Глава 18. По дороге Дермотт заехал в Батерст‑Хаус, чтобы захватить Шелби, своего камердинера Чарлза и дуэльные пистолеты

По дороге Дермотт заехал в Батерст‑Хаус, чтобы захватить Шелби, своего камердинера Чарлза и дуэльные пистолеты. На то, чтобы переодеться, времени уже не оставалось — он слишком долго пробыл с Изабеллой. Отдав короткие приказания Поумрою, Дермотт переговорил с кучером, после чего присел на крыльцо в ожидании Чарлза и Шелби. Как только они появились, Дермотт мгновенно вскочил и, обменявшись со своими людьми краткими приветствиями, сел вместе с ними в карету.

— Доктор встретит нас на Морганс‑Филд, — сообщил Шелби, когда закрытый экипаж помчался по предрассветным лондонским улицам. — Лорд Девон уехал раньше нас. Он заезжал в Батерст‑Хаус, но поскольку в назначенное время вы не появились, он решил, что вы направились прямо на место. Конечно, я знал, что это не так и вы обязательно захотите лично позаботиться о пистолетах, но с лордом Девоном спорить невозможно.

Дермотт улыбнулся. Шумный и задиристый Джордж Харли всегда вел себя чересчур самоуверенно, независимо от того, был ли он прав или нет. Тем не менее он оставался хорошим товарищем и прекрасным стрелком.

— Он не мог далеко уехать. Я велел Джиму мчаться во весь опор, а Девон не любит слишком погонять своих серых, Чарлз, вы захватили бренди?

— Да, сэр. И чистую рубашку, если пожелаете переодеться.

— Думаете, она мне нужна? — засмеялся Дермотт. Камердинер всегда с особой тщательностью следил за его бельем.

— Это вам решать, милорд, но вот куртку вам обязательно надо снять.

— Лонсдейл, наверное, только что выполз из какого‑нибудь публичного дома.

— Но вы, сэр, будете во всем чистом.

После такого замечания Дермотт немедленно стал снимать с себя куртку, и когда Чарлз хотел забрать у него отвергнутую чистую рубашку, поспешно сказал:

— Я ее пока оставлю.

Мятую рубашку он засунул куда‑то в угол, не желая отдавать — она пахла духами Изабеллы. Вскоре на нем уже была свежая рубашка с безукоризненно повязанным галстуком. Чарлз также захватил с собой воду, чтобы Дермотт мог умыться, хотя перед тем, как мыть руки, граф на секунду замешкался — они все еще пахли Изабеллой.

Тем не менее служебное рвение Чарлза и на сей раз взяло верх над колебаниями его хозяина. Когда же Дермотт воспользовался духами, их аромат перебил все остальные запахи.

Так что когда на Морганс‑Филд Дермотт наконец вышел из кареты, он выглядел вполне безупречно, насколько это вообще возможно в столь своеобразных условиях.

Солнце еще не взошло, и над полем клубился легкий туман. Судя по всему, Дермотт приехал последним. Открыв дверцу своей кареты, Девон о чем‑то разговаривал с доктором. Возле другой кареты стояла группа людей, среди которых своей светлой шевелюрой выделялся Лонсдейл.

Морганс‑Филд прекрасно подходило для намеченной цели, поскольку располагалось неподалеку от Сити, но все же не настолько близко, чтобы здесь могли появиться нежелательные свидетели. Поросшее травой, окруженное густой дубравой поле обеспечивало необходимое уединение. К тому же заросли приглушали звуки выстрелов, а неподалеку располагался «Приют ягненка», где можно было разместить раненого или даже импровизированный операционный стол.

Выйдя из кареты, Дермотт быстрым шагом направился к лорду Девону. За ним с дуэльными пистолетами в руках следовал Шелби, последним шел Чарлз с фляжкой бренди.

Глубоко вдохнув прохладный утренний воздух, Дермотт попытался выбросить из головы воспоминания прошлой ночи — все, что сейчас мешало ему сосредоточиться.

Девон приветствовал его бодрой улыбкой. Зная о прекрасной репутации своего друга на дуэльном поприще, он и сегодня не ожидал никаких осложнений. Они обменялись рукопожатием, затем Дермотт коротко переговорил с доктором, после чего взял у Чарлза фляжку с бренди. Сделав большой глоток, он посмотрел на Лонсдейла, который уже стоял в одной рубашке, заряжая свои пистолеты.

Кажется, время пришло.

Оба они не были новичками, обоим уже приходилось бывать на этом поле.

Обговорив правила поединка, секунданты разошлись по своим лагерям.

— Лонсдейл сильно пьян, Рам, — сообщил Девон. — Но от этого он не менее, а может быть, даже более опасен. Они хотели два выстрела с шести шагов; мы договорились о двух выстрелах с двенадцати. Шесть шагов — это чертовски близко. А Лонсдейлу доверять нельзя.

Дермотт подал Чарлзу свою куртку.

— Это я уже знаю. И приехал сюда именно для того, чтобы положить конец его гнусному существованию.

Джордж Харли еще ни разу не слышал, чтобы Дермотт разговаривал таким тоном.

— Ты это серьезно?

— Когда я рискую жизнью, то всегда серьезен. — Дермотт принялся закатывать рукава.

— Ты собираешься его убить? — Обычно для сатисфакции бывало достаточно первой крови.

Дермотт знаком приказал подать ему пистолеты.

— Таково мое намерение — и его, полагаю, тоже.

— Ясно, — со вздохом сказал Девон, чувствуя, что здесь дело не только в репутации какой‑то леди. — Ну, тогда удачи тебе, Рам, хотя ты вряд ли нуждаешься в моем пожелании. Хочешь, я заряжу твои пистолеты?

— Нет, спасибо, — улыбнулся Дермотт. — Предпочитаю делать это сам.

Те двухзарядные пистолеты, которые были у него с Лонсдейлом, среди дуэлянтов пользовались большой популярностью; за последние десятилетия лучшие английские оружейники довели их до полного совершенства. Проверив оружие, Дермотт подал один из пистолетов Девону и, небрежно подняв на прощание руку, направился на середину поля.

По правилам соперники должны были обменяться рукопожатием, но ни один из них не оказался способен на подобное лицемерие. Поэтому, сдержанно кивнув друг другу, дуэлянты встали спина к спине в ожидании сигнала расходиться.

Было уже почти светло, туман начал таять, дерн из серого постепенно становился зеленым.

Двенадцать шагов, твердил про себя Дермотт, слегка приподнимая руку, чтобы проверить вес пистолета. У его «мэнтона» спусковой крючок срабатывает от малейшего прикосновения, так что с ним надо обращаться как можно деликатнее. Пройти двенадцать шагов, повернуться, выстрелить — вот в такой последовательности. Нервы Дермотта были напряжены до предела, но особой тревоги он не ощущал.

На дуэльной площадке нет места эмоциям.

Прозвучал сигнал расходиться, и соперники двинулись вперед. Кто‑то из медиков громко отсчитывал шаги, Дермотт молча повторял про себя его слова: «Восемь, девять, десять…» Он начал поднимать пистолет, готовый при слове «двенадцать» повернуться и выстрелить.

Первый выстрел ударил ему в спину, второй угодил в бок — Дермотт все же успел обернуться. Падая на колени, он заметил улыбающееся лицо Лонсдейла.

«Подлый трус выстрелил раньше времени!» — с удивлением и яростью подумал Дермотт. Жгучая боль в боку. согнула его пополам; тяжело дыша, он пытался овладеть собой. Сначала он слышал лишь невнятный шум — какие‑то крики, команды, проклятия, потом из тумана выплыло испуганное лицо Девона. Мелькнула нелепая мысль: нельзя стоять на коленях на мокрой земле — бриджи обязательно промокнут, и Чарлз будет очень недоволен.

— Тебя нужно увезти отсюда, — пытаясь приподнять Дермотта, проворчал Девон.

Прикосновение его рук помогло Дермотту сосредоточиться.

— Дело еще не кончено! — яростно просипел он, отчаянно моргая, чтобы прояснилось в глазах. — Дай мне руку. — Он скрипнул зубами. — А потом отойди. — Собрав последние силы, он с помощью Девона с трудом поднялся на ноги; из ран обильно лилась кровь. Несколько секунд он стоял, покачиваясь из стороны в сторону, затем сверхчеловеческим усилием широко расставил ноги и выпрямился.

Когда Дермотт встал на ноги, лицо Лонсдейла перекосило от ужаса. Его пистолет был пуст, а у Батерста оставалось еще две пули. Охваченный страхом, он упал на колени и, протянув руки к Дермотту, взмолился:

— Не убивай меня, Батерст… прошу тебя, умоляю… будь милосерден! Клянусь — мой пистолет выстрелил случайно! Бог свидетель — я сделал это непреднамеренно!

Сначала было неясно, услышал ли его Дермотт и в состояний ли он вообще хоть что‑то понимать, но тут граф очень медленно повернул голову к Девону.

— Дайте ему пистолет! — еле слышно приказал он:

— Не надо, Рам! — крикнул Девон, ужасаясь потоку крови, что струилась из ран Дермотта. — Не давай ему шанса. Застрели его!

— Быстрее! — прошептал Дермотт, огромным усилием воли удерживая сознание.

На поле воцарилась гробовая тишина.

Подбежав к секунданту Лонсдейла, Девон вырвал у него пистолет, бросился к маркизу и, выругавшись, подал ему оружие.

Снова превратившись в хищника, Лонсдейл проворно вскочил на ноги, вскинул пистолет, прицелился и нажал на курок.

Два выстрела слились в один, оба противника одновременно упали на землю.

К Дермотту тотчас же устремились его секунданты.

Опустившись на колени, доктор быстро проверил пульс и твердым голосом отдал необходимые распоряжения. Когда Дермотта понесли к экипажу, он открыл глаза.

— Что с Лонсдейлом? — прохрипел он.

— Пуля вошла прямо в сердце. Думаю, такой быстрой смерти он не заслужил, — ворчливо ответил Девон.

— Пошлите Молли записку, — чуть слышно прошептал Дермотт. — Сообщите ей, что все в порядке.

В «Приюте ягненка», куда отвезли Дермотта, гостиничный номер на время превратился в операционную. Доктор пытался быстро обработать раны графа — нужно успеть, пока Дермотт не истек кровью. Пуля, вошедшая в спину, засорила рану обрывками ткани — их надо удалить, пока они не причинили вреда. Пулю же, вошедшую в ребра, обнаружить никак не удавалось. Время шло, но пока — ничего обнадеживающего.

Обливаясь слезами, Шелби написал Молли записку, что граф убил Лонсдейла, а сам якобы остался невредим. Шелби знал, кому предназначена записка, и если бы осмелился, то обязательно послал бы за мисс Лесли, чтобы она успела увидеться с Батерстом, пока тот еще жив. Но Шелби, абсолютно преданный своему хозяину, мог лишь точно выполнить его приказание — пусть даже оно окажется последним.

Когда записка была отправлена по назначению, Шелби вернулся в номер, где лежал Дермотт.

Он остановился на пороге, потрясенный увиденным. Гостиничный номер превратился в мясницкую: кровь лужами собиралась на полу, стекая с обеденного стола, на котором на животе лежал неподвижный, весь искромсанный Дермотт. Шелби не мог себе представить, как после такой потери крови можно вообще выжить. «Не послать ли за другим хирургом?» — подумал секретарь. Но есть ли в этом смысл, если Батерст может умереть прежде, чем новый доктор успеет приехать?

Впрочем, напомнил себе Шелби, Дермотт специально выбрал доктора Мактейверта, и если граф ему доверяет, быть посему.

Стараясь не наступать на лужи крови, он робко вошел в комнату.

Сильное сердце Дермотта каким‑то чудом все же продолжало биться, пока наконец хирург со словами благодарственной молитвы не вытащил из раны последние куски металла и ткани. Сломанные ребра представляли собой куда большую проблему, учитывая, что пулю так и не удалось найти, хирург не осмеливался углубляться в грудную клетку, опасаясь задеть сердце. Куда бы ни угодил этот кусок металла, ему предстояло там и оставаться. И дай Бог, чтобы не началось нагноение: огнестрельные раны весьма подвержены инфекции.

— Следует ли вызвать кого‑то к раненому? — спросил Мактейверт, когда раны Дермотта были перевязаны, а сам он уложен на кровать.

— Только его мать, но она нездорова, — ответил Шелби. — Скажите, выживет ли лорд Батерст?

Хирург не отвечал долго, и Шелби успел пожалеть о своем вопросе.

— Для обычного человека подобные раны смертельны. Тем не менее граф все еще жив, я вначале полагал, что он не протянет так долго. — Доктор окинул взглядом кучку друзей Дермотта — здесь были все, кроме Девона, которого отправили в Лондон связаться с адвокатами Дермотта на случай его смерти. — Я останусь с ним столько, сколько вы пожелаете, — добавил доктор Мактейверт, — но перевозить его нельзя.

— Мы все здесь останемся, — заявил Шелби. — Чарлз, позаботьтесь о том, чтобы доктору предоставили комнату и обед. Я останусь с графом. И большое спасибо вам, сэр, за ваше необыкновенное мастерство. Граф всегда считал вас одним из лучших лондонских докторов — не самым модным, но самым компетентным, и вот сегодня вы, доктор, блестяще оправдали эту репутацию.

— Прежде чем принимать благодарность, Шелби, я все же несколько дней подожду, — ответил ему рослый светловолосый Мактейверт. — Нам еще предстоит пройти немалый путь. Как только я вымоюсь, я сразу же вернусь к Батерсту.

— Очень хорошо, сэр. А если вам надо сообщить что‑либо в Лондон, передайте с Чарлзом.

Как только доктор ушел, Шелби начал сочинять для матери графа осторожное письмо.

Из Грин‑Эбби Изабелла сразу же направилась к Молли, и с момента ее появления на Гросвенор‑плейс обе женщины, не покидая Голубого салона, напряженно ждали новостей.

— Если он обещал прислать записку, то обязательно пришлет, — уже в который раз говорила Молли.

— Если его не убьют.

— Пожалуйста, дорогая, не надо думать о худшем, — попыталась успокоить ее Молли. — Дермотт — искусный стрелок. На дуэли он уже не впервые, и тут никто не может с ним соперничать.

Подобные разговоры время от времени повторялись, поскольку беспокойство Изабеллы нарастало, несмотря на все попытки Молли ее успокоить. Шли минуты, часы, а никаких известий от Дермотта по‑прежнему не поступало. Молли и сама начала волноваться, хотя старалась всячески скрывать свои чувства от Изабеллы, которая и без того уже побледнела от страха.

— А если мне поехать в Батерст‑Хаус и там все выяснить? — предложила Изабелла, когда часы пробили десять.

— Пока рано. Они могли еще не вернуться в город. Хотя если после двенадцати мы не получим никаких известий, я пошлю слугу.

— Я не смогла его остановить, Молли, — с отчаянием прошептала Изабелла. — Хотела бы я знать, почему мужчины делают такие глупости? Моя репутация не стоит его жизни.

— Кто знает, почему они это делают? Лично я никогда не понимала их странные представления о чести, — со вздохом сказала Молли. — Давайте все же попытаемся что‑то поесть. У вас ведь со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было.

— Я не могу ничего есть, — поморщилась Изабелла.

— Выпейте хотя бы чашку чаю. Мне нужна компания, так что сделайте мне одолжение. — Молли редко разговаривала с Изабеллой столь категорично. Есть ей самой тоже не хотелось, она пыталась хотя бы на какое‑то время отвлечь Изабеллу от ее тревог.

Записка Шелби застала их как раз за завтраком. Быстро пробежав ее глазами, Молли со счастливой улыбкой передала записку Изабелле.

— Ну вот, мы зря волновались. Дермотт, как всегда, оказался на высоте.

Выхватив листок бумаги из рук Молли, Изабелла, прочитав текст, облегченно вздохнула и откинулась в кресле с ощущением, что жить все‑таки стоит.

— Слава Богу, — тихо сказала она. — Слава, слава, слава Богу…

Первые слухи достигли Сити еще днем, но до Гросвенор‑плейс дошли только вечером — через Джо. О ранении Батерста он узнал от своего брата, который, в свою очередь, услышал дурную весть от камердинера Девона.

Когда Джо рассказал все Молли, они задумались, сообщать ли столь дурную новость Изабелле. Очевидно, граф не хотел, чтобы она узнала о его состоянии. Вот они и колебались.

— Насколько серьезно он ранен? — спросила Молли: — Это имеет большое значение.

— Говорят, что он вряд ли выживет, — понуро склонив голову, сказал Джо.

Молли, которая за свою жизнь видела столько горя, что считала себя уже невосприимчивой к нему, побелела как мел.

— О Господи! — прошептала она. Но спустя всего несколько секунд она с вызовом посмотрела на Джо. — Невероятно! Этому должно быть какое‑то объяснение. Дермотта невозможно ранить — он лучший стрелок Англии.

— Лонсдейл выстрелил раньше времени.

— Подлый негодяй! Надеюсь, он умер медленной, мучительной смертью. — В ее голосе не было жалости.

— Боюсь, что нет, но сейчас он наверняка горит в аду.

— Несомненно, он заслужил такую судьбу! Пусть Лонсдейл сгорит в аду тысячу раз! — сказала она как заклинание.

— Почему это Лонсдейл должен сгореть в аду? — спросила появившаяся в комнате Изабелла. — Все по тем же причинам? — Однако выражение лица Молли ее испугало. Для Дермотта смерть Лонсдейла — полный триумф. Так почему же они так расстроены? Почему так мрачны? — Что происходит? — спросила Изабелла, чувствуя, как к глазам подступают слезы. — Ну, говорите же! — повернувшись к Джо, с бешенством выкрикнула она.

Джо вопросительно посмотрел на Молли, и Изабелла почувствовала, как земля уходит у нее из‑под ног.

— До Джо дошли слухи, что Дермотт ранен, — стараясь говорить спокойно, пояснила Молли. — Только не надо делать поспешных выводов. Не все слухи — правда; как вам известно, в большинстве своем это ложь.

— Но ведь вы бледны как мел, а Джо боится на меня взглянуть. Теперь я уверена — с ним плохо. Очень плохо. — Изабелла дрожала, переводя взгляд с одного собеседника на другого, пытаясь прочитать их мысли. — Я хочу знать, где он, — прошептала она сдавленным от ужаса голосом, — и не говорите мне, что вы этого не знаете.

— Он был в «Приюте ягненка», — сказала Молли.

— Был?!

— Когда лорд Девон приехал на постоялый двор с адвокатами Дермотта, его там уже не оказалось. Как сказал хозяин гостиницы, он уехал вопреки рекомендациям доктора.

— И куда же он уехал?

— Неизвестно, а если кто и знает, то молчит. Это все, что мы смогли выяснить.

— Вы сказали мне всю правду? — Изабелла требовательно вглядывалась в лица своих собеседников. — Я не ребенок. Я прекрасно знаю, чего Дермотт хочет, а чего — нет. Если вы будете со мной до конца честны, вы не сможете разбить мне сердце, потому что оно уже разбито. Я прекрасно понимаю, что он не хочет оставаться со мной, что он не любит меня. Но я хочу знать, насколько тяжело он ранен. Ради Бога, скажите мне это. Мне нужно это знать.

— Говорят, он вряд ли выживет, — прошептала Молли. Изабелла тяжело опустилась на пол — ноги внезапно отказали ей.

— Боже мой… — Слезы побежали по ее щекам. — Это я во всем виновата…

— Даже не думайте об этом, дорогая! — Подбежав к ней, Молли села на пол и заключила Изабеллу в свои объятия. — Вы ни в чем не виноваты, — сказала она. — Все знают, что Дермотт и Лонсдейл давно враждовали, еще со школы. Скажи ей, Джо, — она ни в чем не виновата.

— Это не первый его поединок; мисс Изабелла. Он опытный дуэлянт.

— Вот видите! — настаивала Молли. — Вы совершенно невиновны.

— Я даже не смогу его увидеть до того, как… — Содрогаясь от рыданий, Изабелла не могла себе представить, что такой сильный и полный жизни мужчина может оказаться перед лицом смерти. А может, он уже умер… Ужаснувшись, она с рыданиями прильнула к Молли.

— Ну‑ну, дорогая, — уговаривала ее Молли. — Сядьте, выпейте немного вина — это успокоит ваши нервы. Мы постараемся как следует все разузнать. — Встав, она потянула за собой Изабеллу.

Оцепенев от горя, Изабелла покорно поднялась и дала усадить себя в кресло, после чего Молли вытерла слезы с ее лица. Когда Изабелле подали бокал вина, она выпила его залпом, не чувствуя вкуса.

Если с ней заговаривали, она отвечала, но при этом даже не пыталась вслушаться в то, о чем говорили между собой Молли и Джо. Ей все мерещился Дермотт на смертном одре.

А она даже не может к нему поехать, так как не знает, где он.

Потому что он не хочет, чтобы она об этом знала.

— Я не могу здесь больше оставаться, — заявила Изабелла, неожиданно почувствовав отчаянное необъяснимое желание поскорее бежать из Лондона. — Я отправляюсь в деревню.

Молли посмотрела на Джо, потом перевела взгляд на Изабеллу.

— Что ж, я рада.

Поднявшись на ноги, Изабелла решительно, как солдат на параде, расправила плечи.

— Я еду прямо сейчас.

— Может быть, вы… — начала Молли, но, увидев, какая мука написана на лице Изабеллы, не договорила. — Я велю служанкам упаковать вашу одежду.

— Не надо! — резко возразила Изабелла. — Я ничего с собой не беру. — Она не хотела, чтобы что‑то напоминало ей о Дермотте — о том, как он выглядел, когда она примеряла у Молли черное кружевное платье, или о том, как он снял с нее белое платье в Батерст‑Хаусе. Или о том, как пахнут его волосы или его одеколон, ароматом которых насквозь пропиталась вся ее одежда. — Джо, будьте добры вызвать мой экипаж, — приказала она. Если она сделает вид, что никогда не знала Дермотта, если выбросит из памяти воспоминания о проведенных с ним днях, если расстанется с теми людьми и местами, что напоминают ей о. его красоте и нежности, то, возможно, со временем свыкнется с этой невыносимой болью. Или но крайней мере скроет от мира свои страдания.

Направляясь к югу, Дермотт тоже испытывал невыносимую боль, только совершенно другого рода — каждый оборот колеса доставлял ему мучение, каждая выбоина на дороге приносила страдание его истерзанному телу. Несмотря на протесты доктора и просьбы Шелби, он сразу, едва пришел в сознание, настоял на немедленном отъезде. Он хотел найти уединенное место, чтобы зализать свои раны, убежище, где мог бы спрятаться от мира, от жадных глаз и сплетен, от нежеланной помощи и решений, которые он был не в состоянии принять. А если ему суждено умереть — сквозь пелену бреда до него все же долетали слова доктора, — то и это последнее путешествие он проделает один.

Свою мать он тревожить не хотел. Ей скажут, что он восстанавливает силы на берегу моря.

Что, собственно, он и собирался делать. Большую часть пути к южному побережью он проделал в бессознательном состоянии. Вот и славно, заявлял доктор, глядя, как Дермотт при пробуждении сразу глотает прописанную им очередную дозу лауданума. В опиумных видениях Дермотта посещали знакомые образы жены и сына; глядя на их любимые лица, Дермотт радостно улыбался. Но время от времени в эти милые фантазии врывался другой образ — золотоволосой красавицы, которая каким‑то чудом смогла его пленить. Иногда ему удавалось противостоять ее чарам, иногда он с готовностью следовал за ней. Дорога всегда приводила их к самому краю окутанной туманом скалистой пропасти, и Дермотт останавливался, не желая вслед за золотоволосой сделать последний роковой шаг. В этот момент он неизменно просыпался, и на него сразу наваливалась страшная, невыносимая боль, заставлявшая его, задыхаясь, молить небо о милосердии.

В тот вечер, когда Изабелла направлялась в Суффолк, семья ее дяди ужинала дома, со злорадством обсуждая сегодняшние события.

— Герберт, еще раз расскажи, как ты впервые услышал о смертельном ранении Батерста, — глядя на сияющих дочерей, веселым голосом сказала его жена.

— А еще скажи нам, папа, когда мы наконец сможем посещать более приличные светские мероприятия, раз Батерст больше не сможет тебя преследовать.

— Он еще не умер. — Отец, бросил на них мрачный взгляд.

— Он настолько плох, что, считай, почти умер! — радостно воскликнула Каролина. — Я слышала это от камердинера Гарольда, а он — от многих своих друзей. Это совершенно точно.

— Значит, сейчас он не может тебе навредить, папа, — заявила Амелия. — Это просто замечательно! Только подумай, теперь мы можем появиться в высшем обществе!

— Не надо устремлять свой взор слишком высоко, моя дорогая, — заметил любящий отец, лучше дочерей понимающий реальный статус своей семьи.

— Но, папа, ты такой богатый, а значит, мы можем попасть на светские приемы — не то что эти отвратительные рауты в Сити!

— Где приходится говорить со всяким старьем без титула!

— Абигайль, — строго сказал отец, — ты должна настроить своих дочерей на более реалистический лад. Дочерям банкиров высший свет не станет предлагать слишком много титулов.

— Ну что ты, папа! Вспомни об Эвелине Дрейкер, которая не далее как в прошлом году вышла замуж за виконта.

— Очень бедного и старого.

— Ну какая разница, молодой или старый — главное, чтобы был знатен, — настаивала Каролина.

— К тому же, как тебе известно, аристократы редко даже разговаривают друг с другом, — поддержала ее сестра. — Супруги живут в разных частях своих огромных поместий и встречаются только на церемониях.

— Ну, девочки, оказывается, вы лучше меня все знаете.

— Достаточно, папа, чтобы понять: твои деньги могут решить все проблемы. А теперь, когда Батерст лежит при смерти, мы сможем танцевать на лучших балах.

— Изабелла тоже уехала, Герберт. Ты сам это сказал. Так что теперь нет никаких препятствий к участию наших дочерей в светском сезоне.

— Куда же она уехала? — спросил только что вошедший Гарольд; костюм денди явно пришлось долго подгонять по его бочкообразной фигуре.

— Ты пропустил первую перемену Гарольд, — недовольно заметила его мать.

— Свои упреки лучше адресуй Стивзу, — садясь напротив своих сестер, возразил тот. — Прежде чем придать мне презентабельный вид, он испортил с дюжину шейных платков. Так куда же она уехала?

— В Тейвор‑Хаус. Теперь, когда Батерст мертв, ты будешь к ней свататься? — поддразнила его Амелия, зная о слабости брата к их кузине.

— Теперь, когда она стала подержанным товаром, я не стану тратить на нее свое время, — с оскорбленным видом ответил Гарольд — об отношениях Изабеллы с Батерстом ходило множество слухов. — Тем не менее я готов нанести ей визит — чтобы дать добрый совет.

— Да уж точно — товар подержанный! — фыркнула Абигайль. — Шлюха она самая настоящая!

— Однако леди Джерси много лет спала с принцем Уэльским, теперь это делает леди Хертфорд, а у герцога Девонширского любовница живет прямо в его доме вместе с женой, а многие аристократы…

— Ради Бога! — негодующе воскликнула Абигайль, устремляя возмущенный взгляд на свою младшую дочь. — «Откуда тебе известны все эти неприличные сплетни?

— От Мод, конечно. Ты ведь знаешь, как она прекрасно информирована, мама, ты ведь за это ее и держишь. А если я собираюсь вскоре выйти замуж, то должна знать, что происходит в мире.

— Герберт! Немедленно скажи своим дочерям, что безнравственность заслуживает всяческого порицания, невзирая на титул.

Герберт Лесли не сразу смог придать своему лицу приличествующее ситуации выражение, поскольку прекрасно знал, как в действительности ведет себя лондонский бомонд.

— Слушайте маму, девочки. Она знает что говорит.

— Если можно, чуть больше искренности, Герберт.

— Уймись, Абигайль! — раздраженно ответил тот. — Словно тебе неведомо, чем забавляется высший свет — черт бы его побрал!

Девочки захихикали, Гарольд улыбнулся, но открыто возражать матери никто из них не посмел. Своим домом она управляла железной рукой, и даже Герберт редко вмешивался в ее дела.

— Я думаю, с нас уже хватит всяческих разговоров о недостойных людях. — Абигайль испытующе посмотрела на своих домашних. — А теперь послушайте меня, — самым своим чопорным тоном сказала она, — что, если мы завтра всей семьей поедем на чай к миссис Бэмбридж?

— Ты прекрасно знаешь, что мне нужно работать, Абигайль.

— А я обещал быть на скачках, мама.

— Ничего с вами не случится, если вы иногда будете появляться на тех же приемах, что и девочки, — нахмурилась Абигайль.

— Только не у старой леди Бэмбридж, мама. Там нет ни одного влиятельного лица.

— Миссис Бэмбридж наняла оперную певицу н надеется, что там появится баронесса Тельмах, которая больше всего на свете любит пение мадам Дольчини.

— Не утруждай себя, мама! Разумеется, для Гарольда скачки гораздо интереснее оперы. А если у леди Бэмбридж будут Люсинда и Эмилия, мы не заскучаем.

— Служанка Люсинды знакома с костюмершей леди Джерси, так что она всегда знает свежие сплетни о королевской семье, — усмехнувшись, добавила Амелия.

— Ну вот, Абби, девочки и без нас прекрасно проведут время. А в качестве маленькой компенсации за мою занятость, почему бы вам, девочки, не купить себе новые платья и шляпки?

— О, папа! — в один голос завизжали дочери, которым было безразлично общество отца, но очень привлекал его кошелек.

— Ты самый лучший в мире папа! — кричала Амелия. — Я точно знаю, чего хочу. Помнишь, мама, то замечательное бледно‑желтое платье, которое ты не позволила мне купить, сказав, что оно слишком дорогое? А теперь можно его купить, папа? — с надеждой спросила она.

— Ну конечно, малышка. — При всем своем здравомыслии Герберт все же надеялся, что его девочки сумеют найти подходящих мужей — возможно, даже титулованных, если те будут уж в очень стесненных обстоятельствах. — Абби, позаботься о том, чтобы наших дочерей не обманули. — Он подмигнул. — А я позабочусь о том, чтобы оплатить счета.

В дальнейшем разговор сводился к обсуждению платьев и модисток, тогда как мужчины спокойно наслаждались ростбифом и вином. А когда женщины вышли из‑за стола, оставив мужчин выпить портвейна, Герберт сказал:

— Я хотел бы поговорить с тобой насчет нашей кузины. Хочу после скачек нанести ей визит. Тейвор‑Хаус находится всего в нескольких милях от Ньюмаркета. Я послал несколько человек, чтобы они там за ней проследили. Теперь, когда Лонсдейл навсегда сошел со сцены, а Батерст лежит при смерти, полагаю, что ты все же мог бы жениться на Изабелле.

— Мать этого не допустит. После Батерста ее репутация… — Гарольд неопределенно пожал плечами.

— Твоей мамой я займусь сам, мой мальчик. Уверен, что она поймет. Я уже думал о том, что Изабеллу до конца сезона можно оставить в деревне. Никто не будет знать, что вы женаты.

— Тогда я над этим подумаю.

— Передо мной‑то не надо ничего изображать, сынок! Я прекрасно знаю, как ты относишься к Изабелле. А теперь, когда угроза со стороны Батерста исчезла, мы можем вернуться к своим первоначальным планам. Клянусь Юпитером, деньги должны остаться в семье! Если бы твоя кузина не задурила Джорджу голову, он наверняка поступил бы правильно. Так что, когда поедешь в Ньюмаркет, обязательно нанеси ей визит.

— Ее телохранитель все еще там?

— Собственно, — Герберт вскинул брови, — их там сейчас двое. Но ведь ты нанесешь вполне официальный визит — не более. Посмотришь, как она себя поведет, не стала ли кошечка дружелюбнее — в общем, проведешь рекогносцировку.

— А потом мы найдем возможность ее похитить?

— Именно так. — Герберт кивнул.

— Если она была гостьей Батерста, — с лукавой улыбкой пробормотал Гарольд, — то наверняка прошла там неплохую подготовку.

— И может расшевелить тебя в постели, а, мой мальчик? — захохотал отец. — Ну, в этом нет ничего плохого.

— Но ей нельзя давать свободы, если она такая горячая штучка.

— Ей и незачем давать свободу, сынок. Она же будет твоей женой. Ты можешь держать ее взаперти — в поместье или же на конюшне за домом, если пожелаешь. Если бы не безупречная репутация твоей матери, я сделал бы то же самое.

Конечно, это была пустая похвальба. В случае каких‑то осложнений Абигайль было куда спрятаться — например, у братьев, которые в финансовом мире куда влиятельнее, чем он сам.

— К счастью, Изабелле некуда обратиться за помощью, — задумчиво сказал Герберт. — За это мы должны быть благодарны судьбе.

— Не правда ли, Лонсдейл подвернулся весьма кстати?

— Причем оказался настолько любезен, что сразу умер, — с улыбкой заметил Герберт, приветственно поднимая свой бокал. — За благородное искусство дуэли!

— Да упокоятся они с миром! — поднял свой бокал Гарольд.

— Только не Лонсдейл, да и Батерст, если уж на то пошло. Его наверняка ждет ад. А теперь я хочу сказать несколько слов по поводу так называемой чести. Все эти замечательные принципы, может, и подходят для аристократии, но тебе в такие опасные дела ввязываться не следует. Мы всегда можем нанять людей, чтобы они за нас воевали — так поступает каждый, у кого есть хоть одна извилина.

— Не беспокойся, папа. Я не собираюсь рисковать своей жизнью.

— Ты весьма разумный молодой человек. — Он улыбнулся. — Каким и должен быть мой сын. Я растил тебя не для того, чтобы ты по‑глупому проливал свою кровь.

— Я предпочитаю жизненные удовольствия, папа. Вроде этого прекрасного портвейна. — Он посмотрел на свет через бокал с густой рубиновой жидкостью.

— Доставлено из Дуро — несмотря на эту проклятую войну, которая может только обескровить Англию. Если бы страной правили банкиры, мы никогда не стали бы воевать ради того, чтобы сохранить на троне какого‑то там короля. Делать деньги для Англии и для себя — вот что главное.

— А я сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуть в семью деньги Джорджа Лесли, — ухмыльнулся Гарольд.

— Вот это правильно! — Герберт приветственно поднял бокал и, поднеся его к губам, одним глотком осушил до дна.