Расцвет и разрушение метафизики 6 страница
Со своей стороны Аристотель в своем анализе диалектики определяет ее на том же основании, что и риторику, как универсальную способность, которая "не касается какого-нибудь отдельного класса предметов"8:
Риторика — искусство, соответствующее диалектике, так как обе они касаются таких предметов, знакомство с которыми может некоторым образом считаться об-
'См.: Платон. Государство. VII 531 е, 534 d // Соч. Т. 3. Ч. 1. С. 343, 346; ср.: Кратил. 390 с.
2 Платон. Софист. 253 de // Соч. Т. 2. С. 376.
3 Платон. Государство. VII 534 b // Соч. Т. 3. Ч. 1. С. 346.
"Там же. 532 а. С. 343.
5 См.: Платон. Федр. 266 b // Соч. Т. 2. С. 205.
"Платон. Софист. 253 d // Соч. Т. 2. С. 376.
7 Платон. Парменид. 135 с // Соч. Т. 2. С. 416.
"Аристотель. Риторика. I 1, 1355 b 8—9 // Античные риторики. М., 1978. С. 18.
щим достоянием всех и каждого и которые не относятся к области какой-либо отдельной науки'.
Аристотель предлагает, таким образом, четкое различение между диалектикой и науками. Компетенция диалектики неопределенно широка, тогда как науки ограничивают себя строго определенным предметом — каждая своим. Однако диалектика разнится от наук не только предметом, но и методом: "...диалектик не занимается определенной областью, ничего не доказывает"10. В то время как наука доказывает свои теоремы исходя из своих принципов, диалектика ограничивается тем, что испытывает выдвинутые положения, пытаясь их опровергнуть. Поэтому тому, кто практикует диалектику, нет нужды самому знать науку, чтобы опровергать того, кто выдвигает положения, относящиеся к области данной науки:
Искусство испытывания не такое искусство, как геометрия, им может владеть и незнающий. Ведь и тот, кто не знает предмета, в состоянии подвергнуть испытанию [другого] незнающего, если только последний соглашается [на это], не исходя из того, что он знает, или из присущего лишь [данному предмету], а исходя из следствий, которые таковы, что тот, кто их знает, вполне может не знать [данное] искусство, но, кто их не знает, тот уж обязательно не знает этого искусства".
Пример полемики Сократа против софистов действительно показывает, что необязательно владеть определенной наукой, чтобы опровергать тех, кто, обладая некоторой компетенцией в рассматриваемой области, не способны сделать из нее науку, возвысившись до познания ее начал:
Ничто не мешает в самом деле тому, чтобы кто-то, зная некоторые выводы какой-либо дисциплины, не знал бы тем не менее самого этого искусства: так бывает в случае с опытными знаниями врачей12.
Более того, диалектическое исследование может распространяться на всякое научное изложение в той степени, в какой последнее
9Там же. 1354 а 1—3. С. 15.
10 Аристотель. О софистических опровержениях. 11, 172 а 12—13 // Соч. Т. 2. С. 556.
"Там же. 172 а 21—27. С. 556—557.
12 Alexandre d'Aphrodise. Commentaire aux Refutations Sophistique. 11, 172 a 21—27.
зависит не только от собственных начал данной науки, но также пользуется "некоторыми общими [началами]"1, такими, как принцип противоречия, которые известны и тем, кто не является специалистом в определенной науке:
Поэтому все, даже несведущие, некоторым образом пользуются диалектикой и искусством испытывания. Ведь все берутся до какой-то степени судить о тех, кто выдает себя за знатока. А для этого они используют общие [всем искусствам начала], которые они все же знают, хотя они, видимо, отнюдь не говорят по существу дела2.
Следовательно, диалектическое рассмотрение применимо ко всему, что относится к культуре вообще и к общим правилам мышления — вплоть до частных наук.
В самом деле, для Аристотеля значение диалектики сводится лишь к порядку общего (generalite). Это прежде всего означает, что "диалектик... не таков... кто занимается [все]общим"3, то есть абсолютно верным для всех сущностей:
Ведь не все принадлежит к одной определенной области, а если бы принадлежало, то вещи не могли бы подпадать под одни и те же начала".
Если всеобщее — это то, что применимо ко всему, то всеобщими являются только бытие и единое. Тем не менее их нельзя определить как два рода, объединяющие все вещи вообще. Они суть только предикаты, тождественные тому, что они характеризуют, так как сказать о некоторой вещи, что она есть и что она единая, означает обозначить ее как вещь, не говоря при этом, какого она рода. Действительно, определенное обозначение вещи требует более определенных категорий, нежели бытие и единое, и диалектика — как обсуждение и постановка под вопрос определенного содержания — не может располагаться на уровне неопределенной всеобщности бытия и единого. Но если диалектика не признает пустой всеобщности некоторой онтологии, то
1 Аристотель. О софистических опровержениях. 11, 172 а 29—30 // Соч. Т. 2. С. 557.
2 Там же. 172 а 30—33.
'Там же. 11—13. С. 556. Перевод исправлен, поскольку здесь важно различение между общим (general) и всеобщим (universel). — Примеч. ред.
4Там же. 172 а 13—15.
она не приобретает и точности конкретной науки:
[Она не сделает] человека сведущим в области какой-нибудь частной науки, потому что они не касаются какого-нибудь определенного предмета... Чем лучше мы будем выбирать посылки, тем скорее незаметным образом мы образуем область науки, отличной от диалектики... и если мы дойдем до основных положений, то будем иметь перед собой уже не диалектику... а ту науку, основными положениями которой мы овладели5.
В самом деле, наука характеризуется строгостью, с которой она определяет свои принципы и выводит из них следствия. Но подобная работа не имеет ничего общего с диалектикой. Если же наука содержит "диалектические положения", то это лишь постольку, поскольку в науках существуют отдельные "мнения"6, то есть поскольку науки (искусства) содержат предложения, которые, будучи даны без обоснований, явля-ются лишь мнениями — "то, что кажется правильным людям, занимающимся этими искусствами"7.
Итак, общий характер диалектики не есть ни пустая всеобщность онтологии, ни точно определенная общность науки: Аристотель помещает ее лишь на уровень общепринятого мнения. Таким образом, общий характер, свойственный предложениям, которые могут стать объектом диалектического рассмотрения, можно определить не только по содержанию этих предложений, но также исходя из большей или меньшей общности согласия с ними людей:
Диалектическое же положение есть вопрос, правдоподобный или для всех, или для большинства людей, или для мудрых — всех, либо большинства, либо самых известных из них, т. е. согласующийся с общепринятым [при условии, что он не парадоксальный]. Ибо можно считать
5 Аристотель. Риторика. I 2, 1358 а 21—26 // Античные риторики. С. 24.
6 Аристотель. Топика. I 10, 104 а 33—34 // Соч. Т. 2. С. 360.
'Там же. 104 а 35. У Аристотеля понятия "наука" и "искусство" обычно являются взаимозаменяемыми и чаще всего соответствуют греческому слову "techne"; во французском тексте оно переводится исключительно как "science" (наука), в цитируемом русском переводе Аристотеля — и как "наука", и как "искусство". — Примеч. пер.
правдоподобным то, что полагают мудрые, если оно не противно мнению большинства людей1.
Таким образом, чтобы удержаться в рамках общепринятых мнений, диалектика отвергает рассмотрение парадоксов. Она не могла бы достичь никакой общности своих методов, если бы принимала во внимание индивидуальные мнения, "частные же случаи бесчисленны и не доступны знанию"2. Следовательно, она может иметь дело только с общепринятыми мнениями — как обычных людей, так и ученых.
Итак, Аристотель определяет диалектику как "способ, при помощи которого мы в состоянии будем из правдоподобного делать заключения о всякой предлагаемой проблеме и не впадать в противоречие, когда мы сами отстаиваем какое-нибудь положение"3. Сущность этого метода состоит в том, чтобы посредством "необходимо вытекающего из тезиса" "заставить отвечающего говорить самое неправдоподобное"4. В той степени, в какой диалектика пытается через неизбежные следствия свести тезис к противоречию, она ставит под вопрос предложения, могущие быть подтвержденными или опровергнутыми. Поэтому "диалектическое предложение" — это, в сущности, предложение вопросительное, "на которое можно отвечать да или нет"5. Следовательно, "диалектическая посылка — такая, которая одинаково берет любой из [членов противоречия]"6, если определять противоречие как "противопоставление предложений, которое само по себе не имеет ничего промежуточного. Один член противоречия — это утверждение чего-то о чем-то, другой — отрицание чего-то относительно чего-то"7. Исходя из этих положений, можно утверждать, что диалектики
1 Аристотель. Топика. I 10, 104 а 8—12 // Соч. Т. 2. С. 359. Текст в квадратных скобках отсутствует в русском переводе Аристотеля. — Примеч. ред.
2 Аристотель. Риторика. I 2, 1356 b 32—33 // Античные риторики. С. 21.
3 Аристотель. Топика. I 1, 100 b 18—21 // Соч. Т. 2. С. 349.
4 Там же. VIII 4, 159 а 19—20. С. 516. 'Там же. 2, 158 а 16. С. 513.
6 Аристотель. Вторая аналитика. I 2, 72 а 9—10 // Соч. Т. 2. С. 260.
7 Там же. 12—14.
— это те, которые заключают от правдоподобного к одному из членов противоречия"8:
...относительно тождественного и различного, сходного и несходного, (одинаковости) и противоположности, а также предшествующего и последующего и всего тому подобного, что пытаются рассматривать диалектики, исходя лишь из правдоподобного'.
Так что диалектику характеризует способность рассуждать о противоречиях.
Этим диалектика сущностно отличается от доказательной науки:
Отличается же доказывающая посылка от диалектической тем, что доказывающая есть принятие одного из членов противоречия (ибо тот, кто доказывает, не спрашивает [о нем], а принимает [его]), диалектическая же есть вопрос относительно [того или другого члена] противоречия10.
В самом деле, "ни одно искусство, доказывающее природу чего-то, не есть искусство ставить вопросы"". В той мере, в какой наука доказывает истину, она может лишь утверждать одно из двух противоречащих друг другу предложений. Аналогично, как наука не может быть диалектичной, так и диалектика не может быть доказательной:
...если бы она доказывала, то она не ставила бы вопросов если не относительно всего, то по крайней мере относительно первоначал и начал, свойственных [каждой области]12.
Доказательство предполагает принятие общих принципов рассуждения (как, например, принципа противоречия) и частных принципов данной науки (например, аксиом математики). Но диалектика, все ставящая под вопрос, как раз и не может допустить никакого принципа и, следовательно, не может привести никакого доказательства в собственном смысле этого слова. В этом, несомненно, заключается ее более низкое положение по отношению к наукам. Но, с другой стороны, последние не могут
"Аристотель. О софистических опровержениях. 2, 165 b 3—4 // Соч. Т. 2. С. 537.
9 Аристотель. Метафизика. III 1, 995 b 21—24//Соч. Т. 1. С. 100.
10 Аристотель. Первая аналитика. I 1, 24 а 22—25//Соч. Т. 2. С. 119.
"Аристотель. О софистических опровержениях. И, 172 а 15—16 // Соч. Т. 2. С. 556.
12 Там же. 172 а 18—20.
поставить под вопрос свои принципы, или первоначала, если намереваются получить доказательство. С этой точки зрения они по отношению к диалектике должны чувствовать себя виновными в логической ошибке petitio principii:
Из остальных искусств ни одно не занимается выводами из противоположных посылок; только диалектика и риторика делают это, так как обе они в одинаковой степени имеют дело с противоположностями1.
В этом польза диалектики: она способна поставить под сомнение принципы наук и провести анализ, которого сами науки выполнить не в состоянии:
Исходя из начал, свойственных лишь данной науке, нельзя говорить что-нибудь о тех началах, поскольку они первые начала для всех наук. Поэтому их необходимо разбирать на основании правдоподобных положений в каждом- отдельном случае, а это и есть [задача], свойственная диалектике или наиболее близкая ей2.
В самом деле, принципы наук не могут быть доказаны научно, ибо в качестве первоначал они независимы друг от друга и поэтому не могут основываться один на другом. Но они могут получить диалектическое обоснование. Например, "геометр принимает в качестве принципа то, что поверхность — это нечто, имеющее только длину и ширину, что линия — это длина без ширины, а точка есть то, что не имеет частей"3. На это можно возразить, "что никакая величина не может иметь только два измерения, а тем более только одно, и что точка представляет собой вообще ничто, так как нет ничего, что, будучи к чему-то прибавлено, не увеличивало бы этого последнего, а будучи отнято, не уменьшало его, — как это и доказывал Зенон"4. Возражение Зенона носит эристический и софистический характер: принятое всерьез, оно помешало бы развитию математики. Диалектик, "исходя из общепринятого", может ответить, "что поверхность — это граница
1 Аристотель. Риторика. I 1, 1355 а 33—35 // Античные риторики. С. 18.
2 Аристотель. Топика. I 2, 101 а 37—101 b 3 // Соч. Т. 2. С. 351.
'Alexandre d'Aphrodise. In loco laudato. Эти определения были даны Евклидом.
' Ibidem.
тела и что граница отлична от того, что она ограничивает"5. Если поверхность — граница тела, если тело есть то, "что имеет три измерения, и если поверхность отличается от него, то она не может иметь трех измерений"6 — в этом случае она сама была бы телом. Такое же рассуждение справедливо для линии и точки. Подобная аргументация не относится к математике ни с точки зрения метода, ни с точки зрения требующихся здесь познаний. Но она имеет большое значение для философии математики, поскольку показывает, что такие понятия, как поверхность, линия, точка, должны рассматриваться не как самодостаточные величины, а только как границы математических сущностей высшей размерности.
Диалектический спор о принципах наук, если и бесполезен для научного доказательства, полезен для философии, ибо, "когда возможно сомнение [в правильности] той или другой стороны, нам будет легче замечать в каждом отдельном случае истинное и ложное"7. В ходе развития аристотелевского философского метода диалектика оказалась "способна исследовать то, что познает философия"8. В "Физике" и "Метафизике" исследование того или иного философского затруднения постоянно начинается с предложения апорий, относящихся к данному вопросу, то есть с того, "на основании чего можно было бы хорошо рассуждать против... тезиса"9 в том виде, в каком он вытекает из неразрешимого конфликта наличных мнений. Как в ее теоретическом истолковании, так и в практическом применении Аристотель действительно рассматривал диалектику как метод, позволяющий подойти к философскому знанию.
Однако даже в античной философии признание важнейшего философского значения диалектики остается весьма нетипичной позицией, свойственной, пожалуй, только Платону и Аристотелю. Типичное философское сознание прежде всего ощущает в диалектике тупик, в который заво-
5 Ibidem.
'Ibidem.
''Аристотель. Топика. I 2, 101 а 35—36 // Соч. Т. 2. С. 351.
'Аристотель. Метафизика. IV 2, 1004 b 25 // Соч. Т. 1. С. 123.
9 Аристотель. Топика. VIII 11, 161 а 17—18 // Соч. Т. 2. С. 522.
дит исследование противоречия, когда
имеются убедительные доводы для обоих
[противоположных умозаключений]"'.
В качестве примера проблем, где есть "про
тивоположные друг другу умозаключе
ния"2, Аристотель уже приводит вопрос,
"вечен ли мир или нет"3, который будет
воспроизведен Фомой Аквинским и Кан
том как пример бессилия разума. Таким
образом, диалектика считается просто уме
нием давать одной и той же вещи проти
воречащие друг другу определения, единст-
венным результатом чего оказывается
"противоречивость и ничтожность выдви
нутых утверждений"4.
Такую безрезультатность можно истолковать как решительное осуждение диалектических уловок: "Таков обычный взгляд так называемого здравого человеческого рассудка, придерживающегося чувственной очевидности и привычных представлений и высказываний"5. Так, киник Диоген противопоставлял аргументам элеатской школы свое молчаливое хождение взад и вперед и доказывал тем самым существование движения. Но позиция Диогена заключается на самом деле в противопоставлении деятельности доказывающего разума простой демонстрации фактов, без всяких речей и рассуждений, и в обращении к непосредственной интуиции. Осуждение диалектики оказывается, таким образом, направленным против рационального познания вообще, как в случае томизма, паскалевских "Мыслей" или кантианства, которые используют диалектические противоречия разума с целью заставить его уступить место непосредственной убежденности веры.
Что же касается, в частности, кантианской интерпретации диалектики, то одна из ее "бесконечных заслуг"6 заключается в том, что "диалектика вновь была признана необходимой для разума"7. Общепринятое представление о диалектике избегает
1 Аристотель. Топика. I 11, 104 b 14 // Соч. Т. 2. С. 360.
2 Там же. 104 b 12—13.
3Там же. 104 b 16.
4 Гегель Г. В. Ф. Наука логики. Кн. III. Разд. 3. Гл. 3. Абсолютная идея. М., 1972. Т. 3. С. 297.
'Там же.
'Там же. С. 298.
7 Там же. С. 296.
трудностей, порождаемых раскрытием противоречия, посредством представления о "субъекте", унаследованного от Аристотеля. Констатировав противоречие в вещах, Аристотель рассматривал его как противоречие между простыми предикатами, которые — в разное время или с разных точек зрения — могут быть приписаны третьему термину, каковой остается тождественным самому себе. Например, сам Сократ в разное время молод или стар или с разных точек зрения в одно и то же время высок и низкоросл: он выше Теэтета и ниже Кал-лия. Напротив, Кант при рассмотрении антиномий разума показывает, что "все противоположности... например конечное и бесконечное", суть противоречие не вследствие какого-то "внешнего соединения" противоречивых терминов с третьим термином, но скорее потому, что каждый его термин с необходимостью заключает в себе "переход"8 к другому термину.
Однако, если верно, что Кант признал рациональную необходимость диалектического перехода от одного термина к противоположному ему, он тем не менее сохранил третий термин в положении вне противоречия, в виде "вещи в себе", вещи самой по себе. Поэтому, утверждая необходимость диалектики, он все-таки определил ее как простую "логику иллюзии". Вследствие этого Кант определяет диалектику не только через антиномию, но также через "паралогизм", то есть просто как ошибку в рассуждении. В самом деле, Кант дал определение антиномиям в смысле традиционной метафизики только по отношению к "космологии", или учению о вселенной. Что же касается "психологии", или учения о душе, а также теологии, диалектическая иллюзия представляется кантовской критике лишь изъяном мышления.
Чтобы полностью обосновать необходимость диалектики, противоречие следует понимать не так ограниченно, как это делал Кант. Но прежде всего нужно отбросить призрак третьего термина, "вещи в себе", или вещи самой по себе, помещаемой по ту сторону противоречий, которые разум может помыслить на ее счет:
»Там же. С. 298.
Предмет, каков он без мышления и без понятия, есть некоторое представление или даже только название; лишь в определениях мышления и понятия он есть то, что он есть1.
Однако если вещь вне противоречивых определений разума есть ничто, если, например, вселенная есть ничто вне противоречия между ее конечностью и бесконечностью во времени и пространстве, то возникает еще большая необходимость показать, что результат диалектики не есть что-то чисто негативное.
с) Диалектическая метафизика
В самом деле, источником чисто негативной интерпретации диалектического движения является представление об отношении между его антитетическими элементами. Поскольку невозможно представить себе вещи иначе как во времени и пространстве, то и противоречивые положения диалектики можно представить только как сле-дующие друг за другом или расположенные рядом. Например, в "Критике чистого разума" тезисы и антитезисы антиномий противопоставлены таким образом, что одни расположены на левой странице, а другие — на правой.
...Формальное мышление возводит себе в закон тождество, низводит противоречивое содержание, которое оно имеет перед собой, в сферу представления, в пространство и время, в которых противоречивые [моменты] удерживаются вне друг друга в рядоположности и последовательности...2
Из того факта, что стороны противоречия просто-напросто располагаются одна возле другой, следует возведение в принцип положения, согласно которому "противоречие немыслимо"3.
Но подобный вывод лишь отражает "недостаток мышления, не сводящего воедино своих мыслей"4. Кантианский анализ совершенно ясно показывает, что в антиномии
1 Гегель Г. В. Ф. Наука логики. Кн. III. Разд. 3. Гл. 3. Абсолютная идея. Т. 3. С. 298.
2 Там же. С. 300. 3Там же. 4 Там же.
связь между тезисом и антитезисом не только внешняя: скорее, полагание тезиса порождает антитезис как свое собственное отрицание. Отрицание, содержащееся в антитезисе, не является, таким образом, неопределенным отрицанием: оно есть "не пустое отрицательное, не ничто, признаваемое обычным результатом диалектики"5. Оно есть "отрицательное, но отрицательное положительного"6, то есть "оно... содержит внутри себя определение первого"7. Таким образом, антитезис — это определенное отрицание. Сам по себе он, безусловно, может рассматриваться как независимое отрицательное предложение; но думать так — значит забывать, что в этом отрицании "первое... удержано и сохранено"*. Следовательно, он не есть независимое предложение, а скорее "соотношение или отношение"4. В самом деле, отрицание "заключает в себе само себя и то непосредственное, отрицание которого оно есть"10 и с чем оно находится в сущностном отношении.
Итак, первый момент диалектики заключается в полагании определения. Этот акт есть именно то, что по-гречески называется тезисом. Но то, что определено, тем самым ограничено и поэтому предполагает в себе самом отрицание, которое и есть его граница. Второй момент диалектики состоит в действенном полагании этого отрицательного элемента дифференциации, который всякое определенное высказывание заключает в себе. Но этот отрицательный элемент дифференциации, в свою очередь, содержит в себе свое отношение к тому, что он определяет. Его "диалектический момент"" — то есть третий — состоит, следовательно, в том, что он устанавливает единство, которое в нем заключено. Этот момент — "отрицательное отрицательного"12 — в качестве возврата к утверждению есть снятие проти-воречия.
5 Там же. С. 299. 'Там же. С. 300.
7 Там же. С. 299.
8 Там же.
'Там же. С. 300.
10 Там же. С. 301.
11 Там же. С. 302.
12 Там же. С. 301.
Теперь становится очевидным, в чем именно подобное понимание диалектики противоположно представлениям, которые обычно складывались и которые заключаются в соположении в пространстве и в следовании во времени тезиса, антитезиса и синтеза. Эти представления не то чтобы ложны, но они суть лишь представления, то есть как бы изображения в пространстве и во времени того, что на самом деле может схватывать лишь как мыслительный акт. Если, вместо того чтобы мыслить диалектическое движение, его пытаются себе представить, то различные элементы фиксируются как внешние по отношению друг к другу. Несомненно, посредством подобного представления добиваются ясности, поскольку таким образом в ходе диалектического процесса можно увидеть каждый элемент по отдельности. Но в том-то и дело, что если они разделены, то переход от одного к другому всегда представляется произвольным. В частности, если всегда легко механически противопоставить антитезис тезису, то станет невозможно найти выход из такого чисто формального противопоставления. Следовательно, нельзя останавливать диалектическое движение посредством его представления или "изображения" в пространстве. Диалектика — это не последовательный переход от одного положения к другому, находящемуся рядом, а "простой момент отрицательного соотношения с собой"1. Диалектика показывает, как понятие определяет само себя через свое собственное внутреннее отрицание. Именно этот внутренний характер диалектики сущностно принадлежит мышлению и не может быть выражен в представлении.
Внутреннее движение диалектики и является ее характерной чертой, которая отличает ее как от метода конкретных наук, так и от старой метафизики. Наука образует систему представлений о мире, связанных дедуктивными доказательствами, основанными на некоторых исходных принципах. Таков идеал, который со времен Платона ставила перед собой старая метафизика и который привел ее к принижению диалек-
1 Гегель Г. В. Ф. Наука логики. Кн. III. Разд. 3. Гл. 3. Абсолютная идея. Т. 3. С. 301.
тики, потому что она ничего не доказывает"2. Для Аристотеля "диалектическое рассуждение" является лишь "атакой" на проблему или даже тупиком, если это "диалектическое умозаключение к противоречию"; и только лишь "до- ' казывающее умозаключение" заслуживает названия "философема"3. От Платона до Канта метафизика стремилась стать доказательной системой по образцу дедуктивных научных теорий, неувядающим примером которых являются "Начала" Евклида.
Однако со времен платоновской критики наук стала очевидной противоречивость научного доказательства. В самом деле, никакое доказательство не может продолжиться в бесконечность. Следовательно, всякая наука вынуждена формулировать начала своих доказательств, то есть она не может полностью следовать доказательному методу, поскольку должна также полагать нечто недоказуемое. Внутреннее противоречие всякого доказательства заключается в том, что его начало недоказуемо. Подобное положение как раз и является доказательством — диалектическим доказатель-ством — необходимости диалектики. Как это со всей очевидностью показал Аристотель, в особенности относительно доказательства принципа противоречия, диалектическая аргументация также является одной из форм доказательства. Оно применимо, в частности, там, где не работает никакое дедуктивное доказательство, т. е. к исходным истинам, принципам, первоначалам. Поскольку ни одна наука не может исходя из собственной методологии построить доказательство своих принципов, "философия, поскольку она должна быть наукой, не может... для этой цели заимствовать свой метод у такой подчиненной науки, как математика"4. Итак, если философия как метафизика представляет собой "науку", то эта наука отличается своим диалектическим методом, который не свойствен никакой другой науке.