Листы для лазаньи по рецепту Беппи 2 страница

— Папа в тебе души не чает. И он хочет, чтобы ты была счастлива, — напомнила ей Пьета.

— Я знаю. — Судя по ее голосу, она окончательно сдалась. — Так что, я полагаю, мне надо придумать, как быть счастливой, оставаясь здесь.

Пьета была слишком взбудоражена, чтобы уснуть. Голова у нее шла кругом от новых тревожных мыслей, и она неожиданно для себя оказалась в саду; при желтоватом свете электрической лампочки, падавшем из кухонного окна, она выполола все сорняки, собрала созревшие помидоры и даже проверила пальцем землю под посадками зелени, чтобы убедиться, что она не пересохла.

Выдернув последний сорняк, Пьета вернулась в дом. Все, что ей сейчас хотелось, — это завалиться спать, но беспокойство никак не покидало ее.

К тому же все будто сговорились, решив не дать ей уснуть. В ту минуту, когда мысли ее начинали путаться и она уже была готова провалиться в забытье, со двора доносился лай собаки или автомобильный сигнал, и она снова просыпалась, ворочаясь с боку на бок и силясь не открывать глаза.

Незадолго до рассвета она сдалась и нашла себе занятие: принялась складывать свитеры и перевешивать платья в комнате, превращенной в платяной шкаф. Как только она услышала гул Лондона, пробуждавшегося от сна перед новым рабочим днем, сразу натянула первые попавшиеся под руку джинсы и свободную трикотажную блузку с широким вырезом, повязала на шею яркую шелковую косынку и отправилась вверх по холму к Ислингтону и своей любимой французской кондитерской.

Накупив целую коробку миндальных рогаликов и липких лимонных кексов в сахарной глазури, она остановила черное такси и вернулась назад.

Когда автомобиль остановился, она заметила, что у ограды стоит какая-то незнакомая женщина, внимательно разглядывая их дом. Пытаясь не уронить коробку с рогаликами, Пьета порылась в карманах, расплатилась с водителем, а когда подняла голову, то увидела, что незнакомка не сдвинулась с места.

— Послушайте! Вы кого-то ищете? — Пьета покрепче прижала коробку к груди.

— Ты — одна из сестер с печальным именем? — в свою очередь осведомилась та.

— Я Пьета. — Ей показалось, что незнакомка окинула ее оценивающим взглядом, услышав ее имя. — А вы...

— Я Гаэтана Де Маттео, мама Микеле. Я пришла, чтобы повидать Катерину, если это удобно.

Теперь уже Пьета придирчиво осмотрела ее. Мамаша Микеле выглядела подтянутой и элегантной. На ней были облегающие джинсы и босоножки на высоких каблуках, а ее волосы выглядели так, будто их только что осветлили в дорогом салоне и уложили изящными волнами. Рядом с ней Пьета почувствовала себя замарашкой.

— А моя мама в курсе, что вы придете?

— Нет, и, если честно, я не уверена, что она захочет меня видеть. Но после того, что произошло, думаю, нам пора поговорить.

— Ну, тогда вам лучше зайти в дом. — Пьета показала ей коробку: — У меня здесь кексы и рогалики. Тут на всех хватит.

Мать в ту же минуту узнала Гаэтану. Сначала она удивилась, обнаружив, что та стоит на ступеньках крыльца, но потом посторонилась и пригласила ее войти.

— Мне так жаль, что с твоим мужем такое случилось. Надеюсь, с ним все будет в порядке, — начала Гаэтана, едва усевшись за кухонный стол.

Пьета сварила кофе и красиво разложила на блюде рогалики и лимонные кексы.

— Ему намного лучше, спасибо, — чуть натянуто ответила Кэтрин. — Не сегодня завтра его выпишут.

— Это хорошо. — Гаэтана взяла рогалик и чашку кофе, но не притронулась ни к тому ни к другому.

— Зачем ты пришла? — Пьету поразило то, как уверенно и спокойно прозвучал мамин голос. — Если затем, чтобы сказать, что Джанфранко хочет поговорить с Беппи, что сердечный приступ заставил его понять, что пришла пора искупить вину, то мне очень жаль, но уже слишком поздно.

— Нет, я пришла сюда не за этим, — сказала Гаэтана. — Я знаю, что вы с Беппи никогда его не простите, но может, хотя бы попытаетесь забыть? Нам бы не хотелось по-прежнему обходить стороной "Маленькую Италию", зная, что там подают самый лучший на свете zuppa di soffritto[33]. Может, и вы стали бы иногда заходить к нам и покупать наши сфольятелле, которые намного вкуснее этих французских круассанов. Все, о чем я прошу, — это чтобы мы забыли про взаимную ненависть и вели себя как цивилизованные люди, если случайно столкнемся на улице.

— К тебе, Гаэтана, у нас нет никаких претензий, — сказала мать. — Но ни я, ни Беппи не сможем забыть, что хотел сделать с нами твой муж.

Гаэтана задумчиво покусала ноготь:

— Он ведь и меня тоже больно ранил, знаешь ли. Все эти годы у него был роман с сестрой Беппи, Изабеллой. Он постоянно ездил в Италию. Говорил — по делам, а в действительности — к ней. Некоторое время он даже оплачивал ей квартиру у вокзала. Ты ведь об этом знала?

— Да, — тихо ответила мать.

— Но о ребенке Изабеллы тебе ничего не известно?

Пьета увидела, как на лице матери промелькнуло выражение ужаса.

— Был и ребенок?

— Да, Изабелла родила мальчика от моего мужа. Она назвала его Беппи.

Всю усталость Пьеты разом как рукой сняло. Кровь бросилась ей в голову, будто она одним махом выпила еженедельную норму крепкого эспрессо.

— У меня есть двоюродный брат? — выдохнула она.

Гаэтана повернулась к ней:

— Да, есть. Насколько я помню, он на несколько лет моложе тебя. Само собой, твой отец тоже об этом знал. Когда Изабелла забеременела, он ездил в Рим, чтобы помочь ей съехать с квартиры, и дал ей денег, чтобы она ни гроша не принимала от Джанфранко. Но Изабелла так и не смогла окончательно с ним порвать. Иногда мне кажется, что она до сих пор ему пишет.

На некоторое время на кухне воцарилась гробовая тишина, а потом Кэтрин спросила:

— Но ведь в действительности Джанфранко хотелось только огорчить Беппи, да? На самом деле он никогда не любил Изабеллу?

Гаэтана ничего на это не ответила, только вздохнула и с расстановкой произнесла:

— Мой муж любит то, что могло бы быть и могло бы получиться, но никогда не любил то, что есть.

Пьета не очень поняла, что имела в виду Гаэтана, но ее мать кивнула: видимо, ей-то все было ясно.

Перестав делать вид, будто этот разговор ее не касается, Пьета уселась за кухонный стол:

— Выходит, вы простили ему роман с Изабеллой?

— Нет, но я постаралась забыть. Жизнь коротка и непредсказуема. Твой отец только что нам это доказал. Я люблю своего мужа, несмотря на все его слабости, и хочу провести с ним остаток жизни. — Гаэтана повернула голову и в упор посмотрела на Кэтрин: — А ты разве сама никогда не решалась из любви к мужу все забыть?

Снова повисла тишина. Пьета замерла в ожидании, что скажет на это мать, но та ничего не ответила, только спросила:

— Как, по-твоему, я должна поступить?

— Так, как сочтешь нужным. — Гаэтана встала. — Тебе решать, Кэтрин. Я сказала все, что хотела.

Похоже, Адолората вновь обрела утраченную жизнерадостность. Она вышла из кухни в зал, чтобы поприветствовать старинных завсегдатаев, с улыбкой приняла восторженные похвалы ее стряпне и предложила им попробовать кое-что еще: моцареллу из молока буйволиц, только что доставленную самолетом из Кампаньи, и белые персики, выдержанные в красном вине.

Пьета поджидала ее за свободным столиком. Перед ней лежала непрочитанная газета. Ей не терпелось поскорее рассказать сестре заключительную часть истории, а заодно выяснить, нет ли у той ответа на вопросы, роившиеся у нее в голове. Может, это Микеле надоумил мать прийти к ним с разговором? Может, он счел, что болезнь их отца — подходящий повод изменить ситуацию?

А что отец? Сумеет ли он когда-нибудь забыть все, что сделал Джанфранко? Беппи и сам совершал ошибки, что правда, то правда, но Пьета была уверена, что он не уступит. В каком-то смысле вражда поддерживала его все эти годы.

— Все так запуталось, — пожаловалась она Адолорате. — Я просто не представляю, как тут можно что-то исправить. Интересно, есть ли на свете другие такие же безумные семейки?

По лицу Адолораты скользнула таинственная, едва заметная улыбка.

— Что ж, по крайней мере, я знаю, что мне делать.

— Сбежишь?

— А вот и нет. Я приглашу на свадьбу Микеле Де Маттео. И еще я хочу, чтобы на ней присутствовали моя тетя Изабелла и мой кузен Беппи.

Пьета пришла в ужас:

— Это немыслимо!

— Почему?

— Папа этого не вынесет. Ты что, хочешь, чтобы у него случился второй сердечный приступ?

Адолората выразительно кивнула в сторону Федерико. Он подошел к их столику с двумя чашками эспрессо.

— Ладно, дело вот в чем, — начала она, когда он отошел. — С самого начала папа все сам распланировал — где нам пожениться, где устроить банкет. Он сам выбрал вино и то и дело толковал о том, какое, по его мнению, следует подавать угощение. Ты в это время шила мне платье, в котором мечтала увидеть меня у алтаря. Не пойми меня неправильно, я очень тебе благодарна, равно как благодарна тебе и за то, что ты потратила столько времени, чтобы все организовать. У меня-то времени совсем нет, но даже если бы оно и было, сомневаюсь, что я, как ты, уделяла бы столько внимания всяким пустякам. Меня даже не волнует, что мама хочет, чтобы внучки Маргарет и Эрнесто разбрасывали передо мной цветы. Я не возражаю. Но единственная вещь, которую я хотела бы контролировать сама, — это список гостей. Оставьте мне хотя бы это.

Пьета заметила, что в ресторан вошел Иден. Увидев сестер, он улыбнулся и взмахнул рукой в знак приветствия.

— Ну, мне пора, — сказала Адолората, залпом осушив свою чашку кофе. — Мы с Иденом идем на эти дурацкие занятия в Святом Петре для будущих супругов. Папа сказал, что это обязательно, помнишь? Как выяснилось, он был прав, это и в самом деле обязательно, и нам никак от этого не уйти.

Пьета задумчиво посмотрела на сестру. Она опасалась, что та и вправду отважится на то, чтобы добавить в список приглашенных три новых имени.

— Ну хотя бы успокой меня, скажи, что не собираешься приглашать Микеле. Пожалуйста. Неужели ты хочешь испортить собственную свадьбу?

— Не переживай, — ответила Адолората уже гораздо мягче. — Все будет хорошо.

День, когда папа вернулся домой из больницы, был похож на праздник. Они купили ящик его любимого бароло и, красиво разложив на большом блюде свежие овощи с собственного огорода, украсили центр стола.

— Давай я приготовлю обед, — предложила Пьета.

— Ты уверена? — засомневалась сестра. — Я могу принести что-нибудь из ресторана. Никаких проблем.

— Нет-нет, я люблю готовить.

Адолората вытаращила глаза, но ничего не сказала, только кивнула:

— Что ж, ладно.

Подумав, что родители в любую минуту могут вернуться домой, Пьета поставила любимый компакт-диск отца с неаполитанскими песнями. В доме вкусно пахло булькающим на плите соусом, и комнату наполняли звуки музыки. Она надеялась, что папа сразу позабудет про свой сердечный приступ и будет рад снова вернуться на свою уютную кухню.

Однако, едва папа переступил порог, он подозрительно потянул носом и нахмурил брови. Потом приподнял крышку одной из кастрюль и проверил содержимое.

— Что это? — спросил он, с сомнением посмотрев на дочь.

— Это соус для спагетти, папа.

— Да, вижу.

Он потыкал в него деревянной ложкой.

— Мясо, которое ты туда положила... ты что, его порубила?

— Да, так и есть.

— Никогда в жизни так не делал. С чего ты взяла, что так надо?

— Я... просто я подумала, что это будет... своеобразно. — Пьета изо всех сил пыталась скрыть обиду.

— Своеобразно... Гм-м, — пренебрежительно хмыкнул он, потом позволил жене усадить себя на стул и поднести стакан вина.

Но долго на одном месте он не усидел. Вскоре он уже разгуливал по огороду, выискивая гусениц, поедавших капустные листья, и насекомых, оккупировавших помидорные кусты. Время от времени он заглядывал на кухню, проверяя, что делает Пьета, но ничего не говорил.

Но когда она поставила на огонь кастрюлю со спагетти, он не выдержал.

— Когда закипит, не забудь посолить воду, — настойчиво крикнул он. — Но не раньше! Не раньше!

Пьета старалась сохранять самообладание. Зато теперь она имела представление о том, что изо дня в день приходится терпеть Адолорате в "Маленькой Италии". К тому же это был папин первый день дома, и ей не хотелось, чтобы он закончился ссорой.

Когда они уселись за стол, папа был мрачнее тучи. Подцепив на вилку несколько макаронин, он легонько обмакнул их в соус.

— С паппарделле[34] было бы намного лучше, — посетовал он, проглатывая первую порцию.

Пьета сделала вид, будто не расслышала.

— Просто объеденье, правда. — Адолората с аппетитом уписывала кушанье. — Что ты туда положила?

— Может, я потом дам тебе рецепт. — Пьета внимательно следила за отцом. — Пап, тебе нравится?

— Да, — сердито буркнул он. — Очень хорошо. Очень вкусно.

Он насухо вытер свою тарелку кусочком корочки, а чуть позже, когда он ушел на кухню за стаканом воды, Пьета обнаружила, что он, вооружившись деревянной ложкой, подчищает остатки соуса со дна кастрюли.

— Да-да, очень вкусно, — пробормотал он, обернувшись и увидев дочь. — И все-таки с паппарделле было бы намного лучше.

Рагу[35]с рубленой говядиной по рецепту Пьеты

Если честно, я мало понимаю в готовке. Знаю только, что терпеть не могу мясной фарш. Вообще не представляю, как можно есть то, что пропущено через отверстия мясорубки.

Но для папы мне захотелось приготовить нечто особенное — рагу, но без фарша. И вот что я сделала.

Взяла пару больших бифштексов и хорошенько отбила их, пока они не сделались нежными и мягкими. Потом обжарила их с обеих сторон, так как где-то читала, что так надо, положила в кастрюлю, добавила полбутылки красного вина и поставила на огонь.

Потом я нашинковала репчатый лук, сельдерей и чеснок и обжарила их в оливковом масле, добавила баночку пассаты, пару столовых ложек томатной пасты, посолила и поперчила. Я бы и перца чили добавила, но мама его не любит. Ладно, как бы там ни было, когда моя смесь забулькала, я влила туда вино, положила бифштексы, убавила огонь и продолжила тушить.

Пока суд да дело, я сама пропустила пару бокалов красного вина. Потом вынула бифштексы, срезала жир и порубила их ножом. Положила измельченные бифштексы обратно в томатную смесь и тушила на слабом огне до тех пор, пока соус не загустел, а мясо не размягчилось. В самом конце я добавила немного свежего базилика с нашего огорода. А потом я подала этот соус со спагетти. Хотя папа, наверное, сказал правду: с паппарделле было бы намного лучше.

Примечание Адолораты: Знаешь, у тебя совсем неплохо получилось. Может, в тебе еще не окончательно погиб талант кулинара. Я, пожалуй, подумаю о том, чтобы включить нечто подобное в наше меню.

Примечание Беппи: Только через мой труп. Но задумка хорошая. Спасибо, Пьета, было очень вкусно.

Все будто испарились. Родители Пьеты куда-то исчезли на все утро, и она понятия не имела куда. А когда она позвонила в "Маленькую Италию", чтобы узнать, не сможет ли Адолората составить ей компанию за обедом, ей ответили, что она взяла несколько дней отпуска.

— Вы уверены? — с недоумением переспросила она у Федерико. — Она все твердит, что очень занята. Как же у нее получилось выкроить время для отпуска?

— Понятия не имею. — Федерико никогда не позволял втягивать себя в хозяйские дрязги. — Она только сказала, что у нее важное дело и что ей нужно время, чтобы его уладить. Очевидно, это имеет какое-то отношение к свадьбе.

Пьета с раздражением опустила трубку на рычаг. Она не могла представить себе, зачем вдруг Адолорате понадобилось несколько дней, чтобы уладить какие-то свадебные дела, когда она, Пьета, сама уже давно позаботилась обо всем, вплоть до мелочей. Она решила украсить стены и потолок "Маленькой Италии" романтическими белыми драпировками из полупрозрачного газа и постелить белые скатерти вместо привычных клетчатых. По центру каждого из длинных рядов столов она выложит ручеек из сверкающих кристалликов морской соли с вкраплениями из крошечных светодиодных светильничков, а для драматического контраста установит горшки с ярко-розовыми орхидеями.

Она заказала чудовищного размера свадебный торт — четырехъярусный, покрытый белой сахарной глазурью и украшенный такими же розовыми орхидеями. Она даже наняла оркестр: он будет играть на банкете, чтобы гости, следуя старинному итальянскому обычаю, могли танцевать между бесконечными переменами блюд. А когда выяснилось, что на церемонии будут и еще девочки, разбрасывающие цветы, она купила для них миленькие розовые платьица с рюшами и оборками. О чем еще волноваться Адолорате? Абсолютно не о чем.

И вдруг Пьета догадалась, какое такое дело собралась уладить Адолората. Не чуя под собой ног от волнения, она помчалась в комнату сестры. Там царил обычный беспорядок: на полу груды чистой одежды вперемешку с грязной, смятая постель, на туалетном столике — сплющенные тюбики крем-пудры и истерзанные карандаши губной помады без колпачков. Пьета заглянула на шкаф. Так и есть: сестрин чемодан исчез.

Отодвинув в сторону тарелку с хлебными крошками и засохшими пятнами повидла, она тяжело опустилась на кровать.

— Черт тебя дери, Адолората, — громко выругалась Пьета. Она уже знала, что в ящике прикроватной тумбочки нет ни паспорта, ни кредиток. Ей стало понятно, что сестра отправилась в Рим на поиски тети Изабеллы. Она сказала, что сделает это, и сдержала слово. Вот черт!

Пьета утешала себя тем, что Адолората только несколько дней как узнала о существовании их тетки. Вероятность того, что она найдет ее в таком большом городе, как Рим, невелика. Однако вся беда в том, что Адолората бывает удивительно изобретательной и настырной, и это веем хорошо известно. Она никогда не остановится и не задумается о последствиях, прежде чем что-то предпринять. Вместо этого она бросается очертя голову в омут, создавая новые проблемы.

Но даже если Адолорате удастся ее найти, неужели тетя Изабелла потащится в Лондон на свадьбу к племяннице? Она ведь не сумасшедшая. Однако, как Пьета ни пыталась успокоить себя этими мыслями, ничего у нее не вышло.

Она испытывала настоятельную потребность поделиться с кем-нибудь, способным посочувствовать, вникнуть в их семейные сложности и дать дельный совет. В Риме мама поверяла все свои тайны греку по имени Анастасио. Он был добрый и мудрый человек. Мне тоже нужен такой друг, решила Пьета.

Пьета прошла к себе в комнату — воплощение идеального порядка по сравнению с сестриной, ни единого намека на немытые тарелки или груды грязной одежды на полу. Здесь она сможет хорошенько все обдумать.

Пьета прилегла на кровать и уставилась в потолок. Приняв решение, она уселась за туалетный столик и до блеска расчесала свои черные волосы, а потом начала аккуратно накладывать макияж. Сначала — основа, чтобы крем-пудра легла как надо, потом нейтральные тени для век — бежевые и цвета слоновой кости, штришок черной туши для выразительности взгляда и, наконец, на губы два-три легких мазка розового блеска.

Вполне довольная результатом, Пьета перешла к гардеробу. Она остановила выбор на джинсах в обтяжку и коротеньком топике, обрисовывавшем ее изящную фигуру немного больше, чем она обычно себе позволяла, надела изящные босоножки на платформе, в которых она казалась выше, повязала на шею зеленый шарфик и брызнула на себя туалетной водой.

Чтобы не терять времени даром, она поймала такси на Клеркенвелл-Грин и дала указания водителю. Когда они остановились у бакалейной лавки Де Маттео, она, к немалому облегчению, увидела, что Микеле за прилавком один.

Заметив Пьету, он приветливо улыбнулся:

— Эй, как дела? Я слышал, твой папа уже выписался.

— У меня все в порядке... Почти. Я хотела спросить, не найдется ли у тебя полчасика, чтобы составить мне компанию в баре?

— Да, разумеется, если хочешь. — Он был удивлен и в то же время польщен. — Сейчас, я только позову маму, чтобы она присмотрела за магазином.

При виде Пьеты мамаша Микеле недоуменно подняла брови.

— Ты сегодня очень хорошо выглядишь, — сказала она. — Собралась куда-то?

— Нет, всего лишь в паб, чтобы пропустить стаканчик.

Гаэтана с интересом взглянула на нее:

— Твоя мама говорила твоему отцу о том, что я приходила?

— Если честно, понятия не имею.

— Что ж, ладно, — холодно процедила Гаэтана и встала за прилавок. — Я сделала все, что от меня зависело.

Пьета надеялась, что Микеле не подумал, будто она неожиданно заявилась к нему, решив сходить в паб за его счет; она просто не представляла себе, с кем еще могла бы обо всем поговорить. Друзья ее не поймут; скажут, чего доброго, что она слишком остро на все реагирует. Но Микеле знает их семейную ситуацию, он с детства был свидетелем вражды их отцов и прекрасно понимал, что может произойти, если пылкий итальянский темперамент смешать с ледяной британской невозмутимостью.

Он отвел ее в тот же паб, но на этот раз она заказала холодного пива.

— Тот коктейль очень вкусный, но от него у меня потом жутко болела голова, — призналась она.

— Да, один — это еще куда ни шло, но три — это, пожалуй, перебор, — улыбнулся он. — Надо сказать, ты меня поразила.

Они сели за уличный столик, чтобы Пьета смогла закурить, и, возобновив прерванный разговор, непринужденно болтали и много смеялись. Однако когда она начала рассказывать ему об Адолорате и о том, что та наверняка махнула в Рим, он страшно смутился, и она сразу это заметила.

— Знаешь, Пьета, вообще-то я вроде как знал об этом, — признался он. — Ко мне приходила Адолората. Она решила, что мне известен их адрес.

— Но с чего вдруг она решила, что ты знаешь их адрес?

Их глаза встретились, и он пожал плечами:

— Потому что твой кузен Беппи доводится мне единокровным братом, почему же еще.

Пьета почувствовала себя оскорбленной. Все это время он знал о существовании маленького кузена Беппи, а она — нет.

— В прошлый раз ты об этом даже не упомянул, — с упреком сказала она.

— Я не знал, должен ли об этом говорить. Прости. Конечно, мне следовало тебе сказать.

— Ну а ты-то сам как о нем узнал? — спросила Пьета. — Тебе твои родители сказали?

— Нет, но я годами слушал, как они спорили по поводу сложившейся ситуации, а поскольку они орали как сумасшедшие, я не мог не слышать. Так что однажды, когда они оба куда-то ушли, я забрался к ним в комнату, перерыл папины вещи и, найдя на дне ящика кое-какие письма Изабеллы, переписал ее адрес. У меня ведь, как ты знаешь, никогда не было ни сестры, ни брата, — напомнил он. — Он мой единственный брат, и мне хотелось найти его.

— Тебе удалось с ним встретиться? — Пьета сгорала от нетерпения.

— Я отправился в Рим. Объяснил это так же, как это делал отец, — якобы еду по делам. Добрался до Рима, сразу взял такси и поехал по нужному адресу.

— И что? Ты их нашел?

— Нашел. Сначала твоя тетка была немного, как бы это сказать... шокирована, но, как только поняла, зачем я приехал, приняла меня с распростертыми объятиями. Знаешь, мне она понравилась. Мы очень весело проводили время.

— И ты не почувствовал обиду за твою маму? Изабелла все-таки причинила ей боль.

— Вообще-то да, — признался Микеле. — Но отец виноват в этом не меньше Изабеллы. К тому же мне очень понравился мой братец. Мне захотелось поддерживать с ним отношения, а значит, мне пришлось принять и Изабеллу.

— Господи боже, и ты дал их адрес моей сестре! — воскликнула Пьета, уронив голову на руки. — Черт! Дерьмовая ситуация.

— Она предупреждала меня, что ты встретишь эту новость в штыки.

Пьета попыталась объяснить ему, почему появление тетки и двоюродного братца на свадьбе сестры, вероятнее всего, обернется бедой. Но Микеле начал возражать, настаивая на том, что в дальнейшем так будет лучше для всех.

— Поверь мне, я знаю своего папу. Это его окончательно доконает, — твердила она.

— Слушай, Пьета, я могу понять, почему ты не хочешь видеть меня на свадьбе Адолораты. Не волнуйся, я уже ей сказал, что не приду. Но это все-таки ее свадьба, а не твоя. Тебе не кажется, что ведешь себя неразумно, пытаясь диктовать ей, кого приглашать, а кого нет? — Эти суровые слова он произнес так мягко, что у Пьеты вдруг защипало в носу.

— Просто я переживаю из-за папы. Не хочу, чтобы он расстраивался, особенно теперь, когда он еще не совсем оправился от болезни.

— А ты уверена, что переживаешь только из-за него?

Она погасила сигарету и потянулась за следующей.

— Я столько сил положила на эту свадьбу! Я не переживу, если все пойдет прахом, — призналась она.

— Может, все еще и обойдется, — предположил Микеле. — Может, это, наоборот, сплотит твою семью. Ты же не станешь спорить, что все эти годы твой отец отказывался от общения с Изабеллой только из гордости? В конце концов, смысл свадьбы — это прежде всего семья, а не все эти ленточки, бантики, вычурные платья...

— Но Изабелла родила ребенка от твоего отца — от человека, которого он ненавидит, — защищалась Пьета. — Папа наверняка решил, что Джанфранко сделал это нарочно, чтобы насолить ему.

— Мой отец... — Микеле смешался. — Знаешь, он не такой уж плохой. Да, у него был роман, но такое случается с большинством женатых мужчин.

— Да, но тут есть кое-что еще.

— И что же, скажи мне?

— Я бы с удовольствием, но... Это не мой секрет.

— В любом случае, все это было бог весть когда, — настаивал он.

— Мой папа так не считает. Для него это произошло будто вчера. — Пьета залпом осушила свой бокал и поднялась, чтобы идти. Она жестоко ошиблась, посчитав, что сможет излить ему душу. — Ладно, Микеле, спасибо за пиво. До скорого.

Она возвращалась домой, чувствуя себя еще более несчастной, чем прежде. Больше всего ей сейчас хотелось затвориться в четырех до мелочей знакомых стенах родного дома, крепко закрыв за собой дверь.

Николас Роуз звонил уже раза три, чтобы узнать, собирается ли она возвращаться на работу, и Пьета понимала, что больше нельзя тянуть. Болезнь отца подарила ей лишнюю неделю отпуска, но, нравилось ей это или нет, настало время возвращаться к привычной рутине.

Она устроилась на ступеньках крыльца с утренней сигаретой и чашкой кофе, чувствуя себя так, будто возвращается в тюрьму. У нее не было ни малейшего желания общаться с Николасом и терпеть его выкрутасы, и одна только мысль о неурядицах, обрушившихся на ее голову, повергала ее в отчаяние. Взять хотя бы это вычурное платье с пионами, придуманное для невесты Микеле. Интересно, что с ним сталось?

Купаясь в лучах утреннего солнца и наслаждаясь тишиной и покоем, Пьета думала о том, как было бы здорово не ходить на работу и провести весь день дома, помогая отцу возиться в саду.

Она нехотя облачилась в элегантный костюм и запихнула в сумку рабочие принадлежности: ежедневник, блокнот, любимые карандаши. Она уже успела слегка отвыкнуть от них, несмотря на то что последний раз держала их в руках всего-то три недели назад.

По дороге к Холборну она размышляла над тем, что сказал ей Микеле у дверей паба. Ей совсем не понравилась картина, которую он ей нарисовал. Неужели она и вправду такая — живет чужими проблемами, неизменно ставя во главу угла интересы отца, планируя свадьбу сестры? Судя по его словам, у нее и собственной жизни-то нет.

У входа в салон она немного помедлила, надеясь, что Николас пребывает в радужном настроении, в противном случае день будет долгим.

Как она и опасалась, на ее рабочем месте царил немыслимый беспорядок. Стол был усеян бумагами, а лоток для входящих документов переполнен. Пьета села за стол и начала методично все сортировать, зная, что до тех пор, пока все не будет разложено по местам, она не сможет сосредоточиться.

Девушки из мастерской обрадовались ее возвращению. Войдя к ней, они выложили ей последние сплетни, не спуская глаз с двери на тот случай, если нагрянет Николас и увидит, что они шепчутся.

— Все это время он был в жутком настроении, — пожаловалась Иветт, лучшая портниха салона. — Орал на нас ни за что ни про что. А как-то даже расколошматил о стену телефон, а потом влетел в мастерскую и потребовал, чтобы мы купили ему новый.

Пьета не могла удержаться от улыбки:

— И по-вашему, какая муха его укусила?

— С одной клиенткой возникли серьезные проблемы. С той самой, для которой ты придумала довольно вычурную модель, с рюшами и пионами. Какая досада! Ведь наши девчонки уже раскатали губу на это платье.

Пьета обрадовалась. Иветт понравилась ее модель, а у нее хороший глаз, и, как правило, если ей что-то не нравилось, она об этом немедленно сообщала.

— Значит, Николас переделал его? — спросила она.

— Да, он сделал его сдержанным, элегантным и скучным. Неудивительно, что бедной девочке оно не понравилось. Она сказала ему, что хочет твое платье. Вот тогда-то телефон и полетел в стену.

— Что ж, оно, в общем, не выглядит как типичное платье Николаса Роуза, — снисходительно признала Пьета. — Это совсем не его стиль.

— Что ж, может, пришло время пересмотреть свой стиль. Он годами делает одно и то же. Нас уже от него тошнит. Твоя модель была оригинальной, что-то веселенькое для разнообразия.

Иветт вернулась в мастерскую, а Пьета — к своему лотку. После разговора с мастерицами ее настроение немного улучшилось. Внезапно она снова почувствовала себя творцом.