Blutengel – Cry Little Sister 1 страница

Vilone – Зло любит меня

Пролог

Smashing Pumpkins – The Beginning Is The End Is The Beginning

Send a heartbeat to the void that cries through you
Relive the pictures that have come to pass
For now we stand alone
The world is lost and blown
And we are flesh and blood disintegrate
With no more to hate

Когда-то в моей жизни всё было просто. Белое, чёрное, серое… Как предрассветное тёплое утро, укутанное пеленой моросящего дождя и тумана. Те дни были наполнены чем-то естественным, обычным, нормальным, как у всех. Я не знала, что буду есть завтра, но точно знала, что оно наступит – завтра. Временами было негде ночевать, негде помыться и почистить зубы, не с кем поговорить и не о ком думать. Но как вода, эти периоды проскальзывали сквозь пальцы, уступая новым, более счастливым дням. Раньше я умела легко смеяться, легко плакать, кричать, гневаться, влюбляться, ненавидеть, презирать и восхищаться. Все эмоции были чистыми, по-детски наивными, но они были! Они мои двигатели вперёд, не дающие замереть на месте и поддаться унынию и жёлтой лихорадочной апатии. Как свободно я ими распоряжалась, не зная, как быстро этот мир уничтожит эту лёгкость. Теперь пришло время оглянуться назад и вспомнить, какой земля была раньше. И кем была я. Вновь пройтись по мрачным и насыщенным улочкам Нью-Йорка и пережить прошлое заново. Чтобы будущее было только моим и ничьим больше.

Я смотрела в глаза мужчины, которого полюбила, и который долгие годы защищал меня от правды, ценой нашего прошлого. Теперь я должна стать собой, чтобы знать нашу историю. И создать наше будущее.

Взяв из его рук чёрную бутылку, наполненную чем-то едким с острым запахом серы, я лишь секунду уделила внимание жидкости, видневшейся сквозь мутное стекло, прежде чем залпом осушить своё прошлое. Резко выдохнув и от неожиданного головокружения пошатнувшись, я облокотилась о мужчину, пытаясь сделать глубокий вдох.

– Теперь ты всё вспомнила? Лея, это ты? – чуть приглушённый, взволнованный голос и руки, сжимающие в объятиях.

Глава 1

Всё началось в тот день, когда я со своими друзьями решила влезть в только что открывшийся ночной клуб «Время». Насколько всё было бы просто, если бы мы этого не сделали. Но увы, Генри был достаточно пьян, чтобы придумать это и достаточно трезв, чтобы подбить остальных. Да что там говорить, все были изрядно пьяны, чтобы последовать за ним.

На наше счастье, в клубе ещё не успели установить сигнализацию, поэтому, когда Риччи выбил стекло подсобки, улицу не огласила сирена тревоги и мы беспрепятственно забрались внутрь, положив на раму мою куртку. Стояла середина апреля и весна успешно боролась с зимним холодом. Забравшись внутрь последней, я стащила с окна куртку, отряхнула от осколков и положила в сторонку. Рядом со мной стояла Милли и озабочено кусала губы. Её раскосые светло-зелёные глаза напряжённо смотрели в сторону открытой двери, за которой виднелась часть барной стойки и Риччи деловито читающий этикетку одной из бутылок. Мил была самой трезвой из нас, но она ни за что не осталась бы на улице в одиночестве. И, разумеется, в ней не было лидерских качеств, чтобы убедить остальных не вламываться в клуб. Ей оставалось лишь уповать на случай и верить, что всё обойдётся.

Я дружески похлопала девушку по плечу и кивнула следовать за собой, что она с секундной задержкой и сделала.

– Ха! – восторженно воскликнул Риччи. – Смотри-ка, что я обнаружил! – он потряс перед нами бутылкой с дорогим виски. – Кажется, мы удачно зашли!

– Не сомневаюсь, – с долей неприкрытой иронией в голосе, ответила я, а затем поискала взглядом остальных. – А где все?

– А мне какое дело? – равнодушно фыркнул Риччи, пытаясь справиться с неподдающейся крышкой. Милли глубоко выдохнула и перелезла через стойку, чтобы помочь ему. Ей нравился Риччи, не смотря на то, что он любил выпить и побуянить. Противоположности притягиваются и не я это сказала.

Оставив ребят наедине с бутылкой, направилась в сторону танцпола, освещённого лишь тусклым светом от стойки. В голове не было практически никаких мыслей и я просто поддалась импульсу идти вперёд. Достав из кармана сигареты и зажигалку, я закурила, блаженно выпуская струйку дыма в потолок.

– Бу! – раздался громкий голос справа и я подпрыгнула от неожиданности. Потом кто-то тронул меня за плечо слева и я не сдержала вскрик.

– Чёрт бы вас подрал, ребята! – возмущённо воскликнула я, опускаясь на колени и поднимая выпавшую изо рта сигарету. – Вы меня до смерти напугали, засранцы!

Конечно, это были Берт и Бетани. Наши милые близняшки. Что удивительно – не родственники! Родственные души, влюблённые, с одинаковыми глубоко-посаженными серыми глазами и широкими полными губами. Худощавые, черноволосые, дредастые и невероятно проказливые. Им палец в рот не клади, умеют рассмешить любого и за друзей вступятся в случае беды. Они прибились к группе в начале этого года в штате Огайо и за эти несколько месяцев стали полноправными членами нашей небольшой семьи.

Сзади послышался немелодичный звон. Это Риччи битой крушил полки с бутылками. Рядом стояла восторженная Милли, от удивления она приоткрыла рот и не могла оторвать взгляда от представшей перед ней картиной.

– Вау, вот это масштаб! – захлопала Бетани.

– Вы не видели Генри? – спросила нетерпеливо, раздражаясь от поступка Риччи. Здесь, в этом клубе, я чувствовала себя в высшей степени неуверенно. Постоянно казалось, что это место опасно, что ещё чуть-чуть и станет слишком поздно бежать.

– Генри? – переспросила Бетани. – Он, по-моему, пошёл на второй этаж.

– Что ему там делать? – удивилась я.

– Не знаю. Сходи, посмотри, – равнодушно ответил Берт. – Бет ты захватила баллончики с краской?

– Да милый, о них ни в каком состоянии не забуду, – она задорно улыбнулась, а затем подбежала к своему парню, повисла на шее и расцеловала в губы. – С чего начнём?

Когда Риччи закончил крушить полки, он передал биту Милли, чтобы и она со своей несмелостью и нерешительностью присоединилась к общему разрушительному веселью.

И тут с потолка на нас обрушились потоки клубной музыки. От неожиданности я присела, зажимая руками уши.

– Дискотека! – возбуждённо закричала Бетани и потащила Берта на танцпол. От барной стойки послышали довольные крики Милли и Риччи, а затем звон разбиваемого стекла. Обернувшись, я увидела, что Милли уничтожила зеркальные вставки между стойками с алкоголем. Риччи смотрел на подругу с неприкрытой гордостью, подбадривая и смеясь вместе с ней. Ох, как же девушке завтра будет стыдно!

Покачав головой, я поднялась с пола и направилась в сторону винтовой железной лестницы, ведущей на второй этаж. Над танцполом в углу висела небольшая металлическая клетка, в которой за диджейским пультом скрывался Генри. Увидев меня, он помахал рукой, приглашая присоединиться. Вяло махнув в ответ, я поднялась по лестнице и прошла, как сквозь баррикаду, через беспорядочно расставленные столы и стулья. Мельком глянув вниз, я увидела, что Берт и Бетани уже не танцуют. Флуоресцентной краской они разукрашивали стены. О, нет-нет, ребята не стремятся испортить стены, Берт и Бетани давно занимаются настенной «живописью», умудряясь создавать удивительные психоделичные картины с глубоким и непонятным смыслом. Когда Берт перехватил мой взгляд, я высоко подняла большой палец в знак поддержки их творчества. Улыбнувшись, он помахал в ответ, а затем вернулся к работе.

– Генри, тебе не кажется, что мы слишком разошлись? – прокричала я ему на ухо. Громкая музыка мешала правильно донести информацию до парня, приходилось кричать, чтобы он меня услышал. Знаками прося выключить музыку, я наткнулась на стену непонимания с его стороны. Наконец, не выдержав и, схватив его за плечо, потащила в сторону туалетных комнат. Он не сопротивлялся, только недовольно поморщился, когда мои ногти впились в кожу.

Генри – мой лучший друг. Мы познакомились, когда мне было четырнадцать, и это было почти четыре года назад. До него моя жизнь была сплошным хаосом или дорогой ведущей в пропасть. Я сбежала из приёмной семьи в тринадцать и к четырнадцати годам была самой настоящей бродяжкой и воровкой. История весьма печальна, если вы любите трогательные грустные рассказы.

Всё началось в тот день, когда на просёлочной дороге в глухой местности была обнаружена голая девочка примерно шести-семи лет. Семья, выехавшая на пикник, заблудилась и вместо шоссе выбрала ту дорогу. Девочку привезли в местный полицейский участок. Там-то и выяснилось, что малышка совершенно ничего не помнит. А затем начался кромешный ад для детской испуганной психики. Поиски родителей, бесконечные обследования, посещение детского психолога, детский дом. Всё это пугало малышку и поэтому, когда поиски её семьи сошли на нет и начала действовать программа усыновления, не удивительно, что девочка нигде не задерживалась.

Сначала это была добропорядочная еврейская семья, давшая малютке первое имя вместо Джейн Доу: Лея. Когда им надоел детский плач, недоверчивость, настороженность и отсутствие устремлений, они вернули её в детский дом. Потом была обычная американская семья: папа, мама, два сына и смешной питбуль по кличке Бульдозер. Они проживали в сельской местности в маленьком городке и назвали девочку Лили. Были хорошими, немного глуповатыми, верующими в Бога, но нередко пропускающие воскресную мессу. Они отказались от девочки после того, как нашли свою собаку в колодце со связанными лапами. Собака утонула и подозрения пали на девочку. Потом была семья юристов, бездетная пара, пытающаяся спасти свой брак. Эти отказались от Кристины после того, как муж застал жену с любовником. Потом были врачи, семья из пригорода столицы штата, семья рабочих, ещё одна семья из пригорода… Николь, Памела, Андреа, Виктория, Джесс. Всё закончилось в Техасе, когда «Поппи» сбежала от чересчур любвеобильного приёмного отца. И началось в Монтане, где девочка превратилась в тринадцатилетнюю бродяжку. Только сила воли и железный характер уберегли её от настоящей «прелести» улицы. А отсутствие документов сделало её мастером скрытности. За весь год до встречи с Генри она была невидима для полицейских. Но всё меняется.

В тот день девочка, оставившая себе первое имя – Лея, попыталась ограбить женщину в автобусе и была задержана полицейским, возвращающимся с ночного дежурства. На этом её история должна была закончиться очередным детским домом, но на её счастье в том же автобусе ехал Генри. Когда полицейский вместе с девочкой сошёл на остановке, он последовал за ними. Ударив мужчину по голове, он схватил Лею за руку и они дали дёру. Тогда ему было семнадцать лет. Так Лея попала в первую семью Генри.

Это были подростки в возрасте от четырнадцати до двадцати лет, путешествующие с места на место, перебивающиеся случайными заработками, не гнушавшиеся воровством и грабежами. Чем же отличалась эта компания от других? Тем, что в ней были запрещены наркотики, запрещена проституция и связи с криминальным миром. Генри, бессменный лидер семьи, защищал и оберегал близких, стараясь обеспечить едой, крышей над головой и горячим душем. У каждого члена семьи за спиной стояла какая-то трагедия, внутренний надлом и боль, но попадая к Генри, постепенно, человек оживал и покидал компанию, ступая в настоящую жизнь. Конечно, были и те, кого принято называть пропащими. Те, кого изгоняли из семьи за нарушение правил. Им не хватало силы воли, чтобы справиться с несправедливостью жизни, и они сгорали дотла, ничего не оставляя после себя.

Сейчас Генри двадцать один год. И он решил, что Нью-Йорк – это тот город, где мы можем, наконец, остановиться. Кроме меня в семье больше нет тех, у кого нет настоящих документов. Мои, фальшивые, были куплены в прошлом году после особо удачного «дела». Теперь я была Лея Фицпатрик, 1994 года рождения, из Миннесоты. По этим документам в марте мне исполнилось девятнадцать лет. Кто знает, может это и правда так. На самом деле, семья празднует мой день рождения в середине июля, в тот день, когда меня нашли на той дороге. И я считаю себя семнадцатилетней девушкой, потому что в моих настоящих документах был проставлен 1995 год.

В любом случае, неделю назад мы приехали в Большое Яблоко, сегодняшний день – праздник в честь устройства Риччи на работу грузчиком в порту. Не бог весь что, но он был по-настоящему горд тем, что смог первым из нас найти работу и приносить деньги в семью.

По такому случаю, мы вполне легально приобрели в магазине три бутылки дешёвого виски. Чтобы полицейские не остановили нас за распитие спиртных напитков в неположенном месте, Генри придумал способ, как скрыть то, что мы пьём. Он купил шесть пол-литровых бутылок кока-колы, у каждой вылил половину и разбавил виски. Для постороннего человека – мы пьём колу. Вполне милая хитрость, применяемая поколениями подростков до нас. И она позволила нам расслабиться и ввязаться в дело, изменившее мою жизнь.

Если я буду рассказывать о Генри, то первое, что нужно о нём сказать будет – порядочность. А ещё верность, уверенность, острый и изворотливый ум. Он никогда не рассказывал нам, как попал на улицу, откуда ушёл. Одна из девочек, покинувшая нас в прошлом году, до этого состоявшая в семье с момента основания, утверждала, что родители Генри сектанты, отсюда его умение создавать «настоящую семью». Как-то раз я спросила у него напрямую так ли это, на что он рассмеялся и ничего не сказал, лишь головой мотнул, отсекая глупые слухи. В любом случае, Генри хороший человек. Он может быть жёстким, если ты ничего не делаешь для семьи, но чаще он использует пряник, чтобы заинтересовать подростка в устройстве дальнейшей жизни. Иногда я задавалась вопросом, а сколько ему на самом деле лет? Ведь когда мы только встретились, ему было семнадцать, но вёл он себя весьма по-взрослому. И если отбросить весёлое алкогольное опьянение, он всегда ответственно относился к безопасности семьи.

Если говорить о внешности, то я не назвала бы его красавчиком. Волосы цвета спелой пшеницы, мягкие, вьющиеся и во влажную погоду кудрявые. Высокие надбровные дуги, волевой подбородок с ямочкой, полные губы, широкие крылья носа, пристальный глубокий взгляд тёмно-синих глаз, россыпь летних веснушек на впалых щеках. Форма лица широкая и вытянутая, как и его фигура. Когда мы встретились, Генри был высоким, под два метра ростом, сутулым, с широкой грудной клеткой. Кожа обтягивала худощавое тело, превращая парня в нескладного угрюмого прыщавого подростка. Насколько знаю, это связано с тем, что тело слишком быстро развивалось, а питание всегда было скудным. В прошлом году всё начало меняться. Возможно, это связано с тем, что вот уже пару лет нам стало проще находить работу – огромное количество знакомых и знакомых-знакомых, а также возраст, позволило нормально питаться, чаще отдыхать и больше уделять внимание здоровью. И Генри это помогло. Частый физический труд закалил тело, сделав жилистым, сухим, поджарым. Теперь фигура напоминает перевёрнутый треугольник, что так сильно привлекает молодых девушек. И вслед за появлением красоток, пропали прыщи, кожа стала чистой и свежей. Он перестал сутулиться, обрёл настоящую силу лидера, а в глазах появилась целеустремлённость, приведшая нас в Нью-Йорк. Если бы я не знала, что Генри предан семье на сто процентов – решила бы, что он собирается нас покинуть.

– Лея, о чём ты хотела поговорить? – с тёплой хрипотцой в голосе спросил Генри, когда мы добрались до открытой дверцы туалетной комнаты.

Здесь было довольно «мило». Ядовито-розовые стены, белый кафель и стройный ряд туалетных кабинок поросячьего цвета.

Облокотившись о стену, осторожно перевела дух. С каждой минутой всё сложнее оставаться спокойной. Алкогольный дурман постепенно выветривался, оставляя после себя тупую боль в затылке. Холод стены немного успокаивал, я устало думала о том, чтобы забраться в прохладную постель.

– Генри, нам пора сваливать отсюда, – прикрыв глаза и тяжело вздохнув, сказала я. В ответ послышалось раздражённо сопение. Чуть приоткрыв правый глаз, увидела недовольное выражение лица Генри.

– Лея, мы так давно нормально не веселились. Дай ребятам шанс передохнуть. Мы проделали долгий путь с западного побережья, стараясь по максимуму вложиться в подворачивающуюся работу, чтобы оказаться здесь не с пустыми руками. И вот, нам сразу улыбнулась удача – мы сняли двухэтажный дом в Бруклине и почти сразу Риччи нашёл работу. Ты считаешь это не повод развеяться? – голос Генри был на удивление трезв, как и он сам. Смотря другу в глаза, думала, как же всё-таки здорово, что он рядом со мной. Без него вряд ли дожила бы до восемнадцати лет.

Он стоял напротив меня, чиркая неработающей зажигалкой и о чём-то усиленно думая. Мне иногда хотелось залезть в его черепушку и понять, что же там происходит.

– Я просто не думала, что мы полезем сюда, – с ударением на последнем слове, сказала я. – Мы нарушаем закон в городе, где собираемся построить нормальную жизнь. Генри, тебе не кажется, что это чересчур?

– Я…

И тут музыка, гремевшая за дверью, смолкла. Мы оба мгновенно побледнели. Ребята не стали бы портить вечеринку.

– Лея, лезь в окно, – хладнокровным голосом, сказал Генри, обходя меня и подходя к двери. Его глаза лихорадочно заблестели от волнения.

Закусив губу, я подошла к окну и попыталась дёрнуть засов, но тотчас прекратила свои старания. В отдалении не было видно, что окно зарешёчено. Оно располагалось под потолком, что лишало шанса быстро выломать решётку.

– Нет, Генри, я не смогу выйти, – сказала я, разворачиваясь. – Генри?

Проклятье! Пока я пыталась выбраться, он вышел из туалета спасать остальных. За дверью послышался звон разбиваемого стекла.

– Стоять! – раздался мужской окрик, а потом я услышала издевательский смех.

Покрывшись бисеринками пота, я испуганно заметалась по комнате. Согласитесь – положение безвыходное. Я в туалете с зарешёченными окнами, а за дверью творится что-то совсем непонятное. От расстройства заломила руки и закрыла глаза. Невыносимо хотелось пить и спать. Такое отсутствующее чувство, из-за которого все мышцы превращаются в желе. Откинув голову, я пошатнулась и неудачно задела одну из раковин, прислонённых к стене. Туалет не был полностью оборудован, а моя координация после n-ного количества алкоголя оставляла желать лучшего, поэтому раковина качнулась и рухнула на пол, разбивая последнюю надежду на благополучное разрешение ситуации. В той тишине, что была в клубе, звон разбиваемого фаянса был сравним с громом и молниями, так что я в ужасе приложила руки ко рту и посмотрела в сторону двери.

Напряжённо прислушиваясь, я скорее почувствовала, чем услышала шаги в сторону туалета. Мои метания возобновились, но выхода как не было, так и нет. Несколько раз я подпрыгивала к приоткрытому окну и дёргала за решётку, пытаясь её выбить. Увы, но здание было новым, так что чёрная, без единого следа ржавчины, решётка, не поддавалась ни мольбам, ни девичьей силе. От обиды топнула ногой, после чего приняла очевидное и глупое решение спрятаться в самой дальней кабинке. Взобравшись на толчок, я прислонилась к стене, готовая в любой момент отразить любого, кто войдёт. Эффект неожиданности – единственное средство спастись от карающей длани полицейских. Надеюсь повезёт, так как входная дверь скрипнула, отворяясь, и по комнате эхом отразились уверенные мужские шаги. На секунду прикрыв глаза, я взмолилась ко всем богам, чтобы этот человек не догадался проверить кабинки. Так хотелось, чтобы он решил, что раковина разбилась случайно! Но моим молитвам не суждено было сбыться – я услышала, как с грохотом отворилась первая кабинка, а над туалетом пронёсся мелодичный и такой пугающий свист. Он знает, что я здесь. Следом за первой кабинкой отворилась вторая, а затем и третья. В туалете всего шесть кабинок, так что ещё две и меня найдут. Плотно сжав губы, я приготовилась.

Дверь, открывающаяся от пинка ногой, не помешала с криком наброситься на удивлённого мужчину. Разумеется, в мои планы не входило, что он так быстро соберётся и сумеет отразить мой «вылет». И конечно, я не была готова оказаться прижатой к стене напротив в нескольких сантиметрах от лица незнакомца.

– И какая же птичка угодила в мою клетку? – с бархатистой ленцой поинтересовался незнакомец.

В ответ я попыталась ударить коленкой в причинное место, но он быстро отразил манёвр, раздвинув мои ноги коленкой и сильнее прижимая к стене.

– О! Так это не птичка, а боевая кошечка? – рассмеялся мужчина, перехватывая левой рукой мои запястья, а правой проводя по шее.

– Пусти, гад! – в бешенстве закричала я, пытаясь вырваться из захвата. Мои попытки не увенчались успехом, только издевательский смех с его стороны и моё стремительно краснеющее лицо.

– Отпущу, если не будешь делать глупостей. Поняла? – рассмеялся мой мучитель.

Я согласно кивнула. И когда он отпустил, первое, что сделала – попыталась ударить его в глаз. А что? Это ведь не глупость! Не получилось, и я вновь была прижата к стене, но на этот раз лицом. От обиды ругнулась, а затем попыталась вырваться. Не получилось. Опять!

– Девочка, я сильнее. И у меня твои документы, так что даже если сможешь сбежать – полиция тебя быстро обнаружит.

Победа! Он не знает, что документы фальшивые! Значит мне всего-то надо – вырваться. Жаль, что подумать об этом проще, чем сделать.

– Пожалуйста, отпустите меня, – я постаралась, чтобы голос был в меру обиженным и слезливым. На мужиков действуют женские слёзы. Надеюсь и в этот раз сработает. – Я больше не буду пытаться сбежать!

Он поверил и, отпустив руки, сделал шаг назад. Развернувшись к мужчине, со «страдальческим» выражением лица потёрла запястья, задумчиво изучая своего мучителя.

А он был хорош. Высокий, крепко сложенный, мускулистый. С каштановыми вьющимися волосами до плеч и с серебристой проседью, похожей на краску, яркими светло-зелёными глазами, широкой челюстью и мягкими губами. Нос с горбинкой, явно был сломан в детстве, возле правого глаза небольшой шрам, делящий бровь пополам. Мне понравились его глаза, их уверенность и спокойствие. Я была удивлена тем, что, не смотря на ситуацию, он выглядел… добрым? Да, от него шла доброта хищника, сытого и довольного жизнью. Но что-то было не так. То ли его манера держаться, то ли то, как непонятно он смотрел на меня. С каким-то затаённым сожалением, какой-то надеждой и тщательно скрываемой обидой. Хотелось поверить, что всё это привиделось, потому что он был слишком хорошо собой, чтобы иметь на душе такой надлом. Он мне понравился. И теперь было жаль встретиться в такой непростой ситуации.

– Видишь, я больше не делаю глупостей, – хрипло проговорила, когда молчание слишком затянулось.

– Рад. А теперь можешь ответить, что ты и твои друзья делали в моём клубе? – он скрестил руки на груди и прислонился к туалетной кабинке.

– А разве непонятно? – на лице проскользило искренне смущение. – Мы… эм… изрядно выпили… Кое-что отмечали… и… ну, мы молоды, – заикаясь и запинаясь, проговорила я, видя, что ему совершенно ничего не понятно.

– Значит вы, молодые вандалы, влезли в мой клуб, отметить свой праздник и поэтому разгромили мой бар, изрисовали стены и разбили фаянсовую раковину? – расставляя акценты, рассмеялся мужчина. – А более дешёвых развлечений вы себе найти не могли?

– Мы были пьяны. Показалось, что это будет весело, – огрызнулась я, не понимая, зачем так запросто всё ему рассказываю. Правило семьи – никому не говорить о семье!

– Радуйся, что я не успел вызвать полицию, маленькая хулиганка, иначе последствия конкретно для тебя были бы весьма печальны, – спокойно сказал мужчина, а затем кивнул в сторону выхода. – Идём нелегалка, нам нужно серьёзно поговорить.

И тут я поняла, что влипла.

***

Мы расположились за остатками барной стойки, среди осколков разбитого стекла и лужиц алкоголя. Отчаянно хотелось курить и пить. От жажды губы пересохли и вот удивительно – он это понял и достал откуда-то из-под стойки бутылку с водой. Я с благодарностью приняла её и, запрокинув голову, осушила. Он достал ещё одну.

– Сколько ты сегодня выпила? – с усмешкой поинтересовался мой мучитель.

– Недостаточно, я опять трезвая, – обиженно проговорила я, медленно по глоточку допивая вторую бутылку. – Так что тебе от меня нужно?

– В смысле? – он явно надо мной издевается. Вот и смотрит так, с ехидцей и неприкрыто.

– В смысле я не слышу полицейской сирены, – намекнула я, забирая со стола свою куртку. Похлопав по карманам, достала сигареты и с огорчением обнаружила отсутствие паспорта.

– Не вижу причины их вызывать, – протянул мужчина, с неодобрением наблюдая, как я закуриваю. – Не кури, пожалуйста.

– Что? Ты мне указываешь? – взъярилась я. Не люблю, когда мне говорят, что делать. И особенно, когда это касалось сигарет.

В данном случае к моим желаниям не прислушались: ловким и стремительным движением руки выбили изо рта сигарету. Она с противным шипением приземлилась в лужу, над которой тут же пронёсся синий огонёк.

– За что? – раздражённо воскликнула я, вскакивая на ноги.

– Ты не в том положении, чтобы так себя вести, – демонстративно поджав губы, ответил он. – И касательно твоего вопроса насчёт полиции – они не заплатят за то, что ты совершила. Я вижу кто ты. Бродяжка, беспризорница, с фальшивыми документами. От тебя так и веет неприятностями, ведь ты дитя улицы. Если приедет полиция, загремишь в колонию для несовершеннолетних. И не делай такие большие глазки, по тебе видно, что нет восемнадцати. Из всего этого следует, что мне никто не заплатит за нанесённый урон. Своих ты не сдашь, сама не заплатишь. Так зачем мне связываться с копами? Лучшее в данной ситуации – заставить тебя исправить весь тот ущерб, что вы нанесли. Если справишься – получишь работу, а часть зарплаты буду урезать в качестве компенсации за разбитые бутылки. Всё понятно?

– Только один вопрос, – я положила руки на талию и вызывающе улыбнулась. – С чего ты взял, что я буду на тебя работать?

Вместо ответа он достал из кармана брюк мои документы.

– И что? Мы оба знаем, что они фальшивые.

– А я также знаю, у кого ты их купила, – уверенно проговорил мужчина, побарабанив по пластику. – А этот человек ведёт документацию: выяснить, кому он их продал, не составит труда.

И я опять поняла, что влипла.

– Как хоть тебя звать, мучитель? – обречённо поинтересовалась, плюхаясь обратно на барное кресло и облокачиваясь на единственное сухое место на столе.

– Мучитель? – он иронично засмеялся, убирая мой документ обратно в карман. – Меня зовут Рональд, но ты можешь звать Рон.

– Ладно Рон, с чего мне начать? – глубоко вздохнув, спросила я, поднимаясь на ноги.

– В подсобке, из которой вы вылезли, найдёшь швабру, тряпки и всё, что нужно. И я очень настоятельно советую тебе не пытаться сбежать.

Подставишь себя – подставишь семью. Если я сбегу, то Рональд выйдет на Генри, так как именно он купил мне паспорт. А Генри достаточно известен в подобных кругах. Бежать и правда смысла не было. Но обида и злость никуда не делись, поэтому, когда собирала осколки в мусорный мешок, в голове проносились разные приятные мысли о старой доброй мести. Жаль, что ни один план не выдерживал столкновения с реальностью. Этот гад, пока я тут на карачках ползаю, собираю осколки, преспокойно сидит, читает газету и употребляет односолодовый виски. Обида всё росла и ширилась, но ничего поделать не могла, только сверлила взглядом, надеясь, что на нём загорится одежда. И всё безуспешно.

– Скажи, а Лея твоё настоящее имя или же шутка изготовителя? – неожиданно поинтересовался Рон, когда я заканчивала протирать столешницу.

– Что? – признаться за те два часа, что я здесь изображала уборщицу, успела погрузиться в свои мысли и не сразу сообразила, что персональный мучитель вовсе не статуя.

– Твоё имя, – повторил Рон.

– Настоящее, – чуть пожав плечами, ответила я. – Я закончила здесь. Прикажешь стены мыть? – с лживой покорностью поинтересовалась я.

– Нет, ты знаешь, не все твои друзья вандалы, некоторые из них очень необычные художники, – задумчиво изучая стену с флуоресцентным единорогом, протянул Рон. – Теперь я жалею, что они не успели закончить.

– И? – мне было приятно слышать похвалу в адрес Бетани и Берта. Они столько сил вкладывают в свой дар, мне бы такой целеустремлённости.

– Я хотел бы, чтобы они закончили работу. А лучше раскрасили все стены. Такого я ни в одном клубе не видел, это привлечёт посетителей и «скостит» ваш долг. Конечно расходные материалы я оплачу.

– Какая забота, – саркастически пробормотала я, зная, что ребята, скорее всего, будут в дичайшем восторге от возможности легально что-то раскрасить.

– Передай им, пусть подумают.

– Знаешь, а мне вот интересно, почему только я должна горбатиться в твоём клубе? Остальные тебе не нужны?

– Они бросили тебя, Лея, – прежде чем ответить, Рон глотнул виски и постучал по стакану. – Ты, в общем-то, неплохая девчонка. Дикая немного, но знающая что такое ответственность. Твои друзья не такие. И рано или поздно ты из-за них попадёшь в беду.

– С чего ты это взял? – зло скрипнув зубами, процедила я. – Они ничем не могли помочь, только попались бы сами.

– Вообще-то я говорил о твоей куртке, за которой не решился возвратиться парень по имени Риччи. Он испугался, что я схвачу его, поэтому дал дёру.

– А как ты узнал, как его зовут? – на крошечное мгновение стало горько от поступка друга, но я постаралась успокоиться и отфильтровать речь Рона. Мало ли что он говорит. Риччи я всяко дольше знаю. Он не трус.