Сравнение ветхозаветной и новозаветной традиции.

Вместе с приходом в мир Сына Божия началась новая эра Нового Завета. Сын Божий призывает к Себе всех труждающихся и обремененных, и не столько трудом, сколько грехом и беззакониями. Книжники и фарисеи были исполнены недовольства и гнева, что Он ест и пьет вместе с грешниками, защищает женщину, взятую в прелюбодеянии, входит в дом начальника мытарей Закхея. Они смотрели на Иисуса, как на нарушителя Закона (Ветхового завета) и общественного порядка. Но Его деяния выражают пророчество о Новом Завете: «Вот наступают дни. говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет...» (Иep.31.31).

Каким же образом обновляется этот мир? Применением закона с его требованиями и угрозами? Что привлекло сердце грешницы к Иисусу (Лк.7.30-50), или не менее грешное сердце Закхея (Лк.19.1-10, как не божественная любовь Христа? «Любовь назидает!» В более точном переводе — исправляет.

Христос как Законодатель Нового Завета, сопоставляет в Нагорной проповеди древнюю заповедь с новой заповедью. «Вы слышали, что сказано древним... а Я говорю вам...». Из всех 613 ветхозаветных заповедей и заветов Он провозгласил две главные: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим»: Сия есть первая и наибольшая заповедь; Вторая же подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя».

Христос не только учил других прощать и любить, но, прежде всего. Сам явил Своим делом любовь ко всему роду человеческому. Любовь, учит Христос — это высший закон Вселенной, нарушение которого не происходит без ущерба для нашей бессмертной души. В Нагорной проповеди дано несколько сопоставлений ветхозаветной заповеди с новозаветной (Мф.5.21-48). Идеи Нового Завета радикальнее.

1. Закон учит: «Не убий», Иисус — «Не гневаться». К грехам шестой заповеди Он относит всякий гнев, всякое оскорбительное слово. Ап. Иоанн называет человекоубийцею всякого, кто ненавидит ближнего (1Ин.3.15).

2. Этика благодати требует также нового отношения к женщине. Закон говорит: «Не прелюбодействуй», а Христос говорит: «Не смотри на женщину свожделением» (Мф.5.27-28). Христос требует чистоты мысли более, чем чистоты поступков.

3. Новозаветная этика призывает также к полному отказу от всякой мести, в то время как в ветхозаветном законе существовал принцип «око за око, зуб за зуб» (Исх.21.24-25). В христианской жизни никогда не может быть места для подобного возмездия. Наоборот, «если враг твой голоден, накорми его, если жаждет — напои его».

4. Новая этика, провозглашенная Христом, призывает к качественно новой любви (Мф.5.43-48). Ветхий Завет говорит: «Люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев. 19.18). Иисус — «любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас»

5. Вознагражден будет тот, кто творит милостыню не перед людьми, а перед Богом, втайне. Идея награды в учении Христа встречается довольно часто (иначе наша жизнь духовная во многом была бы лишена стимула и смысла). Человек, рассуждающий о жизни с точки зрения ветхозаветного Закона, считал свою награду чем-то заслуженным. Христианин же думает, прежде всего, не о награде, а об исполнении воли Божией.

6. Завет Христа — с новой заповедью любви — «агапе» в центре. «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга: как Я возлюбил вас (любить ближнего не как самого себя), так и вы да любите друг друга» (Ин.13.34). Исполнение этой заповеди стало отличительным признаком новозаветной эры, начавшейся со смертью и воскресением Христа.

7. Ветхий Завет был заключен не столько с каждым отдельным представителем Израиля, сколько со всем еврейским народом, причем печать Завета была лишь на одной части народа — на мужской половине. Каждый же верующий Нового Завета имеет большое утешение в том, что посредством крещения и запечатления Святым Духом он вступает в личный завет с Богом. Если крещение является печатью Нового Завета и относится ко всем народам, то этим самым партикуляризм (стремление к обособленности) Ветхого Завета был окончательно побежден.

8. Ветхий Завет (Иер.31.32) — Завет закона был заключен с иудеями на Синае, он был написан на каменных скрижалях. В Новом Завете заповеди Божий написаны на «скрижалях сердца» (2Кор.3.3) и Сам Бог дает желание и силу исполнять их (Фил.2.13). По учению Нового Завета, все верующие (иудеи и язычники) знают Бога, потому что они получили у Него прощение грехов (Иер.31.34). Получив прощение грехов, грешник духовно рожден свыше, как член Божией семьи. Ветхий Завет был освящен кровию жертвенных животных. Новый Завет освящен Кровию Христа, которая дает полное прощение и уничтожение греха: «Он же однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею» (Евр.9.26).

Каждую из двух основных частей Библии — Ветхий и Новый Заветы — Церковь признает богодухновенной. Поэтому естественно и необходимо пользоваться Ветхим Заветом для толкования Нового и рассматривать Ветхий Завет в свете Нового. Ветхий Завет свой полный смысл и значение приобретает только в Новом Завете. Мы не можем правильно понять также и этические истины Нового Завета, пока не увидим их истоки в Ветхом Завете. Но мы причиним ущерб Новому Завету, если поставим его на один уровень с Ветхим.

Начало вавилонского пленения положило окончание «ветхому» завету. Люди нарушили завет, возложив свое упование не на Господа и не исполняя Его заповедей (Лев. 26:15; Втор. 31:16, 20). Поэтому Господь оставил Свой храм и изгнал Свой народ из обетованной земли. В то же самое время Господь также дал обетование, что Он заключит новый завет с остатком Своего народа. В новом завете (Иер. 31:31–34; Евр. 8:8–13) закон будет написан не только на каменных скрижалях, но на сердцах (Втор. 30:6). Этот завет будет вечен (ср. Иер. 32:40; 50:5; Ис. 54:9–10; 55:3 и т. д.).

Из Погоняйло: Новое обоснование универсализма. «Павел установил…» Библия строится на логике авторитета. Но христианство продолжило библейскую традицию, разорвав с ней. Традиция не есть что-то тянущееся, вяло влекущееся из прошлого в настоящее, но событие времени, история как то, что случилось в прошлом, но стало историей только «сейчас» в качестве «настоящего прошедшего» (Августин). Прошлое – не настоящее прошлое, пока оно не осмыслено как прошлое. «Апостол язычников» своим «Несть ни эллина, ни иудея» положил границу равно между «Афинами» и «Иерусалимом», с одной стороны, и «религией хороших новостей» (С.С.Аверинцев), христианством, с другой. Его «несть» - это «нет» как иудейскому закону, так и античному любомудрию. Благодаря этому «нет» стал возможен новый универсум, христианский космос. «Осевым временем» этого космоса стало распятие и воскресение Христа. Таким образом, главной отличительной чертой новой эстетики покаяния стало напряжённое переживание необратимого времени, острота ощущения неповторимости события вкупе с осознанием того, что целое мира устроено так, что существует некая связь между ним и моим личным решением и поступком. Этим поступком должно быть самопожертвование,^[5] умерщвление в себе «ветхого Адама» и возрождение «новым». Жертва необходима, ибо «мы все согрешили в Адаме», она возможна и спасительна, потому что сам Бог жертвует собой ради победы над грехом и смертью. И если первоначально крещение и было мученической смертью, то со временем, оно стало пониматься как смерть «в образе»: «умираем в образе, а спасаемся на деле».

Если в истории Запада случилось такое событие, как победа проповеди Павла о воскресении Христа, и античный мир стал другим в силу модификации процедур обращения. Приход в себя теперь потребовал радикального ухода от мира, жеста, прежде всего символического отказа и отстранения (аскеза), непостижимым образом (мистика) воссоединяющих с первоосновой жизни и со всеми теми, кто аналогичным способом «пришёл в себя» (церковь как тело Христово, в котором обитает Его дух).

В христианском обращении человек - воистину сам (Господь желает, чтобы человек сам пришёл к нему, и потому даёт ему свободу воли – выбора и решения, «начало» зла); и он воистину есть сам, когда пожертвовал собой, приведя себя к ничто, в котором, как скажет на рубеже XIII-XIVвв. Майстер Экхарт, нет места даже образу Бога (ибо любой образ Бога застит тебе целого Бога); и он свободен, потому что (!) раб божий - и более ничей. Такое образование-обращение – по сути своей сгусток антиномий. Эллинская мудрость акцентирует сущность как открывающуюся внешнему наблюдателю вневременную форму события, христианство же останавливается на самом событии и в нём видит непреходящий смысл бытия. А раз так, то христианский мир оказывается одновременно «порядком космоса» и «порядком истории»,^[6] историей вечной и историей исторической, сведёнными вместе в историю эсхатологическую, в которой одинаково действительны и необратимое время земной истории, и вечность вневременного события сотворения мира и боговоплощения. Однажды случилось творение и один раз пришёл на землю Христос в историческом времени, один раз умер, один раз воскрес, но каждое событие в мире происходит, каждое сущее в своём бытии есть за счёт этого уникального события, всякий раз воспроизводимого в таинстве причастия в необратимом времени истории, - такова христианская красота, «печать целого на каждом».

Павел, Paulus его латинское имя, еврейское имя его Шаул, Савл, родился в начале I века нашей эры, в первом десятилетии, на территории современной Турции, в городе Тарсе, на пересечении влияния Востока и Запада. Воспитан был в строгих понятиях иудейской веры - единобожия, - в строгом следовании фарисейскому благочестию. Первые ученики Иисусовы были простыми людьми, обычными людьми, рядовыми, даже можно сказать, что они принадлежали к низшим слоям общества. Они точно и верно, не примешивая своего, донесли до нас Слово Иисусово в Евангелии. А Павел понес весть о Христе по всему миру. Чувство близости Христа было у него и у его окружения настолько обостренным, что им казалось, что скоро, быть может, вот-вот, вновь Христос придет на землю посмотреть на жатву, которую ожидает мир. Поэтому у апостола возник план проповеднического завоевания мира.

Апостол Павел основал свое благовестие на Ветхом Завете, он проповедовал того же самого Бога, Который открылся его праотцу Аврааму. Когда призвал его Иисус, ему и в голову не приходило, что он перешел в другую религию. Тот же Бог, тот же Завет, только открывшийся теперь по-новому, через Мессию, Иисуса.

Савл понял, что Христос отождествляет Себя со Своей Церковью - здесь было начало его великого учения о Церкви как о Теле Христовом, как о полном единстве братьев и сестер. Закон свят, а Закон Божий, который дан в Ветхом Завете, тем более свят, и в нем заключаются самые элементарные и самые главные нравственные понятия: не убий, не укради, не прелюбодействуй, - все это Павел суммирует словами: люби ближнего как самого себя. Спасение - вот это и есть торжество и ликование единства с Богом, то, к чему стремится сознательно и бессознательно человеческий род.

Он не только проповедовал, он был первым организатором христианских общин, церквей. Они назывались экклесии, значит - народные собрания, и на протяжении первого столетия, когда жил Павел, они очень быстро стали распространяться в тех местах. Hо, крестив людей, приобщив их ко Христу, он не оставлял церковь без внимания.

Идя дальше, он продолжал руководить, обменивался с ними письмами, писал послания верующим разных городов - вот из этих-то посланий и сложилась почти вся вторая основная часть Hового Завета - "Послания Апостольские". Там 14 посланий носят имя апостола Павла.

Апостол Павел был универсалист. Он говорил, что во Христе нет "ни иудея, ни эллина, ни варвара, ни скифа, ни раба, ни свободного, ни мужчин, ни женщин", то есть все драгоценны для Бога, все, независимо от пола, племени, возраста.

Понятие о патристике. Грекоязычная и латиноязычная апологетика. Темы и задачи. Основные представители. Два отношения к языческой мудрости. Риторический принцип и роль риторики в переходный период. Тертуллиан: ученый спор с философией.

Патристика – первая крупная форма средневековой философии, включающая учения отцов церкви, апологетов и церковных писателей до папы Григория Великого на Западе (ок. 540-604) и Иоанна Дамаскина на Востоке (ок. 675-753), т. е. охватывающая конец I – середину VIII в. История патристики в фил. смысле – это история перетолкования основных понятий традиционной метафизики. Прежде всего речь идёт об изменении смысла аристотелевских категорий, когда они применяются к сущему, распавшемуся на тварное и нетварное.

(Меняется смысл обращения, которое сосуществует с языческой «заботой о себе», постепенно ее вытесняя. Поначалу это обращение чаще всего означает мученическую смерть, во всяком случае, готовность к ней.

(Меняется и получает новый смысл архаическая символика мирового древа; символ мирового древа используется в качестве уже новозаветного символа и с его помощью устанавливается система соответствий основных эпизодов Ветхого и Нового заветов.)

Общее понятие о патристике.

Патристика (лат. patres — отцы) – 2-8 вв., раннехристианские авторы-От­цы Церкви. Источники оформления П. — античная философия (общерацио­нальный метод и конкретное содержание платонизма, неоплатонизма, стои­цизма и др.), с одной стороны, и христианская телеологи­ческая доктрина (прежде всего идея откровения, а также теизм, креационизм, телеологизм и др.) — с другой.

В эволюции три этапа: (1) — ранняя П., или апологетика (2—3 вв.): Юстин (ум. ок. 165, "Апология" к Антонину Пию и "Апология" к Марку Аврелию, "Бесе­ды с Трифоном-иудеем"); его ученик Татиан (ок. 120 — ок. 175, "Обращение к грекам", свод четырех Евангелий "Диатессарон"); Афинагор (ум. ок. 177, трактат "О воскрешении мертвых" и "Посла­ние" к Марку Аврелию); Тертуллиан; Климент Алексан­дрийский, Тит Флавий (ум. до 215, трактаты "Увещевание к эллинам", "Педагог", сборник эссе "Строматы" ("Лоскутный ковер"), беседа "Какой Бога­тый спасется?"; Ориген.

Центральная тема — соотношение христ-ва с антич. насле­дием,

1 – на­правление, ориентированное на гармонический синтез христианской идеи откровения с философской традици­ей античного рационализма (Юстин, Афинагор, Кли­мент Александрийский и др.).

2 – направление, заявляющее их несовместимость и резко дистанци­рующее христианство как "мудрость варваров" эллинской книжной учености (Татиан, Тертуллиан и др.). Идея остро актуализировалась в христианской мис­тике, ценностно акцентировавшей "искреннее молчание безграмотного простолюдина" по сравнению с изощрен­но-спекулятивным мудрствованием ученого теолога с его "сладострастием слов" (Иероним) и рассудочностью вместо сердечной веры.

(2) — зрелая П. (3—5 вв.), греч. Восток — деятельность каппадокийского кружка: Василий Великий Кесарийский (ок. 330—379, "О святом Духе", "Шестоднев"), его брат Григорий Нисский (ок. 335 — ок. 394), Григорий Богослов Назианзин (ок. 330 — ок. 390, "О моей жизни", "О моей судьбе", "О страданиях моей ду­ши"), Амфилохий Иконийский и др., синтез христ-ва и фил. методов антич­ности; на латинском Западе — Авгус­тин (против манихейства, к кот. сначала принадлежал). Трактат в 12 книгах "О Кни­ге Бытия дословно" – признанным шедевр экзегетической литературы; каноническим сч. трактат "О христианском учении" как руководство истолкования Библии.

Центральная задача — борьба с ересями (арианство, монтанизм, докетизм, монофизитство, гностицизм и др.), что связано с обретением христианством статуса гос. ре­лигии и офиц. формулировкой Символа веры на Никейском вселенском Соборе (325), сформулир. основные догматы вероучения. Тексты Псевдо-Диони­сия Ареопагита ("Ареопагитики"), заложившие основы апофатической теологии и христианской мистики.

(3) — поздняя П. (5—8 вв.): систематизация христ. вероучения. Ключевая фигура — Иоанн Дамаскин (ок. 675—753) — византийский Богослов и поэт, завершивший системати­ческое оформление основ христианской теологии. Леонтий (ок. 475—543) на Востоке и Боэций (Анций Манилий Торкват Северин, ок. 480—525, "Утешение философией") на Западе. Систематизаторская деятельность Иоанна Дамаскина и ориентация Бо­эция на антич. фил. традицию (комментарии к Аристотелю и Порфирию) заложили основы средневековой схоластики.

Несмотря на то, что многие тезисы П. (особенно в раннем ее варианте) были осуждены после принятия Никейского Символа веры (идеи Оригена о множественности миров, всеобщем спасении, предсуществовании душ, приоритетности второй ипостаси — Бога-Отца — в структуре Троицы; отрицание Татианом двойственной природы Христа (в "Диатессороне" была опущена земная биография Хрис­та и сведения о его происхождении из рода Давидова) и его докетизм — учение об иллюзорности телесности Иисуса), П. сыграла заметную роль в развитии хри­ст. культуры.

В рамках П. были заложены осно­вы систематической христианской теологии как в катафатическом (от Климента Александрийского и Оригена до Иоанна Дамаскина), так и в апофатическом (от Авгу­стина до Псевдо-Дионисия Ареопагита) ее вариантах, сформ. фундамент экзегетики (от Ори­гена до Григория Нисского), оформлены первые христи­анские катехизисы (Тертуллиан),введены основоп. понятийные структуры христиан­ской теологии (например, Тертуллианом — структуры Троицы).

Повлияла на развитие глу­бинного психологизма христианства с его культурой рефлексивной интроспекции (от Григо­рия Богослова до Августина), фундамент. для христ-ва идеи приоритета индивида по отношению к абстрактному чело­вечеству (антропология Григория Нисского). Многие идеи П. актуализир. в рамках историко-философской традиции, как, например, просветитель­ская интерпретация христианства Климентом Александ­рийским в контексте гуманизма Ренессанса (Эразм Рот­тердамский, Мор и др.).

(Говоря о патристике – учениях отцов церкви – следует помнить о «практической» доминанте в их мышлении, выразившейся в том, что всякая онтология начинается для них со свободного поступка, «произвольного» творения мира Богом и с обусловленного благодатью, но все равно свободного, обращения человека к Богу. Как уже было сказано, этот онтологический переворот не мог быть адекватно осмыслен в традиционной философской терминологии, отсюда неизбежные смысловые сдвиги привычных понятий, таких как «сущее», «сущность» и др., в контексте тринитарных и христологических споров.)

По сложившейся на западе традиции отцами Церкви в строгом смысле могли считаться лишь христианские богословы, жившие не позднее III в., отличавшиеся исключительной святостью и бесспорными вероучительными взглядами. К богословам, жившим позднее, но получившим общее признание Церкви, как на Востоке, так и на Западе, применяется титул вселенских учителей: это Афанасий Александрийский (293-373), Василий Великий (ок. 330-379), Григорий Назианин (ок. 329-390), Григорий Нисский (ок. 335-394), Иоанн Златоуст (ок. 344-407), Иларий Пиктавийский (ум 367), Иероним Стридонский (ок. 340-420), Амвросий Медиоланский (ок. 340-397), Августин Аврелий (354-430), а также папа Григорий и Иоанн Дамаскин.

В число отцов Церкви и вселенских учителей не попали вполне отвечающие критерию древности Климент Александрийский (ок. 150ок. 215), Ориген, Тертуллиан (ок.150/165 – ок. 240), историк ранней Церкви Евсевий Кесарийский (ок. 260-340). Их учения, в силу неортодоксальности некоторых идей, не получили полного одобрения Церкви, поэтому сами они отмечаются иначе – как церковные писатели. К церковным писателям Римско-католической церкви относятся также богословы XI-XII вв., такие как Ансельм Кентерберийский (1033-1109), Бернард Клервоский (1090-1153), мыслители XIII в. – Альберт Великий (1193-1280) и Фома Аквинский (1225/26-1274) и даже богословы и церковные деятели XVI – начала XVII в. В числе последних. Например, Тереса де Хесус (1515-1582) и Роберто Беллармино (1542-1621).

В истории философии не принято столь скрупулезное деление, поэтому термин «патристика» объединяет богословско-философские учения как западных, латинских, так и восточных, грекоязычных, раннехристианских авторов, исходя из установленных хронологических рамок (конец I – середина VIII в.) и несмотря на их различия в их статусе с точки зрения церковных традиций.

Апологетику,важной заслугой которой стало начало разработки языка средневековой философии, следует рассматривать как ранний (II-IV вв.) этап патристики, непосредственно следующий за учениями апостольских отцов.

Среди представителей восточной – грекоязычной – апологетики следует выделить: Юстина Философа; Мелитона Сардийского, автора апологии, написанной Марку Аврелию около 170 г.; ученика Татиана; Афинагора, направившего тому же императору «Прошение о христианах»; Феофила Антиохийского, чья апология (ок. 180) интересна тем, что была адресована не римским властям, а частному лицу – язычнику Автолику. Крупными фигурами были александрийцы Климент и Ориген (ок. 185-253/54), в культурно-языковом и географическом планах также принадлежавшие греческой традиции.

К наиболее заметным западным (латинским) апологетам относятся: Минуций Феликс, римский адвокат, автор апологетического диалога о поиске истины, который заканчивается описанием принятия христианской веры; Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан; ученик последнего Киприан (ок. 200-258), учивший о Церкви как о духовном единстве христиан; автор трактата против языческой мифологии Лактанций (ок 250-330); Арнобий (начало IV в.), который продолжил заданную Татианом и Тертуллианом линию критики языческого рационализма за его «необоснованную веру» в возможности разума.

Два отношения к языческой мудрости (повтор, но это важно):

Диапазон собеседования христианских авторов с языческой философией широк – от полного неприятия до утверждения, что языческие философы постигли ту же божественную мудрость, только явленную не напрямую (в Откровении), а в природе. Список непримиримых – Татиан, Тертуллиан, Арнобий. Миролюбиво настроенные – Иустин Мученик, Климент, Ориген, Лактанций, Боэций.

«Что Афины Иерусалиму? Что Академия Церкви? Что еретики христианам? – риторически возглашает Тертуллиан, резюмируя: Наше учение – с портика Соломонова…». Однако многим христианство обязано античности, в частности, риторикой, используемой апологетами и бывшей профессиональным занятием большинства ранних христианских авторов. «Портик [храм] Соломонов» риторически отсылает к другому портику, к Стое, и стоическая практика «заботы о себе» оказалась столь полезной христианам во II-III вв., когда они столкнулись с «лжеимённым знанием», гностическими сектами.

Хотя у Афин и Иерусалима различен характер мироощущения. И «Академия», и «Церковь», каждая по своему, фиксируют некую программу, норму «должной жизни». Тертуллиан свидетельствует, что для «Афин» и «Иерусалима» эти нормы принципиально различные. В библейской традиции «нормодатель» – Бог, творец мира. Нормы – это заповеди, божественные слова, «реченные через пророков». Заповеди суть предписания, повеления, императивы. Должное ощущение себя в этой традиции – страх Божий. Во главу угла здесь поставлено делание, поступок, который одновременно – установление и слово, «изречение вещей» (rerum locutio). По логике авторитета, его онто-логии, не творец творит сообразно идеям истины, блага и красоты, но сотворённое истинно, хорошо и красиво, потому что оно – творение Божие. Христианство возвращает изощрённую дифференцированную античную культуру к элементарным архаическим комплексам, поэтому оно и побеждает.