Глава 15. Десять великих еврейских бизнесменов

Самуил Оппенгеймер

Фамилия Оппенгеймер у многих немедленно вызывает воспоминание о блестящей карьере и трагическом конце «придворного еврея» Йозефа Оппенгеймера (1698–1738), увековеченном Фейхтвангером в его романе «Еврей Зюсс». Однако куда большую роль, чем Йозеф, в истории Европы сыграл его дядя Самуил Оппенгеймер (1630–1703), всю свою жизнь верно служивший австрийской монархии.

Это был период, когда почти при каждом европейском дворе был свой «придворный еврей» и именно евреи финансировали почти все войны, которые велись в то время на континенте, выступая в качестве главных поставщиков армий своих сюзеренов. Всего насчитывалось около пятнадцати знаменитых династий придворных евреев. Три поколения семьи Гомперц служили князьям-епископам в Мюнстере, пять – Гогенцоллернам, Беренды служили ганноверскому двору, Леманы – саксонскому, Фюрсты – шлезвиг-голштинскому, Бокарос – испанским, да-Кошта – португальским, де Сампайос – шведскому, де Лима и де Касерес – датскому. Их возможность мобилизовывать большие суммы, умение наладить поставки необходимого провианта, оружия и обмундирования, неукоснительное следование собственным обещаниям привели к тому, что многие из них пользовались безграничным доверием монархов. И все же даже в этом блистательном ряду имя Самуила Оппенгеймера занимает особое место, так как именно этот человек помог Габсбургам остановить продвижение турок в Европе и затем организовать последующее контрнаступление.

Самуил Оппенгеймер

Как и другие европейские монархи, Габсбурги обращались к помощи евреев в случае нужды и брезгливо отстранялись от них, а подчас и натравливали на них антисемитски настроенную толпу, как только они становились ненужными. Так, в 1670 году император Леопольд безжалостно изгнал евреев из Вены, использовав в качестве предлога выкидыш, случившийся у императрицы, – в нем обвинили евреев.

Но в 1673 году тот же самый Леопольд приглашает в свою столицу еврея из Гейдельберга Самуила Оппенгеймера, который становится официальным военным поставщиком австрийской монархии на время начавшейся в том году войны Австрии с Англией. Когда в 1682 году началась борьба Австрии и Турции, Самуил Оппенгеймер получил уже эксклюзивный контракт на все поставки австрийской армии. Он организовал производство военной формы, составил рацион армии и в строгом соответствии с ним начал поставлять ей продукты. В его обязанность входила также поставка фуража для лошадей, на его деньги строились плоты для перевозки личного состава, пушек, лошадей и т. д., и Оппенгеймер же оплачивал госпитали для раненых.

Когда в 1683 году началась осада Вены и падение города казалось настолько неминуемым, что из него сбежал император, Самуил Оппенгеймер направил все свои финансы на оборону Вены и поддержку осажденных. По мнению всех историков этого периода, именно он и стал фактическим спасителем Вены – так же, как именно он, Самуил Оппенгеймер, с помощью своих денег и организаторского гения сыграл решающую роль в осаде и взятии Будапешта и Белграда.

В 1688 году Габсбурги вновь обращаются к Оппенгеймеру с просьбой экипировать и содержать армии, сформированные для противостояния вторжению французов во Пфальц. На финансирование войны на два фронта у Оппенгеймера денег не было, но он в конце концов нашел их, обратившись за помощью к еврейским банкирам Германии и Нидерландов.

«В течение всего времени, что я прожил в Вене, я почти каждый год обеспечивал всем необходимым две армии, воевавшие с французами и турками, включая продукты питания, муку, овес, лошадей и деньги для рекрутов. А также боеприпасы, порох, свинец, артиллерию, фургоны для припасов, лошадей и быков, и при этом никогда не было никаких потерь», – не без гордости писал Оппенгеймер на склоне лет одному придворному.

Как и многим другим придворным евреям, Оппенгеймеру были даны немалые (по меньшей мере, с точки зрения австрийцев) привилегии. Главная из них заключалась в том, что он получил право жить в Вене не только для себя, но и для почти сотни семей своих родственников и слуг, положив, таким образом, начало еврейской общине в столице Австрии. При этом ему не дали права открыть в Вене синагогу, и поселившиеся там евреи еще долго молились в доме либо у самого Самуила Оппенгеймера, либо у какого-нибудь другого зажиточного еврея.

Свое высокое положение и свой капитал Самуил Оппенгеймер не раз использовал для защиты интересов и спасения своих соплеменников. По всей – и по Западной, и по Восточной – Европе рыскали его агенты, отыскивая попавших в плен евреев. Выкупая их за любые деньги, они затем переправляли бывших пленников в относительно безопасные для евреев места – таким образом Самуил Оппенгеймер выполнял заповедь Торы, предписывающую еврею выкупить своего соплеменника, попавшего в рабство.

Потратил Оппенгеймер весьма крупную сумму и на предотвращение публикации пропитанной ложью и ядом книги патологического антисемита И. Эйзенгеймера «Разоблаченный иудаизм: подробный и достоверный отчет». Сразу после выхода из типографии все две тысячи экземпляров книги были конфискованы. Сам Эйзенгеймер вскоре после этого скончался, но книга была опубликована в Пруссии, в Кенигсберге и с этого времени, по словам Льва Полякова, «служила источником вдохновения и собранием аргументов целых поколений немецких антисемитов».

Сам Оппенгеймер, похоже, не питал никаких иллюзий относительно того, как к нему относятся особы королевской крови – он прекрасно понимал, что им нужны лишь его деньги и его огромные способности добывать в точно назначенные сроки то, что им требуется. Как только он станет им не нужен, его с легкостью пустят по миру или отдадут на растерзание толпе.

Жизнь подтвердила его правоту. Когда в 1679 году был заключен Нимегенский мир, австрийское казначейство отказалось выплатить ему долг в размере 200 000 флоринов и даже его личное обращение к императору привело лишь к частичному погашению этого долга. В 1692 году, когда ему должны были уже 700 000 флоринов, казначейство предъявило ему ложные, ни на чем не основанные обвинения, и Оппенгеймер спасся от тюрьмы, заплатив за свою свободу 500 000 флоринов. Через два года ему были должны уже 5 000 000 флоринов, и этот долг продолжал расти.

Во время короткого мира 1698–1702 годов власти позволили толпе погромщиков напасть на его дом в Вене и подвергнуть его разграблению. И когда в 1703 году Самуила Оппенгеймера не стало, Габсбурги просто отказались платить свои долги ему.

Однако стоит напомнить, что, изыскивая средства на финансирование их войн, Оппенгеймер сам залезал в долги в разных странах и, таким образом, выходка Габсбургов грозила обернуться общеевропейским финансовым кризисом. И тогда Габсбурги обратились к заклятому врагу и родному племяннику покойного Самсону Вертгеймеру. С наследниками Оппенгеймера короли так никогда и не рассчитались, и его имущество спустя 60 лет было распродано с аукциона.

Ротшильды

Фамилия Ротшильд давно уже стала нарицательным обозначением миллионера, сказочно богатого человека, может быть, самого богатого в мире. И все же никто не вспоминает ее так часто, как евреи, употребляя ее к месту и не к месту. «Что я вам, Ротшильд, что ли?!» – говорит еврей, когда ему предлагают сделать покупку, которая ему явно не по карману. «Вот если бы я был Ротшильдом…» – так начинает он высказывать свои самые смелые фантазии. «Конечно, мы не Ротшильды, но…» – этот зачин, в свою очередь, означает, что данный еврей чего-то добился в этой жизни и может себе в ней многое позволить. Короче, слово «Ротшильд» – это своеобразный код, символ богатства, успеха, деловой хватки и многого, многого другого, что подчас трудно выразить словами.

Мейер-Амшель Ротшильд

И уж точно трудно выразить словами то место, которое Ротшильд занимает в еврейском сознании. Ротшильдами гордятся, о них сочиняют легенды и анекдоты. При этом если вы спросите у еврея, какого именно из Ротшильдов он имеет в виду, то после этого вопроса он может впасть в состояние ступора. Во-первых, потому, что он не знает ответа, а во-вторых, по той причине, что их было очень много – этих самых Ротшильдов, заслуживших восхищение и уважение многих поколений евреев.

Но начать, безусловно, нужно с основателя династии Мейера-Амшеля, который родился в 1743 году и, как и большинство немецких евреев, не имел фамильного имени. Само слово «Ротшильд» поначалу было просто прозвищем, возникшем от выражения «Зум ротен шильд» – «У красного щита» – благодаря красной вывеске, висевшей над родительским домом Мейера-Амшеля. Рано оставшись сиротой, Мейер-Амшель оказался под попечительством родственников, которые относились к нему необычайно хорошо и решили во что бы то ни стало дать ему прекрасное религиозное образование, с тем чтобы потом Мейер стал раввином.

А дальше начинается история, весьма типичная для биографии многих еврейских бизнесменов, писателей и политиков: Мейер-Амшель захотел стать не раввином, а финансистом, и, не обращая внимания на протесты родни, уехал в Ганновер обучаться банковскому делу в банке Оппергеймера. Спустя несколько лет, посчитав, что он достаточно постиг эту профессию, Мейер-Амшель возвращается в родной Франкфурт. Однако ни в один из местных банков ему устроиться не удается, и тогда он вместе с братьями возобновляет фамильную торговлю старьем и металлоломом. Занятие это в те времена позволяло перебиваться с хлеба на воду, однако благодаря особому упорству и трудолюбию дела у Мейера-Амшеля пошли лучше, чем у других старьевщиков, и вскоре он купил для своей семьи новый, вполне приличный дом, располагавшийся под зеленой вывеской. Прямо при доме Мейер-Амшель держал лавку подержанной одежды, занимался обменом денег и мелким ростовщичеством, а все свободное время посвящал своей тайной страсти – нумизматике, коллекционированию старинных монет. Это хобби в итоге и принесло ему огромное состояние.

Дело в том, что принц Вильгельм, ландграф Гессен-Кассельский, в чьем подданстве состоял Амшель Ротшильд, также был страстным нумизматом. И когда простой старьевщик показал Его Светлости свою коллекцию, тот пришел в неописуемый восторг и немедленно захотел купить несколько монет, которые имелись у Ротшильда, но отсутствовали в коллекции принца. И Ротшильд после долгих уговоров согласился, причем – и это принц знал совершенно точно, так как действительно прекрасно разбирался в нумизматике, – взял с него за редчайшие монеты совсем небольшую сумму.

С того дня двери дворца принца были постоянно открыты для Амшеля Ротшильда, и он время от времени появлялся там, чтобы показать свои новые приобретения – одно ценнее другого. И почти всегда дело заканчивалось тем, что Ротшильд явно в ущерб себе уступал принцу монеты. Отношения между двумя коллекционерами становились все ближе и ближе, и наконец настал день, когда Ротшильд решился попросить принца об ответной услуге – назначить его на должность поставщика двора. Вильгельм немедленно согласился, тут же подписал соответствующий указ. Так 21 сентября 17 69 года 26-летний Амшель Ротшильд на зависть соседям-евреям и под озлобленными взглядами соседей-антисемитов, широко улыбаясь, прибил на свой новый дом большую вывеску с Гессен-Кассельским гербом, на которой было написано крупными буквами: «Мейер Амшель Ротшильд. Поставщик двора».

На самом деле единственным товаром, который стал поставлять молодой Ротшильд принцу Вильгельму, были финансовые советы. Но в том, как дорого они стоят, Вильгельм убедился, когда Ротшильд помог получить причитающуюся ему от Великобритании плату за поставку рекрутов на идущую в Америке войну за независимость. Начавшаяся блокада сделала невозможным перевод фондов, и Вильгельм уже совсем было отчаялся получить свои деньги. Но как раз в то время братья Ротшильды покупали в Америке шелк и ситец в надежде выгодно сбыть их в Европе. Мейер-Амшель отправился в Лондон, оплатил там купленные им в Америке ткани векселями должников Вильгельма, после чего вернулся во Франкфурт с товаром, продал его за талеры и принес принцу наличные деньги – разумеется, взяв за это полагающийся ему процент. Вильгельм был в таком восторге от этой сделки, основанной на двойном дисконте, что потом еще не раз просил Мейера-Амшеля повторить ее. Он же убедил своего сюзерена герцога Карла-Августа последовать его примеру и обратиться за помощью к Ротшильду. Уже эти операции принесли ему значительное состояние.

Кроме того, Мейер-Амшель фактически был казначеем принца Вильгельма, являвшегося одним из самых богатых людей Европы. Тот полностью доверял Ротшильду, позволял ему распоряжаться своими деньгами, и с помощью умелой игры на бирже Ротшильд увеличил состояние принца еще больше, не забыв при этом и о себе.

Занятие двойным дисконтом привело к тому, что у Мейера-Амшеля Ротшильда появилась сеть преданных ему агентов по всей Европе, а затем он создал пять банков в пяти важнейших европейских столицах для оказания деликатных услуг аристократам и коронованным особам – вроде тех, которые он оказывал принцу Вильгельму и Карлу-Августу.

Трудно сказать, было ли это случайным совпадением или Мейер-Амшель Ротшильд действовал с дальним прицелом, но жена подарила ему десять детей – пять сыновей и пять дочерей. Выдав последним приданое, Амшель Ротшильд запретил им и их мужьям когда-либо в будущем претендовать на часть его состояния. Зато всех своих сыновей он с детства обучал сам, посвящая во все тонкости банковского дела. В итоге каждый из сыновей занял место управляющего банка в том или ином городе: старший, тоже Амшель, или Ансельм, остался во Франкфурте, Соломон отправился в Вену, Натан – в Лондон, Джемс-Яков – в Париж, а Карлман – в Неаполь. Так было положено начало международной династии, которой предстояло сыграть выдающуюся роль в развитии европейской экономики.

Несмотря на то что формально братья были независимы друг от друга, они оставались крепко связанными семейными и деловыми узами. Для сохранения этой связи они и создали свою легендарную курьерскую службу, которая и позволяла им обмениваться новостями обо всех политических событиях чуть ли не раньше, чем эти события происходили на самом деле. Для этого они использовали скаковых лошадей, эстафеты и даже почтовых голубей. Свои послания братья писали друг другу с помощью специального кода, основанного на смешении иврита и идиша, так что даже если бы они попали в посторонние руки, их все равно никто бы не смог прочесть.

Натан Ротшильд оказался в Лондоне в 1794 году. Ему было в то время 28 лет, он имел весьма ограниченный финансовый опыт, но страстно желал достичь успеха в этой стране. Изучив рынок, он понял, какую огромную выгоду можно извлечь из наполеоновских войн. Продолжая вести свои остальные дела, он предоставил британскому правительству кредит в сто тысяч фунтов и при содействии своего брата Джемса перевел эти деньги в Испанию для армии Веллингтона. Эта безупречно проведенная операция принесла ему не только вполне заслуженные большие комиссионные, но и благодарность Его Величества, поставившего Натана Ротшильда наравне с управляющим Английским банком.

Но по-настоящему большие деньги Натан Ротшильд сделал в 1815 году, когда с помощью семейной курьерской почты уже 20 июня узнал о поражении Наполеона под Ватерлоо.

Войдя на биржу, он со скорбным лицом прислонился к своей любимой колонне, чувствуя, что за ним пристально наблюдают сотни глаз: все знали, что Ротшильд первым получает важнейшие известия, и теперь напряженно следили за каждым его шагом. И когда с тем же скорбным лицом Натан Ротшильд начал продавать все свои консолиданты, на бирже началась истерика.

Вот как описывает происходившее в тот день Ален Монестье в своей книге «Легендарные миллионеры»:

«Невозможно описать ту панику, которая охватила всех вокруг. Подобно судороге разнесся слух, тут же превратившийся в уверенность: “Наполеон победил. Ротшильд уже знает – Наполеон победил!” Словно безумные, все стали избавляться любым способом от этих проклятых консолидантов, которые через несколько десятков минут не стоили уже ничего. Их продавали так, как кидают клочки бумаги в мусорную корзину, даже не подозревая, что те, кто покупал их… были агентами Ротшильда!»

На следующий день после этого обвального падения консолиданты резко взлетели в цене, и состояние Натана Ротшильда увеличилось на сотни тысяч фунтов.

Уже после этого Натан Ротшильд стал общепризнанным финансистом Священного союза и получил от британского правительства неслыханную доселе монополию на торговлю золотом и другими драгоценными металлами.

Его сын Лайонел-Натан Ротшильд оказался достойным продолжателем дела отца. Так же, как отец, он был близок к властным кругам Великобритании, считался близким другом премьер-министра Бенджамина Дизраэли и успешно совмещал продвижение своих интересов с интересами британской короны. Именно благодаря Лайонелу Ротшильду Англия в итоге получила контроль над Суэцким каналом.

«Дело сделано, – писал Дизраэли королеве после того, как Ротшильд согласился субсидировать покупку канала. – Четыре миллиона фунтов стерлингов. К тому же одним мановением руки. Есть только одна фирма, которая способна на такое, – Ротшильды. Они поступили замечательно, одолжив деньги под низкие проценты, и вся доля хедива теперь Ваша, Мадам».

И спустя сто лет после этого английская ветвь Ротшильдов процветала, заправляя и в торговле драгоценными металлами, и на валютном рынке, и в страховых фирмах, и в арбитраже.

Кстати, именно внуку Лайонеля-Натана Лайонелу-Уоттеру Ротшильду была адресована знаменитая декларация лорда Бальфура от 2 ноября 19 17 года, в которой правительство Его Величества соглашалось на «создание национального очага для еврейского народа в Палестине».

Не менее успешной была и деятельность Соломона Ротшильда в Вене. Став близким другом членов семейства Габсбургов и князя Меттерниха, он получил от них право улаживать все вопросы, связанные с контрибуциями и взаимными расчетами между европейскими державами, в соответствии с решениями конгрессов в Вене и Экс Ла-Шапель. Это, само собой, приносило ему немалые комиссионные. Самому Меттерниху он предоставил беспроцентный кредит в 900 000 гульденов, и именно в благодарность за это Меттерних одарил всех пятерых братьев титулом баронов. К своему баронскому титулу Ротшильды присоединили девиз, которому они и их потомки оставались верны всю жизнь: «Согласие. Честность. Трудолюбие».

Правда, несмотря на все усилия и на все связи Соломона Ротшильда, ему так и не удалось открыть настоящий банк в Вене.

Но самые главные для семьи Ротшильдов события происходили все-таки в Париже, куда в 1811 году с капиталом в миллион франков приехал Яков-Джемс Ротшильд. После наполеоновских войн казна Франции была пуста, и правительство Реставрации выпустило облигации государственного займа. Джемс Ротшильд получил право на откуп значительной части облигаций этого займа, предоставил французскому правительству кредит на крупную сумму, соответствующую определенному числу облигаций, а затем с огромной выгодой перепродал их частным лицам. После этого он финансировал строительство французской железной дороги, создавал страховые общества, ссужал деньги правительствам и монархам Европы, инициировал независимость Греции, создание Бельгийского королевства и объединение Италии. Джемс Ротшильд оставил после себя состояние в 2 миллиарда франков и трех сыновей, каждый из которых стал успешным банкиром и, в свою очередь, передал многомиллионное состояние своим детям. Французские Ротшильды оставили славный след в истории этой страны, не раз приходя ей на помощь в трудную минуту и своими капиталами стабилизируя экономику. Ну, а еврейский народ навсегда останется благодарным сыну Джемса Ротшильда барону Эдмону де Ротшильду, который значительную часть своего состояния вложил в развитие еврейских поселений в Палестине, внеся таким образом неоценимую лепту в создание Государства Израиль.

Потомки Ротшильдов и сегодня живут в различных странах мира, включая Израиль. Многие из них ассимилировались и отошли от еврейства, но часть – особенно живушие в Израиле – осталась верна и своему народу, и религии предков. Один из потомков Эдмона Ротшильда является сегодня главным врачом детской больницы в Бней-Браке, большинство медперсонала которой, как и он сам, – религиозные ортодоксы.

Лазарь Бродский

«Чай – Высоцкого, сахар – Бродского, а Россия – Троцкого!»

Распевая эту знаменитую частушку, антисемиты бурных революционных годов имели в виду трех вполне конкретных людей – «чайного короля» Кломпуса Высоцкого, сахарозаводчика Лазаря Бродского и наркомвоенмора молодой Советской республики Льва Троцкого. И если по поводу Троцкого еще можно выразить сомнение, то в отношении двух первых персонажей этого стишка все правильно: вся дореволюционная Россия действительно пила чай, поставляемый Кломпусом Высоцким, вприкуску с дешевым рафинадом, изготовленным на заводах Лазаря Бродского.

В сущности, правильнее, наверное, говорить не об одном Бродском, а о целой династии российских сахарозаводчиков, оставивших после себя долгую и добрую память и у еврейского, и у украинского народов. Память, которая в итоге пережила даже ту знаменитую частушку.

Историю династии Бродских принято отсчитывать с XVI века, когда их предок по фамилии Твиас-Шор перебирается из Австрии на Украину и поселяется в Бродах, бывших тогда крупным еврейским местечком. Из поколения в поколение Твиасы-Шоры занимаются мелкой торговлей, большую часть своего времени посвящая изучению Торы и Талмуда, из поколения в поколение они дают еврейскому народу крупных раввинов, авторов замечательных трактатов и респонсов, и живший в первой половине ХIХ века в Бродах Сендер Шор был достойным продолжателем этих семейных традиций. Не удивительно, что, когда его сын Меир решил всецело посвятить себя коммерции, это стало для Сендера Шора немалым ударом.