О сословных комиссиях в пруссии

главным пунктам: к критике их состава и к критике их ком­петенции.

Мы должны, прежде всего, осудить как основную логическую ошибку то, что сначала разбирается вопрос о составе комиссий, а вопрос о компетенции их откладывается до следующей статьи. Состав не может быть чем-либо иным, как внешним механизмом; его руководящей и организующей душой является компетенция объекта. Кто взялся бы судить о целесообразности устройства какой-нибудь машины, прежде чем он исследовал и узнал ее назначение? Возможно, что пришлось бы критиковать состав комиссии именно за то, что он соответствует их компетенции, — в том случае, если само это назначение не может быть признано истинным; но возможно также, что состав комиссий заслуживает признания потому именно, что он не соответствует их назна­чению и выходит за его рамки. Указанный порядок изложения представляет, таким образом, первую ошибку статьи, но это такого рода ошибка, которая делает порочным все изложение.

Почти всюду, — читаем мы в разбираемой статье, — разда­вались с удивительным единодушием жалобы на то, что

«право сословного представительства по большей части предостав­ляетсятолько земельной собственности».

В противовес этому указывалось, с одной стороны, на рас­цвет промышленности, а с другой, «с еще большим ударением», на интеллигенцию и на «ее право участвовать в сословном пред­ставительстве».

Если, согласно органическому закону о провинциальных: сословных собраниях ^ш, — говорится в статье, — земельная! Собственность была Сделана условием сословного представи­тельства — положение, Которое последовательным образом рас­пространилось на сословные комиссий, выделенные из среды провинциальных сослойных собраний, — то все же земельная Собственность, хотя она и является общим условием пользо­вания Нравом сосЛовного представительства, ни в коем случае не служит единственным масштабом для этого. Но именно на смешений этих двух, по существу различных, принципов основывались,

«побольшей части, энергичные возражения, раздававшиеся против составасословных комиссий».

Землевладение представляет все сословия. Это — факт, ко­торый признает автор статьи, но, добавляет он, не просто землевладение, не абстрактное землевладение, а землевладение пЛкис некоторые дополнительные обстоятельства, землевладение

о сословных комиссиях в пруссии 277

определенного характера. Землевладение — это общее, но не единственное условие сословного представительства.

Мы вполне согласны с утверждением нашего автора, что дополнительные условия существенно изменяют общий принцип представительства, основанный на землевладении. Но мы должны в то же время подчеркнуть следующее: противники, считающие даже и общий принцип слишком ограниченным, совершенно не могут быть опровергнуты указанием на то, что нашлись люди, которые этот, ограниченный сам по себе принцип объявили недостаточно ограниченным и сочли поэтому необходимым прибавить к нему еще дальнейшие, чуждые его существу ограничения. Отвлечемся от совершенно общих тре­бований безупречной репутации и тридцатилетнего возрастного ценза, причом первое из них, с одной стороны, выражает нечто само собой разумеющееся, а с другой — допускает слишком неопределенные толкования. Укажем на следующие специ­альные условия:

«1) десятилетнее непрерывное владение землей; 2) принадлежность к какой-нибудь христианской церкви; 3) владение землей, которая в про­шлом была непосредственно зависимой от императора, — для первого сословия; 4) владение рыцарским поместьем — для второго сословия; 5) должность в магистрате или занятие каким-нибудь бюргерским про­мыслом — для городского сословия; 6) ведение самостоятельного хо­зяйства на собственной земле в качестве главного занятия — для четвер­того Сословия» ¹⁰⁶.

Эти условия отнюдь не вытекают из сущности землевладения, а представляют собой такие условия, которые, исходя из чуждых этому последнему соображений, ставят ему чуждые границы, суживая его сущность, вместо того чтобы делать ее всеобщей.

С точки зрения общего принципа такого представительства, которое обусловлено землевладением, нельзя было бы обнару­жить какое-либо различие между еврейским и христианским землевладением, между землевладением адвоката и купца, между десятилетним или только годичным владением. Согласно этому общему принципу, все перечисленные различия не сущест­вуют. Следовательно, если мы спросим, что же доказал наш автор, то мы можем ответить лишь следующее: он доказал только то, что общее условие землевладения ограничивается специальными условиями, которые не присущи самому зем­левладению, а связаны с существованием сословных различий.

Автор статьи признает это:

«В тесвой связи с указанным положением находятся раздающиеся со всех сторон жалобы, что также и в этих сословных комиссиях — в про­тиворечии будто бы с вашими теперешними социальными отношениями

278 о сословных комиссиях в пруссии

и с требованиями духа времени — снова извлекают на свет всецело при­надлежащие прошлому сословные различия и применяют их в качестве принципа для сословной организации».

Автор не исследует вопроса, не противоречит ли общее условие владения землей сословному представительству, не делает ли оно его даже невозможным! Иначе ему трудно было бы не заметить, что условие, характерное только для крестьянского сословия, не может быть сделано — при последовательном проведении сословного принципа — общей предпосылкой для представительства других сословий, существование которых вовсе не обусловлено землевладением. Ведь принципом сослов­ного представительства может служить только существенное различие между сословиями, — стало быть, этим принципом не может служить что-либо, не связанное с сущностью сословий. Следовательно, если принцип представительства землевладения уничтожается особыми сословными соображениями, то, со своей стороны, принцип сословного представительства уничто­жается общим условием землевладения, и ни один из этих прин­ципов не претворяется в жизнь. Автор статьи не исследует далее, выражает ли различие сословий, предполагаемое в раз­бираемом институте, — если даже принять это различие, — характерные черты сословий прошлого или же сословий настоя­щего. Вместо этого он рассуждает о сословном различии вообще. Это различие, по его мнению, нельзя искоренить,

«как нельзя уничтожить существующее в природе различие элемен­тов и привести все к хаотическому единству».

Нашему автору можно было бы ответить: подобно тому как никому не придет в голову уничтожить различие элементов природы и привести все к хаотическому единству, так никто не думает и об искоренении различий сословий; но в то же время от нашего автора можно было бы потребовать, чтобы он занялся более глубоким изучением природы и от первого чувственного восприятия различных элементов поднялся до разумного вос­приятия органической жизни природы. Вместо призрака хаоти­ческого единства перед ним предстал бы дух живого единства. Даже элементы не остаются в состоянии спокойной разъеди­ненности. Они непрерывно превращаются друг в друга, и уж одно это превращение образует первую ступень физической жизни земли, метеорологический процесс, тогда как в живом организме совершенно исчезает всякий след различных элемен­тов как таковых. Различие заключается здесь уже не в раз­дельном существовании различных элементов, а в живом дви­жении отличных друг от друга функций, которые все одушев-

о сословных комиссиях в пруссии

лены одной и той же жизнью. Таким образом, само их различие не предшествует в готовом виде этой жизни, а, напротив, само непрестанно вытекает из нее самой и столь же постоянно исчезает и парализуется в ней. Подобно тому как природа не застывает на данных элементах и уже на низшей ступени ее жизни обна­руживается, что это различие — простой чувственный феномен, не обладающий духовной истинностью, — подобно этому и государство, это естественное духовное царство, не должно и не может искать и обнаруживать свою истинную сущность в факте чувственного явления. Поэтому наш автор, остановив­шийся на различии сословий как на последнем, окончательном результате «божественного миропорядка», показывает этим лишь свое поверхностное понимание этого миропорядка. Но, замечает наш автор,

«надо позаботиться о том, чтобы народ не был приведен в движение как сырая неорганическая масса».

Поэтому

«не может быть и речи о том, должны ли вообще существовать со­словия или нет, но липш о том, насколько и в каком соотношении могут быть призваны к политической деятельности существующие сословия».

Разумеется, дело идет не о том, в какой мере существуют сослория, а о том, в какой мере они должны продолжать свое существование как сословия, вплоть до высочайшей сферы государственной жизни. Если неразумна была бы попытка привести в движение народ как сырую неорганическую массу, то столь же неразумно рассчитывать, что можно вызвать орга­ническое движение, механически разбив народ на твердые абст­рактные составные части и потребовав от этих неорганических, насильственно фиксированных частей самостоятельного движе­ния, которое может быть только конвульсивным. Наш автор исхо­дит из того воззрения, что народ — вне некоторых произвольно выхваченных сословных различий — существует в реальном государстве лишь в качестве сырой неорганической массы. Он, следовательно, вовсе не видит самого организма государст­венной жизни, а видит только сосуществование разнородных частей, которые государство охватывает поверхностно и механи­чески. Но будем откровенны. Мы не требуем, чтобы в вопросах народного представительства отвлекались от действительно существующих различий. Мы требуем, напротив, чтобы исхо­дили из действительных, созданных и обусловленных внутрен­ним строем государств, различий и чтобы из области государст­венной жизни не переходили в какие-то фантастические сферы,

280 О сословных комиссиях в пруссии

которые государственная жизнь давно лишила их значения. Бросим же теперь взгляд на всем известную, для всех очевидную реальность прусского государства. Те подлинные сферы, в пре­делах которых государство становится ареной управления, суда, администрирования, налогового дела, военного обучения, школьного образования и в которых развертывается все движе­ние государственной жизни, — это округа, сельские общины, местные правительственные органы, провинциальное управление, воинские части. Но этими сферами не являются четыре категории сословий, которые, напротив, самым пестрым образом переходят друг в друга в этих высших объединениях и различаются между собой не в самой жизни, а только в официальных документах и реестрах. Л те различия, которые по самой своей природе еже­минутно растворяются в единстве целого, — это свободные творения духа прусского государства, а не сырой материал, навязываемый нашему времени слепой естественной необходи­мостью и процессом разложения прошлого! Они члены, а не части, они движения, а не устойчивые состояния *, они различия в едином, а но единства в различном. Подобно тому как наш автор не решится утверждать, что, скажем, то большое движе­ние, посредством которого прусское государство ежедневно переходит в постоянную армию и в ландвер, есть движение сырой неорганической массы, — в такой же степени не вправе он сказать это и о народном представительстве, основывающемся на аналогичных принципах. Повторяем еще раз. Мы требуем только, чтобы прусское государство не оборвало своей реальной государственной жизни, не поднявшись до той сферы, в которой должен проявиться сознательный расцвет этой государственной жизни, мы требуем только последовательного и всестороннего развития основополагающих установлений Пруссии, мы тре­буем, чтобы люди не покидали внезапно почву реальной орга­нической государственной жизни и не погружались снова в не­реальные, механические, подчиненные, негосударственные сфе­ры, жизни. Мы требуем, чтобы государство не разлагалось в том самом акте, который должен быть высшим актом его внут­реннего единения. В следующем очерке мы будем продолжать критику разбираемой статьи.

Кёльн, 19 декабря. Наш автор, оставаясь верен своей точке зрения, хочет установить,

«насколько существующие сословия призваны участвовать в полити­ческой деятельности».

* Игра слов: «Stand» означает «сословие», а также «устойчивое состояние». Ред.