День Шестой ВЫ НЕ МОЖЕТЕ УБИТЬ ТОНКИЙ ВОЗДУХ

Я Гуляю

Товарницки: Сатпрем, иногда создается такое впечатление, что некоторым вещам Вы придаете такую определенность, как если бы они были фактами. Уж не впадаете ли Вы, временами, просто в некую веру? В самом деле, разве эти вещи, в основном, не гипотетичны, разве это не просто возможность? Где уверенность?

Сатпрем: О, да!... Уверенность – это только другой способ горения.

Гипотетичны? Не знаю. Это особый способ дыхания.

Утверждаю? Но я не знаю. Я просто гуляю.

И... это все. Я гуляю и гуляю и... действительно, скорее я живой "вопрос". В действительности, я не интересуюсь ответом, на самом деле–особенно когда эти ответы ментальные. То, чем я интересуюсь, это... ЖИТЬ и ДЫШАТЬ или ГУЛЯТЬ определенным образом, который имеет широкий, гармоничный ритм. Тогда я чувствую непринужденность и говорю "это истина" (для меня!). Другими словами, я соприкоснулся с чем-то истинным (для меня!), потому что я свободно дышу, и вещи разворачиваются с неким ритмом.

Но, помимо этого, что еще утверждать? Не знаю.

Думаю, что никогда не был способен утверждать что-либо в моей жизни. Кроме того, что мне требуется нечто иное. И чем ближе подходишь к этому нечто иному, тем дальше оно отходит вперед. Иными словами, есть постоянный прогресс.

Это растущий огонь.

И где же здесь факт огня?

Все больше и больше огня, и это все.

Товарницки: То, что Вы ищите, то, что искала Мать – это нечто, что на самом деле находишь или же это нескончаемые поиски?

Никогда ничто не может быть определенным.

Конечно, есть первый шаг, когда переходишь из определенной полусферы существования в другую. В действительности, существует поистине коренной шаг, когда, внезапно, вступаешь в другое измерение. Но мы вступаем в иное измерение – и это только начало! Это первый шаг к чему-то иному!

Я думаю, что идея "реализации", даже представление об "озарении" совершенно неверно. Я думаю, это совсем неправильно.

Я чувствую, что каждую секунду мы СТАНОВИМСЯ перед "дальнейшим" шагом, который нам предлагается сделать. Для меня это абсурд; только разум может сказать "я нашел истину".

Но что же говорит тело?

Каждую секунду ему нужно дышать. И прежняя секунда уже не принимается в расчет, ее более не достаточно. Если остановитесь на предыдущей секунде, то задохнетесь. Требуется дышать каждую секунду. И каждая секунда новая.

Дыхание в прежнюю минуту неуместно для дыхания завтра или для следующих 30 секунд.

Истина – это нечто, что НИКОГДА не идентично. Это нечто, что... растет с собой. Это Движение; это не нечто статичное. Это Течение.

Где же конец всему этому?

С самой первой секунды зарождения вселенной все находится в постоянном движении. Тогда как человеческие существа, напротив, постоянно пытаются остановить вещи, заморозить их и определить их. Тогда как существует постоянное Движение.

Мать ПОСТОЯННО была в движении!

"Я мчусь как реактивный самолет", – говорила Она обычно. И когда ей напоминали, что она говорила вчера или позавчера, она отвечала "ох, это устарело!". И она говорила: "Шри Ауробиндо противоречил самому себе великое множество раз, так почему же нам не следует противоречить самим себе!".

Это игра ума – хотеть сотворить философию раз и навсегда, разбитую на аккуратные маленькие параграфы.

Так ничто не работает.

Гуляешь, открываешь. Вещи растут. И превыше всего... я не знаю, чем дальше идешь, тем больше НУЖДАЕШЬСЯ в нечто ином – нечто более истинном или более подлинном или...

Это ВСЕГДА другое.

Товарницки: Случай, или судьба, распорядился так, что этот опыт проходит в Индии. Не думаете ли Вы, что это было бы невозможно в русле Западного образа мышления?

Не только это возможно в Западном "образе мышления", но возможно и на Западных УЛИЦАХ, в Западной ПОДЗЕМКЕ – это возможно в каждую Западную секунду!

Индия... Так уж произошло, что Мать была там, так что она "схватила" меня, так это и было – она в самом деле схватила меня за шиворот и вытащила. Она помогла мне ускорить мой марш. Это случилось в Индии, но это могло быть и где угодно. Так уж получилось, что Шри Ауробиндо был в Индии. Но это так мало связано, в самом деле, с Индией как страной.

Это Земля, в действительности.

Это Судьба Земли.

Это могло происходить в Индии из-за того, что некий Свет пытался воплотиться в Индии. Так что, может быть, это место находится в чуть более привилегированном положении. Это возможно. Но это всего лишь деталь – это обстоятельство не имеет решающего значения.

Товарницки: Нет исключительности.

Конечно, нет! Как я уже говорил, эволюция – это не Индуизм.

Единственный факт, имеющий значение, это УСТРЕМЛЕННОСТЬ человеческих существ. Стремление людей. Они могут быть желтыми, синими, зелеными, американцами, китайцами. Это не важно!

Основная вещь... единственная вещь – это иметь НУЖДУ.

Роль Женщины

Товарницки: Кажется, Мать была первой женщиной в мире, играющей такую роль. Обычно ищут мужчин, гуру,–

Да.

Товарницки: посвященных, или так называемых посвященных. Видела ли Мать какую-то особенную роль женщины?

О, безусловно!

Прежде всего, женщина является основой.

Женщина – это поистине реализатор. "Реализатор" означает, что она приносит вещи в материю. Именно женщина применяет свое сознание к материи.

Мужчина легко предается своим грезам, своей философии, своим... всем этим материалом. Но если у него нет женщины, которая ТЯНУЛА бы его вниз, помогала бы ему ВОПЛОТИТЬ его идеи, мужчина так и завязнет в своих грезах.

Женщина является базой.

Товарницки: (обращаясь к Суджате): Как Ваше имя?

Суджата: Суджата.

Товарницки: Су-джа-та, правильно?

Да.

Товарницки: Хорошо. Долгое время Вы были спутницей Сатпрема. Вы следовали тем же путем, что и он. Вы часто встречались с Матерью. Что Вы в действительности думаете об особенной роли женщины в такого рода стремлении? И какие различные типы женщины существуют в индийской традиции?

(Суджата смеется)

Товарницки: Нехороший вопрос?

Нет, вопрос очень хороший! Но мне хочется прервать Вас, чтобы процитировать то, что Шри Ауробиндо сказал о Матери. (Обращаясь к Сатпрему): Ты помнишь? Шри Ауробиндо сказал ученикам, что не будь здесь Матери, его реализация так бы и осталась (как бы выразиться?) на нематериальном плане. Именно благодаря Матери стала возможной реализация этого на физическом плане.

Товарницки: Говорила ли она об особенной роли женщины?

Шри Ауробиндо говорил о Матери. Это одно. Но что касается женщины вообще, ну, что я могу сказать? Не знаю.

Товарницки: А что за предание о "женщине–хранительнице очага" [root-woman] и "женщине для развлечений" [vine-woman]?

(Смеясь). Да.

Товарницки: Я хотел бы, чтобы Вы пояснили это. В самом деле, как Вам нравится это предание?

Хорошо, когда-то я читала нашего бенгальского поэта, которого вы все знаете, Рабиндраната [Тагора]. И он сказал (не помню, кому), что в своей жизни он встречал много женщин, и он обнаружил, что женщины делятся на два типа: "женщины для развлечений" и "женщины–хранительницы очага".

"Женщины для развлечений" всегда прекрасны, вы знаете! В этом нет ничего плохого. Но они не помогают мужчине укорениться. Совсем напротив, они истощают мужчину и удерживают его от того, чем он мог бы стать и является в истине своего существа, в своих глубинах или по своему духу.

Тогда как "женщины–хранительницы очага" всегда остаются очень близки к мужчине, что позволяет ему расти к солнцу, к свету, как дерево, выпускающее свои побеги.

Я только цитирую по памяти. (Смеясь). Это все.

Товарницки: А что Мать говорит о специальной роли женщины?

Да, хорошо, он [Сатпрем] может рассказать.

Сатпрем: У женщины гораздо больше отваги, чем у мужчины. Особенно когда приступаешь к этой йоге тела, в которой мужчина склонен считать все это неважными пустяками – все малейшие внушения или предложения, с которыми нужно постоянно сражаться...

Только женщина имеет терпение, в самом деле, и отвагу иметь дело с материей в мельчайших деталях, искать совершенство во всех материальных деталях.

Мужчина хочет парить и делать синтез.

Женщина дотошно проделывает любую и каждую вещь, и каждая вещь должна быть как раз такой, находиться на свое месте. Женщина расставляет вещи по своим местам.

Товарницки: Очень скромная задача!

Да, нет ничего более смиренного, чем йога в материи! В самом деле, против чего же борешься? Целое болото убогих вещей, постоянно болтающихся в сознании.

И затем, есть некое "здоровье", глубоко заложенное в женщине, нечто чрезвычайно "здоровое" в самом теле женщины. Она гораздо сильнее в борьбе против всех нездоровых внушений распада: внушений болезни, внушений смерти, внушений... всех внушений, которые встречаешь, когда делаешь эту йогу в материи.

Она гораздо здоровее. В действительности, возможно, из-за того, что играет созидательную роль. Реализация никогда не будет полной, если мужчина не имеет возле себя того, что называется в Индии Шакти, иными словами, НАСТОЯЩЕЙ женщины.

Вещи могут завязнуть в сантиментах или даже ниже, в сексуальных отношениях – это уводит в сторону.

Но есть сущность женщины, не имеющая ничего общего с сантиментами или сексом. Это нечто из иного... измерения.

Корень жизни женский, вы знаете.

Созидательная энергия женская.

И в этом ее роль возле мужчины.

И как она может помочь ему, так она может и разрушить его. Это очевидно.

Если она не созидательна, то есть, если она не стремится к Свету, она разрушает мужчину.

Товарницки: А если мужчина не стремится к Свету?

Она топит его. Они оба тонут.

Товарницки: (обращаясь к Суджате): Это то, о чем Вы умолчали.

Суджата: Нет, я не совсем согласна с вами. Потому что я чувствую, что женщина обладает СПОСОБНОСТЬЮ тянуть мужчину – даже когда он тонет.

Товарницки: А не может ли она его потопить?

Конечно, она может его потопить!

Она может потопить его; об этом он только что сказал. Она может либо потопить его, либо помочь ему. Но я вижу, что женщина способна – когда мужчина уже внизу – она также способна вытянуть его.

Сатпрем: Это верно.

Воспоминание о Матери и Шри Ауробиндо

Товарницки: (Суджате) Вы жили в ашраме с двенадцати лет, не так ли?

Суджата: Да... на самом деле с девяти лет.

Товарницки: И сколько лет Вы знали Мать ?

До конца.

Товарницки: До конца?

Да, почти сорок лет моей жизни.

Товарницки: Значит, Вы видели Мать глазами женщины?

О, нет! Я видела Мать глазами ребенка. (Смеясь). Абсолютно. До конца я оставалась ребенком.

Товарницки: И какой представлялась Вам Мать?

Мать... хорошо, расскажу.

Традиционно считается, что вселенская Мать ускользает от всякого знания. Она обладает ГРАНДИОЗНОЙ мощью, Вы знаете. Но для меня все это принимает форму матери, Вы понимаете?

(короткое молчание)

Товарницки: Припоминаете ли Вы некие ее слова или то, что особенно задело Вас во время жизни в ашраме?

Это так трудно, вы знаете, потому что вся моя жизнь была сосредоточена на ней. Я пыталась скорее стать чем-то, чем пытаться запомнить что-то.

Товарницки: Чувствовали ли Вы великую Силу?

Были в основном мягкость, Любовь, и ОСОБЕННО понятливость. Мне никогда не нужно было идти к ней и говорить: "Мать, Мать, я нуждаюсь в том-то и том-то". Она принимала и действовала соответственно. И даже о том, что я чувствовала в своем сердце, о своих чувствах – мне не нужно было рассказывать Матери что-либо. Она чувствовала это. Она понимала. Это некто, кто "понимает". Это в самом деле благо, Вы знаете, иметь кого-то, кто понимает тебя.

Товарницки: А что касается собственной эволюции Матери, того постепенного переживания, которому она начала подвергаться и которое сбило с толку или даже испугало людей в ашраме? Не ощущаете ли Вы, что она делала нечто экстраординарное?

Она говорила об этом в основном с Сатпремом. Я была там, потому что чувствовала, что мое присутствие не будет помехой. Но в основной это был взаимообмен между Матерью и Сатпремом. Он следовал тому, что она говорила. Иногда я понимала, иногда не понимала, но я и никогда не предполагала, что все люди ашрама были такими же, любящими Мать.

Своими устами они говорили, что любили Мать, что они ее ученики... (Смеясь) не знаю, что и сказать. Лишь ВПОСЛЕДСТВИИ мы обнаружили, что это были только слова, а не настоящая внутренняя истина.

Товарницки: Да, я понимаю. А как насчет Вашей жизни? Как Вы пришли в ашрам? Прежде всего, из какой части Индии Вы прибыли?

Мы прибыли из Бенгалии. Когда мы были юными, мой отец взял нас к Рабиндранату, в Шантиникетан. Там мы росли.

Сатпрем: к Рабиндранату Тагору.

Суджата: к Рабиндранату Тагору, да! (Смех).

А потом моя мать умерла. Мой отец любил ее, по-настоящему ее любил – и ничего больше его не удерживало. Так что он отправился на поиски чего-то и прибыл в Пондишери, где был Шри Ауробиндо.

Там он нашел то, что искал.

Затем он привел и нас, детей, к Шри Ауробиндо и Матери, чтобы мы смогли увидеть их – и, прежде всего, чтобы ОНИ взглянули на нас.

Товарницки: И поэтому Вы могли слышать беседы Шри Ауробиндо?

Нет! Никто не слышал Шри Ауробиндо. Мы видели его три раза в год: в его день рожденья, в день рожденья Матери и в день, который он назвал "надментальной реализацией" – слышали ли Вы о Шри Кришне? Он спустился и слился со Шри Ауробиндо. Другими словами, Аватар прошлого, со всеми его свершениями и реализациями, слился...

Товарницки: Воплотился?

... слился

Сатпрем: не инкарнировал – слился.

Суджата: Да, слился со Шри Ауробиндо.

В эти три дня можно было видеть Шри Ауробиндо.

Шри Ауробиндо и Мать сидели в маленькой комнате, на диване, и мы проходили перед ними, делая то, что мы называли Пранам: мы преклоняли свои головы к их ногам. Потому что в Индии, встречая старших, мы обычно преклоняем свои головы к их ногам. Это индийский обычай.

Так что Мать сидела, держа свои ноги вместе, а Шри Ауробиндо скрещивал свои ноги – каждый из них сидел на своем конце дивана, и между ними оставалось небольшое пространство.

И мы совершали свой Пранам, как я только что говорила. И, о, ноги Шри Ауробиндо!... буквально тонешь в них... физически! Они ощущались такими мягкими! Я никогда в своей жизни не прикасалась к таким мягким ногам (смеясь). Это на самом деле так! Я была просто ребенком – Вы понимаете – мне было девять лет. А потом было так трудно подняться! И затем мы клали наши головы на диван между ними, и они клали свои руки на голову.

Сатпрем: на твою голову.

Суджата: на мою голову.

Товарницки: Это было что-то вроде благословения?

Да, благословение, точно. Они вместе благословляли нас, Это было чудесно!

Но вскоре это прекратилось, потому что Шри Ауробиндо сломал свою ногу, Вы знаете.

После этого у нас уже больше не было привилегии прикасаться к нему. Был некий барьер.

Мы гуськом проходили в соседнюю комнату – мы больше не заходили в эту маленькую комнату.

Товарницки: Так что Вы также ощущали пристальный взгляд Шри Ауробиндо рядом со взглядом Матери?

О, да! Но по мне взгляд Матери не был таким, как он описал его, как Сатпрем описал его.

В основном это была мягкость, Вы знаете.

По мне, это было... это была Мать.

Это была "моя" мать, другими словами!

Мать не смотрит на своих детей с силой! Она смотрит на них с мягкостью.

(Смеясь). В самом деле, это напомнило мне одну историю.

Однажды... Вы знаете, у нас есть период Пуджи, когда мы взываем к божествам – Дурге, Кали, Лакшми, и ко всем богиням – и мы поклоняемся им.

Да, некоторое время в ашраме, в те дни, Мать спускалась вниз, чтобы встретиться с людьми, и она давала свое благословение каждому.

В те дни, как раз перед празднованием Кали, я работала в комнате, не так далеко от Матери, делая Бог весть что, может быть, пудру для ашрамиток (смеясь). Это была моя работа.

И входит Мать. Она останавливается передо мной и говорит: "Вот я спускаюсь. Это день Кали". И она начала...

Товарницки: Кто такая Кали?

(Смеясь). Кали – это ужасная Мать, которая носит бусы из человеческих голов и голов демонов – эти головы она сама отрубила. Она совершенно черная, ее волосы растрепаны, и под ее пятой Шива, можете себе представить!

Сатпрем: Шива – это

Суджата: Он верховный Бог. Под ее пятой верховный Бог, можете себе вообразить! (Смех). Хорошо. Так что она в самом деле ужасна, эта Кали.

Так что Мать говорит мне: "О, ты знаешь, сегодня день Кали. Ты знаешь Кали? Я молча посмотрела на Мать, слегка улыбнувшись. И Мать начала принимать внешность Кали – эту ужасную внешность, вы знаете. Мощь, которая... (Вы знаете Рамакришну, который поклонялся Кали?), да, любой будет сметен этой Силой, этой Мощью.

Но я не знаю, я просто дитя Матери, так что я просто стояла, взирая на нее. Спустя некоторое время Мать сказала: "Ба, да ты даже не вздрогнула. Ты не испугалась?" И я ответила: "Милая Мать, ведь ты моя Мать! Поэтому ты можешь быть чем угодно, принять любую внешность, я твое дитя! Ты моя Мать!" (Смеясь). Мать сама была изумлена моим ответом.

В самом деле, для меня она всегда была матерью.

Товарницки: Сколько лет Вам тогда было?

В то время... мне было шестнадцать, семнадцать самое большее.

Суджата: Адженда Матери.

Товарницки: Итак, Вы оставались в Ашраме до ухода Матери.

Суджата: Да.

Товарницки: Что случилось после ухода Матери?

(короткое молчание)

Что же, мы находились несколько поодаль... Кто-то пришел к нам и сказал, что Мать... Они спустили тело Матери вниз – взяли и перенесли его вниз – и люди вереницей проходили перед ней.

Мы никогда не верили, что Мать оставит свое тело.

Как бы там ни было, мы пошли посмотреть. Мы с Сатпремом пошли и наблюдали (должно быть, Сатпрем рассказывал Вам, как это было (*))...

(*) На самом деле Сатпрем не рассказывал это. Спустя шесть с половиной часов после того, как сердце Матери остановилось, ученики вынесли ее тело из жилой комнаты и поместили его в холле, под металлическим потолком и палящими рефлекторами, и тысячи людей стали вереницей проходить перед ней – тогда как она говорила: "Это тело должно быть оставлено в покое."

Я опускаю массу вещей, Вы понимаете.

Затем... был тот документ Матери, который она назвала Адженда. То есть, это те беседы, которые она вела с Сатпремом долгие годы.

Люди хотели немедленно опубликовать Адженду по "фрагментам" – маленькими кусочками. Но Сатпрем помнил, что Мать сказала: "Когда-нибудь мы опубликуем ее в целом – интегрально". Именно это мы пытались делать. И постепенно служащие ашрама (то есть новые служащие) стали раскрывать, что у них было в голове.

Прежде всего, они решили "редактировать" Адженду. Они хотели править слова Матери.

Это в самом деле удивительно, ведь как они могли знать, как связать слова, которые Мать говорила Сатпрему в 1958 г., с теми, которые она ему говорила в 1968 г.? Только Сатпрем знал, что происходило. Только он знал, как связать весь этот материал.

Но они были непреклонны. Они сказали: "Нет. Только старшие садхаки (как они называли их) знают, что следует сделать".

И так мы начали думать, что "что-то здесь не так".

Поэтому мы попытались издать ее интегрально. Мы поместили в журнале ашрама объявление, анонсирующее публикацию Адженды. Но затем мы вынуждены были изъять это объявление, потому что попечители ашрама не хотели этого.

Так что же делать?

Затем постепенно начало вырисовываться их настоящее лицо.

Но поскольку после ухода Матери Сатпрем написал о ней трилогию, то его попросили приехать во Францию. И тогда мы узнали, что Сатпрем имеет право опубликовать слова Матери, потому что он был единственным, с кем беседовала Мать! До этого мы об этом не знали. Только во Франции мы узнали это.

И так мы начали издавать беседы матери с Сатпремом, которые известны как Адженда Матери.

Товарницки: Какой период она покрывает?

Она началась в 1957 – даже раньше, в 1956.

Хотя в то время не было магнитофона...

Сатпрем: В то время я убегал из ашрама!

Суджата: Не только это, но еще и не было магнитофона.

Товарницки: Так какой же период она охватывает?

С 1955 по 1973.

Ауровиль: попытка убийства.

Товарницки: Сатпрем, какова Ваша связь с проектом Ауровиля, его строительством, его жизнью?

Сатпрем: О, Мать рассказывала мне множество вещей об Ауровиле! Но, сказать по правде, в самом начале я не был сколь-нибудь заинтересован в Ауровиле. То, что интересовало меня, был опыт Матери.

Но, конечно же, Ауровиль был попыткой воплотить этот опыт на человеческой шкале и, прежде всего, коллективно.

Может ли эта новая Сила воплотить себя? Может ли в самом деле новый вид расти и развиваться в группе человеческих существ, живущих вместе, в коллективном окружении?

Вот в чем состояла попытка основания Ауровиля.

Но в действительности я не был вовлечен в это дело, поскольку это вовсе не было моей заботой. Моим делом был опыт Матери.

Я начал вовлекаться в него... после ухода Матери.

В самом деле, что осталось после ухода Матери?

Что, практически и конкретно, осталось?

Оставались три вещи.

Во-первых, эта легендарная Адженда, те беседы об опыте Матери – я был с ней в течении девятнадцати лет – все беседы, в которых она объясняла курс, которым следовала. Это невероятный документ.

Вот что осталось, прежде всего – Адженда.

Затем был Ауровиль, который явился попыткой ВОПЛОТИТЬ этот опыт.

Товарницки: Чем на самом деле является Ауровиль?

Ауровиль расположен в каньонах возле Пондишери. Это участок красной почвы – там действительно нет ничего: несколько хижин и группа людей, почти из всех стран мира, ищущих "чего-то иного", даже не зная, чем является это "нечто иное", но эти люди НУЖДАЮТСЯ... да, в другом типе жизни, чем та, которую мы ведем, болезненно, повсюду на земле. И те, кто более или менее поняли, что Мать и Шри Ауробиндо пытались сделать нечто иное, появляются в этой человеческой материи.

Третьей вещью, которую оставила Мать, был ашрам.

И ашрам... означал, да, людей, закрепленных в истине. Они были "собственниками" – в их "собственности" были Мать и Шри Ауробиндо. Они были в их распоряжении.

И, конечно же, они знали все. Им нечего было учиться чему-то от кого-то. Они делали свои медитации, они делали свои... – они были собственниками.

Тогда как Ауровиль – это совсем другая история! Это была группа немного эксцентричных людей, как казалось, которые не слишком то много заботились о медитации, но которые хотели ЖИТЬ более настоящей жизнью, более ЖИВОЙ жизнью, и были готовы пытаться экспериментировать.

Так что, естественно, консервативные силы, которые не хотели шевелиться – которые были закреплены в истине – немедленно попытались заявить о своей собственности КАК на Адженду Матери, ТАК И на Ауровиль.

И когда они попытались утвердить свою собственность на Адженду, что означает править ее – поскольку они были очень напуганы тем, что Мать могла сказать – я отказался.

Суджата: Он просто не мог.

Сатпрем: Для меня в самом деле было невозможно, Вы знаете, согласиться с тем, чтобы править Мать.

Так что же на самом деле поняли эти люди?

Мать постоянно говорила мне... как много раз она говорила "Они не поняли ничего!"

И, получается, что те люди, которые не поняли ничего, хотели быть "старшими учениками", чтобы оценить, какие слова Матери были "справедливыми".

Что они поняли из того, что было "справедливо" у Матери?

И что за претензия полагать: это справедливо, а это нет.

Они зашли даже так далеко, что заявили, что Адженда не достоверна! Потому что ее не редактировали и не смотрели служащие ашрама. Но все это в прошлом. Прошлая история, да, как бы там ни было... я много боролся.

И тем же образом они пытаются завладеть Ауровилем.

В Ауровиле было множество иностранцев – множество людей почти всех национальностей. И Индия была одной из тех стран, которые вкладывали деньги в строительство Ауровиля – ведь нужно уйму денег, чтобы начать грандиозный проект. Всякий человек, который во времена Матери вкладывал деньги – пытался вложить деньги – объявлял себя "собственником Ауровиля". И поскольку такой человек был очень ловким бизнесменом, то он пытался нажиться на "Великом Духовном Предприятии" – большом Ауровильском Диснейлэнде, с друзьями из Америки, Германии, Франции, Италии и отовсюду. Но Ауровиль отказался играть в эту игру.

И вот тогда я вышел на сцену. Потому что я ВИДЕЛ, какая это подделка. Так что я пытался предупредить ауровильцев, поскольку поначалу они даже не подозревали об опасности.

Мы не хотели сооружать в Ауровиле другой Диснейлэнд.

Мы не хотели духовного цирка на угоду телевизионным сетям. Это было нечто... это была трудная попытка.

Так что, ауровильцы должны были сначала понять это.

Но тогда те "ауровильские собственники", да, использовали все возможные средства, чтобы... да, вот почти и все, что можно сказать.

Товарницки: Вы не обвиняете прямо кого-либо отсюда, но, возможно, мы могли бы поговорить об атаках...

Но обвинять...

Товарницки: ... и, в особенности, если Вы согласны, я хотел бы услышать историю о каньонах. Почему бы Вам не рассказать ее?

Хорошо, да, кто-то пытался убить меня – это верно. Но очень трудно сказать, кто же.

Товарницки: Что же произошло?

Каждый день я гуляю в каньонах – я привык гулять в каньонах – возле Пондишери. Затем я сажусь у края каньона и всматриваюсь... вдаль. Там летают чайки, возвращающиеся в каньоны. Я любил... я люблю их. Это очищало меня ото всего. И однажды, когда я, как обычно, сидел там, ко мне подошли три человека – они вышли из ложбины, в которой скрывались, прямо передо мной – и я сразу же понял и почувствовал "Они пришли убить меня".

Я не знаю, что затем произошло (я действительно ничего не делал), но я был таким, как если бы меня не существовало: во мне не было ни одной реакции. Я смотрел на тех людей, и во мне ничто не шевелилось. Не было ни одной эмоции, ни единой вибрации. Внезапно произошло так, как если бы я ФИЗИЧЕСКИ был лишен всех человеческих реакций. Я смотрел на все так, как смотришь на происходящее с кем-то другим.

Два человека подошли ко мне спереди, тогда как третий, убийца, оставался сзади (я сразу же заметил его, у него были большие золотые глаза). И я просто сидел там. Они начали говорить между собой (те двое впереди меня), делая жесты, означавшие, что они сбросят меня в каньон. Я слушал их и был как бы прозрачным – как если бы все проходило через меня без... не вызывая ни одной реакции.

В определенный момент нечто во мне сказало "Теперь встань". Поэтому я поднялся. Я повернулся спиной к каньону. Теперь все трое были передо мной. Двое взяли меня за руки с каждой стороны. Один из них снял с меня часы, возможно, чтобы инсценировать ограбление, не знаю. Затем убийца стал передо мною.

И затем... не знаю, его кулак был внизу, и он начал его поднимать, чтобы толкнуть меня... Я следил за движением этого кулака, и наши глаза встретились... Все вещи были как... я не могу сказать, это было столь прозрачным, как если бы ничто не происходило. Затем... я увидел, что кулак его опускается, падая. Он выглядел так, как если бы был немного испуган. И сразу же они повернулись и побежали, как в панике.

И внезапно я осознал, что только что произошло, и мое сердце начало колотиться! Я вдруг осознал, что нечто произошло. Но все время, пока это происходило, я был как бы... как будто ничего не происходило!

Я думаю, что понял (впоследствии), что физически произошло... В действительности, это "другое состояние", другое состояние чисто клеточной материи, свободной от своих покрытий – того вечно присутствующего слоя физического разума с его опасениями, страхами, его... привычкой реагировать – всего того, что покрывает нас, что покрывает наше тело и наше существование, что притягивает смерть, притягивает каждый несчастный случай. Ведь мы постоянно живем в страхе того или этого, или с вопросом о том или этом... да, в течение пяти, шести или семи минут, пока все это длилось, я был абсолютным нулем. Иными словами, не было НИ ЕДИНОЙ ВИБРАЦИИ в моем теле. Мое сердце билось не чаще, чем обычно. Я смотрел на все это, как если бы оно не имело никакой реальности. Следовательно, это происходило так, как если бы их сила, я полагаю, проходила через меня, не встречая никакого сопротивления или препятствия. Она не могла зацепиться ни за что. Тогда как, если во мне была бы хоть малейшая реакция страха, некоторое опасение или даже движение САМО-ОБОРОНЫ, они бы мгновенно меня убили! Но все это проходило через меня беспрепятственно. Я был как тонкий воздух. Вы не можете убить тонкий воздух!

Товарницки: Ничего не оставалось!

Ничего не оставалось! Я поистине был НУЛЕМ. Это было... совершенно необычно, должен сказать. И только впоследствии, когда они внезапно обратились в бегство, я САМ начал снова осознавать самого себя. И мое сердце заколотилось: "О, кто-то только что пытался убить тебя!".

Я сказал себе: "О, кто-то пытался убить тебя!".

Но все время, пока это длилось, не было абсолютно ничего!

И если я чувствовал бы нечто, то нечто БЫЛО БЫ!

Человек после человека: следующее состояние.

Я думаю, это... (как бы сказать?) "восприятие" нового состояния материи. Это состояние, в котором вещи не имеют более какой-либо реальности – будь то смерть, несчастный случай, болезнь, атака, эта или та вещь не имеет больше никакой реальности! Для чистой, простой, по детски искренней материи – все то не имеет реальности!

Мы знаем, как дети выходят невредимыми из любых невероятных перепетий, потому что для них те вещи не имеют никакой реальности! Их материя еще не слишком "покрыта" всеми теми привычками, в которых мы вязнем.

Так можно почувствовать, каким может быть следующее состояние материи: материи, которая утратила свой страх, свои опасения, свои привычки, свои несчастные случаи, свою смерть – все те вещи, которые висели на ней в течение тысячелетий.

И какова же чистая материя?

Она по-детски искренняя: нет больше несчастных случаев, нет больше законов... она освободилась, она не вредит себе.

Товарницки: Вы думаете, что именно таким будет "человек после чело века"?

Это просто ПРОБЛЕСК того, чем может быть человек после человека–только намек на это. И я думаю, что некоторые люди могут иметь этот тип переживания, в котором внезапно "груз" сброшен с нас и с наших реакций. И невозможны никакие несчастные случаи! Пули могут быть выпущены, но они не тронут нас!

Товарницки: А что насчет состояния "сверх-сознания", о котором упоминал Шри Ауробиндо?

Он говорит "супра-ментал".

В точности, это состояние вне разума. Мы – это... сплетение ментальных реакций – очень рудиментарной природы, но мы, тем не менее, полностью покрыты разумом. Наша малейшая реакция наблюдается... откладывает свой отпечаток, оставляет свою память.

Так что супраментальное состояние является состоянием, свободным от этих отпечатков, свободным от тех воспоминаний.

И тогда мы свободны!

Материя в самом деле свободна! В мире нет ничего более пластичного и податливого, чем материя. Она способна на все. Она может приспосабливаться к чему угодно, принимать любую форму. Но сначала мы, очевидно, должны избавиться от обусловленности. Мы должны прорваться через все эти ментальные слои, покрывающие наше природное состояние: к чистой клетке, без страха, без границ. Ведь материя также сообщается со всем, вы знаете. Материя не ограничена каким-то частным телом; она мгновенно связывается со всем остальным. Поскольку она В САМОМ ДЕЛЕ повсюду. Физик скажет Вам то же самое: "Вы не можете разбить материю на маленькие кусочки". То, что чувствуется здесь, мгновенно чувствуется там. Это ОДНА И ТА ЖЕ вещь. ОДНО И ТО ЖЕ бытие, ТА ЖЕ САМАЯ Вибрация, или ОДНА И ТА ЖЕ длина волны. Так что, очевидно, материя знает саму себя, будь то здесь или десять тысяч миль отсюда!

Поэтому появляется совершенно другая МОДА жизни. Вот чем является человек после человека: нет больше отделения, нет больше барьеров, нет больше непонимания. Нечто начинает быть светлым и... естественным.

Товарницки: Немецкий философ Хайдегер в своей философской системе обычно использует слово "gelasenheit", что, грубо говоря, означает "пусть будет".

Да.

Товарницки: состояние сдачи, открытости, пригодности к ответу.

Да, да, да! Это... точно так.

Но не просто в разуме или в сердце, или даже в ощущениях – это должно быть В ТЕЛЕ.

Это состояние очень хорошо знает ребенок. Он полностью находится в состоянии сдачи. Чего же он должен бояться?

Страх начинается с памяти.

Ограничения начинаются с памяти.

Это начало аквариума.

Товарницки: Но мы же... мы говорим о "теле", а затем говорим о "сознании".

Но это одно и то же!

В точности так!... Это в точности то, что мы непосредственно понимаем: что материя есть сознание, что сознание есть материя. Если взять уравнение Эйнштейна: Материя=Энергия, то в нем пропущен один член; должно быть: Материя=Энергия=Сознание.

Товарницки: Но тогда, из-за того, что наш язык, вероятно, слишком приблизителен, наш упор на "тело" может проистекать из того факта, что в прошлом мы слишком часто подчеркивали лишь разум или то, что мы называем "сознанием". Не следует ли нам использовать другое слово, которое не было бы ни "телом" (это слово ограничено), ни "сознанием" (это слово тоже ограничено), чтобы определить или выделить то измерение, где сливаются эти две различные реальности, два различных аспекта!

Но они не разные! Они не разные. Это ОДНА И ТА ЖЕ вещь.

Товарницки: в различных аспектах.

Это мы видим аспекты. Когда это не прикрыто, нет больше "аспектов" – ЭТО ПРОСТО ЕСТЬ. Это просто одно переживание.

Вибрация сознания в материи – это нечто, что можно воспринимать тем же образом, как воспринимаешь благоухание цветка. Сознание материи подобно этому благоуханию, если угодно.

Вы понимаете, мы постоянно ВИДИМ материю как "вещь" или "объект". Но в том чистом состоянии вы ПЕРЕЖИВАЕТЕ – вы переживаете материю. Это не нечто, на что вы смотрите. Вы в этом.

Суджата: Можно мне сказать?

Вы понимаете, это как дерево. Это одна и та же энергия в дереве, которая выбрасывает побеги, распускает цветы, приносит плоды. Нам кажется, что это различные аспекты, но это одна и та же вещь!

Сатпрем: Да, точно так. Это одна и та же Энергия.

Товарницки: Вы должны принять, что даже сегодня трудно говорить об этих вещах. Как если бы наш язык был все еще...

Наш язык ментализирует все. Он видит все как "объекты". Он видит все как нечто "отличное" от себя. Это как непрерывный кинематограф. Он никогда не находится В вещи... в ментальной жизни, какой мы ее знаем, мы никогда не находимся в вещах. Мы всегда в наших представлениях о вещах или в нашем восприятии их.

Тогда как начало настоящей жизни – поистине человеческой жизни – это нечто, на что больше не смотришь со стороны; просто ЧУВСТВУЕШЬ САМОГО СЕБЯ, ПЕРЕЖИВАЕШЬ САМОГО СЕБЯ – живешь во всем. И не как нечто отличное, а как часть одного и того же тела.

Конечно же, очень трудно говорить о той другой жизни. Но, ясно, это другая жизнь В материи. Другая мощь бытия В материи.

В каньонах я имел проблеск того прозрачного состояния... тогда осознаешь, что смерть больше невозможна – она попросту не существует. Невозможен несчастный случай. Невозможна болезнь. Это просто "обычная" ложь. Мы живем в ущербной привычке, которая ПОРОЖДАЕТ болезнь, несчастный случай, смерть и все остальное. И как раз на другой стороне этой "мембраны", да, существует невероятная свобода – ТЕЛЕСНАЯ СВОБОДА!

(пауза)

Товарницки: Это настоящая тайна: что мы существуем. И не по манере животных, не по образу неоживленных объектов, а на свой особый лад. Как если бы в человеке был особый замысел – который не берет что-либо из дерева, камня или животного –

Конечно же, есть замысел!

Товарницки: – но который наделяет человека особой судьбой в целом.

Конечно, человек имеет совсем особенную судьбу. Из всех видов только он способен подняться над законом своего частного аквариума.

Каждый вид... материя рыбы и материя человека совершенно аналогичны, как Вы знаете. Между ними нет фундаментальной разницы, за исключением того факта, что рыбы являются пленниками своих привычек, и они вполне согласны со своими привычками. В действительности, каждый вид вполне доволен – кроме нашего. Почему?

Да в точности потому что мы СПОСОБНЫ сделать то, что не может сделать ни один другой вид: дойти до дна нашего аквариума, чтобы увидеть, из чего он сделан, и РАЗБИТЬ привычку.

Рыба не может бросить привычку быть рыбой.

Но человеческое существо может выйти из своей привычки быть человеческим существом.

И это в точности путь Матери и Шри Ауробиндо: вместо того, чтобы идти все время вверх, на вершину Духа, они погрузились на дно аквариума, чтобы увидеть, что было там. И они обнаружили, что аквариум был просто продуктом определенной привычки, и что можно пробиться через него в иное "бытие" или "моду бытия".

И вот, вероятно, почему мы задыхаемся, а наша человеческая жизнь столь болезненна – чтобы ВЫНУДИТЬ нас найти настоящий КЛЮЧ.

Другим видам не нужен ключ – они довольны.

И я думаю, что все страдания нашего времени, в котором все так задыхается и кажется находящимся на грани крушения, является доказательством того, что мы все ближе подходим к той точке, когда мы КОЛЛЕКТИВНО сможем разбить аквариум.

И где же появиться?

В человеческом бытии, в самом деле.

Мы еще вовсе не там.

Товарницки: Вы имеете ввиду настоящий момент?

Мы являемся скопищем привычек, которые считаются человеческими, философскими, этими или теми. Но на самом деле это не человеческое бытие.

Мы еще не знаем настоящее человеческое бытие.

Мы только учимся быть людьми.

Товарницки: На этот вопрос можно посмотреть и под другим углом. Мы много говорим о человеке, конечно же, потому что, предположительно, он играет особую роль во вселенной. Но если человек выйдет из своего аквариума, то, возможно, это будет полезно не только ему одному – создать гиперсознание для себя – возможно, это поможет прийти в существование, проявиться, выразиться чему-то, что не его.

Что Вы подразумеваете под "не его"?

Товарницки: Хорошо, человек появился во вселенной самым последним.

Да.

Товарницки: Так как насчет остального? Фокус всегда на человеке. К чему это гипер-сознание? Зачем выходить из аквариума? Чтобы человек стал чуть счастливее? Чуточку более светлым? Существует также целостная взаимосвязь между самим человеком и тем, чем он не является.

Но каждая взаимосвязь и взаимообмен становятся другими в то мгновение, когда Вы оказываетесь вне аквариума! Само представление об "истинном я" больше не является тем же самым! Я не был никогда столь свободным и столь неуязвимым, как когда я был полностью нулем в тех каньонах. При этом вовсе не было "меня". Если бы был "я", они убили бы меня мгновенно. Этот "я" ВСЕЦЕЛО смертный.

"Я" – это ложь.

Но это не означает, что по другую сторону аквариума Вы теряете всякую индивидуальность! Там остается та "точка отсчета", которая усердно строилась в течение 30, 40 или 50 лет – эта точка отсчета осталась. Но Вы больше не ощущаете себя как "Я" (с большой буквы).

Товарницки: Что же тогда происходит?

Можно говорить об этом только на основе собственного опыта. Мой опыт весьма "слабый". Я не могу...

Товарницки: Горы выглядят по-другому? Вода кажется другой? Небо другое?

Мать говорила множество вещей в связи с материальной видимостью. Она рассказывала о многих очень пленительных вещах. Но пусть она сама скажет об этом.

Что же касается моего опыта, то это в основном радикальное изменение в восприятии человеческих существ – что движет ими, что побуждает их. Я ощущаю эти вещи совсем иным образом.

Товарницки: Ведь человек не пришел первым. Перед ним было "То", из которого –

– из которого он возник?

Товарницки: До человека было "сущее". Когда человек открыл свои глаза, это уже было.

Конечно!

Товарницки: Он не первый. Он не Господь и Мастер вселенной, как часто говорилось. Ребенок едва лишь открыл свои глаза (даже первый ребенок в мире), и нечто уже дается ему, нечто, что он не произвел и на чем он будет базироваться: "сущее". Возможно, это первичное слово, изначальная база: "сущее". "То". И человек уже в "Том".

Да.

Товарницки: И тогда...

Но дело в том, что мы не можем выбраться из человеческого – нашего аквариума – пока мы не находимся в контакте с "Тем"!

И "То" есть нечто, чем можно ДЫШАТЬ в теле, вы знаете. Это не идея. Невозможно выбраться из человеческого аквариума, не установив сначала контакт с "Тем сущим".

Товарницки: Но "То сущее"...

"То сущее" везде и во всем.

И вот почему существует мгновенная "связь" со всем, понимание всего, ПОМОЩЬ отовсюду.

Товарницки: Всегда и повсюду только "человеческое понимание"! Позвольте мне сформулировать парадокс. Что, если однажды окажется, что вещи "понимают" нас лучше, чем мы их?

Но вещи уже очень хорошо нас понимают!

Дерево достаточно хорошо понимает те манипуляции, которые Вы делаете.

Я думаю, что весь мир хорошо понимает, кроме нас!

Действительно, ВСЕ хорошо понимает. Дерево достаточно хорошо понимает. Я прикасался ко множеству камней... я люблю камни, и в камнях есть нечто, что чувствует.

(короткое молчание)

Я думаю, что мы переворачиваем вещи с ног на голову: мы предположили, что человек имеет некоторую прерогативу сознания, а все остальное, да, немного отстало. Но на самом деле все не так!

Я даже думаю, что несознательными являемся только мы.

Мы сознаем "нас". Это наша большая проблема. Но это также и наш рычаг, потому что благодаря той лжи мы вынуждены искать ключ.

И ложью является думать о себе как о "я" – отдельном сознании, способным в одиночку быть сознательным.

Вот в чем ложь.

На другой стороне аквариума все происходит иначе. Из того малого, что я пережил, могу сказать, что существует мгновенная "связь" со всем. Некое понимание, никак не связанное с отдельным объектом – Вы понимаете нечто, потому что вы В нем.

И тогда появляется совсем иная мощь! Это совсем другая "мощь" бытия.

Очень показателен пример с каньоном: те люди не могли убить.

Мировая битва.

Товарницки: Какова позиция Шри Ауробиндо и, возможно, Матери, по отношению к Дзену?

Этого я не знаю. Они не говорили что-нибудь конкретного об этом.

Но, понимаете ли, ВСЕ хорошо. ВСЕ является "гуру" – винная лавка ниже по улице, и Мастер Дзена и птица или... абсолютно все – и автобус, который Вы пропустили. Все является гуру. Все ПОМОГАЕТ. Все же, вместо того, чтобы осознать, что каждая вещь является указанием и помощью, мы обычно проходим мимо, смотрим на нее обычными глазами. Иными словами, мы не видим ничего.

Так что Дзен очень хорош, Христианство очень хорошо, винная лавка очень хороша – при условии, что мы знаем, как открыть наши глаза и использовать то, что лежит перед нами, чтобы выучить тот урок, который нам следовало бы выучить.

Так что не о чем судить; ни на что не следует смотреть как на высокое или низкое. Все является материалом, помогающим нам гулять по дороге.

Будет ошибкой сказать: "Дзен – то, что надо" или Христианство. (В действительности, я даже не думаю, что Дзен говорит подобную вещь). Сказать "вот то, что надо" о чем-либо – это один смертный грех. Мы уже мертвы.

Товарницки: Вы не опасаетесь, что люди обвинят Вас в создании некоего ухода в себя? В отходе от мира, так или иначе?

Небеса! Моя борьба далека от того, чтобы быть уходом!

Я не знаю... всю свою жизнь я был вовлечен то в ту, то в другую борьбу. Дорога, которой я следовал, мало чего общего имела с уходом, уверяю Вас! Я сталкивался со всевозможными способами бытия, бывал во всевозможных странах и во всевозможных обстоятельствах. Я тащил мешки со слюдой, искал золото в болотах, рыл котлованы... сталкивался со всевозможными вещами. Где же здесь уход?

И теперь, потому что я нахожусь в горах... моя жизнь – это НЕИСТОВАЯ битва.

Писать "чисто", пытаться правдиво говорить о вещах, с силой и искренностью – это битва. Это битва – позволить им пройти через себя "чисто" – выражать "чисто" то, что должно быть выражено.

Товарницки: Тогда как остальной мир бьется с трудностями, Несправедливостью...

Но как раз за это мы и сражаемся!

Мы точно сражаемся ради этого бедного мира. Пытаемся просочить в него НАДЕЖДУ и ИНУЮ ВОЗМОЖНОСТЬ.

Товарницки: А как насчет борьбы на человеческом, социальном плане?

Да, да, да.

Товарницки: Вы понимаете это?

Но борьба совершенно неизбежна, конечно же!

Однако решение не там, где его ищут.

Одна совершенно необходимая вещь – это бороться. Будь то справа или слева, но важно вложить все свое сердце в это, все, что Вы имеете и всю свою искренность – на какой бы стороне Вы ни были. Вот что важно. Потому что она заставляет нечто ИНОЕ расти и развиваться в существе.

Вот существенная часть.

Но полагать, что решение заложено в капитализме или в марксизме, маоизме или что оно религиозное или духовное – верное доказательство тому, что наша старая человеческая глупость все еще пытается упаковать все в ящик. Это не решение.

Решение заключается в том, чтобы идти до дна аквариума, двигаться к настоящему человеческому дыханию – к тому, чем мы на самом деле являемся.

Провал. Крик. Волшебная история.

В действительности, мы ВЕДОМЫ туда, через те непреклонные бомбардировки всех наций, всего человеческого сознания, всех церквей, всех групп... чувствуется, как если бы все было смешано в общую массу, гуща с пылью, чтобы достичь дна всего этого.

Нам было показано, сколь противоречивы и неэффективны все наши человеческие решения – что они не ведут никуда.

К примеру, можно взять человека из Индии, который мне очень нравится, его зовут господин Тата, и он сделал очень много, чтобы помочь Ауровилю вырваться из лап тех духовных торговцев. Этот человек возглавлял баснословные индустриальные предприятия Индии, он был первым человеком, который совершал перелеты на длительное расстояние – он был отважным человеком. И вот в конце всех эти лет борьбы и видимого успеха он вдруг осознал грандиозный провал. Он надеялся, что его индустрия, его открытия и грандиозная организация помогут смягчить бедность Индии – он сокрушен ее нищетой. И он осознал, что несмотря на всю свою индустрию и вклады он неспособен помочь своим индийским братьям. Он истощен... Он потерпел крах.

И я полагаю, что ВСЕ кончается крахом, чтобы открыть или показать нам единственно возможную дверь.

Можно взять к примеру и Андре Малраукса как западного представителя определенного блестящего успеха. Но Малраукс также потерпел крах – он закончил падением. Каковы же практические результаты всего его чудесного ментального ловкачества?

Товарницки: Вы встречались с ним?

Я не встречался с ним, но Малраукс – это тот человек, которого я по-настоящему понимал своим сердцем. Его отвага, его решительности ввести в действие то, что он чувствует – все это имело значение для меня. Но он никогда не был способен (хотя, по-видимому, он боролся и сражался предостаточно), он никогда не был способен выйти за границы своего ментального жонглирования – возможно, чудесного, но... Он был чудесен внутри аквариума, но он никогда не мог выйти на другую сторону.

И мне кажется, что это применимо к каждой кажущейся успешной жизни. Взять хотя бы великого предпринимателя Тату или великого интеллектуала Андре Малраукса, или любого "великого" человека – я думаю, что даже Эйнштейн в конце своей жизни уперся в стену.

Мы все уперлись в стену. Будь то марксисты, христиане, индусы или китайцы, все мы уперлись в стену. Если Вы родились в Москве, что же, боритесь как москвич. Это совершенно прекрасно.

Но решение не лежит ни в одном из этих мест.

Вот что должны понять человеческие существа. Потому что понять... это звать.

Если бы рыба (возьмем ту же метафору) не начала задыхаться, она никогда не сделала бы необходимого "шага" к мутации – стать амфибией.

Мир должен задыхаться до определенной степени, и тогда вдруг внезапно раздастся крик – КРИК.

Тогда все становится возможным.

Тогда этот аквариум, кажущийся столь грандиозным, становится бумажным пакетиком, не имеющим никакой реальности. Он может внезапно взорваться или расплавиться.

Но должен быть КРИК. Должен быть ЗОВ.

Товарницки: И, в заключение, если бы Вы говорили с детьми...

Но это волшебная история! – говорила Мать.

По другую сторону от этого грандиозного, ужасного, электронного, неумолимого и биологического аквариума нас ожидает волшебная история!

И можно понять, что это волшебная история, потому что больше нет "законов". Все законы были в нашем РАЗУМЕ.

На другой стороне начинает существовать другой вид просветленности. Это... человечество, непостижимое, действительно, для всех, кроме детей.

Товарницки: Что Вы им скажете?

Детям?

Я не уверен, что следует много говорить ребенку, потому что он будет спонтанно это переживать. Он сольется с волной, потеряет себя с чайкой... Ребенок – не испорченный – ЖИВЕТ этим естественно.

(короткое молчание)

Возможно, ребенок – это тот случай, когда чем меньше говоришь, тем лучше, за исключением сказок и волшебных историй.

А мы все свое время тратим на то, чтобы покрыть эту мощную простоту ребенка всевозможными "Этого нельзя делать", "Это невозможно", "Это устроено иначе". Слой за слоем мы накладываем запреты и невозможности. Тогда это безнадежно. Вот что должно разрушиться – все наши слои невозможности.

Наши рекомендации