Заключительное слово автора 17 страница
Я спешил вперед, стараясь не думать об опасностях, которые могли подстерегать меня. Ощущение того, что в Непале я встречу что-то особенное, не покидало меня. Из Патны я добрался поездом до приграничного города Раксола.
Водитель грузовика, с одеждой и волосами, покрытыми слоем дорожной пыли, улыбнулся мне, обнажив красные от постоянного жевания бетеля зубы, и взмахом руки пригласил меня залезать в кузов. Забравшись внутрь, я отыскал свободное место среди седых горянок в длинных выцветших платьях с накинутыми на голову шалями и крестьян в выгоревших на солнце одеждах, везущих блеющих коз и кудахчущих кур, и сел на мешки с зерном на дне кузова. Подпрыгивая на ухабах и натужно урча, грузовичок стал подниматься в горы.
Кузов был открытым, а пассажиров набралось столько, что некоторые сидели чуть ли не на крыше кабины водителя. Хотя такой способ путешествия нельзя было назвать ни удобным, ни безопасным, это с лихвой компенсировалось великолепными видами Гималаев, открывавшимися перед нами. По мере того как грузовик взбирался по извилистой горной дороге, нашему взору представали всё новые и новые покрытые зеленью горные хребты и долины. На горизонте возвышались заснеженные вершины, и иногда они оказывались прямо над нашими головами. Я с наслаждением вдыхал свежий горный воздух, и тело мое трепетало под порывами прохладного ветра. Временами на нас обрушивались потоки муссонного дождя, но, похоже, никого из пассажиров это по беспокоило. Глубокой ночью водитель высадил нас на окраине Катманду.
Уставший и голодный, я в одиночестве продолжил свой путь в сырой ночной тьме. По обеим сторонам пустынной улицы проступали силуэты ветхих деревянных домов. Но не они привлекли мое внимание — откуда-то издалека до меня донесся безумный вой собак. С возрастающим беспокойством я стал вспоминать, как странствующие садху предупреждали меня о диких собаках: по ночам они сбиваются в злобные стаи, выслеживают и окружают свою добычу, постепенно сужая круг, а потом накидываются на нее и начинают рвать на куски, съедая свою жертву в считанные минуты. Не успел я подумать об этом, как навстречу мне откуда ни возьмись выскочила бездомная собака с пеной и слюной, капающей из пасти. Увидев меня одного посреди пустынной улицы, она запрокинула голову и пронзительно завыла.
Несколько мгновений спустя я увидел, как на меня несется свора рычащих псов. Сколько их было — шесть или восемь? Я был слишком напуган, чтобы считать. Но что означает слюна с белой пеной, текущая из их клацающих пастей, я понял сразу — бешенство. Бешеные псы, выкатив в ярости глаза, приближались ко мне, безумно завывая и уже готовясь растерзать меня. Их костлявые тела были почти безволосыми. Замогильный вой собачьей своры вогнал меня в ступор. Псы наступали на меня, из их раскрытых пастей падали ошметки пены и по клыкам стекала ядовитая слюна. Чтобы защитить себя от нападения сзади, я прижался спиной к стене дома и стал молиться в темноте. Что делать?
Затем, словно стряхнув с себя наваждение, я вспомнил о посохе, который дал мне Рама-севака Свами, и стал яростно размахивать им перед собой. Свора попятилась, образовав полукруг в метре с небольшим от меня. Стоило какому-то из бешеных псов броситься на меня, как он получал по морде посохом Свами. Я отбивался изо всех сил. Свирепо рыча, на меня бросался следующий пес, чтобы получить сокрушительный удар по морде. Все нападавшие, получив удар посохом, отступали, но уже мгновение спустя, как ни в чем не бывало, снова бросались на меня. Собачий вой и скулеж огласили ночь. Снова и снова свора нападала на меня, но мне каждый раз удавалось отбиваться. Однако чем дольше я сражался, тем яростнее становились псы. Они учуяли запах моей плоти и крови и понимали, что силы мои на исходе. У меня не было времени на размышления, поскольку каждую секунду мне приходилось отбиваться изо всех сил. Если хотя бы один пес прорвется ко мне, то уже через мгновение свора будет рвать меня на куски. Неужели это моя судьба — стать добычей бешеных псов?
Силы мои таяли, а рычание псов, предвкушавших победу, становилось все громче и злобнее. Они подступали ко мне все ближе, чтобы покончить со мной, и теперь были настолько близко, что я едва не терял сознание от их смрадного дыхания. Меня била дрожь, и я в отчаянии молил Господа о помощи. Перед лицом смерти я чувствовал себя брошенным и никому не нужным. В этот момент, посмотрев через плечо, я различил в темноте у себя за спиной дверь. Заперта или нет? Посреди этого кошмара забрезжил слабый луч надежды. Молниеносно развернувшись, я резко нажал на ручку и толкнул дверь. Она открылась. Я юркнул внутрь, захлопнув ее за собой. Оставшиеся снаружи собаки взвыли от негодования и стали биться о запертую дверь.
Внутри царила кромешная тьма. Внезапно вспыхнула лампада, осветив семью, спавшую на полу и разбуженную мной. Мужчины, приняв меня за грабителя, вскочили на ноги и стали выяснять, кто я такой. Но я не говорил на их языке. Один из них бросился ко мне с саблей в руке. Единственное, что мне оставалось, это упасть на колени и, сложив ладони, молить о пощаде.
Увидев, что я сдался на их милость, хозяин смягчился и резким жестом указал на дверь, требуя, чтобы я немедленно ушел. Однако, услышав на улице надрывный собачий лай, осекся, понимая, что посылает меня на верную смерть. Он посмотрел мне в глаза долгим пронзительным взглядом, словно ощупывая и пытаясь оценить меня и мои намерения: было видно, что он все еще относится ко мне с подозрением. Я безмолвно кричал одними глазами, умоляя его дать мне прибежище. Каким-то образом моя безмолвная мольба дошла до него. Он опустил саблю и предложил мне сесть. С этого момента все переменилось — он увидел меня в ином свете и стал воспринимать меня как садху, хоть и попавшего в его жилище при чрезвычайных обстоятельствах, но пришедшего благословить его дом. Остальные домочадцы последовали его примеру и поднесли мне фрукты и стакан горячего подслащенного молока, которые я с благодарностью принял. Оставшуюся часть ночи я провел на правах гостя, прислушиваясь к яростному лаю голодных псов, не смолкавшему до самого рассвета.
Давным-давно, еще в Америке, мне довелось услышать индейскую притчу, и сейчас она всплыла у меня в памяти. У каждого в сердце живут две собаки — плохая и хорошая, и они постоянно дерутся между собой. Плохая собака олицетворяет собой наши порочные качества: зависть, злобу, похоть, жадность, чванство и лицемерие. Хорошая собака — это наша божественная природа: способность прощать, сострадание, самообладание, великодушие, смирение и мудрость. Все зависит от нашего выбора: та собака, которой мы уделяем больше времени и которую больше кормим, делая выбор в ее пользу, получает больше сил. Она будет громче лаять и в конце концов победит свою соперницу. Быть добродетельным — значит морить голодом плохую собаку и кормить хорошую. Свора бешеных собак с пеной у рта, что хотели сожрать меня этой ночью, была наглядной иллюстрацией всего того, чему я объявил войну внутри себя, избрав духовный путь.
Пока я лежал и отдыхал от своих приключений, мыслями я с благодарностью устремился к Рама-севаке Свами. Если бы не посох, который он подарил мне, я бы наверняка уже был мертв. Мне припомнились его слова, которые оказались пророческими: Посох милости, который мы получаем от слуг Господа, способен защитить нас от величайшей опасности.
На следующее утро, когда все стихло и псы разошлись, чтобы вести дневную жизнь, я от всего сердца поблагодарил хозяев дома и направился в храм Господа Вишну. Здесь я услышал, как группа садху восхваляет Джанакпур — священное место посреди равнин Непала, где на Землю явилась супруга Господа Рамы — Сита. Их слова пробудили во мне жажду приключений, и я, не долго думая, отправился туда. В Катманду я сел на старенький автобус, направлявшийся в Джанакпур. Через несколько часов автобус спустился с гор, пересек равнину и въехал в густые тропические джунгли, где я увидел дикого носорога, мирно пощипывающего листву. Прибыв в Джанакпур, я первым делом посетил Вихар-кунд — маленькое озеро, расположенное вдалеке от городского шума. Вокруг озера росли старые деревья и стояли древние святилища. Там же находился ашрам, где меня отвели к гуру по имени Шри Веджи. Это был пожилой садху с седой щетиной на подбородке и ежиком седых волос на голове. Он проявил живое участие в моей судьбе и стал просить меня пожить немного в его ашраме, где меня готовы были каждый день бесплатно кормить рисом и далом.
Шри Веджи объяснил мне, почему Джанакпур считается святым местом. В глубокой древности это место называли Митхилой. Оно воспето в великом эпосе Рамаяна. Царь Джанака, готовясь к жертвоприношению, пахал здесь землю, и прямо из-под его плуга появилась Богиня Сита. Ее стали звать по отцу Джанаки. Митхила — место первой встречи Ситы и Рамы, город, где Рама сломал могучий лук Шивы, чтобы добиться руки Ситы и жениться на ней.
К этому времени все истории о воплощениях Бога на Земле перестали быть для меня просто древними сказаниями. Я был уверен в их реальности. Видя, с каким воодушевлением я слушаю их, добрейший Шри Веджи дал мне две книги индийской классики в английском переводе — Рамаяну Вальмики Муни и Рамачаритаманас Тулсидаса. Книги были очень толстыми, и каждое утро после пробуждения я, искупавшись в озере и помедитировав, приступал к их изучению и сидел, погруженный в чтение до самого заката.
В Рамаяне было всё: приключения и любовные истории, трагедии и героические подвиги, сцены ужаса, юмор и описания сражений. Но не это увлекло меня. Я почувствовал нечто большее. Все эти темы были связаны воедино духом преданности, который должен был пробудить в сердце читателя любовь к Богу. Когда я предложил свою помощь в уборке ашрама, Шри Веджи только улыбнулся: «Уже одно то, что ты читаешь Рамаяну и принимаешь нашу пищу, очищает мое сердце. О каком еще служении могу я тебя просить?»
Однажды днем я пристроился на обочине главной магистрали, которая представляла собой обычную пыльную дорогу. За целый день по ней не проехало ни одного автомобиля или грузовика. Это было неудивительно, поскольку в Джанакпуре обычным средством перемещения были гигантские непальские слоны. Большие короба для перевозки грузов крепились на спинах слонов веревками, обвязанными вокруг их животов. Погонщик, обычно мальчишка, сидел на шее слона, прямо у самой головы, держа в руке палку. На шее животного висел тяжелый латунный колокол, раскачивавшийся и звеневший при ходьбе. Слоны шли уверенной царственной поступью. Один за другим шествовали они по этой дороге рядом с волами и буйволами, запряженными в нагруженные доверху телеги. Мимо проходили женщины, неся на головах тяжелые корзины или глиняные горшки. Зачастую они удерживали свою ношу без помощи рук. Даже маленькие девочки с горделивой осанкой без особого напряжения переносили на головах большие тяжести. Неся свою нелегкую поклажу, они все вместе счастливо распевали песни, прославляющие Ситу и Раму. Наблюдая за размеренной, счастливой жизнью, которую вели эти люди, я почувствовал особое умиротворение, сошедшее на сердце, и стал молиться, чтобы Джанакпур всегда оставался таким.
Вокруг священного озера в самом центре Джанакпура стояло множество храмов. Самыми знаменитыми из них были Джанаки-мандир и Рама-мандир. Однажды во внутреннем дворе Рама-мандира я повстречался с садху лет пятидесяти, который сидел на возвышении неподалеку от храма. С длинными, спутанными волосами и бородой, в монашеском одеянии, он казался вполне умиротворенным и отрешенным от мира. Сотни людей толпились в очереди за его благословением. Когда подходил их черед, он милостиво благословлял их раскрытой ладонью. Мне тоже захотелось получить его благословение, и я встал в очередь. Подойдя к садху, я поклонился ему, как и все. Увидев меня, он удивился и жестом пригласил сесть подле себя на возвышении. Это приглашение польстило мне.
Не переставая благословлять своих поклонников, садху принялся расспрашивать меня.
«Ты откуда родом?»
«Из Америки».
«Что заставило тебя приехать из такой богатой страны в бедную Индию?»
«Поиски Бога».
Он улыбнулся старухе, склонившей перед ним голову в ожидании благословения.
«Почему ты решил стать садху?» — спросил он, продолжая улыбаться.
«Чтобы обрести просветление».
Услышав мои слова, он скривился. Его улыбка сменилась неодобрительным хмурым выражением, а голос зазвучал отталкивающе неприятно. Потрясенный его внезапным преображением, я не знал, что и подумать.
«Ты глупец, — прошипел он. — Самый настоящий глупец. Слышишь? Глупец. Глупец! Невежественный глупец!»
Я знал, что я глупец. Возможно, он хотел просветить меня, поэтому я смиренно спросил его: «Прошу Вас, Ваше Святейшество, дайте мне наставления, как мне стать умнее».
Взвившись, словно ошпаренный, он заорал: «Я веду образ жизни садху уже тридцать лет. И знаешь, чего я достиг? Ничего! Все, что я получал все эти годы как садху, — это пригоршня гнилого риса и плошка дала!» Какая-то женщина протянула ему для благословения младенца. «Америка — страна богатств, — выкрикивал он, одновременно благословляя ладонью ребенка. — В Америке самые красивые женщины на свете. В Америке — большие, комфортабельные дома и машины. В Америке — красивая одежда, хорошая еда и питье. В Америке — самые лучшие кинофильмы и телевизионные программы!» Он закрыл глаза и вздохнул: «Ах, много бы я дал, чтобы испытать все эти прелести жизни в Америке». Тут он сверкнул глазами на меня: «А ты все это бросил — и чего ради? Ради риса и дала... Я смотреть не могу на этот рис и дал. Ты приехал в это жалкое, нищенское место искать Бога? Дурак! Бога нет. Ты слышишь? Бога нет! Возвращайся назад в свою великую страну и наслаждайся там. Если ты не послушаешься меня, то всю свою жизнь проведешь в нищете и страданиях».
Покуда он изрыгал эти проклятия, сотни его поклонников продолжали выражать ему почтение. Они не понимали ни слова по-английски. Все время, пока он отчитывал меня, его раскрытая ладонь раздавала благословения невинным и богобоязненным людям. Они просили его о Божьей благодати, в то время как он отрицал само существование Бога. Они почитали его как святого, он же в это время проклинал свою нищенскую жизнь. Пораженный, я ушел. Мой ум изо всех сил пытался понять смысл того, что Господь показал мне.
Да, этот человек был прав. Америка — страна богатств и комфорта. Но уютная, комфортная жизнь больше не интересовала меня. Наоборот, я чувствовал, что иду по дороге, которая временами легка и красива, временами — трудна, но все это лишь для того, чтобы обрести сокровище гораздо большее, чем любые сокровища материального мира. Если этот человек хотел наслаждаться материальной жизнью, почему бы ему просто честно не пойти работать? А он вместо этого изображал из себя святого, обманывая наивных людей.
Настоящее и фальшивое всегда существуют бок о бок.
На протяжении всей истории лицемерие в религии разрушало веру простых людей. Святого далеко не всегда можно распознать по внешнему виду. Бхагавад-гита учит, что отречение от мира предназначено не для лентяев, желающих убежать от работы, а для тех, кто трудится, движимый любовью к Богу.
Я задумался обо всех тех людях, с которыми мне довелось встречаться, кто жил и трудился, движимый любовью и преданностью, и я молил Бога, чтобы стать одним из них. Мне вспомнились слова, услышанные мной от Шрилы Прабхупады в Бомбее: «Лучше быть честным подметальщиком улиц, чем мошенником, притворяющимся, что он медитирует». Мои мысли вернулись к этому несчастному, который притворяется садху. Его плохая собака заливается громким лаем, а он ежедневно подкармливает ее огромными порциями риса и дала.
Однажды ранним утром в Джанакпуре, когда я в одиночестве сидел на берегу озера, ко мне подсел необычного вида садху. Вместо приветствия он произнес слова, которые поставили меня в тупик: «Будь осторожен! Иногда под личиной бабочки скрывается скорпион». Оторопев, я спросил, зачем он говорит мне это. Садху пристально посмотрел на меня и ответил: «Не открывай свое сердце демонам, которые прячутся под маской святых, иначе очень скоро жизнь твоя превратится в руины. Но когда ты поймешь это, будет уже поздно».
«О чем Вы говорите?» — спросил я встревоженно.
«Поговорим об этом в другой раз», — ответил он и, резко сменив тему, представился Васудевой, после чего предложил мне посетить вместе с ним одно древнее святое место.
Я согласился. Васудеве было за тридцать. Он имел аристократические манеры и изъяснялся на безукоризненно правильном литературном английском. Белые одежды Васудевы всегда были идеально чисты, а длинные и черные, как смоль, волосы аккуратно расчесаны. В ходе своих странствий мне еще не доводилось встречать такого опрятного и ухоженного отшельника. Васудева имел хорошее образование — как светское, так и духовное, и, как и многие жители этих мест, поклонялся Раме. Когда мой новый друг пригласил меня в трехдневное путешествие в малоизвестное святое место, я с готовностью согласился. Наш путь пролегал через сельскую местность, и, к моей радости, всю дорогу мы питались рисом и далом, продукты для которых нам охотно давали в деревнях в виде подаяния. Все, кого мы встречали на своем пути, были очарованы манерами и поведением Васудевы.
Васудева настоял на том, что будет готовить сам. Прямо в поле или в лесу он находил два камня и делал из них подставку для котелка, а я тем временем отправлялся собирать дрова для костра. Он готовил рис и дал с изяществом скульптора, творящего шедевр. За несколько дней нашего паломничества мы обсудили с ним много разных тем. Казалось, Васудева, знал все и обо всем.
Но в нем была загадка, которую я не мог разгадать. Чувствовалось, что под маской жизнерадостности он прячет подтачивающую его изнутри боль. И чем больше Васудева пытался скрыть свои страдания и сдержать слезы, тем большим сочувствием я проникался к нему и тем сильнее разгоралось мое любопытство. Однажды ночью, когда мы укрылись от дождя в каком-то хлеву, мне приснился кошмарный сон. Мне снилось, будто на меня напали злобные духи. Я тогда еще удивился, не понимая, почему это со мной произошло.
Через три дня мы достигли цели своего путешествия: древнего валуна посреди заброшенного поля. Ближе к вечеру поднялся сильный ветер. Мы ощущали вкус и запах влаги, которой был насыщен воздух, и поняли, что проливного дождя не избежать. Мы стали искать какое-нибудь укрытие поблизости и обнаружили небольшое, давно заброшенное каменное здание. Зайдя внутрь, мы спугнули несколько летучих мышей, висевших под потолком; шлепая крыльями, они поспешно вылетели наружу. Дом состоял всего из одной комнаты размером три на три метра, с двумя проемами, где когда-то были окно и дверь. Стены потихоньку рушились. Внутри не было ничего, кроме мха и паутины. Оказавшись в помещении, мы сели на пол и стали прислушиваться к тому, что творится снаружи. Уже через несколько секунд от раскатов грома сотрясалась земля, порывы ураганного ветра стегали деревья, а небеса проливали на землю обильные потоки дождя. Васудева пристально посмотрел на меня глазами, полными слез. После долгой паузы он спросил, можно ли ему излить бурю, бушевавшую в его собственном сердце. Тронутый его доверием, я согласился.
Васудева начал свой рассказ. Он родился в богатой калькуттской семье. Совсем молодым он получил докторскую степень и стал знаменитым профессором. Примерно в то же время он познакомился с поклонниками Рамы и тоже начал поклоняться Ему. «Однажды ко мне в офис пришли два высоких гостя. Они принесли с собой угощение и подарки от своего гуру. Впоследствии они заходили ко мне еще несколько раз, и, когда гости пригласили меня на встречу с их гуру, я согласился».
Оказалось, что гуру знал о жизни Васу девы все до мельчайших подробностей. Не оставалось никаких сомнений в том, что он умел читать мысли. Изумленный Васудева принял приглашение этого человека регулярно приходить к нему. Я жадно слушал его рассказ, привлеченный очередной возможностью узнать о том, как человек принимает гуру.
«В одну из таких встреч, — продолжал Васудева, — гуру раскрыл мне свои планы. „Я внимательно следил за тобой, — сказал он. — Ты молод, умен и знаменит. Мне нужна твоя помощь. Я хотел бы дать тебе посвящение в наши ритуалы“». Вспоминая об этом, Васудева с трудом сдерживал обуревавшие его чувства. «Я ответил, что подумаю над его предложением». Он замолчал и обхватил голову руками, словно пытаясь заслониться от каких-то ужасных событий из своего прошлого. Глазами, полными отчаяния, Васудева посмотрел на меня: «Ричард, — вздохнул он, — мне не хочется осквернять тебя своей ужасной историей, но я схожу с ума. Мне надо выговориться кому-то. Можно я продолжу свой рассказ?»
«Конечно».
Васудева повернулся к оконному проему, и вспышка молнии осветила его лицо, искаженное гримасой боли. Наконец, справившись с эмоциями, он проговорил: «Я решил собрать сведения об этом человеке и к своему ужасу обнаружил, что он — глава могущественной секты, практикующей черную тантру». Васудева опять пристально посмотрел мне в глаза: «Тебе что-нибудь известно о черных тантриках, Ричард?»
«Нет», — признался я.
Васудева передернул плечами, и голос его задрожал. Он объяснил, что мистическая практика тантры очень могущественна и может использоваться как на благо, так и во зло. «Есть белые тантрики, использующие свои мистические силы для служения людям. И есть черные тантрики, которые пользуются своими способностями, чтобы эксплуатировать других в дьявольских целях. Благодаря омерзительным жертвоприношениям, тантрическим сексуальным обрядам и занятиям йогой они обретают страшную власть над людьми. Так вот, этот гуру оказался чрезвычайно могущественным черным тантриком, способным подчинять себе умы других людей и манипулировать их жизнями. Когда я собрал информацию об этом человеке, то, к ужасу своему, узнал, что во время обряда посвящения он получает власть над душой ученика на несколько грядущих жизней. Больше я к нему никогда не приходил».
«Но, Васудева, если ты избавился от общества этого гуру, то почему ты до сих пор содрогаешься при одном упоминании о нем?»
«Это только начало, — продолжил он свой рассказ. — Каждый день ученики гуру изводили меня, приходя ко мне на работу, домой и на все мероприятия, которые я посещал. Я нигде не мог спрятаться от них. Однажды они впятером ворвались ко мне в кабинет и окружили меня, сидевшего за столом. Я почувствовал себя заложником. В следующее мгновение в мой кабинет вошел сам гуру. Он явился, чтобы потребовать себе мою душу. Голосом, не терпящим возражений, он предупредил меня: „Слишком поздно. Ты уже принадлежишь мне. Покорись мне, и тебя ждет слава и удача, о которых сейчас ты даже не можешь мечтать. Но, если ты откажешься, клянусь, я замучаю тебя до смерти!“ Вне себя от негодования, я ответил отказом, и гуру, гневно сверкая глазами и изрыгая проклятия, бросился вон».
Со вздохом Васудева продолжил: «Однажды вечером, когда я пришел домой к своей овдовевшей матери, я увидел, что она попала в расставленную им ловушку. Трясясь от гнева, она принялась бранить меня: „Зачем ты оскорбил этого святого человека? Ты должен стать его учеником!" Я был потрясен. Я попытался объяснить, как цинично гуру манипулирует людьми, но она ничего не хотела слышать. Гуру и его подручные взяли полную власть над ней. Через несколько дней после этого мать выгнала меня из собственного дома, сказав, что не желает становиться соучастницей моих оскорблений. Мир вокруг меня начал рушиться. Затем, под давлением членов секты ректор моего колледжа уволил меня с работы».
Снаружи молния ударила в дерево, отломив от него огромную ветку, и она с грохотом обрушилась на крышу дома. Мы сидели молча. После ослепительной вспышки молнии последовал громовой раскат, который, казалось, потряс всю вселенную. Васудева побледнел. Прерывающимся голосом он продолжал: «Я стал бездомным и безработным, но ученики гуру-тантрика продолжали преследовать меня повсюду. Они повлияли даже на полицию, и та отказалась защищать меня. Что мне еще оставалось делать, кроме как уехать из Калькутты? Но, куда бы я ни отправился, черный танрик благодаря своим сверхъестественным силам каждый раз находил меня и подсылал ко мне своих людей».
На какую бы работу ни устроился Васудева, посланцы гуру убеждали работодателя уволить его. Какое бы жилье он ни арендовал, они убеждали хозяина выселить его. Васудева даже обратился в газету, чтобы поведать миру свою историю, но журналисты не поверили ему. «Моя жизнь пошла под откос», — сказал он.
И в этот момент через дверной проем к нам в дом запрыгнула большая жаба. Глаза ее уставились на меня. Я подумал: «Кто знает, может быть, черный тантрик подослал ее?» От этой мысли меня передернуло. Васудева как будто понял, о чем я думаю. «Ты действительно хочешь, чтобы я продолжал свой рассказ?» — спросил он.
Небо огласилось раскатами грома. «Я уже сам не знаю, Васудева», — признался я. Хотя я был напуган, я все же понимал, что мне нужно выслушать эту историю. «И что же произошло потом?»
«Этот злодей-йог пришел в бешенство из-за моей неуступчивости и решил убить меня. С помощью магических обрядов и мантр он создал невидимое оружие, которое разъединяет душу и тело, то есть убивает жертву. Однако уничтожение тела — не главное. Пока жертва находится между жизнью и смертью, черный тантрик обретает власть над тонким телом, в которое облачена душа. Когда это зловещее оружие было приведено в действие, все мое тело и ум парализовало от дикой боли. Я почувствовал, как призраки в эфирных телах набросились на меня. Моля о спасении, я принялся повторять имя Бога. Пока в моем сознании звучало святое имя, невидимое оружие было бессильно уничтожить меня. В течение всего дня и целой ночи я ощущал на себе воздействие этого оружия. Я твердо знал, что, забудь я о святом имени хоть на мгновение, меня будет ждать судьба гораздо страшнее смерти. И я повторял его непрерывно. Оружие было бессильно убить меня, пока звучало имя бога. А если демоническое оружие не убивает свою жертву, оно бумерангом возвращается к отправившему его и убивает его. Черный тантрик был уничтожен своим же собственным оружием. Так имя бога спасло меня».
Услышав этот жуткий рассказ, я почувствовал, как все мое тело охватила дрожь. Я придвинулся ближе к рассказчику и стал слушать дальше.
«Но этот злобный мистик продолжает существовать по сей день; просто у него теперь нет физического тела. Сейчас он руководит своими учениками из астрального плана, направляя их ко мне для отмщения. Они все время охотятся за мной. Я не могу нигде остановиться надолго, потому что через считанные недели они находят меня и начинают терроризировать».
Буря снаружи начала стихать. В наступившей тишине Васудева вздохнул: «Так, вопреки собственному желанию и природе, я стал нищим странником. Я знаю, что, если искренне предаться Богу, Он защитит меня, но, пока этот день не настал, я вынужден спасаться бегством, скрываясь под одеждами святого человека».
Сверчки завели свою песню. Васудева внимательно посмотрел мне в глаза: «Прости, что я рассказываю тебе все это. Я держал в себе эту тайну долгие годы, и мне просто необходимо было с кем- то поговорить. Знаешь, Ричард, я никого не виню. В конечном счете, я сам во всем виноват».
Я не мог взять в толк, в чем же его вина, и попросил, чтобы он объяснил это.
Тогда Васудева с непритворным смирением стал говорить, что все его невзгоды — результат дурной кармы, тянущейся из прошлой жизни. «Я не знаю, чем заслужил столь ужасную участь, — заключил Васудева, — но точно знаю, что это справедливо. И еще я знаю, что, если я с честью пройду это испытание и предамся Богу, Он спасет меня».
Дрожащей рукой Васудева взял меня за руку, обращаясь ко мне с последней просьбой: «Ты — мой друг, и я должен предостеречь тебя. Ты должен оставить меня, пока сам не впутался в неприятности. Если завтра утром тебя здесь не будет, я все пойму. Брат мой, прошу тебя, будь предельно осторожен в поисках своего пути. Ты отдаешь себя на милость могущественных людей, но далеко не все из них по-настоящему святы. И еще, прошу, помолись за меня».
Мы сидели в тишине. Я не мог произнести ни слова. Из того, что я уже успел увидеть в Индии, я знал, что многие гуру обладают огромным могуществом, позволявшим им побудить учеников выполнить любое свое приказание. Откровенный рассказ моего спутника напугал меня гораздо сильнее, чем нападение бешеных псов. Тех, по крайней мере, было видно, и от них можно было защититься. Но как дать отпор невидимым силам зла, которые готовы напасть на ничего не подозревающего человека, пытающегося следовать духовным путем?
Васудева лег спать на землю, положив руку под голову вместо подушки. Мне же было не до сна. Сквозь оконный проем я смотрел на небо. Из-за облаков порой показывались звезды, но луны видно не было. Рядом со мной беспокойно ворочался во сне Васудева. Готов ли я разделить с ним все тяготы и ужасы его жизни? От одной этой мысли меня бросило в дрожь. Помочь ему может только моя молитва. И это все, о чем он сам просил меня. Пока Васудева метался, ворочался и стонал во сне, я ушел в ночь, молясь о том, чтобы выбранный мною путь был безопасным и чтобы Васудева тоже обрел когда-нибудь мир и покой.
Мой путь продолжал преподносить мне сюрпризы, приятные и не очень, но каждый такой опыт как бы позволял мне заглянуть в другие миры, которые вполне могли бы оказаться моей судьбой, пойди я этой дорогой.
Большинство садху, которые радушно приветствовали меня по возвращении в Джанакпур, по возрасту годились мне в дедушки. Поэтому я был удивлен, когда во время молитвы в храме Джанаки ко мне подошел молодой студент из Непала, назвавшийся Вишну Прасадом. Хорошо одетый, круглолицый, очень вежливый, он так обрадовался при виде западного юноши, ведущего образ жизни садху, что тут же пригласил меня к себе в гости в деревню Брахмапур. Его дом походил на прекрасный ашрам, а о благосостоянии семейства свидетельствовали красивая обстановка, ковры, утварь из бронзы и цветники, разбитые вокруг дома. Едва я переступил порог, мать и отец Вишну Прасада сердечно поприветствовали меня и усадили за стол, уставленный блюдами из овощей со всевозможными приправами и риса, сдобренного топленым маслом. В этом гостеприимном доме я провел несколько дней.