М.К.Мамардашвили - Введение в философию

Глубокою покрыто тьмой, что в жизни нашей будет. Лишь то сознанием дано, что делать в ней нам подобает. И. Кант

Предварительные замечания

Что Вы собственно имеете в виду, когда говорите, что занимаетесь философией?" - вот вопрос, и все, что последует ниже, будет своего рода объяснением с читателем по этому поводу. С одной предваряющей оговоркой: это лишь попытка передать путем рассуждения вслух некую манеру или угол зрения, своего рода устройство моего глаза, относительно видения вещей. Так как и его нельзя полностью воссоздать в читателе, просто взяв и "анатомически" представив вне себя, хотя он может вбирать при этом определенную совокупность содержаний и предметов мысли, называемых "философией" и вполне этим названием изъяснимых... раз ухвачен и прочно удерживается сам угол зрения.

То есть я хочу этим сказать, что философию нельзя определить и ввести в обиход просто определением или суммой сведений о какой-то области, этим определением выделенной. Ибо она принадлежит к таким предметам, природу которых мы все знаем, лишь мысля их сами, когда мы уже в философии. Попытка же их определить чаще всего их только затемняет, рассеивая нашу первоначальную интуитивную ясность.

Но зачем тогда чисто вербально описывать внутреннее убранство дома, если можно ввести в него за руку и показать? Тем более, что у нас есть такая рука, а именно - интуиция.

Допустим, что перед нами несколько текстов совершенно разной природы и характера - житейский, художественный, научный, философский, религиозный и т.д.

Разумеется, мы безошибочно определим, какой из них философский. Слова Сократа, Будды, тексты Платона или что-то из Августина мы не сомневаясь назовем философскими, не зная почему, на каком основании и каким образом. Потому что они резонируют в нас по уже проложенным колеям воображения и мысли, укладываясь во вполне определенное со-присутствие (это, а не иное) соответствующих слов, терминов, сюжетов, тем и т.д.

Следовательно, пока нас не спрашивают, мы знаем, что такое философия. И узнаем ее, когда она перед нами. Но стоит только спросить, а что же это такое и какими

критериями мы пользовались, узнавая ее, как наверняка мы уже не знаем. И можем

лишь запутаться в бесконечном и неразрешимом споре об этих критериях,

определениях "законных" предметов философствования и т.д. Ведь в самом деле,

каким образом, начав именно с определений, получить согласие и основание для

принятия в философию, скажем, Будды или Августина, в которых так головоломно

переплелись философская мысль и религиозная медитация? Но мы уже приняли - на

уровне интуиции.

Поэтому можно (и нужно) опираться именно на нее, чтобы войти в живой, а затем -

и в отвлеченный смысл философствования путем ее обнажения, экспликации и

рационального высветления. Ибо речь идет об обращении к тому, что уже есть в

каждом из нас, раз мы живы и жили, раз случалось и случается такое событие, как

человек, личность. Что отнюдь не само собой разумеется и не выводится анализом

какого-либо списка проблем, предметов и законов, которые заранее считались бы

философскими (и, кстати, поэтому требовали бы доказательства).

Но если это так, раз речь изначально идет о таком событии, то нам полезнее,

видимо, понимать саму его возможность в мире, чтобы понимать философские идеи и

уметь ими пользоваться. Здесь и появляется интереснейшая завязка: наличие идей

предполагает, что событие случилось, исполнилось, реализовалось, а в том, чтобы

оно случилось реально, осуществилось, должны участвовать в свою очередь идеи как

одно из условий возможности этого. То есть я предлагаю тем самым ориентироваться

на такую, предварительно и независимо выделенную, сторону нашей обычной жизни,

характеристика которой как раз и позволяла бы нам продвигаться в понимании и

усвоении того, что такое философия. Поскольку корни ее совершенно явно ведут в

тот способ, каким человек случается и существует в мире в качестве человека, а

не просто в качестве естественного -биологического и психического - существа.

Это "человеческое в человеке" есть совершенно особое явление: оно не рождается

природой, не обеспечено в своей сущности и исполнении никаким естественным

механизмом. И оно всегда лицо, а не вещь. Философия имеет самое

непосредственное, прямое отношение к способу существования (или несуществования)

этого "странного" явления. Ее с ним со-природность и объясняет в ней все (ее

методы, темы, понятия). Как объясняет она и наше, особое, отношение к ней.

Я сказал: "определенный способ существования", "способ существования

определенных явлений". Удерживая это в голове, скажем так: в составе космоса

есть всякое - звезды, пыль, планеты, атомы, жизнь, искусственные предметы

"второй природы", коллективные сообщества, следы их преемственности - все. о чем

мы можем постепенно узнать и зафиксировать в языке (а узнав, естественно, и

забыть). Но есть еще и другая категория явлений, внутренним элементом самого

существования которых является с самого начала то, о действии чего можно и,

главное, приходится говорить на специально создаваемом для этого языке (где даже

"забыть" тоже является историей и судьбой).

Последняя фраза намеренно построена так, как если бы я сказал, что физика,

например, это то, о чем говорят и чем занимаются физики. Ибо в каком-то смысле

философия тавтологична: она занимается как бы сама собой - в двух регистрах.

Один регистр - это тот элемент нашей жизни, который по содержанию своему и по

природе наших усилий является философским. Поскольку философия не может

складываться и реализовываться в качестве жизни сознательных существ в их

человеческой полноте, если. наделенные сознанием, желаниями и чувствительностью,

эти существа в какой-то момент не "профилософствовали". То есть не осуществили

какой-то особый акт (или состояние), который оказывается различенным и названным

философским. И второй регистр - это философия как совокупность специальных

теоретических понятий и категорий, как профессиональная техника и деятельность,

с помощью которых нам удается говорить об указанном элементе и развивать его и

связанные с ним состояния, узнавая при этом и о том, как вообще устроен

человеческий мир. Назовем первый регистр "реальной философией", а второй -

"философией учений и систем". Поэтому фраза и была построена так: то, о чем

приходится говорить на особо изобретаемом для этого языке.

Иными словами, нечто уже есть и есть именно в истоках подлинно живого и

значительного в нас, в действии человекообразующих и судьбоносных сил жизни:

время, память и знание уже предположены. И тем самым уже дан и существует

некоторый изначальный жизненный смысл любых философских построений, как бы

далеко они не уносились от него (в том числе и в наших понятиях времени, памяти,

знания, жизни). Но сама возможность и логика экспликации того, что уже выделено

и "означено" смыслом, диктует нам особый, отвлеченный и связный язык (отличный

как от обыденного, художественного или религиозно-мифологического языка, так и

от языка позитивного знания). Хотя всегда остается соотнесенность одного с

другим. И она постоянно выполняется как внутри самой теоретической философии, в

ее творческих актах, так и во всяком введении в нее.

Теперь легко понять, чего можно ожидать, когда мы встречаемся с философией. А

соответственно - и с "Введением" в нее. Или - чего нельзя ожидать, какие

ожидания и требования мы должны в себе блокировать, приостановить.

Когда нам читают лекции по физике, химии, ботанике. социологии или психологии,

то мы вправе ожидать, что нам будет сообщена при этом какая-то система знаний и

методов, и мы тем самым чему-то научимся. Но в данном случае у нас нет такого

права, и мы не должны поддаваться соблазну этого ожидания. Философия не может

никому сообщить никакой суммы и системы знаний, потому что она просто не

содержит ее. не является ею.

Поэтому и учить ей нельзя, обучение философии напоминало бы в таком случае

создание "деревянного железа". Ибо только мысля и упражняясь в способности

независимо спрашивать и различать, человеку удается открыть для себя философию,

в том числе и смысл хрестоматийных ее образцов, которые, казалось бы, достаточно

изучить и значит усвоить. Но, увы. это не так. "Прежде - жить, философствовать -

потом", говорили древние. Это относится и к чтению давно существующих

философских текстов. Хрестоматийные образцы должны рождаться заново читателем.

Приведенное выражение вовсе не означает поэтому какого-либо преимущества или

большей реальности прямого практического испытания опыта, немедленного

удовлетворения его позывов. по сравнению с отстраненным духовным трудом и его

чисто мысленными "текстами". Как если бы, когда к вечеру закатится круг жизни,

можно было, примостившись у камина, делиться удивительными богатствами

пережитого, а на самом деле это были бы лишь анекдоты или пикантные подробности.

Сова Минервы так никогда не вылетит в сумерки, а лишь болтливая сорока.

Следовательно, сначала - только из собственного опыта, до и независимо от

каких-либо уже существующих слов, готовых задачек и указывающих стрелок мысли -

в нас должны естественным и невербальным образом родиться определенного рода

вопросы и состояния. Должно родиться движение души, которое есть поиск человеком

ее же - по конкретнейшему и никому заранее не известному поводу. И нужно

вслушаться в ее голос и постараться самому (а не понаслышке) различить заданные

им вопросы.

Тогда это и есть свои вопросы, свои искания, свои цели. "Зрельш час" - это ангел

каждой минуты и дневной ясности.

А то, что эти вопросы (при том, что можно о них не знать) оказываются именно

философскими (ведь когда-то они стали ими!), есть проявление того факта, что

философ и философия существуют.

Тбилиси, 1986г.

Появление философии на фоне мифа

Я попытаюсь прочитать вам курс по истории философии так, чтобы это было

одновременно и какой-то философией. При этом. не зная ни степени ваших знаний,

ни того, что вам преподавали в течение пяти лет до меня. я, естественно,

постараюсь не забыть об этом.

Итак, приступим к историко-философскому введению. Такое введение, разумеется,

нельзя сделать без какого-то понимания самой философии - зачем она, и как это,

вообще, случилось, что люди философствуют. В интуитивном смысле, то есть без

особых каких-то доказательств и объяснений, мы в общемто узнаем философию тогда,

когда она появилась. Даже не зная, что такое философия, узнаем, что вот это -

философия. Хотя ответить на вопрос - что это такое? - не всегда можем.

Философия появилась в VI веке до н.э., когда фактически одновременно в разных

местах людьми с определенными именами были выполнены какие-то акты, которые и

были названы философскими. Скажем, слова и тексты Гераклита, Фалеев, Парменида

или Анаксагора, Анаксимандра, Анаксимена, Платона (это я уже приближаюсь к V-IV

вв. до н.э.). Но начало - в VI веке. И аналогичные акты. совершенные Буддой, мы

тоже узнаем как философские, хотя это более сложно, потому что в данном случае

примешивается появление религии. В Конфуции мы узнаем философа. Причем,

появление всех этих философских акций в разных местах не было связано. Можно

лишь сказать, что все они появляются на фоне предшествующих тысячелетий мифа.

Значит, мы знаем пока две вещи. Во-первых, что это философия, хотя не знаем, что

такое философия, и, во-вторых, знаем, что она появляется на фоне мифологической

традиции или мифологической истории. Повторяю, в случае философии перед нами

некий самостоятельный акт мышления, в котором мы не чувствуем какой-либо

ритуальной или священной окраски, не можем отнести ее к мифу и ритуалу, а

относим к автономной теоретической мысли, называя эту мысль философией или

мудростью, с феноменом которой всегда связано имя. А когда говорим о знаниях,

которые заложены в мифе, то имен не называем, полагая, что это какие-то

организованные способы поведения и знания человека - не практические, а скорее

духовные. Мы ведь не говорим, кто их выдумал, кто помыслил; миф - это

упакованная в образах и метафорах и мифических существах многотысячелетняя

коллективная и безымянная традиция.

Следовательно, уже на уровне интуиции мы узнаем акт философствования как акт

некой автономной, не ритуальной мысли, и одновременно знаем имя.

Bторой шаг - имя. Кто?! И оказывается - датируется. Философия в отличие от мифа

уже датируется, она индивидуальна и датируема.

Но пока, повторяю, мы ничего не знаем о характере самой мысли. Мы знаем лишь,

что слово "мудрость" в случае философствования - феномен самостоятельной

мудрости, имеющей имя, которая не вырастает из традиции, хотя сама в свою

очередь тоже способна породить традицию. Однажды возникнув, философия порождает

свою традицию, и может даже оформляться в виде каких-то форм социального

существования философа, так называемых школ. Скажем, был Сократ и его ученики,

был Платон и появилась платоновская Академия, в случае Аристотеля - Лицей и т.д.

Передача знания совершается при этом от учителя к ученику, от ученика к другим

ученикам и т.д. Или, например, Будда. Вы знаете, что и сегодня существует

буддийская община. Значит, возникают социальные формы, внутри которых в виде

традиции существует уже не миф. не ритуал, а философия. То есть определенный тип

размышления, определенный тип текста, передаваемого другим, комментируемого

другими и составляющего их занятие и призвание.

Но пока перед нами. поскольку мы не знаем, что такое философия, просто тексты,

которые что-то утверждают о мире. Фалес, например, говорил, что мир состоит из

воды, для Гераклита первичным "веществом" мира является огонь и т.д. Все это

некие абстрактные принципы, посредством которых люди понимают мир. Зацепимся,

чтобы разобраться в том, что произошло и как появилась философская мысль, за

слово "понимание".

Вот я сказал: "понимают мир", изобретая и формулируя тем самым какие-то

принципы. Вода, огонь, атом, число. У пифагорейцев число - первичный принцип

мира. Что это значит, что философия начинается с акта понимания мира? Означает

ли это, что предшествующие образования сознания и культуры, называемые мифом, не

есть способ понимания мира? Или. переворачивая вопрос, зададим его в несколько,

может быть, странной форме: каким должен предстать перед нами мир, чтобы о нем

надо было философствовать? Очевидно, когда мы говорим о философии или теории,

или мысли, то говорим о чем-то, что является проблемой. Ведь это проблема: каков

мир? Уточню свой вопрос: каким должен быть мир, чтобы о нем надо было

философствовать? Пока, я думаю, непонятно, что я сказал. А я хочу сказать

следующее - сама идея о том,- что может быть проблема мира или сам мир может

стать проблемой, есть исторический акт, историческое событие в том смысле слова,

что это не само собой разумеется.

Что не само собой разумеется? Что мир вообще есть проблема. Поскольку, чтобы

что-то стало проблемой, нечто должно быть непонятным. Так ведь? Если есть слово

"Проблема", значит, имплицировано, что что-то непонятно. Или можно выразиться

иначе. Выступление чего-то в непонятном виде есть историческое событие, а не

существование, которое разумелось бы само собой. То есть нам сейчас кажется само

собой разумеющимся, что вещи представляют для нас проблему. Но уверяю вас, что

это не всегда было так. И сейчас вы поймете, что я имею в виду. Миф, ритуал и

т.д. отличаются от философии и науки тем. что мир мифа и ритуала есть такой мир,

в котором нет непонятного, нет проблем. А когда появляются проблемы и непонятное

появляются философия и наука. Значит, философия и наука, как это странно, есть

способ внесения в мир непонятного. До философии мир понятен, потому что в мифе

работают совершенно другие структуры сознания, на основе которых в мире

воображаются существующими такие предметы, которые одновременно и указывают на

его осмысленность. В мифе мир освоен, причем так, что фактически любое

происходящее событие уже может быть вписано в тот сюжет и в те события и

приключения мифических существ, о которых в нем рассказывается. Миф есть

рассказ, в который умещаются человеком любые конкретные события; тогда они

понятны и не представляют собой проблемы.

Но при этом мифические и религиозные фантазии, и я хочу это подчеркнуть,

порождались не потому, что человек якобы стремился "заговорить" стихийные и

грозные силы природы. Не из страха невежественного человека, который не знал

законов физики. Наоборот, миф есть организация такого мира. в котором, что бы ни

случилось, как раз все понятно и имело смысл. Вы скажете - метафорический. Да,

конечно, метафорический, но это - смысл. Смысл, который делает для меня предметы

понятными и близкими. Он вписывает их в систему моей жизни или в систему

культуры. Миф ритуально близок человеку, потому что в ритуале он общается с

незнакомыми, далекими и таинственными существами как близкими и родными,

настолько близкими, что их волю, на проявление их желаний можно подействовать

актами ритуала, заклинания, актами магии. Магический мир, как и мифический мир,

есть мир освоенный, осмысленный, понятный. То есть события в этом мире, будь то

землетрясение, гроза, войны или что угодно, осуществляются в воображении

наблюдающего их человека так, что они являются носителями смысла. Если человек,

например, понимает Зевса, то он понимает и молнию. Ибо Зевс - это существо, как

и человек. Одно существо понимает человекоподобное существо, а именно - бога. И

тогда все проявления неизвестных человеку сил в мире могут быть осмыслены путем

приписывания их известному, доступному и понятному мифологическому образу.

Только с одной разницей. Мифологическое существо способно на то, на что не

способен человек. Следовательно, мифологические существа живут в каком-то особом

пространстве. Они соединяют в себе то, что в человеке не может быть соединено.

Например, жизнь и смерть. Для человека, когда есть жизнь, нет смерти, а когда

наступает смерть, нет жизни. А в мифических существах это связано. Они или

бессмертны, или, умирая, воскресают, перевоплощаясь в другие существа.

Или в мифе фигурируют, скажем, зооморфные и одновременно человекоподобные

существа, которые созданы так, что, являясь носителями природных качеств, имея

мускулы, нервы, чувствительность, в то же время обладают такими качествами,

которых в природе нет, то есть сверхприродными. Но почему-то и эти существа

играют важную роль в человеческой жизни, выражающуюся в том, что они могут ее

организовывать. Почему-то посредством их человек придает своей жизни какой-то

смысл, делает ее соизмеримой с самим собой. Ибо что такое понимание? Понимание

есть в принципе нахождение меры между мной и тем, что я понимаю, соизмеримость.

Ведь, если я сказал, что молния - знак божественного гнева, то я выполнил

операцию соизмеримости. Молния - носитель смысла. Даже будучи божественным,

смысл соразмерен моей способности понимания. В этом смысле я участник чего-то.

Значит, миф - это мир соучастия, понимания вещей, предметов, сил. Почему же миф

может выполнять подобную роль придания смысла человеческой жизни, когда человек

овладевает какими-то своими природными силами и определенным образом

канализирует их?

Вот этот пункт пока не ясен. но зацепившись за него попробуем все же идти

дальше, чтобы понять не только то, что предшествовало философии, но и саму

философию. Не думайте, что я ухожу от предмета, поскольку перед этим говорил о

мифе, а сейчас вдруг начинаю говорить о философии. Постепенно, как это бывает

обычно во время судебной процедуры, когда адвокат задает вопросы, чтобы

разобраться в сути дела, мы также по ходу дела разберемся в наших вопросах,

свяжем их. Но прежде я сформулирую такой тезис: философия может быть пояснена

одновременно с пояснением, что такое человек.

То есть непонятное и неясное я буду пояснять другим, столь же непонятным,

поскольку мы не знаем ни того, ни другого: ни что такое философия, ни что такое

человек, и, более того, нельзя дать и формального определения ни того, ни

другого. И все же я попытаюсь постепенно одно непонятное объяснить другим

непонятным. Возможно, взятые вместе, в какомто движении мысли, они высветят

что-то. И, возможно, благодаря этому мы продвинемся вперед и нам откроется

прогалинка, какая-то светлая поляна. Имея в виду, что появление философии ч само

ее содержание в качестве особого явления связано внутренне со спецификой

феномена человека в природе.

Так в чем же состоит эта связь, способная прояснить нам появление философии на

фоне мифа? Человек, на мой взгляд. - это существо, которое есть в той мере, в

какой оно самосозидается какими-то средствами, не данными в самой природе. Или,

другими словами, человек в том человеческом, что есть в нем, не природное

существо, и в этом смысле он не произошел от обезьяны. Человек вообще не

произошел ни из чего, что действует в природе в виде какого-то механизма, в том

числе механизма эволюции. Хотя он четко выделен на фоне предметов, составляющих

природу и космос, тем, что мы интуитивно называем в нем человеческим. Но это не

может быть приписано по своему происхождению никаким механизмам ни в мире. ни в

биологии, ни в самом человеке. Повторяю, человек есть существо, которое есть в

той мере, в какой оно самосозидается.

Уже с самого начала мы имеем здесь, следовательно, разрыв, пропасть между

культурой и природой. И скажу мимоходом (предваряя дальнейшее, к этому я еще

вернусь), что миф - это тщательно разработанная система нейтрализации оппозиции

"культура-природа". Мифические существа - мифичны, то есть реально их нет. Но

это существа, способные на невозможное. В них нет названной оппозиции, поскольку

они и природны, и культурны и сверхъестественны. Но это мимоходом. Вернусь к уже

сказанному: человек не есть нечто, порождаемое природой в том смысле,-что нет

такого основания в природе, которое самодействовало бы и порождало своим

самодействием в человеке человеческое. Человеку не на что положиться вне самого

себя. Нет гарантий, нет фундамента в природе для человеческих состояний. В этом

смысле человек есть существо, висящее в пустоте, как бы случайное, не имеющее

оснований. Вдумайтесь в свой опыт или в тот опыт, который зафиксирован в книгах,

в историческом предании, то есть в том, что мы вообще знаем об истории и что нам

завещано и передано.

Ну, например, от чего зависит такое человеческое состояние, как память, или

такое переживание, как любовь, или привязанность к другим людям - к отцу, к

матери, жене, к возлюбленной? Известно, что мы состоим из праха, из материи. Что

в данном случае является прахом или материей? Материя это способность наших

нервов раздражаться, оставаться в состоянии раздражения, способность удерживать

какую-то интенсивность самих ощущений. Наш природный аппарат, наша психика живет

по определенным природным законам, которые свидетельствуют, что у наших чувств

есть порог чувствительности, и сами по себе (по законам природы) они не могут

сохраняться, все неминуемо рассеивается, ибо есть к тому же и законы энтропии,

которые действуют и на нашу память. Все физические процессы - а психика тоже

физический процесс - подвержены вырождению. Как говорят ученые, стохастические

процессы массового разброса по прошествии определенного времени неминуемо

вырождаются. То есть из порядка переходят в хаос. Скажем, мы почему-то

возбудились, взволновались и само это волнение, может быть, прекрасно, но мы не

можем в нем пребывать постоянно, так как это зависит от присущих нам природных

качеств. Проделайте такой мысленный эксперимент. Вдумайтесь: вот если бы моя

(или ваша) память о любимом брате или сестре зависела только от физической

способности сохранять на определенном уровне саму эмоцию воспоминания, то ведь

по законам природы она неизбежно должна распасться. Не говоря уже о том, что за

определенный порог чувствительности я вообще не могу при этом выйти. И тем не

менее я помню, могу сохранять привязанность. Значит, феномен памяти не держится

на сохранении лишь физических ее следов. По законам энтропии они рассеиваются.

Или должны быть как-то закодированы. У животного, например, закодированы в

инстинкте, в природном механизме, который работает вместо индивидуальных

решений. Животному в этом смысле не нужно ничего решать. Вы знаете, что половая

жизнь животных сезонно отрегулирована: в марте или еще в какие-то месяцы, не

знаю (я не большой специалист в этой области), они вдруг вступают в какойто ритм

жизни, который регулируется вовсе не их выбором, не их переживаниями, а скажем

так - абстрактной магией чисел. Причем эти вещи отрегулированы в пользу

животного. Беременное животное не вступает в половое общение с особью другого

пола по генетическому механизму жизни, а не потому, что оно знает, что этого не

надо делать, что это вредно. То есть вредное и полезное заложено в самом

механизме инстинкта. А у человека этого нет. Следовательно, то, что он может

знать в качестве мудрого и полезного, он еще должен узнать. А если должен, то,

естественно, что может и не узнать. Как биологическое существо, он в принципе

способен отклониться от биологических законов, нарушить их, разумеется, себе во

вред.

Тем самым я фактически говорю, что проблема истины (и мы это дальше увидим)

выступает для нас только на фоне возможности не-истины. У животного же нет

возможности не-истины, и поэтому нет проблемы истины. А у человека есть, потому

что он в качестве некоего живого особого существа способен и к не-истине. Он

вынужден устанавливать факты, они ему не даны. Например, все мы знаем, чем

мужчина отличается от женщины, но задумывались ли вы, что это значит? Вот я

сказал - знаем: здесь есть слово "знание", и оно кажется чисто формальным.

Просто слово, прилепленное к какому-то факту. Но я хочу обратить ваше внимание

на то, что животное действительно не знает разницу между полами. Это дано в

генетически заданном механизме инстинктов. А человек знает в том смысле, что он

это устанавливает. Скажем, сам факт так называемых сексуальных отклонений

(причем очень часто даже не известно, что это значит, но возьмем его условно)

говорит о том, что он нам не дан - он устанавливается. Повторяю, факт

сексуальной амбивалентности (так называемые извращения), казалось бы, ясно

говорит об этом. Но ребенок должен сам узнать о различии полов ценой сложной

работы, работы фантазмов, работы построения; ребенок строит теории, проясняя для

себя разницу между "пустотой" и "заполненностью" (я имею в виду различие половых

органов простите меня за прозаизм), и только потом, с помощью "теорий"

устанавливает, что в этом действительно есть разница.

Память человеку не дана. Ее не было бы, если она зависела от природного

материала: от нашей физической способности удерживать ее во времени. Не можем -

рассеиваемся. И тогда.. вдруг понимаем. Что мы понимаем? Что миф, например, есть

способ внесения и удержания во времени порядка того, что без мифа было бы

хаосом. То есть миф есть способ организации и конструирования человеческих сил

или самого человека, а не представление о мире - правильное или неправильное.

Это мы сейчас так его воспринимав, потому что живем в рамках

субъектно-объектного различения мира, в результате чего он предстает перед нами

как предмет, который мы должны познавать. А на самом деле незнание нами чего-то

в мире есть исторический факт, а не естественный, само собой разумеющийся. Миф

не представление, а восполнение и созидание человеком себя в бытии, в котором

для него нет природных основании. И поэтому на месте отсутствующих оснований и

появляются определенные "машины" культуры, называемые мифом. Ритуал есть способ

введения человека в состояние, которое не длится природным образом.

Сошлюсь на пример, который я уже как-то приводил, участвуя в одной из дискуссий.

Это часть моей биографии, мое переживание, относящееся к детству, когда я жил в

грузинской деревне, где мне приходилось часто наблюдать выполнение ритуала

оплакивания умершего. Вы знаете, что дети куда большие ригористы, чем взрослые,

и очень абстрактные существа. Мы сначала абстрактны, а потом конкретны, а не

наоборот. И уверяю вас, что абстрактнее всего мыслят дети. Они наиболее

ригористичны. Так вот, пример следующий: плакальщицы ведут определенную мелодию

и самим характером этой мелодии, способом выкриков и пения приводят окружающих в

почти экстатическое, истерическое состояние, то есть к какому-то пароксизму

ощущений. Это профессионалы, не имеющие никакого отношения к конкретной смерти.

"Раскачивая" переживание, сами они явно не переживают. Потому что если бы

переживали, то не могли бы выполнить то, что нужно. А мне это казалось

лицемерием, бессмысленной выдумкой. И только повзрослев, я стал понимать, что

есть в этом все же какой-то смысл, потому что уже сама по себе экзальтация

чувств переводит участника ситуации в лоно действия культурной памяти,

культурного механизма. Ибо без этого человек не мог бы оставаться в состоянии

переживания. Ну огорчился - умер кто-то, и что потом? - по природе - забыл,

конечно. Как говорил один наш толковый лингвист Кнорозов (он хороший образ

сформулировал) - петух не помнит о тревоге, которая была вчера. А она ведь была

- он кричал, трепыхал крыльями и всякое такое, был в экстазе и - не помнит. Так

и человек, уверяю вас, тоже не помнил бы. То есть не мог бы пребывать во времени

и определенном состоянии памяти (в данном случае я о памяти говорю), если бы не

было другого подспорья.

Следовательно, мы понимаем теперь, для чего люди занимаются ритуалами. Ритуалы

всхлестывают нашу чувствительность, переводя ее в бытие культурной памяти, и

благодаря этому живут человеческие чувства или то, что мы называем в человеке

человеческим. Ибо сами по себе они не существуют, не длятся, их деление

обусловлено наличием мифа, ритуала и пр. Человек есть искусственное существо,

рождаемое не природой, а саморождаемое через культурно изобретенные устройства,

такие как ритуалы, мифы, магия и т.д., которые не есть представления о мире. Не

являются теорией мира, а есть способ конструирования человека из природного,

биологического материала. Хотя одновременно человек состоит из праха, но не в

том смысле, что мы умрем. Нет, прахом в данном случае я называю вот то, как

устроены наши нервы, способность что-то помнить или не помнить, возбуждаться или

не возбуждаться, наши силовые проявления. Человеческое же на всем этом держаться

не может. Что же такое человеческое? - То, что мы интуитивно узнаем в себе как

человеческое. Человечно любить отца и мать. В то время как животные, кошка,

например, как известно, вообще никого не любит, ни к кому не привязана. Она

помнит дом, и только кажется, что полна человекоподобных состояний и ощущений.

Значит, я резюмирую: есть какие-то способы внесения порядка в нечто, что само по

себе, по законам природы, порядком не обладает, а было бы хаосом. Ho эти способы

внесения порядка в мир и в биологические состояния суть одновременно способ

конструирования и воспроизводства человеческого существа как такового, в его

специфике. А его специфика заключается в том, чтобы это нечто работало и

производило соответствующий эффект. Ведь я сказал, что у животных есть механизм,

который сам по себе регулирует их половую жизнь в определенное время года и в

выгодных для вида формах. Это как бы мудрость эволюции, закодированная в

самодействующем механизме. А человеку в этом смысле не на что положиться, нет

этого. Ничто и никто за него не обеспечит полезного эффекта.

Итак, мы сделали несколько шагов и стоим на пороге определения, которое можно

дать философии, как ни странно. Я описал вам некий культурный котел, в котором

человек варится, и в этом котле продуцируется нечто, природой не порождаемое. И

котел этот тоже человеческое изобретение. Мифы, ритуалы, символы изобретены

человеком. Только упаковано все это в многотысячелетнюю историю, и "раскрутить"

ее почти что невозможно. Есть какая-то неизменная, на многие века и тысячелетия

вглубь уходящая безымянная масса мифа. Но какие-то свойства ее все же можно

описать и понять. Допустим, мы описали какие-то свойства (я назвал это котлом) и

поняли, зачем это. Что это особая какая-то упорядоченность или порядок, на

котором могут быть основаны человеческие состояния, сам феномен человека, хотя

порядок при этом не есть акт природы. Ибо актом природы произведем бы только

хаос, возник бы во времени хаос и распад. Поэтому, кстати, такие явления, как

смерть, и стали синонимом или метафорой хаоса, распада, как и само время в мифе

тоже стало метафорой распада и хаоса.

То есть мы уже понимаем, что нечто человеческое появляется в той мере, в какой

устанавливается связь с чем-то вневременным. Так как само по себе время несет

хаос и распад. А если есть человек, то есть и какая-то упорядоченность.

Например, память и привязанность к кому-то есть разновидность порядка,

воспроизводящегося над неупорядоченной жизнью. Нечто неупорядоченное со стороны

природы, и упорядоченность с какой-то другой стороны. И я назвал эту сторону, но

обратите внимание, как медленно я менял термины. До этого я не пользовался

термином "вневременное", а сейчас использовал его. Значит - какая-то связь с

вневременным, и эта связь конструктивна по отношению к человеку. Она не есть

просто представление о вневременном, а какая-то конструктивная связь, чтобы

человек раздался.

Следовательно, мы поняли две вещи. Что из хаоса человек рождается через какую-то

соотнесенность с вневременным. А что такое вневременное? Очевидно, воспользуемся

другим словом, это - свсрхприродвое. Время природно, а вневременное будет

сверхприродно. А что такое сверхприродное? Это сверхъестественное, так ведь?

Значит, существует какая-то фундаментальная связь человеческого феномена со

сверхприродньш или сверхъестественным, или вневременным, существенная для самого

человека. Чтобы человек был - нужно с чем-то соотнестись, не в природа лежащем,

а обладающим определенными сверхъестественными свойствами. Поэтому, кстати,

мифические существа сверхъестественны в обыденном смысле слова. Это, казалось

бы, человеческие существа и в то же время они способны на сверхъестественное.