Раньше я тоже думал, вероятно, и под твоим, в частности, влиянием, что лишь бы крутилось: заработную плату, и налоги владелец отдаст обществу. 26 страница

Прошу Вас принять необходимые меры для обещанного Вами пресечения работы данной стоянки. Одновременно, пользуясь случаем, прошу принять благодарность за дополнительное, по данному обстоятельству, решение Администрации о благоустройстве в следующем году нашей дворовой территории, которая сейчас пребывает в плачевном состоянии, не отвечает никаким нормам и не соответствует исходному проекту ее благоустройства. С уважением.

Буду ждать его ответа.

10.09

Возвращаюсь к теме от 18.08. Но теперь о Троцком, о котором у меня давно очти одно негативное впечатление. Опять вопрос. А может это от предвзятости, аналогичной, как у многих, настроенности только на одно отрицание (или наоборот)? У этих «многих» она проистекает по причине болезненной устремленности к существу пропагандируемого в силу прямой или косвенной к нему личной сопричастности, либо по причине авторской ограниченности: излишней увлеченности формой, а не содержанием; авторской зависимости от общепринятых условностей, мнений, точек зрения.

Моя оценка строится на прямо противоположных подходах и потому, полагаю, более объективна, природно обоснованна и отсюда более исторична и менее подвержена влиянию времени. Может от этого я не менял, чуть не со студенческих, лет своих взглядов, не кривил, как говорят, душой, не «следовал», не «колебался». Был, что называется, в полном с собой согласии и не испытывал «неудобств» при смене правителей и режимов.

Прочитанная недавно книжка Л. Троцкого – «Моя жизнь» тому еще одно основание, в котором я утвердился с первых строк ее предисловия, составленного неким Н. Симоновым. Панегирически и с притязаниями на художественность он пишет о «нервической искре, пронзившей личную драму автора»; «политическом заряде, столе, бумаге и пере, что всегда были честными и надежными его партнерами»; «сатанинском» или даже лишь неясном абрисе его образа, непонятной популярности в годы революции и гражданской войны»; исключительной прозорливости на фоне «тех, кто всегда принимал «единственно безошибочные решения»; длительное время работал с Лениным «рука об руку, и тот не возражал против занятия им высших постов»… Вплоть до того, как он «блестяще проделал разбор сталинской школы фальсификации» и «открыл… историческую эпоху, наглядно воплотив в себе грандиозные достижения и не менее грандиозные иллюзии…, до конца своих дней оставшись верным идеям мировой пролетарской революции, которым, увы, оставалось все меньше и меньше места при господстве сталинского аппаратно-бюрократического режима и стабилизации мировой капиталистической системы».

Разве в этих строчках (отнюдь не специально подобранных, ибо так написаны все его 10 страниц) не чувствуется подтверждение исходных причин подобного? Разве здесь не просматривается причастность автора к данной тематике, в рамках которой он, служа в каком-нибудь институте марксизма-ленинизма, писал уже что-то ранее, но прямо обратного толка? Разве здесь не просматривается авторская ограниченность, увлеченность формой, непонимание психологии героя, несоответствие между следствиями и причинами, алогичность и все прочее?

После такого предисловия нельзя не предположить, что таковым должно быть и само произведение. Так оно и есть. Мое представление о Троцком, осталось неизменным, Добавить к нему, можно чуть-чуть, – в пределах критики собственно Симонова.

Троцкий – ярчайший представитель борцов, за власть и, прежде всего, за сопутствующие ей атрибуты, моментально используемые во благо победителей. Справедливость, равенство, народ, его диктатура – лишь лозунги, своеобразный инструментарий в борьбе за власть: в действительности реальные подвижки к тому, что народу хочется, рождаются не революциями, а длительными и напряженными созидательными процессами.

Троцкий по своему характеру – образцовый, разрушитель и критикан. Сталин, в отличие от него, наоборот, был не столько революционером, сколько строителем, критику он использовал в своих утилитарных целях для расправы с неугодными и, как он считал, мешающими ему строить, противниками. В этом последнем, из-за своей житейской ограниченности, Троцкий оказался изумительнейшим ему «помощником». По натуре, характерным способностям и страсти к власти, ее главному проявлению – быть «первым», Троцкий – полная копия Ленина. Только уступив первенство Ленину, он стал «охотно» привлекаться к разрушительной работе и назначаться на «высшие посты». После смерти Ленина Троцкий вновь начинает борьбу за власть, провозглашает Ленина Богом, и становится его эпигоном, таким же фактически, как и во всю критикуемые им сталинские «эпигоны». Критика последних была исключительно лозунгово-одиозной, из слова в слово пригодной для обратной, такой же по качеству, критики его самого. Только у Сталина, обладавшего властью, она оказалась издевательски действенной, а у Троцкого – подобием лая моськи на слона.

Таково по качеству у Троцкого и все остальное. Оно полно алогизмов, несусветного догматизма, бесчисленных повторений, самодовольных повествований об отдыхе, охоте, рыбалке, днях болезни и персональных врачах, надоедливых собственных восхвалений вплоть до цитирования чего-то о нем, по разному поводу, благозвучно сказанного приверженцами, даже женой. Во всем, за исключением чисто бытовых зарисовок, – какая-то страсть к словесной эквилибристике, высокопарности и непомерному Я-канию в ущерб содержания и полезности, вне логики и здравого смысла. Причем все – в столь гротесковом виде, что Троцкий просто не мог не вызывать у людей его знавших, вполне естественно, а вовсе не по злой воле Сталина, негативно-злого к себе отношения. О его детсадовской наивности в части исходных идеологических оснований – не говорю.

Троцкий – непревзойденного уровня ортодокс, для которого марксистские «основополагающие истины» до конца жизни оставались главными «теоретическими» постулатами. Для прагматика же Сталина не только марксизм, но и все остальные «измы» являлись рабочим инструментом, используемым для созидания ему нужного, в рамках своего видения, мощного тоталитарного государства. Он, как и Троцкий, тоже мнил себя одним из вождей, для которых, по Кропоткину, «тайной мечтой» была возможность революционно-легального уничтожения своих врагов, завоевания власти, создания всесильного государства, предоставления вождям роли управляющих, а народу – беспрекословных исполнителей. Но… только в рамках голого прагматизма, а не теоретизированных мечтаний.

Верность Троцкого «идеям мировой пролетарской революции, которым, увы, оставалось все меньше и меньше места», есть следствие не установившегося «господства сталинского аппаратно-бюрократического режима и стабилизации мировой капиталистической системы», а его наивных представлений о жизни, стратегической бездарности, несусветного догматизма и, я бы добавил, величайшего эгоцентризма. Причины и следствия тут господин Симонов явно поменял местами. В этом смешении, непонимании существа законов жизни и движения по ней человека и состоит трагедия (а не драма) «блестящего и прозорливого» Троцкого.

Примерно на таком же уровне, на ту же тему и по таким же, судя по всему, исходным основаниям написаны о Троцком книжки И. Дойчера и Н. Васецкого. Перл признания последнего: «Более полутора десятков лет занимаюсь Троцким, но никак не могу «попасть с ним в ногу». Это в смысле «загадочности» Троцкого, его «незапрограммированности, гениальности, неординарности». А ведь и, правда, может «загадка», что позволила ему вкупе с другими одержимыми возвести систему, «разрешившую» сотням и тысячам людей, ему подобных, десятилетиями заниматься такого рода «исследованиями»?

Троцкий – трибун революции. А чем он, спрашивается, принципиально отличался, например, от графа Мирабо?

Такого же, если не более, мощного трибуна Великой французской революции. Природного бунтаря, безбожного кутилу и развратника, заведенного на месть, ранее его нагло притеснявшим, своим собратьям – дворянам, а после свершения революции, из-за страсти к богатой жизни, фактически предавшего ее денежной сделкой с королем.

Или от Робеспьера, прозванного Неподкупным, который тоже играл заразительно самозабвенно, но уже «справедливого» судью, от имени народа и революции сотнями отправлявшего людей на гильотину?

Лозунги революции с их Свободой, Равенством и Справедливостью нужны были им трем, конечно, каждому по разному, в пределах своей натуры, – только для собственного самовыражения, – не больше.

И еще одни, уже совсем необычные, но опять с каких-то противоестественных, предвзятых и односторонних позиций, представления о событиях и людях того времени, я нахожу в двух книгах Г. Соломона (Исецкого): «Среди красных вождей» и «Ленин и его семья», изданных в Париже в 30 годах прошлого века, а у нас – впервые в1995 году. Необычность их, запечатленных глазами очевидца, активного участника революционного движения и близко знавшего Ленина еще с 1898 года, в том, что писались они много лет спустя, в преклонном возрасте, после длительного им осмысления прошедшего, «выстраданного» желания задавить в себе все мелкое, личное, отнестись к событиям исторически» и довести их до читателя «с большей или меньшей объективностью».

Его оценки мне импонируют: и в части Ленина, этой, по его словам, «зловещей для России личности», и Троцкого, и в части их «идейных» сподвижников, и примкнувших к ним по соображениям уже прямо рваческого характера. Всех их Соломон считал преступниками перед страной и народом. Однако у него (еще «в юности впитавшего в себя учение Маркса и высокопарно относящего себя к «чисто классическим большевикам, принимавшим большевизм лишь таким, каким он был до революции») такие выводы сделаны с тех же самых ортодоксальных позиций. В виде некоего возмущения, по причине якобы ошибочной реализации марксистских доктрин «плохими» людьми. На самом деле их преступность и была порождена как раз марксистской идеологией.

От непомерной личной власти ничтожного меньшинства и командно-голосовательных методов управления остальным обществом бесправных «потребителей», прямо исходящих из марксистской идеологии, а отнюдь не от случайных ошибок, проистекали все описанные Соломоном злоупотребления, издевательства над народом, экспроприации, грабежи, воровство и насилие. Отсюда и кадровый подбор власти, ее ближайших уже совсем полууголовных приспешников, в том числе, сталинские «прегрешения» перед Троцким.

Частные же весьма краткие, но емкие, негативные характеристики Соломоном ленинской гвардии просто безупречны. Мне они интересны особо, поскольку почти полностью совпадают с моими. Однако я к ним пришел двигаясь от общего к частному, исходя из принципа определения сути человека по его месту в обществе, его делам и конечным их результатам, Соломон же подтвердил их, в частности, о Ленине и Троцком, чуть не один к одному, обратным образом – на основе сугубо личных впечатлений от своих с ними встреч и бесед. Наиболее интересные из них.

Соломон считал Ленина «очень плохим оратором, без искры таланта», но отмечал, что «говорил он всегда плавно, связано, не ища слов… Говорил умно, а, главное, всегда на темы, сами по себе захватывающие аудиторию… Он был большим демагогом, и его речи в духе, угодном толпе, вызывали целые бури и ликование. Другой чертой его характера была грубость, смешанная с непроходимым самодовольством, презрением к собеседнику и каким-то нарочитым «наплевизмом» на собеседника, особенно инакомыслящего, и притом слабого, ненаходчивого. Он не стеснялся быть не только грубым и дерзким, но и позволял себе резкие личные выпады, часто доходил до форменной ругани». Его беспардонная беспринципность, самоуверенность, способность к отстаиванию прямо противоположных взглядов и точек зрения не имели границ. Один только пример.

В 1908 году Соломон был свидетелем спора Ленина с одним «максималистом», которого он буквально отхлестал за его «немедленный интегральный социализм» и утопизм. Ленин утверждал, что при «слабом развитии капитализма нас отделяют от момента обобществления сотни, если не тысячи лет»; что «надо обладать гениальным узколобием, чтобы верить в немедленный социализм»; что «горе было бы нам, если бы какой-нибудь авантюрой Россия была бы ввергнута в социализм в современную эпоху»; что «это явилось бы бедствием, мировым бедствием, от которого человечество не оправилось бы в течение столетий!..». При этом, отмечает Соломон, «Ленин как-то мелко торжествовал. Его маленькие глазки светились лукавством кошки, и он, пересыпая свои слова совершенно ненужными оскорблениями, крикливо прочитал ему целую лекцию о пользе парламента, о широком будущем демократии, о буржуазии, далеко не сказавшей своего последнего слова, о химеричности пока диктатуры рабочего класса…».

Прошло 10 лет, и при очередной встрече с Лениным вот что услышал Соломон о скоропалительной утопической ставке на социализм.

– «Никакой утопии нет, – резко ответил он тоном очень властным. – Дело идет о создании социалистического государства. Отныне Россия будет первым таким государством. И не пожимайте плечами, удивляйтесь еще больше! Дело не в России, на нее мне наплевать, – это только этап прохода к мировой революции…».

– Позвольте, не вы ли сами в моем присутствии, в Брюсселе, очень умно и дельно доказывали одному товарищу весь вред максимализма?

– Да, я так думал тогда, а теперь другие времена. Ленина, которого вы знали, нет. С вами говорит новый Ленин, понявший, что правда и истина только в коммунизме и его немедленном введении… Вам это не нравится, вы думаете, что это утопический авантюризм… Нет, господин хороший, нет… Мы все уничтожим и на уничтоженном воздвигнем наш храм. Это будет храм всеобщего счастья!… Буржуазию мы уничтожим, мы сотрем ее в порошок! Помните это, мы не будем церемониться!… И не возражайте! – и резко, и многозначительно перебил он меня, попытавшегося ему что-то сказать. – И благо вам, если не будете возражать, ибо я буду беспощаден ко всему, что пахнет контрреволюцией…». И тут, пишет Соломон, «Глаза его озарились злобным, фантастически злобным огоньком. В словах, его взгляде я почувствовал и прочел неприкрытую угрозу полупомешанного человека… Какое-то безумие тлело в нем…».

Конечно, может не совсем точно передано и что-то тут есть от автора. Но в целом, если без акцентов, таким Ленин и был, и по всему им свершенному, только таким и мог быть. Единственное, с чем не могу согласиться с Соломоном, так это с якобы свойственными Ленину злопамятством и мстительностью. Вероятно, у Соломона здесь от чисто личностного: он имел удовольствие несколько раз в споре «посадить Ленина в калошу», а тот, после прихода к власти, по этой причине не двинул его на высокие партийные посты и чинил ему всякие препоны. Ленину такая «мелочевка» была не свойственна, поскольку ради исполнения любой своей одержимой идеи, он готов был взять в услужение хоть самого дьявола, лишь бы тот в данный момент был признан им для сего кажуще пригодным.

И вот этого-то полусумасшедшего продажная свора говорунов и писак стала мощно, сначала от «души» и самостоятельно, а затем уже и принудительно под нажимом власти, превращать в Бога, а его приспешников – в больших вождей революции. Не чурались прославлять друг друга и сами «вожди».

Вот почему заканчивая, не могу не упомянуть о выдвинутой мной аналогии между сталинским и соломоновым (имеется в виду другой Соломон) судами. Если исходить из правил и норм последнего, т. е. сути виновности, а не ее юридически формализованного представления, то все из числа, с Лениным связанных событиями времен революции и первых лет советской власти, за редчайшим исключением, были настоящими преступниками. Людьми с двойной философией и двойной моралью: одной – для себя, и ей противоположной – для остальных. Для себя они хотели буржуазной демократии, житейских благостей и свобод, а для остальных – «пролетарской» диктатуры, жестокости и соцравенства.

Это они, как видно из приведенных и других многочисленных мемуаров, творили известное зло и фактически уже к тридцатым годам образовали непроходимую (по словам М. Поздеева из предисловия к воспоминаниям Г. Серебряковой, жены Г. Сокольникова) «пропасть между народом и «слугами народа», обитателями дач, восторженными зрителями премьер Большого театра и воздушных парадов в Тушине». Это они не подсудные по закону, должны были быть судимы народом, судимы тем своеобразным судом истории, увлекшим, к сожалению, и массу невинных людей. Немыслимо страшно. Но такова жизнь, Такой она была, такой пока остается и в нашей теперешней России. Субъектов для подобного суда, будь на то соответствующая ситуация, как я уже где-то упоминал, – сегодня ничуть не меньше.

Интересно тут будет отметить, как зло и впечатляюще «наглядно» эти «герои» наказывались судом истории. Мирабо умер совсем молодым своей смертью от обжорства и распутной жизни; Робеспьер, ярый приверженец гильотины, – на ней самой; Ленин, взваливший на себя непосильные «заботы» по единоличному, собственного разумения, управлению государством, – от помешательства; Троцкий, придумавший расстрельные заградительные команды, – от удара по голове альпенштоком; их ближайшие комсподвижники, вешавшие и расстреливавшие, – от сталинского террора, а сам Сталин, превративший себя в земного бога, – при непонятных обстоятельствах, но точно, при отсутствии своевременной медицинской помощи.

Для чего это я об одном и том же? Да, для того, чтобы большинство, которое унизительно, но обосновано, называется «толпой», поняло, что его как эксплуатировало, так и продолжает эксплуатировать меньшинство. Эксплуатировать, как писал А. Ананьев, в угоду «безграничной алчности к власти и жестокости, когда не щадятся ни дальний, ни ближний во имя неких государственных будто бы интересов и целей, тогда как на поверку, если посмотреть оголенно, всего лишь во имя своих мелочных, шкурных начал». Надо большинству осознать себя, свою силу и создать атмосферу полного игнорирования и неприятия любой соцболтовни, полной обструкции всем ее проповедующим. Ленинская демагогия была видна многим, но представьте, что она бы так была воспринята всеми, и соответствующим образом встречена и проигнорирована на заре его претензионного о себе заявления. – Кем бы он был?

Народ должен научиться бороться против недостойного загодя, а не тогда, когда он обретает настоящую власть и делает борьбу, чрезвычайно трудной и дорогой операцией, возможной только с помощью разрушительной революции. Что для этого нужно? – Культура народа и высочайшее самоуважение, свое гордое собственное Я.

Вместе с тем думаю, что любая проповедь абсолютной истины, религии (церковной, коммунистической, либеральной), претендующая на статус правящего мировоззрения, требует наличия «специалистов» по его истолкованию и защите. Не потому ли «защита» состоявшегося сегодня стала мощно блокироваться огромной армией деловых людей, опирающихся на действительные факты и полагающих, что при Советах было много лучше чуть не в любой области: культуры, образования, науки, техники, искусства, законности. Причем настолько объективно лучше, что революционный переворот в стране может, кажется, состояться и до того, как завершится мною часто упоминаемый очередной виток спирали российской истории.

05.10

Дорогой Марк! Отвечаю на твое от 13.09, которое получил дней 10 назад, но не отвечал, поскольку собрался побывать у Лена, показать твое письмо.. Реакция у него оказалась аналогична моей – весело-грустной. Веселой – от твоего остроумия, формы и музыкального сопровождения походов по врачам. Грустной – от их сутевого содержания, от твоих хворей. Пришли к выводу, что юмор тут, по крайней мере, их не усложняет, и облегчает с ними борьбу.

О самом Лене. Выглядит неплохо. Благодаря новому слуховому аппарату стал лучше воспринимать речь. Но заметно сдает: получил инвалидность по первой группе, от диабета недавно стал колоться, впервые водку в рюмку наливал по капле и дополнял водой. В три приема выпил 15 грамм. При этом, по-прежнему, демонстрировал свою «сложную» философию. Вроде со всем согласен, и говорит то же, что я, но облекает все в нечто малопонятное, алогичное. Потому не могу даже передать дословно, а запомнить не в состоянии из-за плохой памяти.

А вот от разговоров с Мариной о старшем ее брате, интеллектуальном уровне их родственников и знакомых, получил удовольствие.

Вчера Марина передала мне копию арминовских «Принципов жизни, работы…», свои впечатления от которых я тебе передам, как только их осмыслю и запишу.

За вырезку из газеты по принудительному страхованию спасибо. По своему письму от путинской команды получил безграмотное уведомление о передаче его на рассмотрение.

Послал издевательский ответ, для смеха.

«Заместителю начальника Управления Президента Российской федерации по работе с обращениями граждан Ю.Ф. Бородину. На Ваше от 26.09.03

Прошу Вас оказать любезность и выслать мне копию Вашего сопроводительного письма, с которым было направлено в Правительство Российской федерации мое обращение Президенту от 07.08.03. В Вашем письме от 26.09.03 отсутствуют реквизиты, по которым можно было бы сделать запрос Правительству или хотя бы установить кому конкретно, когда и какое обращение было направлено в Правительство».

06.10

Хотел написать что-нибудь об арминовских «Принципах», но ничего в них не нашел достойного. Составил он их в июле сего года, в возрасте 93 лет. Марина говорит, что плохо видит, читает только с лупой. На улицу один уже не выходит около года… имеет большое число всевозможных болячек: аритмия, атеросклероз, катаракта, отеки ног, тромбофлебит, головокружение… И, одновременно, – в качестве «нормы своего существования» считает необходимым: «Не терять даром время. (Идей хватает. Не хватает времени для их воплощения). Быть бдительным, не расслабляться, стараться каждую минуту использовать для полезной творческой работы. Учиться всему, что появляется в жизни и науке, чтобы быть на переднем крае науки...».

Заметьте, – все сейчас, а не вчера. Какие-то неестественные для умного человека громкие слова, смешение времен и своих возможностей. Простим ему: совсем старый и больной человек.

Видимо, даже в части сугубо личных воспоминаний надо знать, когда уйти со «сцены», дабы не омрачить лишний раз людей, тебя знавших и тебя любивших. Всему свое время, в том числе и тому, что нам хотелось бы оставить в память о себе.

07.10

Екатеринбург, сообщают нам разные СМИ, ожидает эпохальное событие, невиданный в истории визит – в наш город приезжают Путин и Шредер. Местная власть чуть не выпрыгивает из штанов, с умилением поясняя народу насколько это заранее запланированное, глубоко продуманное, и невероятно обоснованное мероприятие: ведь Урал, как отметил сам Путин, «опорный край державы». Объявляет сколько тысяч силовиков будут охранять порядок, как и когда будут перекрыты улицы, как подобострастно должны при этом вести себя граждане, что им позволено и что нет, как главы демократических государств, возможно, отметят день рождения губернатора Росселя, какие затем судьбоносные документы они подпишут и как посетят главную городскую достопримечательность, – памятник бездарному монарху – храм на Крови…

«Такое не снилось даже царям!» – Слышу я издевательские реплики горожан. Возмущение и ненависть к власти помимо моей воли появляются и у меня. И снова я возвращаюсь к своим старым мыслям. Бунты и революции, их непомерная жестокость проистекают от народной ненависти к власти, а она есть прямое следствие ее узколобия, ее абсолютно неадекватного поведения, элементарного несоответствия между словами и делами, глупейшей устремленности к мишуре и помпезности.

10.10

Получил сегодня по интернету сообщение от Ани: «Всем! Всем! Всем! 6 октября 2003 родился Владимир Муравьёв-Каттентидт». Заявлено весьма бравурно – одновременно более чем в 20 адресов. Мало, иностранцы вывозят наших красивых и умных девок, так они им еще рожают добрых молодцев. К сообщению приложена фотография, на которой Аня и рядом с ней симпатичный розовощекий четырехкилограммовый младенец.

Как бы в подтверждение сказанному недавно встретил А. Е. Полякова. Рассказал мне, что его внучка, как и Аня, сразу после окончания института также была увезена, только французом. Живут они сейчас с ним в небольшом курортном городке По на границе между Францией и Италией, и также, вероятно, ждут ребенка. Идет очередное массовое переселение русских за границу. Сколько же силищи в этой России!

15.10

Месяц назад я послал копию своего письма по закону о принудительной автостраховке депутату В. В. Похмелкину, выступившего с похожей критикой, на предмет возможного им использования моих соображений. Сегодня получил от него ответ с выражением надежды, что «при принятии Президентом столь важного решения», т. е. подписания им изменений к данному закону, мое «письмо способно сыграть свою роль». Я ему об отмене закона по причинам его несоответствия Конституции, а он мне о «важности» утверждения их думского, абсолютно надуманного паллиативного (вчера принятого в первой редакции), предложения о приостановлении на один год его, закона, действия. И ни слова по существу мной предлагаемого. Хорошо оно или плохо, корректно в части «законности», или нет, а если плохо и некорректно, то в чем?

Поразительная организация мышления этого «думца», а ведь он, судя по его персональному депутатскому сайту, не рядовой гражданин-депутат, а еще доктор юридических наук и бывший преподаватель неких Высших курсов и Пермского государственного университета. Вот откуда проистекает «качество» наших законов. Хотя, впрочем, едва ли и вообще можно получить нечто путное и логически выдержанное методом их голосовательной думской практики, да еще депутатами, настроенными в большинстве своем не на ту волну.

15.10

Прочитал книгу Ф. Медведева «После России». Интересны приведенные в ней воспоминания.

Нина Берберова. «Теперь опубликовано и стало известно, что любовница Горького Закревская-Бенкердорф-Будберг была двойным агентом: она ГПУ доносила о Европе, а разведке английской о Советском Союзе… Именно она выполнила задание ГПУ и привезла Сталину итальянский архив Горького, а в нем то, что особенно его интересовало, – переписка Горького с Бухариным, Рыковым и другими советскими деятелями, которые, вырвавшись из СССР в «командировку», засыпали Горького письмами о злодеяниях «самого мудрого и великого».

– Если факт действительный, то вполне понятна ненависть Сталина ко всей этой братии, которая с трибуны его превозносила, а за глаза хаяла.

Эдуард Лимонов. «Много говорят о Сталине. Я помню, в телепередаче «Право на ответ», сказал: «Оставьте в покое нашего Сталина, у вас был кровавый деспот Наполеон, он угробил миллионы людей во всей Европе…». Конечно. Сталин – тиран, но иногда тиран бывает полезен, потому что сплачивает людей в переломные моменты истории. Неизвестно, что лучше. Вот Франция с ее Петеном – страна, которая четыре года была союзником Гитлера, или Россия, потерявшая миллионы людей… Я при выборе между маршалом и генералиссимусом все-таки предпочитаю генералиссимуса Сталина.

Моральное осуждение истории прошлого в известном смысле бесполезно. Противникам Сталина надо было выступать в 1950 году, а сейчас, когда от мертвого деспота ничего не осталось, критика его есть трусость. К истории не приложима моральная точка зрения. Сталин жил в свое время, и оно было тяжелое. Другие руководители в то время были не лучше. Трумэн взял ответственность за две атомные бомбы и за бомбардировки Германии. И если разбираться в этом вопросе, то и сегодня можно обнаружить немало «забытых» преступников. Черчилль тоже был жестоким человеком, так что не надо…».

– Считал Лимонова ограниченным мужиком, а он, оказывается, здраво мыслит.

Владимир Максимов. «Для меня качество того, что делает человек, выше идеологии… Откуда родилась утопия? Ранний Ленин? Поздний Маркс? Почитайте Платона, Кампанеллу, Мора? Там вся программа утопического общества и его основы – репрессивной системы. Там все определено: кого сажать, кого убивать, как заставлять работать. И этот соблазн понятен, соблазн этот еще с искушения Христа. Соблазн равенством, братством, чудом всеобщего благоденствия. Вот почему признание того, что все мы жертвы вне зависимости ни от чего, ни от кого, может стать оздоровляющим в нашей болезни.

Я никого не сужу, ни Бухарина, ни Тухачевского, ни Пятакова, ни Постышева, но я не хочу, чтобы мне навязывали их в качестве героев.

Ленин ничего не скрывал, и все его приказы, указания, записки опубликованы. Их надо читать, а не извлекать из Ленина то, что годится для текущей пропаганды. Ленин, Сталин, Троцкий – люди одной политической культуры. Заниматься надо причинами, а не следствиями».

– Тоже весьма здравые, импонирующие мне, рассуждения.

Но вот он, заметив, в отличие от большинства пишущих, что для правильных выводов о чем-либо нужно заниматься «причинами, а не следствиями», тут же заявляет, что «никакая цель (даже самая благородная) не стоит крови». Вот Вам! – Умнейший мужик, а опять чистейшей воды алогизм. Это что же? Status quo – значит, при любых условиях. Проповедь Толстовства. Большинство, – терпите издевательство! И упаси бог, – без ненависти, без бунта, без крови! Но такого не было и не будет. Пока, как я говорю, меньшинство не обуздается и не поймет, что оно само, именно само, а ни кто другой, готовит себе и своим потомкам эту самую кровь и могилу. Для этого надо, по крайней мере, научиться в «мирных условиях» сосуществования с его эксплуатирующими, поднять себя на уровень полнейшего игнорирования образа жизни последних и нетерпимости к разврату, неуемному стяжательству, и бесстыжему потребительству. Сегодня же, через чрезвычайно низкую свою культуру, многие, к сожалению, фактически пребывают в состоянии не возмущения сим безобразием, а чуть ли не восхищения, безмерного его смакования.