе сказала, он и убежал. Научи меня теперь!

БА. Да Лёхе твоему я заговор от тараканов рассказала, что ты! Это же от тараканов, от мелких мышей, от тли еще, жуков. На огороде, бывало, прочитаешь, так всё растёт, прёт прямо, соседка, Родионовна, царство небесное, бывало всё завидовала…

ОЛЯ (перебивая). Ба, ну что ты издеваешься надо мной, какие тараканы? Лёха же сбежал!

БА. Сбежал. Но заговор-то, Олюшка, от тараканов!

ОЛЯ. Ба, вот скажи мне, почему от тебя такие разрушения, а? Вот где ты появляешься – всё, капец.

БА. Ты завтракать будешь? Я оладьи заведу.

ОЛЯ. Какие оладьи, ну какие оладьи, Ба!

БА. Как ты любишь – кефирные. И мать твоя их любит. Давеча приходила ко мне, я ей настряпала оладушков-то, посидели. Хотела она очень повидаться с тобой. Тоскует. Исправилась она. Года идут. Волос уже не такой густой у ней. У меня тоже, раньше помнишь, какой был? А теперь шерсть кошачья. А мать портнихой промышляет. Шьёт людям вещи, польта даже. Она показывала – хорошо пошито, крепко. Ну она всегда могла руками заработать. Деньги получает, даже мне дала. Я билет купила на эти деньги, к тебе приехала. Теперь ей не до мужиков уже. Хочет, чтобы ты замуж вышла, чтобы дети у тебя были. А ты где была-то всю ночь? Где шлялась?

ОЛЯ. Ба, зачем ты Лёху прогнала? Я такая с ним была порядочная. Я думала: ну вот, нагулялась, теперь поживу буржуазно, тихо. С ним так удобно было. У меня наконец-то дом появился – придешь с работы вся злая, голодная, а дома пахнет едой! Чисто. И Лёша ванну нальёт, массажик сделает. А что детей не хочет – ну и ладно. Ребенок – это не котенок. Зато мы друзья. Он знаешь, сколько знает? Он не какой-то там гуманитарий, он технарь! Гуманитарии же второго сорта люди, а этот на олимпиадах побеждал по физике, химии. Всегда восхищаюсь теми, кто физику любит. Москвич, из хорошей семьи. Я ведь как раньше жила? Хо! До двадцати пяти думала, что в мужиках счастье, и не надо упускать. Никого не любила. Сколько их было? Много. Сейчас думаю: зачем все эти люди? Какой-то страх был, что я одна, а так всё живая душа рядом. Какие-то эмоции. Всё время хотелось эмоций, как будто мёртвая. Хваталась за эти соломинки. Архитектор какой-то, в съёмной комнате. Какой-то еще лузер на старом Вольво. Какой-то шизофреник, любитель раскурить. Этот шизофреник, кстати, потом стал опекать одну барышню, которая свалилась с параплана. Ездил к ней в больницу, денег давал. Женился на ней, она уже вся покалеченная была. Да много их было, случайных. Не буду тебя пугать. Мне просто кажется, если бы папа был жив… Или если бы мама была нормальная. Зачем все эти тела? Скучно. Потом перестала. Работа, кредит за квартиру. И Лёху встретила. Представила, как мы с ним, такие два бодрых пенсионера. Мы бы вместе йогой занимались, питались бы правильно, путешествовали. И ребенок не нужен, ребенок – не котенок. Он когда к родителям уходил – я скучала даже. Знаешь, я всегда мечтала о брате. Зачем ты приехала?

БА. Посмотри, я тут цветочки посадила.

ОЛЯ (осматриваясь). Откуда ты их взяла?

БА. У Кати саженцы взяла, она еще эту подарила, смотри, примулу. Говорят, жениха притягивает примула-то. А горшок-то один Катя дала, тогда я к соседу твоему холостому пошла. Зовут его Тихон – имя хорошее, старинное. Дал он мне и горшков две штуки, и отщипнул этот, как его, да Бог с ним, отщипнул, и землицы дал… Знаешь, Оленька… Один ко мне на курорте привязался. А я, конечно, ноль вниманья. Но он такой был воспитанный, разговаривали мы много. Он моряк, офицер морской. Ваня звали. И так мы с ним хорошо разговаривали, что уезжала – и даже глаза на мокром месте. Думаю: чего это я? У меня же муж. Роман тогда совсем уже свиньёй стал. А этот чистенький, работа хорошая, ласковый, как телок. А я вернулась, а всё вспоминаю, вспоминаю его, как он мне песни пел, шоколад дарил, улыбался. Через месяц сижу на работе – входит Ваня. Улыбается во весь рот. Вот, говорит, и нашёл я тебя. Как нашёл – не знаю, я ему адрес не оставляла. Вот и нашёл, говорит. Сирень опять принёс.

ОЛЯ. И? И что дальше?

БА. Таскался-таскался, плакал, умолял. Но у меня муж. Через неделю уехал. А мы с Романом в гости пошли к куме моей, он там на гармошке играл, а одна ему в трусы залезла, наглаживала. Она без мужа пришла, нажралась водки. Cоседка ихняя, кумы. А мой глаза-то и закатил. Конечно. А я не видала – мне кума говорит: «Смотри, Маша, что делается-то». Осрамил меня так. Не раз я Ваню вспоминала. Всё думала: а как бы с ним было? Он меня всё Машенькой называл. Один раз через лужу на руках перенес. С ним бы как было? И я бы другой была. Как наша учительница из Ленинграда. Всё по-другому было бы.

ОЛЯ. Так что же ты не развелась со своим Романом?

БА. А что же ты своего Лешеньку забыть не можешь?

ОЛЯ. О боже мой! Что это за шторы?!

БА. Узнаёшь?

ОЛЯ. Это же голубой плюш твой!

БА. Видишь, как хорошо стало, весело. Материя хорошая…

ОЛЯ. Это ж надо…

БА (перебивая). А ты оденься хорошо, а то ходишь как голодранка. Купила доху на рыбьем меху…

ОЛЯ (перебивая). Ба, ты знаешь, сколько этот пуховик…

БА (перебивая). Вот и не смотрит никто. Но ничего, приоденешься…

ОЛЯ (перебивая). Да меня с работы уволили сегодня! Вот и приоденусь, ага.

БА. Батюшки свет! Как уволили?

ОЛЯ. Так. Пришла сегодня, а начальница моя Ника объявляет мне. Блин, как буду кредит платить?

БА. Ничего, Бог даст.

ОЛЯ. Угу. Даст. Догонит и еще даст. Ну хоть теперь будет время тебя по больницам повозить.

БА. По каким больницам?

ОЛЯ. Ну как по каким? Ты же сердце хотела обследовать.

БА. Ой, не хочу я, Оль, по врачам. Что они мне скажут. Старуха – она и есть старуха. Помирать пора.

ОЛЯ. Так, я не поняла: ты же сюда приехала по врачам походить? Или нет? Ты зачем сюда приехала-то?

БА. Чтобы ты мемуар написала.

ОЛЯ. Что?

БА. Мемуар. Снится мне книга-то моя. Толстая-толстая. Кажную ночь лежу, как будто книгу пишу. Всё-всё как в жизни было. В детстве братья меня как куль таскали, играли, и руку вывихнули. А мама пришла и как дёрнула – рука на место-то и встала. А сочинять-то не умею. А ты ж у нас умеешь. Ты ж еще в детстве сказки придумывала. Вот и напиши про меня мемуар. А то сдохну – и забудете меня все. Всё забудут. Помню, пригнали нам немцев Поволжья в войну, эвакуировали. И нас, детей, и их гоняли в поля на работы, за трудодни мы работали, как рабы. Корову у нас тогда еще не забрали, так мы все пятеро и мама питались молоком Зорькиным, светлая память ей, какая хорошая корова была. Ну что мама даст на обед с собой? Бутыль молока, горстку творога. А у немцев коров не было. Они бы подохли все, если б сусликов не ловили, да хомяков. Наловят, нажарят с луком да едят. А наши никто не ели, не знаю, считали - ядовитое. Раз только, когда уже коровы не было и мы лебеду жрали, раз только мама решила зайца съесть – поймали, в тазу вымачивали три дня, чтоб яд вышел, да потом выбросили – стух. Ядовитое считалось, никто не ел. А немцы ели. И вот был там один мальчишка белобрысый, у него обед такой был, из суслика жареного. И говорит мне: а давай меняться? А так вкусно пахло – лучком, мясом, слюнки текли. Ну я говорю: давай! И поменялись. Вкусно было! И так мы менялись-менялись, пока мама не узнала. Уж она отлупила меня знатно! За то, говорит, что гадость немецкую жрёшь, а не наше молоко русское от Зорьки! Я потом сесть неделю не могла – так она меня отлупила!

ОЛЯ. Какие же идиоты!

БА. Кто идиоты?

ОЛЯ. Да вы все идиоты в вашем Сагайске! Дебилы! Помню я прекрасно ваш Сагайск! Приличные дома – только у немцев и были! А у вас, коренных, заборы покосившиеся, во дворе говно коровье, баню! Баню! И ту не найти приличную у русских! До чего дожили! Я помню!

БА. Да что ты говоришь? Батюшки свет! Ты когда помнишь-то? Ты там и не была сроду! Ты жила у меня в Березовке, а это почти город уже!

ОЛЯ. Была я там, ты забыла, ты поехала туда летом к родне на месяц, и меня с собой взяла. Я помню, как там развлекались: старшие братья дадут мелким, трехлетним, самогона, те бегают, дурные, а старшие ржут. Как смешно! Мрак! Девки все, начиная с 14, на абортах, парни бухают, а потом пьяные на мотоциклах разбиваются, а их матери думают, где денег взять, чтобы трусы купить и зубную пасту, а соседи друг друга ненавидят, подслушивают, подглядывают, сплетничают, а сами уже разучились огороды сажать – только картошку. И всё ненавидят, что не понимают, всё новое, всё другое ненавидят! Немцы приехали – и их давай ненавидеть, конечно! Не высовываться, не отсвечивать, шептать! Как я ненавижу это! Как я тебя ненавидела, когда ты меня так воспитала! “Оленька, девочка должна быть скромной, тихой, молчи и улыбайся!” Да я просто деревенела, я в бревно превращалась от этого! Меня в школе считали чокнутой, идиоткой от такого воспитания твоего!

БА. Да я тебя по житиям воспитывала…

ОЛЯ (перебивая). Ты же меня еще и одевала, как Агафью Лыкову – какие-то свои старые платья, какой-то пояс из собачьей шерсти…

БА (перебивая). Оля! Так у тебя же почки болели!

ОЛЯ. Это у тебя почки болели, Ба, у меня ничего не болело! Ты себе всё придумала! Зачем ты мне мыла голову хозяйственным мылом?

БА. Да это самое лучшее, натуральное…

ОЛЯ (перебивая). Нет! Это не лучшее! От него волосы у меня в мочало превратились, а ты всё равно мыла, а от меня хозяйственным мылом воняло, никто не хотел со мной за одной партой сидеть! Ты мне всё детство испортила!

БА. Вот она, твоя благодарность.

ОЛЯ. Ба, скажи мне, почему ты папу сдала в дурдом?

БА. Оля! Он заболел! Доктор сказала…

ОЛЯ (перебивая). Зачем ты убила своего сына?

БА тяжело дышит, ищет таблетки.

ОЛЯ. Он не походил на тебя, да? Он был не такой? За это?

БА. Что ты такое говоришь, Оля? Он заболел! Он против власти стал писать, против Родины. Врач сказала…

ОЛЯ. И ты поверила врачу? Ты сыну не поверила, а какому-то врачу поверила?

БА. Его в тюрьму могли посадить...

ОЛЯ (перебивая). А так его посадили в психушку, и он там умер.

БА (плачет). Так откудава я знала-то? Я же не знала! Я думала, подлечат и выпустят.

ОЛЯ. Выпустят, ага. Выпустят, и он станет хорошим человеком – шофером, там, или рабочим на заводе, да? Стишки свои перестанет писать, и все эти глупости, да?

БА глотает таблетки, бледнеет.

ОЛЯ. Ба, что с тобой, Ба? Тебе плохо? Ой, да что ж это такое! Сейчас! Подожди, сейчас… (набирает номер в телефоне). Алё, скорая, тут бабушке моей плохо.

11.

Комната Оли, БА лежит на кровати, возле на стуле лекарства, разбросанные упаковки от капельницы, ампулы, вата. ОЛЯ сидит с ней рядом, гладит руку.

БА (глядя в окно). Вечеряет.

ОЛЯ. Ну как ты?

БА. Щемит.

ОЛЯ. С какой стороны?

БА. Да вот тут и тут. Старуха. Думала, еще в пятьдесят помру, а вон смотри ты.

ОЛЯ. Глупости говоришь, как всегда.

БА. Помру – так отправь меня в Сибирь обратно.

ОЛЯ. Нет, здесь похороню на Ваганьковском кладбище, рядом с могилой Высоцкого.

БА. Нет, лучше отправь на родину.

ОЛЯ. А кто там на твою могилку ходить будет?

БА. Вера, мать твоя.

ОЛЯ. Думаешь?

БА. У неё никого нет, у Верки-то. Она теперь ко мне приходит, мы вместе чай пьём, разговариваем. Ну и на могилку будет приходить, разговаривать.

ОЛЯ. Хватит уже про могилки, надоела ты мне уже со своими могилками.

БА. Ох, Олюшка, доживёшь до моих лет…

ОЛЯ. Так ты почему в больницу-то отказалась ехать? Ты чего приехала-то сюда в Москву?

БА. Так ведь день рожденья у тебя через неделю.

ОЛЯ. И что? Я не праздную никогда.

БА. Надо будет отпраздновать. Что ж я – зря приехала, что ли? Банкет делай.

ОЛЯ. С ума сошла? Какие тебе банкеты? Ты чуть коньки не отбросила мне тут. Скорая только уехала.

БА. Оля, делай.

ОЛЯ. Ба, да я безработная теперь! Какие банкеты?

БА. Ой, что-то мне опять закололо…

ОЛЯ. Тише, Ба, тише! Не волнуйся!

БА. Так сделаешь день рожденья?

ОЛЯ. Ну сделаю, сделаю, противная ты старуха. Но только дома. Ты и я, отпразднуем.

БА. А друзья?

ОЛЯ. Да какие у меня друзья?

БА. А Маня?

ОЛЯ. Мы поссорились с Машей.

БА. Поссорились? Почему?

ОЛЯ. Из-за мужчины.

БА. Из-за какого такого мужчины?

ОЛЯ. К ней Лёха ушел, кажется.

БА. Ну, из-за говна такого ссорится! Ничё, помиритесь. И работа будет – я знаю, мне сон снился. Ну всё, иди на кухню, не мешай, поспать хочу. Погоди, достань там в сумке у меня письмо.

ОЛЯ. Какое письмо?

БА. Ну доставай-доставай, вон там, сбоку. Да, оно, оно. Читай, а то я без очков не вижу.

ОЛЯ (читает). «Дорогая моя доченька…» Ба, что ты мне подсунула?

БА. Читай. Можешь доброе дело сделать? Читай, ради бога.

ОЛЯ (читает). «Дорогая моя доченька! Не знаю, с чего начать, чтобы ты стала читать дальше. Сразу хочу попросить у тебя прощения. Я виновата перед тобой. Я была дура. Сколько лет потеряно! Но мне раньше казалось, что всё получится: раз! И я стану богатой. Куплю тебе много красивых платьев. Но потом поняла, что ты тут не при чём. Что мне просто нравится это делать. В такие моменты живёшь, глаза блестят! Азарт посильнее, чем от игровых автоматов. Я когда фальшивые деньги втюхивала на рынке, то не могла остановиться. Надо было, но не могла. И попалась. Тюрьма. Не дай бог никому такого. Я забывала, что у меня есть ты. Тем более, ты же была пристроена у бабушки. Какая я была дура! Столько лет прошло, и тебе уже не нужна мама. Оля, я так хочу тебя увидеть! Бабушка говорит, ты еще больше стала похожа на меня, так же размахиваешь руками. А глаза Серёжины. Я не видела тебя 15 лет, какая ты сейчас? Если бы Сережу можно было вернуть. Ты – моя семья, да бабушка Мария Васильевна. Я всё вспоминаю, как ты малая съела всю бруснику с сахаром и спряталась за занавеску. Занавеска красная, ботинки красные, одергиваю – и там ты вся в бруснике стоишь, и хитро так своими лисьими глазками на меня смотришь. А помнишь, тебя вахтерша накормила конфетами, и взяла с собой, целый день тебя таскала по друзьям, как котенка. А я искала тебя везде, чуть с ума не сошла, в милицию прибежала. А вахтерше ты просто понравилась, она и взяла тебя, идиотка. Я ей врезала потом, курве. А тебе сказала, что это была баба Яга, помнишь? Оля, я каждый день желаю, чтобы у тебя в жизни всё-всё было хорошо, ведь ты такая умная, добрая, красивая девочка. Если у тебя нет отца и матери, так пусть будет всё остальное. Прости меня. Я тебя очень люблю. Целую, твоя мама».

12.

Квартира Оли. В комнате накрытый стол, на кухне БА режет салаты, ОЛЯ таскает тарелки в комнату на стол.

ОЛЯ. Ба, а куда нам столько еды на двоих? Ведро пирожков настряпала – не съедим же.

БА. Я сроду меньше ведра не стряпаю. Руки марать.

ОЛЯ. Ты что, еще один салат режешь?

БА. Не забудь холодец с балкона занести.

ОЛЯ. Нам с тобой и за неделю столько не съесть. И вообще, доктор сказал, тебе лежать надо.

БА. А ты приоденься иди, губы намажь.

ОЛЯ. Зачем?

БА. День рожденья или как? Там у меня в сумке поройся…

ОЛЯ. Опять??? Не сумка, а скатерть самобранка какая-то.

БА. Там подарок лежит. В красном кульке таком, нашла?

ОЛЯ разворачивает свёрток и достает красивое платье.

ОЛЯ. Вау! Какая красота! Неужели тоже смертное твоё?

БА. Это от матери твоей подарок, она сама сшила. Одень, я посмотрю.

ОЛЯ надевает платье, ей очень идёт.

ОЛЯ. Красота какая!

БА. Видела бы Вера.

Раздается звонок в дверь.

ОЛЯ. Кто это? Я никого не звала.

ОЛЯ открывает дверь, заходит МАША с цветами.

МАША (вручая букет Оле). С днём рожденья, Оля!

ОЛЯ. Неожиданно.

БА. Это я Машеньку пригласила – нечего ссорится.

МАША. Здравствуйте, Мария Васильевна! Оля, извини меня, если я чем тебя обидела…

ОЛЯ (перебивая). Нет, что ты, какие обиды, всё нормально…

МАША (перебивая). Я понимаю твои чувства, но…

ОЛЯ (перебивая). Да всё нормально…

МАША (перебивая). Это не совсем так…

ОЛЯ (перебивая). Конкуренция, а женщин больше…

МАША (перебивая). Понимаешь, люди одного круга…

ОЛЯ (перебивая). Подумаешь, мужика увела.

Пауза

МАША. Это была ошибка.

ОЛЯ. Да-да.

МАША. Он ушел тут же.

ОЛЯ. Какая драма.

МАША. Ну прости меня, мне просто стало его так жалко!

ОЛЯ. Секс из жалости – на такое даже мать Тереза не способна.

МАША. Да у нас ничего такого не было!

БА. Хватит уже из пустого в порожнее переливать, включите лучше музыку.

ОЛЯ. Музыку? А что ты хочешь послушать, Ба?

БА (поёт). Сам себя считаю городским теперь я, здесь моя работа, здесь мои друзья, только каждой ночью снится мне деревня, отпустить меня не хочет родина моя…

ОЛЯ (Ба). Только не плачь, тебе вредно волноваться.

БА. Всё-всё, больше не буду.

ОЛЯ (Ба). Иди полежи, отдохни, а мы тут с Машей пока винца выпьем.

БА ложится на кровать.

МАША. Я, кстати, принесла вина грузинского.

ОЛЯ. А где ты взяла, у нас же не продают.

МАША. Один армянин подарил, а ему из Украины прислали родственники.

ОЛЯ. Как всё сложно.

МАША. Оля, я вижу, ты на меня еще сердишься.

ОЛЯ. Я? Ну что ты!

МАША. А помнишь, меня отправили в Питер в командировку, а там резко наступила весна, и я позвонила тебе и попросила привезти мне на вокзал ботильоны, чтоб ты Ленке передала, она тоже в Питер ехала, а мне тогда зарплату задерживали, а ты не передала, помнишь?

ОЛЯ. Ой, ну ты вспомнила, я…

МАША (перебивая). И я там мучилась в зимних сапогах. Но я же тебя простила.

ОЛЯ. Ну ты сравнила Лёху с ботильонами.

БА (кричит из комнаты). Да ботинки-то полезней, Оль!

ОЛЯ (кричит Ба). Ба, а ты бы лежала спокойно и не подслушивала бы! Нет, ну надо же, какой слух…

МАША. Я хочу сказать…

Звонок в дверь, ОЛЯ открывает – заходит СТЕПАН с букетом.

СТЕПАН. С днём рожденья!

ОЛЯ. Я ничё не поняла – что происходит? Ты как меня нашел?

СТЕПАН. Э-э-э… Ну ты так рано ушла утром, ни телефона, ни адреса не оставила, я даже фамилию твою не знаю, чтобы в фейсбуке тебя найти.

ОЛЯ. И? И ты пошел к экстрасенсу? Или вызвал милиционера с собакой?

СТЕПАН. Я стал каждый вечер ходить в бар, где мы познакомились. И там встретил Машу, она мне и сказала, адрес дала.

ОЛЯ. Маша?

МАША. Ну, я хотела сделать тебе сюрприз. Вижу, парень сохнет. Может, такая любовь встречается раз в жизни.

ОЛЯ. Ха-ха-ха!

МАША. Как-то странно ты стала смеяться.

ОЛЯ. Я так всегда смеялась, пока в Москву не переехала. Охренеть. Ну что ж, проходи, Степан. Давайте уже выпьем. У нас есть французское, испанское и какая-то подделка с Украины.

МАША. Да нет, это настоящее грузинское…

ОЛЯ (перебивая). Вот ты Степан, говоришь, что не знаешь мою фамилию. А меня зовут Оля Скотинкина. Это моя настоящая фамилия. Я её поменяла на чужую фамилию Предвечная, но это была ошибка, мы ведь все ошибаемся, да ведь, Маш? Так вот, давайте выпьем и будем песни петь!

МАША. Знаешь, Оль, у тебя какой-то акцент появился.

ОЛЯ. Я же не местная, всё правильно.

СТЕПАН. Давайте! А гитара есть? Можно Цоя попеть, Чижа, или о! Можно Гаркушу! Аукцион!

ОЛЯ (поёт). Что стоишь, качаясь, тонкая рябина…

БА (подпевая). Головой склонилась до самого тына. (Степану). Здравствуйте, меня зовут Мария Васильевна.

СТЕПАН. Очень приятно, Мария Васильевна! А я Степан. Вот, это вам!

СТЕПАН дарит БА второй букет.

БА. Ой! Ой! Батюшки свет! Зачем тратился, зачем, такие деньги, цветы старухе!

СТЕПАН. Ну что вы, какие старухи, где вы тут видите старух!

ОЛЯ вытаскивает телефон и уходит звонить в комнату.

БА. Проходи, проходи, Степан, мы тут пирожков напекли, пельменей налепили, конечно, шанег тут не настряпаешь – печки нет, а вот если б у меня в Березовке, то я бы таких шанег наделала!

МАША. Вообще, конечно, потрясающе. Оля всегда уверяла, что пельмени ненавидит, а пироги не ест.

БА. А чем же вы тут кормились?

СТЕПАН. Энергией солнца они питались, а солнца тут мало, как известно, потому и худые такие.

МАША. А давайте свет погасим, и я тут торт принесла – мы свечки зажжем, и все вместе скажем: с днём рожденья!

СТЕПАН. Давай-давай!

СТЕПАН и МАША быстро втыкают свечи в торт, зажигают. Выключают в комнате свет и вносят торт, напевая “С днем рожденья тебя!”

ОЛЯ. Спасибо! Спасибо! Какая красота!

ОЛЯ не успевает задуть свечи, как снова звонок в дверь, Оля резко дергается в направлении двери, сшибает торт, который падает на пол вместе с горящими свечами. Дальше все говорят одновременно:

БА. Батюшки свет! Пожар!

СТЕПАН. Опа-на!

ОЛЯ. Ужас какой!

МАША. Упс! Блииииин!

БА. Как была неуклюжая, так и осталась!

ОЛЯ бежит к двери и открывает. Заходит незнакомый мужчина с букетом, это ТИХОН.

ТИХОН. С днём рожденья, Оля! Я ваш сосед, меня Тихон зовут.

ОЛЯ. Сосед?

ТИХОН. Да, меня ваша бабушка Мария Васильевна пригласила, но я только на минуточку, не беспокойтесь.

ОЛЯ. Ба?

БА. Ой, Тиша! Заходи, заходи, Тишенька, заходи!

ОЛЯ. Ба, скажи, кого ты еще пригласила? Катю с мужем-милиционером тоже?

БА. Да никого больше, никого, вот Тихона только, он нам столько добра сделал: и горшки дал, и землю, рассаду вон.

ТИХОН. Ой, какая примула красавица у вас, я с улицы иду, всегда любусь. Раньше как-то не замечал почему-то, вообще не замечал ваши окна, а теперь всегда смотрю: занавески такого лазурного, небесного цвета, цветы такие свежие, с такой хорошей аурой.

СТЕПАН. А меня зовут Степан, я Олин близкий друг.

ТИХОН. Очень приятно…

БА (перебивая). Ну, давайте, ребятишки, уже садится за стол, все собрались, вот и хорошо. Оля, неси холодец с балкона! Маруся, ты там кончай уже, садись.

МАША (очищая пол от торта). Да тут крем плохо оттирается.

ОЛЯ. Наверное, ненатуральный, химия какая-нибудь.

Все садятся за стол.

БА. Тиша, разливай.

СТЕПАН. Давайте я.

ТИХОН. А мне морсику, я алкоголь не употребляю.

БА. Закодировался?

ТИХОН. Что? Да нет, что вы, просто не употребляю по идейным соображениям.

СТЕПАН. У меня дядька так говорил. Но минут через пятнадцать не выдерживал и нажирался. Умер от цирроза, кстати.

ТИХОН. Ха-ха! Да нет, просто я преподаватель йоги, и как-то мне все эти стимуляторы...

БА. А ну и правильно! Это хорошо! Я, вот, тоже не употребляю. Веселиться и так можно!

ОЛЯ. Ба, ты тост хотела сказать?

БА. Да. Оленька… Хочу тебе пожелать, конечно, здоровья. Здоровье – это самое главное, если не будет здоровья…

ОЛЯ (перебивает). То мы все умрем. Это понятно, Ба, давай дальше.

БА. Не перебивай старших! Я у тебя на дне рожденья не была уже одиннадцать лет. Здоровье – это самое главное. Тьфу, сбила… А во-вторых, хочу пожелать долголетия, процветания, успеха, удачи, благополучия, благосостояния…

ОЛЯ (перебивая). Ба, ты решила сказать тосты за все эти одиннадцать лет?

БА. Да что ж такое! Я ей слово – она мне десять!

ОЛЯ. Наоборот!

СТЕПАН. В общем, давайте выпьем!

БА. Так не терпится выпить, да?

ОЛЯ (Степану). Всё, ты в чёрном списке у бабушки.

БА. И я хочу прочитать поздравленье.

БА надевает очки и читает по открытке.

БА. Веселая девчонка, забавная хитрюшка – Как много счастья в доме внучка принесла! Будь счастлива и ты, малышка-хохотушка! Желаю тебе радости, тепла!

ОЛЯ. Ха-ха! Ба, ты жжёшь!

БА. Ничего я не жгу, это в газете писали.

СТЕПАН. Ура! Давайте выпьем!

Звонок в дверь.

ОЛЯ. А! У нас еще один гость!

СТЕПАН. Так выпьем мы или нет?

ТИХОН. Кстати, вкусный морс, это вы делали, Мария Васильевна, да?

ОЛЯ входит с букетом и с ЖЕНЕЙ.

МАША. О, май гад!

ЖЕНЯ. Здравствуйте! Я – Женя!

БА. Проходи, проходи, Женя, сослуживец?

ЖЕНЯ. Я? Нет, мы познакомились недавно с Олей и Машей.

МАША (Оле). Один-один, подруга.

ОЛЯ (Маше). Не пропадать же такой любви.

СТЕПАН. Так давайте же уже выпьем за именинницу!

БА. Кто про что, вшивый – про баню.

МАША. Я хочу сказать тост имениннице!

ОЛЯ. Маш, ну ты, это, близко к сердцу не принимай.

МАША. Я хочу сказать тост имениннице. Восемь лет назад дружили две девушки. И одна из них вышла замуж, но ей стало казаться, что она не любит мужа, и ему тоже что-то казалось. Короче, она стала пить и терзаться. И вот она позвонила подруге ночью пьяная и попросила: приезжай. А подруга в это время кувыркалась с любовником, и ей было не до кого. И она сказала: ложись спать и больше не пей, а завтра увидимся. А та всё равно просила: приедь, ну приедь, я с мужем поссорилась, напилась, мне плохо. А подруга положила трубку и никуда не поехала. Мало ли, что пьяные хотят от трезвых людей. Тогда та пьяная напилась таблеток и умерла. А подругой, которая не приехала, была я. И я тогда поняла, что как-то неправильно дружу. И знаете, прошло восемь лет, а я так и не могу понять, как надо, не умею. Но очень хочу понять. И вот семь лет назад я познакомилась с Олей на работе, мы вместе делали какое-то ледовое шоу. Оно быстро разорилось, кстати. И сразу подумала: надо брать. У неё такие резкие движения и глаза дикие, а сама добрая. И я хочу, чтобы мы продолжали дружить, несмотря на разные косяки. Аминь.

ОЛЯ обнимает МАШУ.

ОЛЯ. Мир, дружба, жвачка.

БА. Чё-то я ничё не поняла: кто умер-то?

ЖЕНЯ. Маша, я научу вас дружить!

СТЕПАН со всеми чокается, все выпивают.

СТЕПАН. Ура!

Пауза. Все жуют.

БА. Ну ладно, ребятишки, не буду вас стеснять, пойду к соседке, а вы веселитесь.

ОЛЯ. Ба, ну куда ты?

БА. К Кате. Она меня звала. Я скоро приду, Оленька, а вы пока веселитесь.

БА уходит.

ОЛЯ. Ну вот, было поровну, теперь мальчиков больше.

СТЕПАН. Ничего, сейчас будет поровну. (Тихону). А вот скажите, Тихон, как у вас с личной жизнью?

ТИХОН. В смысле? С личной жизнью?

СТЕПАН. Да, с личной жизнью. Вы же преподаватель йоги, значит, практикуете воздержание?

ТИХОН. Э-э-э, это сложный вопрос…

ОЛЯ (перебивая). Степан, давай не будем, мы все тут плохо друг друга знаем, я понимаю – хочется узнать как можно больше…

СТЕПАН (перебивая). Да всё в порядке, Оль, я просто хочу узнать, какие девушки нравятся йогам. Так какие, Тихон?

ТИХОН. Какие? Мы, йоги, в этом не отличаемся от остальных мужчин. Нам нравится, когда у девушки ясный взгляд и красивая попа.

СТЕПАН. Ха-ха! Мне тоже! Поэтому мы с вами здесь и встретились, у Оли.

ОЛЯ. Господи, давайте лучше сменим тему.

МАША. Да-да, например, о работе поговорим.

ОЛЯ. Кстати, о работе. Я хочу интересную работу. Чтобы не на этом блядском телевидении.

МАША. Вот, например, у Степана интересная…

ЖЕНЯ (перебивая). Маша, кстати, расскажите нам, пожалуйста, о своей работе.

МАША. Я? Ну ладно. Я работаю pr-менеджером в одной конторе, которая перепродаёт лекарства. В мою задачу входит убедить всех, что без лекарств никак, что мы все погибнем без них. Сама я, кстати, стараюсь, ну, поменьше, не злоупотреблять, у меня только парацетамол на всякий пожарный. Но что я хотела сказать… А! Меня недавно должны были сделать директором по маркетингу, но не сделали. Одного козла поставили на это место. Просто потому, что он мужчина, а я женщина. Такая вот дискриминация.

ЖЕНЯ. Да, так часто бывает. Но, Маша, я думаю, что всё…

СТЕПАН (перебивая). Да ладно. Только потому что ты женщина – никто тебя не повысит.

МАША. У меня, Степан, опыт работы, два высших образования, владение тремя иностранными языками и хорошие лидерские качества. Но назначили его, потому что он, конечно же, не забеременеет, не уйдёт в декрет и не будет потом сидеть на больничном с детьми.

СТЕПАН. На самом деле, скорее всего, причины были другие. Вы, женщины, валите с больной головы на здоровую. Хотите добиваться чего-то — идите и добивайтесь. Боритесь с мужчинами в профессии, как и они сами борются между собой. Не получается? Ну, наверное, надо искать причину в себе, не? Равноправие в жизни давно уже наступило, девочки. Но, никто не обещал всех благ только по наличию клитора между ног, правда?

МАША. Да о каком равноправии ты говоришь? Будь ты хоть физиком-ядерщиком, хоть математиком, только дом прибери, ужин сготовь, за детьми присмотри, а потом будь кем угодно. Мама моя могла бы такую карьеру сделать…

ЖЕНЯ. А где женщины-конструкторы, техники, учёные и инженеры? У на потоке по радиоэлектронике было 5% девушек, да и, прямо скажем, 4% там были очень лишние.

СТЕПАН. Вот именно!

ТИХОН. С точки зрения гармонии, главное предназначение женщины - произвести здоровое потомство. Женщина, в первую очередь…

МАША (перебивая). Если в этих координатах рассуждать, то мужчина в деле производства потомства - это вспомогательный материал. А потому, надо вас использовать как пушечное мясо: посылать в космос, на рудники, опробовать на вас новые препараты, проводить опыты на выживание в условиях вечной мерзлоты...

CТЕПАН. Кощунница!

МАША. Да посмотрите на хромосомы: икс игрек – это как икс икс без черточки! Недоженщины!

Пауза

ОЛЯ. Вообще-то мы собрались по поводу моего дня рождения.

СТЕПАН. Да! Я хотел сказать тост…

ОЛЯ (перебивая). А во-вторых, слушайте, мне надоело всё это.

СТЕПАН. Что?

ОЛЯ. Вся эта фигня ваша. Надоела. У меня вообще другое настроение. Мне тридцать, блядь, лет, это уже сороковой десяток, а в жизни бардак полный, от себя тошнит, и вообще, а вы тут со своими глупостями.

ТИХОН. Это вата-доша, Оля, вышла из равновесия. Нужно теплую еду и избегать ветра.

СТЕПАН. Так вот, я хотел сказать тост. Оля, …

Раздается звонок в дверь. ОЛЯ открывает дверь, входит ЛЕША.

МАША. Упс.

ЛЕША. С днём рождения, Оля.

СТЕПАН. Гендерная диспропорция всё увеличивается, пора звать бабушку.

ОЛЯ (Леше). Спасибо. Проходи.

ЛЕША. О, сколько людей!

СТЕПАН. И каких людей!

ОЛЯ (Леше). Да, ты знаешь, неожиданно как-то получилось, хотели просто с бабушкой посидеть.

ЛЕША (Оле). Хочешь, мы заведем ребенка?

СТЕПАН. Э! Какие-то несветские разговоры вы ведёте!

ОЛЯ (Леше). Ребенок – не котёнок.

СТЕПАН. Вот именно!

ЛЕША (Оле). Ну, ты же хочешь, я же вижу. Ты так смотришь на маленьких детей.

СТЕПАН. Да конечно, хочет, но не от тебя, чувак!

ОЛЯ (Леше). А ты? А ты хочешь?

ЛЕША. Мне всё равно, но если ты хочешь…

СТЕПАН. Она хочет, и я хочу, но при чём тут ты?

ЛЕША (указывая на Степана). Оля, а почему здесь этот человек?

СТЕПАН. Я пришел поздравить свою девушку с днём рождения, а вот ты зачем вернулся? И, кстати, без подарка!

ОЛЯ (Леше). Ты же принес мне подарок?

ЛЕША. Это случилось спонтанно, я просто захотел тебя увидеть, можно я позже подарю? Потом.

Пауза.

СТЕПАН. Ну что, теперь я могу сказать тост?

МАША. Да, давайте уже выпьем!

ОЛЯ (Степану). Говори.

СТЕПАН. Оля, ты видишь меня второй раз в жизни, а я тебя где-то пятый – три из них в эротических снах, но, по-моему, мы должны жить вместе.

МАША. Уууууу!

СТЕПАН. Ты спросишь, почему. Ну, во-первых, у меня квартира в три раза больше твоей. Во-вторых, у меня сильные руки и я умею делать хороший массаж – ты знаешь. А в-третьих, мы оба хотим ребёнка.

МАША (Оле). Соглашайся.

ОЛЯ. Кто еще из присутствующих хочет от меня ребенка?

ЖЕНЯ. Я бы с Машей попробовал в этом направлении.

ТИХОН. Чёрт, я еще не выбрал между вами, девушки. Но можно попробовать с обеими.

СТЕПАН. С Олей в следующей инкарнации, чувак. И то вряд ли.

ЛЕША (Степану). А ты хоть знаешь её фамилию? Думаешь, она Предвечная? Она Скотинкина!

СТЕПАН. Боже! Какой ужас! Ты обманула меня, женщина! Пойду убьюсь об стену! Как дальше жить?

ОЛЯ (Степану). А покажешь мне свою мастерскую?

СТЕПАН. Конечно, собирайся, поехали, зубную щетку не забудь.

Заходит БА.

БА. А вот и я, Катя спать ложится. Ну и я пошла. Тут посижу с вами. Ой, что-то вы плохо едите. Невкусно? А что это у вас так скучно? Не веселитесь, песни не поёте. Молчите… (Леше) И ты здесь?

ЛЕША. Кстати, пирожки у вас сухие. Я лучше тесто делаю.

СТЕПАН (встаёт). Сейчас я его провожу.

ЛЕША (встаёт). Оля, я пойду, мне пора, маме с папой я не расскажу ничего про то, что ты здесь устроила. Так что, можем сделать вид, что ничего не было. Я постараюсь простить.

СТЕПАН. Давай, парень, до свиданья.

ЛЕША. Блядь!

БА. Блядь – да не тебе мять. Отсох суходол, повел суховей, сгинь, сгний, прочь, в ночь, здесь горькая осина, а там – мед-малина…

ЛЕША быстро уходит.

БА. Тишенька, а что это ты холодец не ешь?

ТИХОН. Да я, Мария Васильевна, вегетарианец же.

БА. А, ну-ну. А вот мы в войну тоже лепешки из лебеды пекли. А свекольным соком и углем разведенным диктанты писали. Чернил-то не было, бедность. А к нам учительницу эвакуировали из Ленинграда. Красивая такая, в пиджаке зеленом, волосы так уложены, ногти аккуратные. Анна Григорьевна, как сейчас помню. Она говорила, я на всю жизнь запомнила, она говорила так – а мы записывали это свекольным соком или углем разведенным – так говорила – а голос у нее грубый такой был, низкий – мы записывали – а записывали мы на полях, бумаги не было, вот и писали прямо в книгах или на газетах на полях – а она говорила нам медленно – «История изучает всё прошлое человеческого общества». Но я ошибки делала, конечно. Вообще, плохо училась, однажды три ошибки в слове «скворец» сделала. Цкварес. А я потом тоже хотела учительницей стать, как она. Такая красивая, из Ленинграда. Но бедность – не было ткани, чтобы штаны спортивные сшить. А там уроки физкультуры, надо форму. В училище. Ну, что теперь говорить. Ой, замаялась я, надо отдыхать. Устала.

ОЛЯ. Ба, оставайся жить у меня. Зачем тебе возвращаться? Я хочу жить с тобой.

БА. Да ведь я скоро умру, Оленька.

ОЛЯ. Я не отпущу тебя, ты мне самая родная.

БА. Дай мне телефон. И очки.

ОЛЯ даёт ей телефон и очки. БА набирает какой-то номер и даёт ОЛЕ.

ОЛЯ. Здравствуй, мама… Спасибо… У меня всё хорошо, мама, выхожу замуж… Спасибо, мама… Он скульптор, мама, но хороший человек… Да, любит, кажется… И я тоже, кажется… Да, конечно, надо, приезжай ко мне, мама... И я тебя, мама. Люблю.

КОНЕЦ