Противоречия в стане консерваторов

Стентон и некоторые другие консерваторы начали вниматель­но присматриваться к тому, что видится им как естественное противоречие между рыночными и семейными ценностями. Эд­вард Лютвак, бывший член администрации Рейгана, совместно с Центром международных и стратегических исследований до­вольно прямолинейно выражает обеспокоенность на этот счет. «Противоречие между стремлением к быстрому экономическому росту и к динамичным переменам в экономике и в то же вре­мя желанием сохранить семейные ценности, теплые отношения со своим окружением, а также стабильность, настолько велико, что может длиться только благодаря решительному отказу думать об этом противоречии», — говорит Лютвак, автор книги «Турбо-капитализм», удостоившейся шумных приветствий со стороны критиков.

Лютвак называет себя «настоящим, а не поддельным консер­ватором» . «Я хочу сберечь семью, человеческие сообщества, при­роду. Консерватизм не должен касаться рынка, денег, — утвер­ждает он. — Он имеет отношение к сохранению вещей в противоположность их уничтожению во имя удовлетворения сво­ей жадности».

«Слишком часто, — говорит он, — так называемые «консер­ваторы» произносят речи, прославляющие неограниченную сво­боду рынка (как лучший механизм для быстрого увеличения бла­госостояния американцев), и в то же время говорят, что мы должны вернуться к старым семейным ценностям и сохранить целостность сообществ. — Это же вопиющая непоследователь­ность, противоречие, два этих утверждения противоречат друг другу. Это самое смешное, что может сказать американский по­литик. И то, что такие речи не сопровождаются взрывами хохо­та, представляет собой настоящую проблему».

«Америка, — утверждает Лютвак, —довольно богатая страна, даже те американцы, чьи дела идут не очень хорошо, довольно богаты, но Америке не хватает общественного спокойствия, ей не хватает стабильности. Это как человек, у которого семнадцать галстуков и ни одной пары ботинок, покупающий себе еще один галстук. У Соединенных Штатов нет «ботинок», если разуметь под ними спокойствие и безопасность человеческой жизни. Но у нашей страны много денег. Мы стали в полном смысле слова обществом потребления, 100-процентным обществом потребле­ния. И последствия этого можно было предсказать заранее. По­требление в больших объемах, множество приятных и недорогих вещей, дешевые авиаперелеты и большая неудовлетворенность».

Действительно, никакая система не кажется столь эффектив­ной для производства и потребления наибольшего количества вещей по наиболее низким ценам, как неограниченная свобода рынка. В эпоху синдрома потреблятства подобного рода успех стал высшей мерой всех ценностей. Но человеческие существа — это больше, чем потребители, больше, чем желудки, жаждущие быть наполненными. Мы являемся также и производителями, ищущи­ми способ выразить себя путем участия в некой стабильной, ос­мысленной работе. Мы являемся членами семей и человеческих сообществ, духовными существами, заинтересованными в вер-•ности и справедливости, живыми организмами, зависимыми от чистоты и красоты окружающей среды. Мы являемся также ро­дителями и детьми.

Наша подгоняемая синдромом потреблятства погоня за мак­симальным числом потребителей отодвигает на второй план все остальные ценности. Стремясь производить товары по макси­мально низкой цене, мы увольняем тысячи работников, чтобы отправить их рабочие места в путешествие из страны в страну в поисках дешевой рабочей силы. Мы вдребезги разбиваем надеж­ды этих уволенных рабочих, а зачастую и разрушаем их семьи. Сохранность целых человеческих сообществ рассматривается нами как предмет потребления. Без лишних раздумий ломаются человеческие жизни. И, как мы увидим дальше, детей натравли­вают против родителей, еще сильнее подрывая тем самым осно­вы семейной жизни.

Глава 7. РАСШИРЕННЫЕ ЗРАЧКИ

Мы живем в материальном мире, и я—материальная девушка.

Мадонна

В 1969 году, когда Джону было двадцать три года, он короткое время работал учителем в школе-интернате для индейцев навахо в Шип-роке, шт. Нью-Мексико. Учеников третьего класса, в котором он преподавал, можно было причислить к самым бедным американским детям: у них имелось немногим больше, чем одежда, в которой они ходили. В школе было мало игрушек или каких-либо других средств развлечения. Но Джон никогда не слышал, чтобы дети жаловались на скуку. Они посто­янно выдумывали свои собственные игры. И хотя через несколько лет расовая дискрими­нация и алкоголизм должны были наложить на них свой отпечаток, в десятилетнем возра­сте эти дети были очень счастливыми и гар­моничными людьми.

В тот год Джон приехал домой на Рождество, чтобы повидать­ся с родителями. Он помнит эту картину: пол под елкой, устлан­ный коробками с подарками. Его собственный десятилетний брат распаковал уже около десятка, быстро переходя от одной короб­ки к другой. Через несколько дней Джон увидел своего братиш­ку и его друга смотрящими телевизор, в то время как новогодние подарки, никому не нужные, были разбросаны по всей спальне брата. Мальчики пожаловались Джону, что им нечем заняться. «Нам скучно», — заявили они. Для Джона это было явным свиде­тельством того, что детское счастье приходит не от обладания вещами. Но мощные силы продолжают убеждать американских родителей в обратном.

ВСПЫШКА ДЕТСКОГО МАРКЕТИНГА

Сьюзан, Дженни и Эмили, десятилетние девочки, с увлечени­ем бросают игральные кости, передвигают пластиковые фигур­ки, время от времени крича «Й-ес!» или «Мой любимый мага­зин!» Они играют в игру «Электронная торговая лихорадка», созданную Милтоном Бредли. Они вставляют свои «кредитные карточки» в пластиковый банкомат и вынимают оттуда игрушеч­ные деньги, которые им предстоит потратить в торговом центре. Конечная цель этой игры, которая стоит 40 долларов, — это на­купить наибольшее количество вещей и первым вернуться на автомобильную стоянку. Это хорошее введение в наполненную беззаботными тратами и пораженную синдромом потреблятства жизнь современных детей.

Количество денег, которые тратятся самими американскими детьми двенадцати лет и младше или взрослыми под их влияни­ем, в последнее время стало стремительно возрастать на двад­цать процентов в год, и в следующем десятилетии, согласно про­гнозам, достигнет 1 триллиона долларов ежегодно. Детский маркетинг стал самой перспективной тенденцией в мире рекла­мы. «Корпорации признают, что возраст, когда человек начина­ет вести потребительский образ жизни, наступает все раньше и раньше, — поясняет Джоан Кьярамонт, которая проводит ана­лиз рынка для фирмы Roper Starch, занимающейся социологи­ческими опросами. «Если вы ждете, пока детям исполнится во­семнадцать лет, чтобы продать им свой товар, вы, скорее всего, не сумеете завербовать их в качестве потребителей вашей про­дукции».

Количество денег, потраченных в Америке на рекламу детс­ких товаров с 1980 по 1997 год, возросло со 100 миллионов до 1,5 миллиардов долларов в год. В наше время дети эффективно ис­пользуются маркетологами в качестве рычага давления на их родителей, заставляющего этих родителей совершать дорогие покупки, начиная от роскошных автомобилей и заканчивая ка­никулами на курортах и даже домами. Одна гостиничная сеть разослала рекламные брошюры детям, которые останавливались в ее гостиницах, чтобы дети начали докучать родителям, упра­шивая их вернуться туда.

Впервые в человеческой истории основной объем информа­ции, получаемый детьми, исходит от организаций, чья цель за­ключается в том, чтобы нечто детям продать, а не от семьи, шко­лы, церкви. Среднестатистический двенадцатилетний ребенок в Соединенных Штатах сорок восемь часов в неделю подверга­ется атаке коммерческих рекламных сообщений. Тот же ребе­нок проводит около полутора часов в неделю, разговаривая со своими родителями о чем-нибудь важном.

Дети младше семи лет особенно уязвимы для рекламы. Иссле­дования показывают, что они не способны отличить жажду на­живы от благих побуждений. Одно исследование, проведенное в 1970-е годы, установило, что на вопрос, кому они больше пове­рят: родителям, утверждающим нечто, или телевизионному ге­рою (даже мультипликационному, такому, как Тигр Тони), утвер­ждающему обратное, большинство опрошенных маленьких детей сказали, что больше поверят телевизионному герою.

Какое психологическое, общественное и культурное влияние подобные тенденции оказывают на детей? Социологические оп­росы показывают: почти девяносто процентов взрослых амери­канцев обеспокоены тем, что наши дети начинают «уделять слиш­ком много внимания покупке и потреблению вещей».