Естественность сложного мира

Человеческому сознанию свойственно приписывать проблемы, тяготы и изъяны жизни ее чрезмерной усложненности, равно как и впадать в иллюзию, будто избавление от этой сложности принесет с собой разрешение всех противоречий. Такое сознание, достигающее особого влияния в критических точках общественного развития, не замечает, что воодушевляющая его "простота" сама заключает в себе немало проблем и тягот. Возможно, они иного рода, чем те, которые присущи "сложному миру". Но никогда еще не было такого уклада жизни, который делал бы человеческое существование безмятежным. И чем примитивнее образ жизни, тем меньше возможностей у людей справиться с проблемами; тем сильнее власть над ними внешних и чуждых сил. Очевидно, что само усложнение форм бытия вызвано в первую очередь стремлением освободить человека из той стесненности, в которую ставит его та или иная нужда. Сложность жизни прямо производна от этого стремления к большей свободе, непринужденности и естественности. И если, – что нередко бывает – избавление от одной зависимости приводит к еще большей закрепощенности, решение можно найти лишь внутри возникшего противоречия, а не попросту отбрасывая его движением вспять. Подобное движение, осуществись оно в самом деле, стало бы бесконечной погоней за миражом "простоты" – процессом, свертывающим историю, но едва ли способным достичь желаемого.

СМЫСЛ ПРОСТОТЫ

И все-таки есть в стремлении опрощения неистребимая притягательность. Она вполне объяснима. Простота будет обладать вечным обаянием для человека, поскольку в ней живет свобода от принужденности. Сложность жизни, от которой призывает избавиться опрощение, заключается не столько в обременительности, сколько в чужести. Жизненные обстоятельства представляются личности чуждым, враждебным началом, тяготеющим над ней и ее разрушающим. Можно вынести любое бремя, смысл и конечную пользу которого видишь. Но с извне наложенным обязательством, которое держится голой силой предписаний, смириться почти невозможно. В идеале простоты, что бы под последней ни понималось, заключается избавление человеческого существа от гнета властвующей над ним силы.

Простота присутствует там, где есть соразмерность личности и ее дел, непосредственных побуждений – и путей, которыми движется жизнь. Просто то бытие, которое само собой, без специальных усилий принадлежит нам, и в котором мы бесхитростно и безмятежно принадлежим себе. Значит ли это, что простая жизнь не содержит испытаний и не предъявляет человеку требований? Конечно, нет. Но это испытания, вырастающие из самого существа личности; это требования, без исполнения которых тебя самого нет. Бесхитростность и простота жизни будут оставаться вечным соблазном человечества, сладкой тоской его души. Людям свойственно уставать от проблем и тревог. Им нелегко, подчас невыносимо выдерживать напряжение каждодневных забот и испытаний. Поэтому их сознание будет всегда пленяться образом простой бесхитростной жизни, сама мысль о которой уже приносит облегчение.

ЕСТЕСТВЕННОСТЬ – ПРОДУКТ КУЛЬТУРЫ

Однако приверженцы идеала "натурального человека" обычно не сознают, что сам этот образ является плодом прихотливого развития цивилизации. Стремление к первозданности, к изначальной полноте и бесхитростности бытия, к щедрому избытку сил и, как кажется, чистоте жизни, является одним из самых устойчивых импульсов культурной жизни. Можно думать, что в этом стремлении выказывает себя естественная усталость от трудов и сложностей цивилизованного бытия; в нем заявляет о себе вполне понятная и вообще свойственная человеку неуверенность в том, что он делает, чему следует и чего достигает – ведь даже самой упорной воле подчас присущи колебания и сомнения.

В известной тяге к безыскусности, в потребности ощутить мир и себя в некой очищающей первозданности скрывается важное для здоровья культуры недоверие к наличным формам бытия. Человеческий дух только до тех пор сохраняет творческую, созидательную силу, пока не отождествил себя вполне с наличными, устоявшимися формами существования. Присущая самой культуре потребность опрощения, "возвращения к истокам", "освобождения от избыточной искушенности" и подобные духовные импульсы, являются одним из непреходящих начал культурного развития, без которых едва ли возможно помыслить творчество и обновление мира. Однако в некоторые моменты исторического развития стремление к "исходной простоте жизни" приобретает характер глобального мировоззренческого требования, становится развитым и влиятельным учением, подчиняющим себе судьбы множества людей и воздействующим на всеобщее состояние умов. Объяснение этого заключено в самом механизме культурного бытия.

ОТКРЫТИЕ НОВОГО ПУТИ

Человеческая деятельность, жизнь цивилизации в целом всегда движима определенным кругом идей, стремлений, надежд. Она, попросту говоря, осмысленна. Однако смысл, которым живут люди, не бывает бесконечным и неисчерпаемым. Будучи предвосхищающим и направляющим жизнь началом, он – по мере своего осуществления – как бы снашивается, исчерпывает свой потенциал. Реализованные возможности становятся самой жизнью: приобретая зримость и весомость наличного существования, они перестают открывать простор для дел человеческих. Жизнь состоялась, возможное достигнуто, мысли и поступку осталось только повторять и уточнять самих себя, приводя ко все большей изощренности, в которой нет новизны. Стремление к простоте, рождающееся в эти моменты развития цивилизации, суть не что иное, как желание обновления. Отбрасывая достигнутое, это стремление освобождает человеческую волю для нового созидания. Именно такое движение мы видим в античном кинизме.

КИРЕНАИКИ

АРИСТИПП

Вторая из сократических школ получила свое имя от города Кирены, выходцем из которого был основатель школы Аристипп (ок. 435–355 до Р.Х.). Аристипп следует Сократу в том, что человек должен стремиться к благу. Но что для нас является высшим и достовернейшим из благ? То, что мы ощущаем непосредственнее и сильнее всего. Таким, самым непосредственным и глубоко переживаемым благом, является наслаждение. Следовательно, оно – высшее выражение блага вообще и именно к нему должна быть устремлена человеческая жизнь.

Подобно киникам, киренаики отрицают значение отвлеченной философии, сосредоточивая все внимание на разработке философии практической, призванной разрешать животрепещущие проблемы человеческой жизни. Все отвлеченные изыскания, будь то исследования устройства мироздания или математические исчисления, бесполезны для счастья, которое – единственное – имеет цену. Счастье человека Аристипп и киренаики усматривают в удовольствии. Жизнью людей, полагают они, должно руководить исключительно стремление к наслаждению и избеганию страданий. Почему они приходят к такому выводу?

ВТОРОЙ ВАРИАНТ "ЖИЗНИ ПО ПРИРОДЕ"

Основная коллизия человеческой жизни, по мысли киренаиков, заключается в порабощенности человека превратными, неподлинными, ложными установлениями, диктующими ему столь же превратные ориентиры и способ существования. Человеческое существо должно быть освобождено от ложного и чуждого бытия, чтобы вернуться к своей подлинности и естественности.

Таким образом, киренаики также стремятся к "жизни по природе", но у них это стремление имеет иной смысл и форму, чем у киников. "Природа" для них – это непосредственное состояние человека: то, как каждый ощущает себя в своей жизни. Эту природу нельзя свести к человеческой телесности, хотя столь же бесспорно, что состояние нашего тела и непосредственные чувственные впечатления играют огромную роль в общем самочувствии каждого, оказывая влияние как на душевный настрой, так и на образ мыслей. То, как мы себя ощущаем, какие чувства испытываем, и есть непосредственная реальность нашего бытия. Все остальное лишь воздействует на наше состояние, приводя к лучшему или худшему самочувствию, но подлинная действительность для нас – в самом этом самочувствии. "Человек, – говорили киреанаики, – подобен осажденной крепости... не получая известий извне". Выходит, что единственная реальность, которой человек располагает – это он сам. Подлинно лишь то, что я переживаю как состояния своего существа. В этом переживании есть два противоположных полюса – наслаждение и страдание.