Начала народной экономии, или наука 2 страница

бокой своей деятельности, не берясь за недоступные ему проблемы, а ограничивая свои исследования исключи­тельно позитивными вопросами.

Охарактеризовав с точностью — поскольку я мог это сделать в. этом общем обзоре, — дух позитивной филосо­фии, развитию которой посвящается весь этот курс, я дол­жен теперь исследовать, в каком состоянии она находится в настоящее время и что еще остается сделать, чтобы за­вершить ее построение.

Для этого нужно прежде всего принять во внимание, что различные отрасли наших знаний не могли с одина­ковой быстротой пройти три вышеуказанные главные стадии своего развития и, следовательно, не могли одновре­менно достигнуть позитивного состояния. В этом отноше­нии существует неизменный и необходимый порядок, ко­торому следовали и должны были следовать в своем по­ступательном движении различные виды наших понятий и подробное рассмотрение которого составляет необходи­мое дополнение высказанного выше основного закона. Это­му рассмотрению будет всецело посвящена следующая лекция. Теперь же нам достаточно знать, что этот поря­док соответствует разнообразной природе явлений и опре­деляется степенью их общности, простоты и взаимной не­зависимости, — тремя условиями, ведущими, несмотря на свое различие, к одной и той же цели. Так, к позитивным теориям приведены были сначала астрономические явле­ния как наиболее общие, наиболее простые и наиболее независимые от всех других, затем в последовательности, зависящей от тех же причин, явления земной физики в собственном смысле, химии и, наконец, физиологии.

Невозможно указать точно начало этого переворота; ибо о нем, как о всех других великих событиях в жизни чело­вечества, можно сказать, что он совершался постепенно и непрерывно, в особенности со времени появления трудов Аристотеля и александрийской школы и затем с момента введения арабами естественных наук в Западную Европу.

Однако, так как во избежание неясности идей уме­стно точно определить эпоху зарождения позитивизма, я укажу на эпоху сильного подъема человеческого разума, вызванного два века тому назад соединенным влиянием правил Бэкона, идей Декарта и открытий Галилея, как на момент, когда дух позитивной философии стал прояв­ляться как очевидное противоположение теологическим и

56i

метафизическим воззрениям. Именно тогда позитивные понятия окончательно освободились от примеси суеверия и схоластики, которая более или менее искажала истин­ный характер всех предыдущих работ.

Начиная с этой памятной эпохи, поступательное дви­жение позитивной философии и падение философий тео­логической и метафизической определились чрезвычайно ясно. Это положение вещей стало, наконец, столь очевид­ным, что теперь каждый понимающий дух времени наблю­датель должен признать, что человеческий -ум предназна­чен для позитивных исследований и что он отныне беспо­воротно отказался от тех бессмысленных учений и пред­варительных методов, которые могли бы удовлетворять на первой ступени его развития. Таким образом, этот основной переворот должен необходимо совершиться во всем своем объеме. И если позитивизму еще остается сде­лать какое-либо крупное завоевание, если не все области умственной деятельности им захвачены, то можно быть уверенным, что и там преобразование совершится, как оно совершилось во всех других областях. Ибо было бы оче­видным противоречием предположить, что человеческий разум, столь расположенный к единству метода, сохранит навсегда для одного рода явлений свой первоначальный способ рассуждения, когда во всем остальном он принял новое философское направление прямо противоположного характера.

Таким образом, все сводится к простому вопросу: об­нимает ли теперь позитивная философия, постепенно получившая за последние два века столь широкое распро­странение, все виды явлений? На это, бесспорно, прихо­дится ответить отрицательно. Поэтому, чтобы сообщить позитивной философии характер всеобщности, необходи­мой для ее окончательного построения, предстоит еще выполнить большую научную работу.

В самом деле, в только что названных главных катего­риях естественных явлений — астрономических, - физиче­ских, химических и физиологических замечается сущест­венный вробел, а именно отсутствуют социальные явле­ния, которые, хотя и входят неявно в группу физиологи­ческих явлений, заслуживают — как по своей важности, так и вследствие особенных трудностей их изучения — выделения в особую категорию. Эта последняя группа понятий, относящаяся к наиболее частным, наиболее слож-

ным и наиболее зависящим от других явлениям, должна была в силу одного этого обстоятельства совершенство­ваться медленнее всех остальных, даже если бы не было тех особых неблагоприятных условий, которые мы рас­смотрим позднее. Как бы то ни было, очевидно, что соци­альные явления еще не вошли в сферу позитивной фило­софии. Теологические и метафизические методы, кото­рыми при изучении других видов явлений никто теперь не пользуется ни как средством исследования, ни даже как приемом аргументации, до сих пор, напротив, исключи­тельно употребляются в том и в другом отношении при изучении социальных явлений, хотя недостаточность этих методов вполне сознается всеми здравомыслящими людь­ми, утомленными бесконечной и пустой тяжбой между божественным правом и главенством народа.

Итак, вот крупный, но, очевидно, единственный про­бел, который надо заполнить, чтобы завершить построение позитивной философии. Теперь, когда человеческий разум создал небесную физику и физику земную, механическую и химическую, а также и физику органическую, расти­тельную и животную, ему остается для завершения систе­мы наук наблюдения основать социальную физику. Такова ныне самая большая и самая настоятельная во многих существенных отношениях потребность нашего ума и такова, осмеливаюсь это сказать, главная и специальная цель этого курса.

* * *

Относящиеся к изучению социальных явлений идеи, которые я попытаюсь представить и зародыш которых, я надеюсь, можно уже найти в этой лекции, не имеют целью тотчас же дать социальной физике ту же степень совер­шенства, которой достигли более ранние отрасли естест­венной философии; такое намерение было бы, очевидно, нелепо, ибо даже последние обнаруживают в этом отноше­нии огромное, и притом неизбежное, неравенство. 'Но наз­начение их будет заключаться в том, чтобы сообщить этому последнему классу наших знаний тот позитивный характер, который приобрели уже другие науки.

Когда это условие будет в действительности выполне­но, современная философская система во всей своей сово­купности будет, наконец, поставлена на прочное основа-

ние; ибо тогда будут установлены пять главных катего­рий явлений — астрономических, физических, химических, физиологических и социальных, которые, очевидно, об­нимут все доступные наблюдению явления. Когда все на­ши основные понятия станут однородными, философия окончательно достигнет позитивного состояния; она не сможет уже изменять свой характер, и ей останется толь­ко развиваться бесконечно путем новых, все увеличиваю­щихся приобретений, которые явятся неизбежным резуль­татом новых наблюдений или более глубоких размышле­ний. В силу этого позитивная философия приобретет характер всеобщности, которого она еще не имеет, и благо­даря своему естественному превосходству будет в состоя­нии вполне заменить теологическую и метафизическую философии, всеобщность которых в настоящее время яв­ляется их единственным существенным достоянием и ко­торые, потеряв это преимущество, будут иметь для наших потомков только чисто исторический интерес.

После такого объяснения специальной цели этого кур­са легко понять его вторую, общую цель, которая делает его курсом позитивной философии, а не только курсом социальной физики.

Действительно, так как создание социальной физики завершает^ наконец, систему естественных наук, то ста­нет возможным и даже необходимым подвести итоги всем приобретенным знаниям, достигшим к этому времени определенного и однородного состояния, чтобы согла­совать их и представить как ветви одного дерева, вместо того чтобы продолжать рассматривать их как отдельные тела, С этой именно целью я, прежде чем приступить к изучению социальных явлений, последовательно рассмот­рю в указанном выше энциклопедическом порядке раз­личные уже образовавшиеся позитивные науки.

Я считаю излишним предупреждать о том, что здесь не может быть речи о ряде специальных курсов по от­дельным главным отраслям естественной философии. Не говоря Уже о времени, необходимом для подобного пред­приятия, ясно, что такое намерение не могло бы быть осуществлено мной и, смею думать, никем другим при современном состоянии образования человечества. Напро­тив, для правильного понимания такого курса, как насто­ящий, требуется предварительно специальное изучение различных наук, которые в нем будут рассмотрены. Без

этого условия очень трудно будет понять и совершенно невозможно оценить те философские размышления, кото­рым будут подвергнуты различные науки. Одним словом, я предполагаю изложить курс позитивной фило­соф и и, а не курс позитивных наук. Я имею в виду рас­смотреть здесь, как каждая из основных наук относится ко всей позитивной системе и каков характер ее направ­ления, т. е. науку с двух сторон: ее существенные методы и ее главные результаты. Чаще всего мне придется, даже при указании на последние, ссылаться для оценки их важ­ности на специальные исследования.

Резюмируя сказанное мной о двоякой цели этого курса, я должен заметить, что обе преследуемые мной задачи, специальная и общая, хотя и различны сами по себе,· но необходимо нераздельны. Ибо, с одной стороны, невозмож­но было бы составить курс позитивной философии без со­циальной физики; так как в таком случае позитивной фи­лософии недоставало бы одного из ее существенных эле­ментов, и в силу этого она не имела бы того характера всеобщности, который должен быть ее главным свойством и который отличает наше настоящее исследование от ряда специальных работ. С другой стороны, возможно ли с уве­ренностью приступить к позитивному изучению социаль­ных явлений, если ум предварительно не подготовлен глу­бокими размышлениями о позитивных методах, испытан­ных уже в приложении к менее сложным явлениям, и, сверх того, не вооружен знанием главных законов других явлений, которые оказывают более или менее прямое вли­яние на явления социальные?

Хотя не все основные науки внушают одинаковый ин­терес заурядным умам, нет, однако, ни одной, которой можно было бы пренебречь в исследовании, подоб­ном предпринятому нами. Что же касается их значения для счастья человеческого рода, то, конечно, все науки, если их рассмотреть глубже, оказываются равносильными. Те науки, результаты которых представляют на первый взгляд меньший практический интерес, чрезвычайно важ­ны либо вследствие высокого совершенства своих методов, либо потому, что составляют необходимое основание для всех других. Об этом я буду иметь случай поговорить особо в следующей лекции.

Чтобы предупредить, насколько это возможно, всякие ложные толкования, которых можно ожидать по поводу

столь нового курса, каким является настоящий, я считаю нужным добавить к предыдущим объяснениям еще не­сколько кратких соображений, относящихся непосредст­венно ко всеобщности специальных знаний, которую не­обдуманные судьи могут принять за тенденцию этого кур­са и которая вполне справедливо признается совершенно противной истинному духу позитивной философии. Эти соображения будут иметь сверх того еще то важное зна­чение, что они представят истинный дух этой философии с новой точки зрения, которая даст законченное, ясное, общее понятие о ней.

* * *

При первобытном состоянии наших знаний не су­ществует правильного разделения умственного труда; все науки разрабатываются одновременно одними и теми же лицами. Такая организация научных работ человечества сначала неизбежна и даже необходима, как мы это позже установим, затем постепенно изменяется по мере развития отдельных разрядов понятий. В силу закона, необходи­мость которого очевидна, каждая отрасль научной систе­мы незаметно отделяется от общего ствола, когда она раз­растется настолько, что становится доступной отдельной обработке, т. е. когда она делается способной одна занять на продолжительное время умы нескольких человек.

Этому распределению различных видов исследований между различными классами ученых мы, очевидно, обя­заны тем удивительным развитием, которого в наши дни достигла каждая отдельная отрасль человеческих знаний и которое делает в настоящее время совершенно невоз­можным универсальные научные исследования, столь до­ступные и обычные в древности.

Одним словом, разделение умственного труда, все бо­лее и более совершенствуемое, является .одним из наибо­лее важных характерных свойств позитивной философии. Но хотя мы вполне признаем поразительные резуль­таты этого деления и видим отныне в нем истинную ос­нову общей организации ученого мира, однако, с другой стороны, мы не можем не чувствовать серьезных не­удобств, которые оно при нынешнем его состоянии порож­дает, благодаря чрезмерной частности идей, исключи­тельно занимающих каждый отдельный ум. Это печальное

явление до некоторой степени, конечно, неизбежно, так как причина его коренится в самом принципе разделения труда; поэтому, какие бы мы ни приняли меры, нам не удастся сравняться в этом отношении с древними, у ко­торых это превосходство было обусловлено ограничен­ностью их знаний. Тем не менее мы, как мне кажется, мо­жем, принимая надлежащие меры, избежать наиболее гибельных последствий чрезмерной специализации, не вредя при этом благотворному действию разделения ис­следований. Настоятельно необходимо заняться этим серьезно, ибо эти неудобства, которые по своей природе стремятся все более и более увеличиваться, становятся очень чувствительными. По общему признанию установ­ленные, ради достижения высшей степени совершенства наших работ, деления различных отраслей естественной философии в конце концов искусственны. Не будем забы­вать и того, что, невзирая на такое признание, в ученом мире очень мало людей, которые охватывали бы совокуп­ность понятий одной науки, которая сама составляет только часть великого целого. Большинство всецело огра­ничивается специальным изучением более или менее обширной части одной определенной науки, мало забо­тясь об отношении этих частных исследований к общей системе позитивных знаний. Поспешим же исправить это зло, пока рно не сделалось еще серьезнее. Примем меры, чтобы человеческий разум в конце концов не потерялся в мелочах. Не будем скрывать от себя, что здесь-то и на­ходится слабое место позитивной философии, на которое могут производить нападения с некоторой еще надеждой на успех сторонники теологической и метафизической философий.

Действительное средство для остановки разъедающего влияния, которым слишком большая специализация от­дельных исследований угрожает в будущем нашей умст­венной деятельности, не состоит, конечно, в возвращении к прежнему смешению труда, которое вызвало бы попят­ное движение человеческого разума и которое, к счастью, сделалось теперь вообще невозможным. Напротив, это средство заключается в усовершенствовании самого раз­деления труда.

Для этого достаточно сделать изучение общих науч­ных положений отдельной самостоятельной наукой. Пусть новый класс ученых, получивших надлежащую подго-

товку, не отдаваясь специальному изучению какой-нибудь отдельной отрасли естественной философии, но рассмат­ривая различные позитивные науки в их современном со­стоянии, посвятит себя исключительно точному определе­нию духа каждой из этих наук, исследованию их взаим­ных отношений и связи друг с другом, приведению, если это возможно, всех присущих им принципов к наимень­шему числу общих основоположений, постоянно следуя при этом основным правилам позитивного метода. Пусть в то же время другие ученые, прежде чем взяться за сце-циальные исследования, знакомятся с совокупностью по­зитивных знаний, что позволит им непосредственно поль­зоваться светом, проливаемым учеными, посвятившими себя изучению общих научных положений, и в свою оче­редь исправлять полученные этими последними резуль­таты: таково именно положение вещей, к которому совре­менные ученые приближаются все более и более.

Когда оба этих важных условия будут выполнены — а возможность этого очевидна, — разделение научного труда может быть без всякой опасности доведено до той степени, которой потребует развитие отдельных отраслей знания. При существовании особого, постоянно контроли­руемого всеми другими класса ученых, на обязанности которых лежит исключительно установление связи каж­дого нового открытия с общей системой, не будет более основания бояться, что слишком большое внимание к ча­стностям помешает охватить целое. Одним словом, после этого новая организация ученого мира будет вполне за­кончена и ей останется только развиваться беспре­дельно, сохраняя всегда тот же характер.

Образовать из изучения общих научных положений особый отдел умственного труда — значит просто распро­странить приложение того же принципа разделения, ко­торый уже создал постепенное распадение на различные специальности; ибо, пока позитивные науки были мало развиты, их взаимные отношения не имели такого значе­ния, чтобы вызвать (по крайней мере систематически) появление особого вида работ, и в то же время необходи­мость этой новой науки не была особенно настоятельной. Но теперь каждая из этих наук настолько развилась, что изучение их взаимных отношений может дать мате­риал для целого ряда исследований, а вместе с тем эта

новая наука становится необходимой для предупрежде­ния разрозненности человеческих понятий.

Так именно я понимаю назначение позитивной фило­софии в общей системе наук позитивных в собственном смысле слова. Такова по крайней мере цель этого курса.

* * *

Теперь, после того как я попытался, насколько это было для меня возможно, в этом первом обзоре точно определить общий дух курса позитивной философии, я считаю нужным для сообщения этой картине ее дейст­вительного характера бегло указать на главные выгоды, которые подобная работа может доставить прогрессу че­ловеческого разума, если все существенные условия бу­дут надлежащим образом выполнены. Этот последний ряд соображений я ограничу указанием четырех основных свойств.

Во-первых, изучение позитивной философии, рассмат­ривающей результаты деятельности наших умственных способностей, дает нам единственное истинно рациональ­ное средство открывать логические законы человеческого разума, к отысканию которых до сих пор применялись очень малопригодные для этого способы.

Чтобы надлежащим образом разъяснить мое мнение по этому предмету, я должен сперва напомнить весьма важную философскую мысль, высказанную де Бленквил-лем в прекрасном введении к его «Общим принципам сравнительной анатомии». Мысль эта заключается в том, что всякое деятельное существо, и в особенности всякое живое существо, может быть изучаемо во всех своих про­явлениях с двух основных точек зрения: в статическом и динамическом отношении, т. е. как способное действо­вать существо и как действующее на самом деле. Ясно, что все соображения, которые можно представить, необ­ходимо будут относиться к тому или другому состоянию. Применим это блестящее основное положение к изуче­нию функций нашего ума.

Если рассматривать эти функции с статической точки зрения, то их изучение может состоять только в опреде­лении органических условий, от которых они зависят: оно в этом случае образует существенную часть анато-

Мий и физиологии. При рассмотрении же их С Динамиче­ской точки зрения вопрос сводится к изучению дейст­вительного хода работы человеческого ума путем иссле­дования приемов, действительно примененных им для приобретения различных точных знаний, что в сущности. и составляет главный предмет позитивной философии, как я ее определил в этой лекции. Одним словом, считая все научные теории великими логическими фактами, мы только путем глубокого наблюдения этих фактов можем подняться до понимания логических законов.

Таковы, очевидно, два единственных общих приема, пополняющие друг друга, посредством которых можно получить некоторые истинно рациональные понятия об интеллектуальных явлениях. Мы видим, что здесь от­нюдь нет места для той ложной психологии, представ­ляющей собой последнее видоизменение теологии, которую так безуспешно пытаются теперь оживить и которая, не обращая внимания ни на физиологическое изучение на­ших органов мышления, ни на наблюдение рациональных процессов, действительно руководящих нашими научными исследованиями, стремится открыть основные законы че­ловеческого духа путем самосозерцания, т. е. превращая в полную абстракцию и причины, и следствия.

Позитивная философия приобрела превосходство по­степенно, начиная со времени Бэкона; ныне она косвенно получила такое влияние даже на умы, оставшиеся наибо­лее чуждыми ее огромному развитию, что метафизики, занимающиеся изучением нашей познавательной спо­собности, могли надеяться замедлить падение своей мни­мой науки, только пытаясь представить и свои учения как бы основанными на наблюдении фактов. С этой целью они в последнее время с помощью очень странного ухищрения предложили различать два одинаково важных вида наблюдения — внешнее и внутреннее, из которых последнее предназначено исключительно для изучения интеллектуальных явлений. Здесь не место вдаваться в подробный разбор этого основного софизма. Я должен ограничиться указанием на главное соображение, которое покажет ясно, что это хваленое самонаблюдение есть чи­стейшая иллюзия.

Недавно еще полагали, что для объяснения зрения достаточно сказать, что благодаря световому действию тел на ретине получаются изображения внешних форм и

цветов. На это физиологи основательно возражали, что если бы световые впечатления действовали как картины, то нужно было бы иметь еще другой глаз, чтобы их ви­деть. Не. применимо ли то же возражение еще более в данном случае?

В самом деле, понятно, что в силу неизбежной необхо­димости человеческий ум может прямо наблюдать вся­кого рода явления, исключая происходящие в нем самом. Ибо кто будет тут наблюдать? Относительно моральных явлений можно еще допустить, что человек в состоянии наблюдать в самом себе волнующие его страсти, если исходить из основанного на анатомии соображения, что органы, служащие местопребыванием для наших стра­стей, отличны от органов, предназначенных для производ­ства наблюдений. Но если бы даже каждый из нас имел случай делать над собой подобные наблюдения, они, оче­видно, никогда не имели бы большого научного значения, и наилучшим средством изучения страстей все же оста­нется наблюдение их вне себя; ибо всякое очень ярко выраженное состояние страсти, т. е. именно то, что было бы важнее всего исследовать, по необходимости несов­местимо с состоянием наблюдения. Что же касается та­кого наблюдения умственных явлений в момент их осу­ществления, то это, очевидно, невозможно. Мыслящий че­ловек не может разделиться на две половины, из которых одна рассуждала бы, а другая наблюдала бы за рассуж­дением. Так как в данном случае орган наблюдаемый и наблюдающий тождественны, то как могло бы произво­диться наблюдение?

Итак, этот мнимый психологический метод по самому своему основанию не имеет никакого значения.

Обратим также внимание на то, к каким глубоко про­тиворечащим друг другу процессам он нас сразу приво­дит. С одной стороны, вам советуют насколько возможно изолировать себя от всякого внешнего ощущения, и в особенности избегать всякого умственного труда: ибо что станется с внутренним наблюдением, если вы будете заниматься хотя бы самым простым вычисле­нием? С другой стороны, после того как вы путем различ­ных предосторожностей достигнете, наконец, этого совер­шенного состояния умственного сна, вы должны заняться созерцанием действий, совершающихся в вашем уме, ко­гда там ничего не совершается! Наши потомки, без со-

мнения, когда-нибудь увидят эти смешные притязания, изображенными на сцене.

Результаты столь странного способа рассуждения вполне соответствуют его принципу. Уже две тысячи лет метафизики таким образом разрабатывают психологию, и до сих пор они не смогли столковаться ни об одном понятном и твердо установленном положении. Даже те­перь они разделены на множество школ, беспрестанно спорящих о первых элементах своих доктрин. Внут­реннее наблюдение порождает почти столько же разноречивых мнений, сколько есть людей, верящих, что они им занимаются.

Истинные ученые, люди, посвятившие себя позитив­ным исследованиям, напрасно просят этих психологов указать хоть одно действительное, большое или малое, от­крытие, которым мы были бы обязаны их прославленному методу. Это не значит, что они не принесли ровно ника­кой пользы общему прогрессу наших знаний, независимо от важной услуги, которую они оказали, поддерживая деятельность нашего ума в эпоху, когда он не мог найти для себя более питательной пищи. Можно, однако, утверждать, что все, что в их сочинениях, по справедли­вому выражению знаменитого позитивного философа (Кювье), не состоит из метафор, принимаемых за рассуж­дения, а представляет какое-нибудь истинное понятие, найдено не помощью их мнимого метода, а было полу­чено путем действительных наблюдений хода человече­ского разума, наблюдений, вызываемых развитием наук. Но даже эти очень редкие понятия, провозглашаемые время от времени с таким шумом, самим появлением своим обязанные только измене психологов собственному мнимому методу, чаще всего оказываются либо слишком преувеличенными, либо весьма неполными и стоят ниже замечаний ученых о приемах, которыми они пользуются, делаемых без всякого хвастовства. Легко было бы при­вести несколько поразительных тому примеров, если бы я не боялся слишком растянуть эту полемику; припом­ните, между прочим, что сталось с теорией знаков.

Соображения относительно науки рассуждения, кото­рые я только что изложил, еще более очевидны, если их перенести на искусство рассуждения.

В самом деле, если дело идет не только о том, чтобы знать, что такое позитивный метод, но о том, чтобы

иметь об этом методе достаточно ясное и глубокое поня­тие, которое позволило бы применять его на деле, то его надо рассматривать в действии; другими словами, нужно изучать различные важные приложения этого метода, уже сделанные до сих пор человеческим разумом и проверен­ные на опыте. Очевидно, что только путем философ­ского изучения наук можно достигнуть этого резуль­тата.

Метод не может быть изучаем отдельно от исследова­ний, к которым он применяется; иначе получается наука мертвая, неспособная обогатить ум людей, ее разрабаты­вающих. Все, что, рассматривая метод отвлеченно, можно о нем сказать, сводится к общим местам, настолько смут­ным, что они не могут оказать никакого влияния на умст­венную деятельность человека.

Хорошее доказательство логического тезиса, что все наши знания должны быть основаны на наблюдении, что мы должны переходить то от фактов к принципам, то от принципов к фактам, и иных подобных афоризмов, дает гораздо худшее понимание метода, чем сколько-нибудь глубокое изучение одной позитивной науки, даже без вся­кого философского намерения. Именно потому, что наши психологи не поняли этого важного факта, они стали принимать свои мечты за науку, полагая, что одним чте­нием правил Бэкона или рассуждений Декарта можно постигнуть позитивный метод.

Я не знаю, будет ли возможно со временем составить a priori настоящую методологию совершенно независимо от философского изучения наук; но я вполне убежден в том, что подобное предприятие неосуществимо в на­стоящее время, так как важнейшие логические процессы еще не могут быть объяснены с достаточной точностью независимо от их применения. Позволю себе, сверх того, добавить, что если даже в будущем и будет возможно осуществление этого предприятия, что можно себе пред­ставить, то тем не менее только путем изучения правиль­ных применений научных приемов можно будет создать хорошую систему интеллектуальных привычек, к чему, собственно, и сводится существенная цель методологии. Мне теперь незачем распространяться более об этом пред­мете, к которому мы будем часто возвращаться в про­должение этого курса и по поводу которого я специально представлю новые соображения в следующей лекции.

Итак, первым важным и прямым результатом пози­тивной философии должно быть обнаружение путем опыта законов, по которым совершаются наши умствен­ные отправления, а следовательно, и точное знание общих правил, которые должны служить верными путеводите­лями в поисках истины.

Вторым не менее важным и еще более интересным следствием, которое необходимо повлечет за собой уста­новление позитивной философии, определение коей дано в этой лекции, является ее руководящая роль во всеоб­щем преобразовании нашей системы воспитания.

В самом деле, здравомыслящие люди уже теперь единодушно признают необходимость заменить наше по существу все еще теологическое, метафизическое и литера­турное воспитание воспитанием позитивным, соот­ветствующим духу нашей эпохи и приспособленным к по­требностям современной цивилизации. В последний век, особенно в наше время, все более и более умножаются разнообразные попытки распространять и беспрестанно расширять позитивное образование, попытки, которым различные европейские правительства постоянно и охотно оказывали содействие, если не предпринимали их сами; это свидетельствует с достаточной очевидностью о том, что во всех слоях общества само собой растет сознание этой необходимости. Но, способствуя, насколько воз­можно, этим полезным попыткам,, мы не должны скры­вать от себя, что при настоящем состоянии наших идей они ни в коем случае не могут достигнуть своей главной цели — полного перерождения всеобщего образования. Ибо исключительная специализация и резко выраженное стремление к обособлению, все еще характеризующие наши приемы построения и разрабатывают наук, неиз­бежно оказывают большое влияние на способ преподава­ния их. Если кто-нибудь пожелает в настоящее время изучить главные отрасли естественной философии, чтобы составить себе общую систему позитивных идей, он вы­нужден будет изучать отдельно каждую науку, прибегая к тем же приемам и с такими же подробностями, как если бы он хотел сделаться специалистом-астрономом, хими­ком и т. п.; это обстоятельство делает позитивное обра­зование невозможным и по необходимости крайне несо­вершенным даже для самых сильных умов, находящихся в самых благоприятных условиях.