Учебной и научной литературы 12 страница

В категорию отношения Аристотель включает отношения между числами (арифметические и геометрические отношения), отношение того, что измерено, к мере и отношение производящей силы к своему результату. Отношение имеется там, где что-либо соотнесено с чем-либо другим; например, одно есть половина другого или вдвое больше его.

Аристотель строго отличает отношение от субстанции. Так, понятие «раб», по Аристотелю, должно быть понимаемо как суб­станция, хотя в основе этого понятия лежит отношение раба к рабовладельцу, собственностью которого он является. Равным образом вещь, которая стоит к чему-либо в отношении части к целому, должна рассматриваться как субстанция. Аристотель указывает, что все релятивное имеет свой коррелят и что соот­носящиеся между собой понятия таковы, что они могут существо­вать только вместе и с уничтожением одного исчезает и его кор­релят Так, например, понятия «раб» и «рабовладелец», «двой­ное» и «половина» неразрывно связаны между собой.

Симплиций обсуждал вопрос, почему у Аристотеля действие и страдание даны как особые категории, а не подводятся под категорию отношения, поскольку это соотносительные понятия, которые предполагают друг друга. Симплиций доказывает, что в системе категорий Аристотеля действие и страдание берутся каждое само по себе, безотносительно друг к другу.

Уже в перипатетической школе возник большой спор отно­сительно понятия движения. Сам Аристотель подводил движение под категорию количества, рассматривая движение как путь, ко­торый пробегает тело. Это вызвало возражения со стороны неко­торых перипатетиков, которые утверждали, что движение не согласуемо с категорией количества, ибо последнее есть нечто покоящееся. Александр Афродизийский склонялся к тому, чтобы включить движение в категорию качества. Другие включали дви­жение в категорию отношения, различая в движении начало, ко-

нец и направление, которые стоят в определенном отношении друг к другу в процессе движения тел. Теофраст относил движе­ние «о всем категориям, признавая тем самым всеобщность движения. Так, приведение чего-либо в движение рассматрива­лось как относящееся к категории действия, а быть приводимым в движение — как относящееся к категории страдания. Перипа­тетик Евдем признал движение особой категорией, которая долж­на быть включена в аристотелевскую таблицу. Таким образом, в перипатетической школе взгляды на понятие движения разде­лились

Подводя итоги той критике, которой подвергалось учение Аристотеля о категориях, можно сказать, что в его учении о ка­тегориях нащупывается основная руководящая идея, кото­рая служит основанием деления в классификации категорий и которой определяется порядок их расположения. Основанием де­ления служит иерархия родов сущего и понятий с точки зрения их отношения к первой субстанции. Система и порядок таковы. На первом месте стоит субстанция, ее виды и роды, затем при­сущие ей самой количество и качество, затем отношение, т. е. те свойства, которые вещь приобретает, становясь в то или иное отношение к другим вещам Далее идут внешние условия суще­ствования единичных вещей — место и время и, наконец, поня­тия, выражающие изменения вещей и вытекающие из этих изме­нений состояния

Таблицу категорий Аристотеля, однако, нельзя признать пол­ной Неполнота таблицы категории приводит к тому, что в самой философской системе Аристотеля появляются новые категории, которые или стоят рядом с категориями таблицы, или над ними.

Категории не охватывают всех значений бытия. Так, не при­числяются к категориям- форма и материя, четыре причины, воз­можность и действительность К тем различиям бытия, которые выражаются категориями, у Аристотеля прибавляется различие истинного (как бытия) и ложного (как небытия), различие воз­можности и действительности. По Аристотелю, эти понятия не могут быть включены в таблицу категорий ввиду того, что они подходят под разные категории.

С другой стороны, в таблице категорий Аристотеля имеются и лишние члены Она искусственно подогнана под священное пи­фагорейское число 10. Сам Аристотель, по-видимому, осознал это и иногда опускал то те, то другие категории. В качестве са­мостоятельных категорий фигурируют и такие, которые могут быть подведены под другие. Так, под категорию отношения по­дойдут некоторые из следующих за ней категорий.

Недостатком системы категорий Аристотеля является и то, что в ней нет четкого разграничения области значений отдельных категорий, так что те или иные понятия можно подвести и под одну и под другую категорию. Особенно это относится к катего-

риям действия и страдания. Многое одновременно подходит под обе эти категории, поскольку то, что действует, тем самым и само испытывает действие (имеется в виду случай взаимодей­ствия) .

Учение о категориях применяется Аристотелем для решения отдельных вопросов логики, онтологии, физики, этики.

Одно из применений учения о категориях в логике заклю­чается в том, что оно служит для различения омонимов. Кате­гории дают нам возможность судить о тождестве и различии омонимных понятий. В силлогистике Аристотеля его учение о категориях не находит применения. В метафизике Аристотель использовал учение о категориях для различения разных значе­ний бытия, для того, чтобы выделить бытие -в метафизическом смысле; в физике — для различения трех видов движения.

Наряду с установлением родов сказуемых в качестве катего­рий, Аристотель в «Топике» дает еще другое деление сказуемых, которое получило позже название учения о предикабилиях. Со­ответственно этому делению сказуемое может быть: 1) опреде­лением, выражающим сущность предмета, о котором идет речь в суждении, отвечающим на вопрос, что именно есть данный предмет по своей сущности; 2) собственным признаком, характе­ризующим исключительно данный предмет, хотя и не выражаю­щим его сущности; 3) родом, одним из видов которого является субъект суждения; 4) случайным признаком, не связанным с сущностью предмета. Эти четыре вида сказуемых проходят через все категории. Но если первый их вид, «определение», выражаю­щий «сущность» вещи, возможен во всякой категории, то, сле­довательно, в этом случае термин «сущность» употребляется в другом значении, чем то, которое он имел в учении о категориях, где сущность фигурировала только в первой категории в каче­стве второй субстанции.

Говоря об отношении между сказуемым и подлежащим суж­дения, Аристотель отмечает, что оно бывает двоякого рода: либо подлежащее и сказуемое просто обратимы (без изменения коли­чества), либо они яе'допускают простого обращения. В первом случае, когда подлежащее и сказуемое равны по объему, ска­зуемое может быть или определением, или собственным призна­ком. Во втором случае сказуемое бывает или родом, являющим­ся частью определения, или просто случайным признаком.

Впоследствии Порфирий в своем учении о предикабилиях к четырем аристотелевским прибавил еще одну — «вид». Но вид не может предицироваться в категорическом суждении, он может быть сказуемым только в разделительном суждении. Учение Пор-фирия о предикабилиях изменило само понимание предикабилий, которое стало классификацией признаков предмета.

Понятие «собственный признак» разъясняется в «Топике» следующим образом. В отличие от дефиниции, собственный при-

знак ограничивается тем, что принадлежит исключительно дан­ному субъекту суждения. Но эта исключительная принадлеж­ность данному субъекту делает возможным замену субъекта этим его собственным признаком. Так, например, собственные признаки человека: обладание речью, способность заниматься искусством и наукой, а так как все это — отличительные черты человека, то можно поставить их на место понятия «человек». В этом отношении понятия «человек» и «существо, обладающее речью» равнозначны. Но эти собственные признаки не состав­ляют сущности человека, а лишь вытекают из нее.

В «Топике» Аристотель дает правила определения, наруше­ние которых приводит к ошибкам в определении. Указывая, что целью последнего является раскрытие сущности определяемого предмета, Аристотель формулирует те правила определения, ко­торые стали прочным достоянием формальной логики. Эти пра­вила требуют, чтобы определения были ясными, не заключаю­щими в себе двусмысленных слов и метафор, непонятных или малопонятных выражений, чтобы оно не было ни слишком ши­роким, ни слишком узким, чтобы оно не было отрицательным (за исключением случаев, когда определяемое понятие само по своей природе таково, что иначе оно не может быть определено). Аристотель дает формулировку определения через ближайший род и видовое различие.

Аристотель разработал также учение о логическом делении родов на виды. В его логике содержится и учение об отношениях между понятиями. Прежде всего Аристотель изучает отношение между понятиями по их объему. Он говорит, что отношение ме­жду понятиями по степени общности имеет место только между понятиями, принадлежащими к одной и той же категории. Внутри каждой категории существует иерархия понятий, которые нахо­дятся между собой в отношении подчинения, причем низшие по­нятия относятся к высшим, как виды к родам. Аристотель уста­навливает то отношение между объемом и содержанием высших и низших понятий, которое в формальной логике получило назва­ние закона обратного отношения между объемами и содержания­ми понятий.

Характеризуя отношения между понятиями, Аристотель го­ворит, что понятия, подчиненные одному и тому же родовому понятию, являются тождественными по роду и подобным же об­разом понятия, подчиненные одному и тому же виду, являются тождественными по виду.

Аристотель устанавливает и другие виды отношений между понятиями: понятия, из которых одно является простым отрица­нием другого (А и не-Л), находятся в отношении противореча­щей противоположности, а понятия, принадлежащие к одному и тому же роду и наиболее отличные друг от друга, находятся в отношении противной противоположности.

Аристотель говорит еще о двух видах противоположности понятий — о противоположностях между соотносительными по­нятиями и между обладанием и лишением. Отношение противо­положности между соотносительными понятиями имеет место среди понятий, относящихся к категории отношения (таково, на­пример, отношение между понятиями «двойное» и «половина»). Противоположностью между лишением и обладанием является противоположность между отсутствием определенной формы и наличием ее. Материя, пребывая одной и той же, принимает раз­личные формы. Так, человек из необразованного становится об­разованным.

Понятие «необразованный» есть лишение по отношению к по­нятию «образованный», оно выражает не-бытие, отсутствие об­разованности.

Таким образом, отношение между обладанием и лишением есть отношение между положительным и отрицательным поня­тиями. Лишение обозначает ту форму, которой еще нет у мате­риального субстрата, но которую он в дальнейшем принимает. Тогда лишение сменяется обладанием формой.

Лишение является реальной противоположностью, находя­щей свое отражение а логическом отрицании. Не всякое лише­ние может быть заменено обладанием. Так, не всякая болезнь излечима, не всегда возможно выздоровление. Аристотель при­знает особую область явлений, обозначаемую термином «лише­ние». Бизье находит, что понятие «лишение» в смысле диалек­тического отрицания стало у Гегеля движущим принципом раз­вития, но у самого Аристотеля оно этой роли не играет, поскольку он принимает в качестве перводвигателя бога. По мнению Алек­сандра Афродизийского, понятие «лишение» относится к катего­рии качества.

УЧЕНИЕ ОБ УМОЗАКЛЮЧЕНИИ

Так называемые непосредственные умозаключения, именуе­мые также преобразованиями суждений, рассматриваются Ари­стотелем лишь как вспомогательные логические приемы. У Ари­стотеля нет теории непосредственных умозаключений, но для обоснования некоторых модусов второй и третьей фигур катего­рического силлогизма и для учения о предикабилиях он устанав­ливает правила обращения (конверсии) суждений. Уже Плато­ном было сделано наблюдение, что общеутвердительные сужде­ния обратимы с изменением количества.

Аристотель устанавливает, что общеотрицательные и частно-утвердительные суждения при обращении остаются общеотрица­тельными и частноутвердительными, общеутвердительные же суждения обратимы с переменой количества, т. е. становятся частноутвердительными, а частноотрицательные суждения вовсе

необратимы. Своеобразие обращения модальных суждений &оз-можности, по Аристотелю, заключается в том, что общеотрица­тельные суждения о возможности необратимы, а частноотрица-тельные — обратимы.

Силлогизмом Аристотель называет такое умозаключение, в котором из данных суждений с необходимостью вытекает новое суждение, отличное от данных. Суждения, входящие в умоза­ключение в качестве посылок, Аристотель строит таким образом, что в отличие от последующей школьной логики у него на пер­вом месте стоит сказуемое, а на 'втором подлежащее суждения. У него посылка имеет следующую форму: «А присуще 5» или «В содержится в Л».

Категорический силлогизм Аристотель называет «силлогиз­мом через средний термин», и только этому силлогизму он при­писывает строго доказательную силу.

Пусть нам надо построить какое-нибудь прямое доказатель­ство того, что А присуще В («.В есть А») или того, что А не при­суще В («В не есть Л»). Для доказательства необходимо выве­сти его силлогистически, а для этого в качестве основания необходимо взять какое-либо суждение. Разумеется, этим осно­ванием не может быть само суждение «В есть Л» или «Б не есть Л». Следовательно, предпосылаемое в качестве основания суж­дение должно быть суждением «С есть Л». Но из одной этой по­сылки еще не получается никакого вывода. К ней необходимо прибавить еще одно суждение, которое приписывает либо С как предикат другому субъекту, либо С как. субъекту другой преди* кат. Только в этом случае получится силлогизм, ибо из отдель­ных посылок нельзя ничего вывести с необходимостью. Итак, наряду с посылкой «С есть Л», нужна вторая посылка. Однако если эта вторая посылка предицирует А какому угодно другому субъекту X («X есть Л»), или X — Л («Л есть X»), то, хотя в этом случае можно образовать силлогизм, при этом не получается та­кого заключения, которое высказало бы что-нибудь о В, т. е. о субъекте того суждения, которое должно 'быть доказано.

Подобным же образом будет обстоять дело и в том случае, если С предицируется какому угодно другому субъекту X, X — Y, Y—Z и т. д., иными словами, если посылка умозаключения в конце концов не приводит к В.

Вообще никогда не получится никакого вывода, что одно свойственно другому, если не будет связующего среднего поня­тия. Суждение, которое предицирует определенный предикат определенному субъекту, может быть силлогистически доказано только с помощью среднего понятия, которое находится в опре­деленном отношении к каждому из данных понятий — как к субъ­екту, так и к предикату доказываемого суждения.

Поскольку для силлогизма необходимо среднее понятие, свя­зывающее обе посылки, то 'всякий силлогизм, по учению Ари-

стотеля, может протекать не иначе, как ло одной из трех фигур: либо средний термин является субъектом одной посылки и пре­дикатом другой, либо предикатом обеих посылок, либо субъек­том обеих посылок. Это аристотелевское деление является исчер­пывающим.

Вопрос, на каком принципе покоится это деление силлогиз­ма на фигуры, вызвал разногласия среди ученых, изучавших ло­гику Аристотеля. Сам Аристотель нигде прямо не высказывается об этом. Поэтому остается рассмотреть, как он описывает типы фигур, чтобы из этого выяснить, каков его принцип деления.

Первую фигуру Аристотель характеризует следующим об­разом: «Бели три термина так относятся друг к другу, что по­следний целиком содержится в среднем, а средний целиком содержится или не содержится в первом, то необходимо дается совершенный силлогизм, который соединяет оба крайних терми­на. А средним термином я называю тот, который содержится в одном из двух других и второй из них заключает в себе и кото­рый также по положению (по месту) ставится средним, крайними же терминами я называю, во-первых, тот, который заключается в других, во-вторых, тот, который сам заключает в себе другие» («Первая Аналитика», I, 4, 25Ь, 34). Здесь крайние термины не характеризуются как высшее и низшее понятия. Они характери­зуются лишь постольку, поскольку этого требует различение от них среднего понятия.

Приведенная характеристика 'первой фигуры, данная Аристо­телем в четвертой главе первой книги «Первой Аналитики», ука­зывает лишь на принцип построения первой фигуры, и поэтому здесь имеются в виду не только правильные, но и недействитель­ные модусы (случаи, когда средний термин не содержится в пер­вом). Первую фигуру в отличие от второй и третьей Аристотель называет совершенным силлогизмом.

О второй фигуре Аристотель говорит, что в ней один и тот же термин полностью присущ одному из двух остальных терми­нов, а другому вовсе не присущ, или обоим всецело присущ или обоим не присущ вовсе, а средний термин есть тот, который пре-дицируется о двух других, крайние же те, о которых предици-руется средний термин. Далее Аристотель показывает, что в этой фигуре не может быть умозаключения, если обе лосылки утвер­дительны или обе отрицательны. Поэтому если в характеристике второй фигуры говорится и о таких случаях, в которых оба край­них термина лежат или не лежат в объеме среднего термина, то эти случаи не представляют собой действительных силлогизмов.

Это — не общее определение второй фигуры, так как в эту характеристику не входят частные модусы, а лишь указание на то, каким образом в ней сочетаются термины.

С другой стороны, в эту характеристику входят и недействи­тельные модусы.

Не следует возражать против данной Аристотелем характе­ристики, что в отрицательных посылках нет подчинения одного термина другому и что поэтому во второй фигуре, в которой во всех формах ее умозаключений одна из двух посылок должна быть отрицательной, средний термин не может обозначаться как такой, которому 'подчинены два других. Точно такое же возра­жение .можно было бы сделать и против характеристики первой фигуры, поскольку и там бывают случаи, в которых средний тер­мин не содержится в 'большем термине, но, несмотря на это, там средний термин дефинируется как такой, который заключается в другом и сам заключает в себе третий. Отрицательная посылка имеет по крайней мере форму отношения субординации: один термин не содержится ъ другом. А этого достаточно для уразу­мения принципа.

Третья фигура силлогизма характеризуется у Аристотеля сле­дующим образом: «Если одному и тому же термину один из двух остальных всецело присущ, а другой вовсе не присущ или оба всецело присущи или оба вовсе не присущи, то это я называю третьей фигурой. Средним термином в ней я называю тот термин, о котором высказываются оба остальных, крайними же терми­нами—те, которые высказываются о среднем термине» («Пер­вая аналитика», I, 6, 28 а 10).

И эта характеристика вовсе не есть дефиниция возможных способов умозаключения по третьей фигуре, так как, с одной стороны, под нее не подходят частные модусы третьей фигуры, с другой же стороны, сюда входят недействительные модусы. Таким образом, эта характеристика указывает только отличи­тельный признак третьей фигуры.

Различие большего и меньшего терминов при самом делении фигур у Аристотеля осталось вообще без внимания. Оба они про­сто как крайние противопоставлялись третьему (среднему) тер­мину. Равным образом не обращалось никакого внимания на суждение, служащее заключением.

Тренделенбург и некоторые другие историки логики усмат­ривают основание деления силлогизма на фигуры в отношении объема среднего термина к объемам двух других. Однако при характеристике фигур силлогизма у Аристотеля во всех случаях указывается и на место среднего и двух крайних терминов. В фи­гурах каждый из них имеет свое определенное место. Из этого видно, что учение о фигурах силлогизма изложено у Аристотеля небрежно. Аристотель не дает ни определения фигуры силлогиз­ма вообще, ни определения отдельных его фигур. Нет у него и ясного указания на принцип деления силлогизмов на фигуры. Он лишь характеризует каждую из трех фигур со стороны ее струк­туры. Но и это указание не отличается четкостью.

По нашему мнению, постановка вопроса о фигурах силлогиз­ма у Аристотеля такова: Аристотель ищет решения этой проблемы

в отношении среднего термина к двум крайним. Он устанав­ливает факт, что средний термин может занимать в посылках силлогизма тю отношению к крайним терминам три различных положения: средний термин может быть или субъектом в одной посылке и предикатом в другой, или предикатом в обеих посыл­ках, или субъектом в обеих посылках. Затем Аристотель ищет объяснения этого факта в отношении среднего термина к край­ним по объему, а следовательно, и по содержанию, поскольку объем понятий зависит от их содержания, т. е. он ищет ответа в иерархии высших и низших понятий, которая у Аристотеля имеет не только логическое, но и онтологическое значение. Но этот замысел был осуществлен им неудачно.

Как мы уже упоминали, у Аристотеля порядок терминов сил­логизма отличается от общепринятого в формальной логике. По мнению Н. Н. Ланге, аристотелевский порядок является более естественным.

В первой фигуре номера терминов по порядку устанавлива­ются уже в самом описании типа умозаключений: последний тер­мин содержится в среднем и средний в первом и т. д. С этим связано замечание Аристотеля о среднем термине: «Он и по по­ложению (гао месту) бывает средним». Разумеется, смысл назва­ний «первый», «средний», «последний» становится понятным при сравнении аналогичных высказываний относительно других фи­гур.

Во второй фигуре больший термин есть тот, который лежит подле среднего термина, меньший же термин лежит дальше от среднего. Средний термин здесь есть первый по месту.

В третьей фигуре больший термин есть тот, который лежит дальше от среднего, меньший же лежит ближе к нему. Здесь средний термин есть последний по месту.

Отсюда несомненно, что употребляемые в характеристике первой фигуры выражения «первый», «средний», «последний» обозначают не что иное, как место. В первой фигуре (по зани­маемому месту):

I — больший термин, II—средний термин, и III —меньший термин. Во II фигуре:

I — средний термин. II — больший термин, и III — меньший термин. В III фигуре:

I — больший термин, II — меньший термин, и III — средний термин.

Аристотель говорит, что по месту терминов можно узнать фигуру. Можно думать, что место терминов находится в опреде*

ленном отношения к основанию деления фигур. Что разумеет Аристотель под местом терминов?

Он имеет в виду положение терминов при их линейном рас­положении. Аристотель употребляет для изображения форм умо­заключений в каждой фигуре определенные алфавитные знаки. Если обозначить термины общепринятыми в традиционной формальной логике символами, то мы получим для фигур сле­дующие ряды:

I фигура PMS

II фигура MPS

III фигура PSM.

В развернутом виде мы будем иметь, по Аристотелю:
I фигуратг^ II фигура III фигура

Р присуще М М присуще Р Р присуще М М — S М — S S — М

Р присуще S Р присуще S Р присуще S

С точки зрения линейного расположения терминов, различие между фигурами представляется в следующем виде. В первой фи­гуре наша мысль идет от большего термина к среднему и от среднего к меньшему. Этот ход мысли соответствует самой при­роде вещей, и именно поэтому первая фигура дает совершенный силлогизм. Во второй фигуре наша мысль идет от среднего тер­мина к большему и от последнего к меньшему, а в третьей фигу­ре она идет от большего термина к меньшему и от меньшего к среднему.

По мнению Тренделенбурга, аристотелевское деление кате­горического силлогизма на три фигуры является столь же пол­ным, как и позднейшее деление на четыре фигуры, но оно осно­вано на другом принципе деления. У Аристотеля в первой фи­гуре средний термин занимает в ряде субординации понятий среднее место, во второй фигуре он занимает наивысшее место и в третьей — низшее место.

Основная форма I фигуры у Аристотеля:

Р присуще всякому М М присуще всякому S

Р присуще всякому S.

Здесь средний термин занимает место посредине между край­ними терминами. Поэтому Аристотель располагает термины пер­вой фигуры в линейном порядке PMS.

Ш

Основная форма II фигуры:

Наши рекомендации