Субъектные синтаксические нули

Модифик.значение   Семантический тип S	Определенность	Неопределенность	Обобщенность
Личный	(1) +	(4) +	(7) +
Не-личный (предметный)	(2) —	(5) +	(8) —
Вне-личный (пространственный)	(3) +	(6) —	(9) —

Таблица образована соединением двух параметров — семантического (онтологического) типа субъекта и модификационного значения, связанного с категорией определенности/ неопределенности. Каждая из девяти клеток может быть представлена синтаксической конструкцией с эксплицитным субъектом диктума (двусоставного предложения): 1. Я шагаю по Москве; Мне что-то не спится; 4. Кто-то шагает, а кто-то ездит по Москве; 7. Честный шагает по жизни уверенно; 3. Книга лежит в шкафу; 5. Что-то лежит на полке; 8. Книга — лучший подарок; 3. В квартире прохлада усадьбы (Пастернак); 6. Где-то в лесу голоса; 9. Хорошо там, где нас нет.

Из девяти клеток пять связаны с синтаксическими нулями (что обозначено плюсами). Конструкции с синтаксическими нулями прочитываются через Я говорящего; значимое отсутствие в составе диктальной единицы открыто для субъекта модуса и допускает три варианта осмысления — совпадение субъекта диктума и субъекта модуса (1, 3), включенность субъекта модуса в состав субъектов диктума (7), исключенность (4, 5). 1-е значение (определенно-личное) предполагает совпадение субъекта диктума и Я модусного субъекта: Люблю тебя, Петра творенье (Пушкин); Скучно, скучно, неужели жизнь так и протянется - в чтении, писании, отделываньи, получении писем и отвечании на них... (Блок); 3-е значение — присутствие Я в определенном месте, само место определяется через наличие в нем Я-субъекта («здесь»): Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно (Чехов). Дистанцированным от Я представляют субъекта диктума неопределенно-личные предложения (значение 4-е): В зале накрывали на стол для закуски (Чехов). Значение 5-е (неопределенно-предметное) выражено безличной формой: Только что я задул свечку, завозилось у меня под кроватью! (Тургенев). Значение 7-е — обобщенно-личное — включает Я говорящего в состав тех, о ком идет речь: Как в ворота чугунные въедешь, Тронет тело блаженная дрожь (А.Ахматова).

Таким образом, использование синтаксических нулей можно интерпретировать как способ структурно-семантических модификаций исходной модели предложения – модификаций по линии субъекта; в результате любой из них устанавливается связь между субъектом диктума и субъектом модуса, что касается не только дейктических нулей (Я, здесь), но и семантико-синтаксических, кванторных[25] (неопределенно- и обобщенно-личных, а также неопределенно-предметного). Дейктические нули выражают совпадение субъекта модуса и субъекта диктума, кванторные — исключенность субъекта модуса их состава субъектов диктума (неопределенно-личность) и включенность субъекта модуса в состав субъектов диктума (обобщенно-личность); первые — отождествляющие, вторые — включающие и исключающие.

За рамками проблемы эгоцентризма оказываются еще два типа «синтаксических нулей»: таксисные[26]- в полупредикативных оборотах (отождествляющие, но не по отношению к модусному субъекту, а по отношению к субъекту соседней предикативной единицы) и лексико-семантические— в словосочетании (что принято связывать с понятиями абсолютивации, контекстуальной субстантивации).

3.2. При систематизации моделей предложения по полевому принципу «односоставность» рассматривается как знак производности (от двусоставного предложения) и принадлежности к периферии поля предложения.[27] При этом в тексте периферийные модели оказываются маркирующими субъектную перспективу: чем дальше от центра (синтаксического поля), тем ближе к Я, тем субъективнее высказывание, тем теснее связь данной синтаксической конструкции с определенной точкой зрения говорящего.

Поскольку производные, периферийные модели синтаксически обусловлены, постольку проблема односоставности должна решаться в связи с текстовой обусловленностью, своеобразной текстовой «ситуативностью». Ситуативность, или разовость, - это характеристика высказываний, которые принадлежат данной речевой ситуации (см. [Адмони 1994]) и определенному Я, его времени, его пространству.

«Односоставные предложения» (как и междометные) являются средством разметки структуры «образа автора»: эти предложения всегда чьи-то, принадлежат определенному субъекту модуса, а этот субъект, в свою очередь, находится внутри текста, например: сначала со двора в сад, потом по липовой аллее… Потом темная еловая аллея, обвалившаяся изгородь…(Чехов). Четыре безглагольных предложения обусловлены точкой зрения героя, идущего из Шелковки домой («Дом с мезонином»): два первых принято квалифицировать как неполные, два последних как односоставные номинативные. Присутствие Я обнаруживается не только временными наречиями (сначала, потом), но и самим соединением места и актуального времени. Условием такого соединения является Я наблюдателя, поэтому наличие безглагольных предложений, локализуемых в актуальном прошедшем или настоящем, обнаруживает присутствие субъекта модуса. В связи с Я прочитываются и так называемые «безличные» предложения:

Время есть, а денег нет,

И в гости некуда пойти (В. Цой)

Два последних предложения относят к разряду безличных (если не принимать во внимание точку зрения тех синтаксистов, которые говорят о генитивном подлежащем во втором предложении и инфинитивном подлежащем в третьем). Общность трех предложений в том, что они интерпретируются по 1-му лицу: в двух бытийных восстанавливается субъектно-посессивная синтаксема у меня; в последнем, с модальным значением невозможности, восстанавливается субъектная синтаксема мне.

Рассмотрим фрагмент с неопределенно-личным предложением: …и ему стало скучно и неловко. Чтобы как-нибудь развеять общее дурное настроение, он решил вмешаться и перед вечером постучал к Тане. Его впустили (Чехов).

Этот фрагмент обусловлен точкой зрения Коврина: ему принадлежит состояние (скучно, неловко), целевое придаточное выражает осмысливаемую им цель. Неопределенно-личное предложение выражает отношения между героем и героиней, но представляет эти отношения с точки зрения героя (Коврина); ср. со знаменитым Его не видят, с ним ни слова, проинтерпретированным Т.В. Булыгиной [Булыгина, Шмелев 1997: 342].

«Нуль» неопределенно-личности – не закадровая позиция, нуль резервирует место для субъекта диктума в синтаксической структуре и сигнализирует об определенном отношении Я говорящего к этому субъекту – выстраивает определенную субъектную перспективу. В примере из Чехова соединяется Я автора, Он субъекта сознания (с чьей точки зрения автор смотрит на ситуацию – с точки зрения Коврина) и Ø3мнсубъекта действия (Тани). Субъект сознания является одновременно участником ситуации (объектом). Местоимение его соединяет две роли: модусную и диктальную.

См. также в «Петербурге» Андрея Белого:

Среди дня тут звонил желтый Ее Величества кирасир барон Оммау-Оммергау с двухфунтовой бонбоньеркою шоколада от Крафта. От двухфунтовой бонбоньерки не отказались; но ему отказали.

Около двух часов пополудни тут звонил синий его величества кирасир граф Авен с бонбоньеркою от Балле; бонбоньерку приняли, но ему отказали.

Отказали и лейб-гусару в высокой меховой шапке...

Предикаты неопределенно-личных предложений, обозначающие действия Софьи Петровны Лихутиной, предъявляют ироничный мужской взгляд на женское поведение: нули позволяют не только констатировать действие, но и показать отношение говорящего к действию.

4.1. Классификация эгоцентрических элементов должна быть многофакторной, т.е. учитывать (1) принадлежность модусной и/или диктальной части, (2) соотношение субъектных сфер, (3) временная локализованность предиката, (4) вариант имплицитного обнаружения Я (эгоцентрическая грамматическая техника).

С учетом этих четырех параметров можно разделить эгоцентрические элементы следующим образом:

А. Модусные эгоцентрические средства(представлены в модусной части высказывания) являются предикатами с невозможной или незамещенной субъектной позицией:

(1) предъявляют собственное авторское Я, обнаруживающее себя в диалоге с читателем, что проявляется в отсутствии временной парадигмы и невозможности прикрепления ко времени героя (они локализованы в рамочном времени, т.е. во времени читателя). Модус не делится на субъекта сознания и субъекта речи, мысль принадлежит тому, кто говорит, - автору, рассказчику. Сюда безоговорочно попадают абсолютные эгоцентрики (междометия и экспрессивные высказывания), все показатели Я-речевой рамки (вводные слова: иначе говоря, точнее, вернее, во-первых и т.п.)[28]. В них нет и не может быть показателей лица.

(2) предъявляют модус, разделенный на субъекта речи (Я) и субъекта сознания, которым является герой (он, она). В третьеличном нарративе эти средства обнаруживают внутреннюю точку зрения, т.е. несобственно-третье лицо. Герой из субъекта действия превращается в субъекта сознания — повышается в ранге; автор не противопоставляет себя мыслящему герою. Эти эгоцентрические средства локализованы во времени героя, поэтому имеют временную парадигму (настоящее, прошедшее). Выражают модусы речи, восприятия, знания, мнения. Например:

После долгой ночи, потраченной на невеселые, бесполезные мысли, которые метали спать и, казалось, усиливали духоту и мрак ночи, Лаевский чувствовал

себя разбитым и вялым. От купанья и кофе ему не стало лучше (Чехов).

Даже при наличии субъектного показателя 3-го лица подобные модусные предикаты осмсливаются в связи с субъектом сознания, т.е. предполагают совпадение субъекта модуса и субъекта диктума.

Сюда относятся модусно-предикатные средства субъективации (авторизации) высказывания: модусные рамки с незамещенными субъектными позициями, вводные слова, авторизующие глаголы в соединении с именным предикатом. В отличие от эгоцентрических элементов первого типа, они не образуют самостоятельные высказывания, а являются модифицирующими (деривационными) средствами, вводящим субъективную составляющую в исходную синтаксическую (диктальную) структуру. Именно эти средства допускают действие эгоцентрической техники (синтаксические нули). С учетом модели субъектной перспективы можно сказать, что это средства, обнаруживающие линейное (синтагматическое) взаимодействие диктальной и модусной предикативных единиц: линейное следование в сложном предложении и разные варианты семантико-синтаксического включения в авторизованных конструкциях.

Б. Диктальные эгоцентрические средства —это структурно-семантические модификации базовых моделей предложения (субъект сознания локализован во времени действия, но в предложение попасть либо не может, либо попадает в виде именных синтаксем косвенных падежей).

(3) Субъектная перспектива соединяет субъекта сознания — героя в статусе наблюдателя, с которым солидаризируется автор (соотношение субъектных сфер то же, что в А(2), но выражается синтаксически).

Их можно разделить на типы: (а) статика наблюдаемого при статике наблюдателя, (б) статика наблюдаемого при динамике наблюдателя (субъективное восприятие пространства), (в) динамика наблюдаемого при статике наблюдателя (субъективное воприятие времени).

(а) Статика наблюдаемого при статике наблюдателя

· конструкции, которые без локативных и субъектно-локативных распространителей соотносятся с говорящим-наблюдателем: бытийные предложения номинативные предложения, генитивно-отрицательные и генитивно-квантитативные предложения, В третьеличном нарративе связаны с точкой зрения героя, с которым солидаризируется автор, или соприсутствующего наблюдателя-рассказчика. В предложениях с предметными существительными восстанавливается синтаксема перед+Тв. с семантикой наблюдателя; в предложениях, обусловленных слуховым и обонятельным восприятием, обнаруживается директивная синтаксема, выражающая источник звука или запаха. Например:

Пошел он ко своей землянке,

А землянки нет уж и следа;

Перед ним изба со светелкой (Пушкин)

· безглагольные предложения с синтаксемами в+Предл., выражающими объект восприятия:

В закрытье глаз, в покое рук —

тайник движенья непочатый (Мандельштам, Автопортрет) —

автор смотрит на себя со стороны (на свое изображение), его непосредственное наблюдение становится основанием для психологических выводов.

А царская дочка глядит на певца, <...>

…....................................................

Бледнее, чем мертвая, рот ее сжат,

В зеленых глазах исступленье (А.Ахматова, Мелхола).

· «безличные» предложения с семантикой состояния среды: в актуальном времени локативная синтаксема обозначает место, в котором присутствует наблюдатель: В комнате душно.

· Бытийные предложения с предикатами перцептивной семантики: раздаваться, доноситься, пахнуть, благоухать.

(б) Статика наблюдаемого при динамике наблюдателя (субъективное восприятие пространства). Этот тип составляют предложения с «непрототипическими» главными членами:

· с неодушевленными подлежащими и динамическими глаголами, обусловленные Я-модусной рамкой наблюдателя, передвигающегося в пространстве (своеобразный грамматический импрессионизм). В 3-личном нарративе это может быть и рассказчик, и герой, как в следующем примере:

Скоро показался и хутор Болтвы, а ветряк все еще не уходилназад, не отставал, глядел на Егорушку своим лоснящимся крылом и махал. Какой колдун! (Чехов);

· предложения - «производные диатезы» (в том числе залоговые) с объектом или инструментом в позиции подлежащего, создающие эффект крупного кадра или панорамного изображения:

И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу (Толстой); Строчки перечеркивались, вместо них скрипучее перо выводило новые, юный Дорофей дважды чинил перо брадобрейным ножом, перемазал чернилами пальцы (В.Я. Шишков) — субъект речи соединяется с точкой зрения непосредственнго наблюдателя.

· производная диатеза с существительными, обозначающими маршрут, по которому движется наблюдатель: Дорога повернула направо.

(в) Динамика наблюдаемого при статике наблюдателя (субъективное воприятие времени). Восприятие времени субъектом сознания выражается за счет компонентов диктума.

· предложения с некоординируемыми сказуемыми, выражающими быстроту или неожиданность событий (предложения с глагольными междометиями, безглагольными динамическими предикатами, инфинитивом и фразеологизированные типа возьми и скажи),

· предложения с повтором координируемого сказуемого, выражающие затянутость времени (а он все не идет и не идет).

(4) Сюда относятся предложения с субъектными кванторными нулями, а также все показатели неопределенности и обобщенности применительно к компонентам диктальной структуры (лексико-синтаксические нули[29]). В конструкциях отсутствуют и показатели модуса, и показатель диктального субъекта (что называют нулевым подлежащим).

В субъектной перспективе устанавливаются отношения между субъектом сознания, который равен субъекту речи, и субъектом диктума — при обобщенно-личности это инклюзивность Я по отношению к диктальному «все», при неопределенно-личности — эксклюзивность субъекта сознания (которым может быть Я говорящего или героя) по отношению к субъекту диктума. Например: Литвинов поклонился ему и в ту же минуту, как бы повинуясь тайному повелению, бегом пустился к Ирине. Она была дома. Он велел доложить о себе; его тотчас приняли. Когда он вошел, она стояла посреди комнаты (Тургенев) — неопределенно-личное предложение, выражающее дистанцированность между субъектом сознания (Литвиновым) и субъектом действия (Ириной); ...вблизи вулкана / невозможно жить, не показывая кулака; но/ и нельзя разжать его, умирая (Бродский) — обобщенно-личность: Данте, мне - поэту, всем поэтам, всем людям, и мне в том числе.

(5) Инволюнтивные именные и глагольные предикаты состояния с субъектными дейктическими и анафорическими нулями. Они соединяют модусное и диктальное значение, допускают полную личную парадигму и действие эгоцентрического механизма: И скучно, и грустно, и некому руку подать в минуту душевной невзгоды (Лермонтов); ...работается хорошо (уже написал семь этюдов, и очень милых) и если так будет работаться, то я привезу целую выставку (Левитан); Как тяжело ходить между людей и притворяться непогибшим (Блок).

В субъектной перспективе совпадают субъект диктума (субъект состояния) и субъект сознания (рефлексии), с которым солидаризируется говорящий. В сфере субъекта сознания не противопоставлены три субъектных роли: пребыващего в определенном состоянии, ощущающего это состояния и говорящего об этом.

Доказательством диктальной составляющей в семантике предикативов на -о является возможность придаточных причины:

Быть с тобою очень страшно,

Потому что молвишь ты

То, что я сказать не в силах

Из-за робкой немоты (Давид Самойлов).

Таким образом, классификация эгоцентрических средств на фоне субъектной перспективы предполагает варианты соединения субъектных сфер: (1) субъекта сознания, субъекта речи и субъекта восприятия речи, (2 - 3) субъектом сознания становится герой и субъект речи солидаризируется с ним — этот вариант субъектной перспективы выражается двумя способами: лексико-синтаксическим (модусные предикаты, авторизация) и семантико-синтаксическим (структурно-семантические модификации диктальной структуры), (4) субъект сознания (герой или рассказчик) обнаруживает свое отношение к субъекту действия (диктальному) — включенность/ исключенность, сближение/ противопоставление, (5) полное совпадение трех субъектных сфер — двух модусных (речи, сознания) и одной диктальной (состояния).

Подводя итоги, следует отметить, что к средствам субъективации, понимаемой как способ обнаружения точки зрения говорящего, относятся не только лексемы с модусной семантикой (ментально-речевые), но и синтаксические конструкции с незамещенными позициями (расширенное понимание синтаксического нуля). Техника синтаксического нуля интерпретировалась здесь как способ соединения, с одной стороны, семантики лексемы и семантики конструкции, с другой — семантики конструкции и текста (текстово, модусно обусловленные модели), как средство грамматического эгоцентрического механизма, сформированного и востребованного русской художественной литературой как инструмент воплощения образа автора.

Литература

Адмони В.Г. Система форм речевого высказывания. СПб. 1994.

Апресян Ю.Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира// Апресян Ю.Д. Избранные труды, т. 2. М., 1995.

Апресян Ю.Д. Фундаментальная классификация предикатов и системная лексикография // Грамматические категории: иерархии, связи, взаимодействие. Материалы международной научной конференции. СПб, 2003.

Апресян Ю.Д. Принципы организации центра и периферии в лексике и грамматике // Типологические обоснования в лингвистике: к 70-летию проф. В.С. Храковского. Спб, 2004.

Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. М., 1988.

Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1998.

Арутюнова Н.Д., Ширяев Е.Н. Русское предложение. Бытийный тип (структура и значение). М., 1983.

Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М., 1955.

Бахтин М.М. Автор и герой в эстетической деятельности.// Бахтин М.М.. Работы 20-х годов. Киев, 1994.

Бондарко А.В. Актуализационные аспекты грамматической семантики // Грамматика и текст (Сборник к юбилею Г.А. Золотовой) (в печати).

Булаховский Л.А. Русский литературный язык первой половины XIX века. М., 1954.

Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997.

Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка. М., 1993.

Вежбицка А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. Лингвистика текста. М., 1978.

Виноградов В.В. О теории художественной речи. М., 1971.

Виноградов В.В. Русский язык (Грамматическое учение о слове.). М., 1986.

Винокур Г.О. Филологические исследования: Лингвистика и поэтика. М., 1990.

Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка: Основные проблемы социологического метода в науке о языке (1929) М., 1993.

Гак В.Г. Теоретическая грамматика французского языка. М., 2004.

Гловинская М.Я. Семантика глаголов речи с точки зрения теории речевых актов. // Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект. М., 1993.

Дискурсивные слова русского языка: контекстное варьирование и семантическое единство. М., 2003.

Доброва Г.Р. Онтогенез персонального дейксиса (личные местоимения и термины родства). Спб., 2003.

Д. О. Добровольский, Е. В. Падучева. Высказывания от 1-го лица: семантика и прагматика // Логический анализ языка. Моно-, диа-, полилог в разных языках и культурах. М., 2010.

Дюрен Ж. О стереолингвистике. // Коммуникативно-смысловые параметры грамматики и текста. М., 2002.

Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958.

Журинская М.А. О выражении значения неотторжимости в русском языке// Семантическое и формальное варьирование. М., 1979.

Журинская М.А. Об именах релятивной семантики в системе языка // Известия Академии наук СССР. Сер. литературы и языка. – 1979. – Т. 38. – № 3.

Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М., 1973.

Золотова Г.А. Синтаксический словарь: Репертуар элементарных единиц русского синтаксиса. М., 1988.

Золотова Г.А. Категории времени и вида с точки зрения текста // Вопросы языкознания. 2002. № 3.

Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 2004.

Ильенко С.Г., Левина И.Н. Лексико-синтаксический словарь русского языка. СПб, 2007.

Иорданская Л.Н., И.А. Мельчук. Смысл и сочетаемость в словаре. М., 2007.

История субъективности: Древняя Русь. М, 2010.

Казаковская В.В. Вопросо-ответные единства в диалоге «взрослый — ребенок». СПб, 2006.

Категория определенности-неопределенности в славянских и балканских языках. М., 1979.

Киселева К., Пайар Д. Дискурсивные слова русского языка: контекстное варьирование и семантическое единство // Дискурсивные слова русского языка: контекстное варьирование и семантическое единство. М., 2003.

Клобуков Е.В. Семантика падежных форм в современном русском литературном языке. М., 1986.

Ковтунова И.И. Поэтический синтаксис. М., 1986.

Кожевникова Н.А.Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв. М., 1994.

Козинцева Н.А. Косвенный источник информации в высказывании (на материале русского языка). // Эвиденциальность в языках Европы и Азии. СПб, 2007.

Ломов А.М. Словарь-справочник по синтаксису современного русского языка. М., 2007.

Меднис Н.Е. Формирование флорентийского интерпретационного кода в русской поэзии XIX-XX веков. // Медник Н.Е. Поэтика и семиотика русской литературы. М., 2011.

Мельчук И.А. О синтаксическом нуле// Типология пассивных конструкций. Диатезы и залоги. Л., 1974.

Михеев М.Ю. Дневник как эго-текст. М., 2007.

Никитина Е.Н. Акциональность/ неакциональность возвратных глаголов и категория субъекта (к грамматической сущности категории залога). АКД. М., 2008.

Онипенко Н.К. Идея субъектной перспективы в русской грамматике // Русистика сегодня, М., 1994, № 3.

Онипенко Н.К. Три параметра лингвистической интерпретации текста //Текст. Интертекст. Культура: Сб. докладов межд. научной конференции (Москва, 4 – 7 апреля 2001 года). М., 2001.

Остин Дж.Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. М., 1986.

Очерки истории русской поэзии XX века. Грамматические категории. Синтаксис текста (Гл. 2-я). М., 1993.

Падучева Е.В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива). М., 1996.

Падучева Е.В. Глаголы восприятия: опыт выявления структуры тематического класса. // Проблемы функциональной грамматики: Семантическая инвариантность/вариативность. СПб, 2003.

Падучева Е.В. Динамические модели в семантике лексики. М., 2004.

Падучева Е.В. Наблюдатель: типология и возможные трактовки // Труды международной конференции ДИАЛОГ. М., 2006.

Плунгян В.А. Общая морфология: Введение в проблематику. М., 2000, с. 321-325.

Проблемы функциональной грамматики. Категории морфологии и синтаксиса в высказывании (Гл. 2-я; Гл. 14-я). СПб, 2000.

Проблемы функциональной грамматики. Семантическая инвариантность/вариантность (Гл. 4-я). СПб, 2003.

Проблемы функциональной грамматики. Полевые структуры (Гл. 16-я). Спб, 2005.

Проблемы функциональной грамматики. Категоризация Семантики (Гл. 3-я). СПб, 2008.

Рассел Б. Человеческое познание: Его сфера и границы. Киев, 1997.

Сандакова М.В. Релятивы в лексике русского языка. АКД. М., 1990.

Санников В.З. Русский синтаксис в семантико-прагматическом пространстве. М., 2008.

Сидорова М.Ю. Грамматика художественного текста. М., 2000.

Системный анализ значимых единиц русского языка. Смысловые типы предложений. Части 1,2. Красноярск, 1994.

Степанов Ю.С. Имена. Предикаты. Предложения (Семиологическая грамматика). М., 1981.

Степанов Ю.С. Язык и метод. К современной философии языка. М., 1998.

Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность. СПб, 1990.

Теория функциональной грамматики. Персональность. Залоговость. СПб, 1991.

Теория функциональной грамматики. Субъектность. Объектность. Коммуникативная перспектива высказывания. Определенность/ неопределенность. СПб, 1992.

Теория функциональной грамматики. Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность. СПб, 1996.

Тестелец Г.Я. Введение в общий синтаксис (Гл. 5-я). М., 2001.

Урмсон Дж.О. Парентетические глаголы // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. М., 1985.

Успенский Б.А. Поэтика композиции (1970) // Успенский Б.А. Семиотика искусства. М., 1995.

Успенский Б. А. Ego loquens: Язык и коммуникативное пространство. М., 2007.

Храковский В.С. Понятие сирконстанта и его статус. // Семиотика и информатика. Вып. 36. М., 1998.

Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис. М., 1992.

Чудаков А.П. Поэтика Чехова. М., 1971.

Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. М., 2001.

Шелякин М.А. Язык и человек: К проблеме мотивированности языковой системы. М., 2005.

Щерба Л.В. О частях речи в русском языке. // Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. М., 1974.

Шмелев Д.Н. Синтаксическая членимость высказывания в современном русском языке. М., 1976.

Шмелев А.Д. Типы «невыраженных валентностей». // Семиотика и информатика. Вып. 36. М., 1998.

Шмелева Т.В. Деепричастия на службе у модуса. // Системный анализ значимых единиц русского языка. Синтаксические структуры: Межвуз.сб. Красноярск, 1984.

Шмелева Т.В. Модус и средства его выражения в высказывании. // Идеографические аспекты русской грамматики. М., 1988.

Шмелева Т.В. Субъективные аспекты русского высказывания. Диссертация в виде научного доклада. М., 1995.

Шмелева Т.В. Тривиальность (речеведческий сюжет) // Лингвистический ежегодник Сибири / под ред. Т. М. Григорьевой; Краснояр. гос. ун-т. Красноярск, 2004. Вып. 6.

Шпет Г.Г. Сознание и его собственник. //Г.Г. Шпет. Философские этюды. М., 1994.

Эвиденциальность в языках Европы и Азии. СПб, 2007.

Эткинд Е.Г. «Внутренний человек» и внешняя речь. М., 1998

Якобсон Р.О. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол. // Принципы типологического анализа языков различного строя. М., 1972.

Якобсон Р.О. Нулевой знак. // Якобсон Р.О. Избранные работы. М., 1985.

Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М., 1994.

Aikhenvald A. Evidentiality. Oxford: OUP, 2004.

Bonnot C., Kodzasov S. L’emploi des mots du discours en position détachée et non détachée (sur l’exemple de действительно) // Русский язык: пересекая границы. Дубна, 2001.

Kuno S. Subjekt, theme and the speaker’s empathy // Subjekt and topic. Symposium on subjekt and topic in the Univ. of California, Santa Barbara, Mar. 1976. N. Y.: Acad. Press. 1976.

[1] Интересно, что Л.В. Щерба, поставив перед собой задачу классификации частей речи, начинает ее с междометия как «самой туманной» и беспризнаковой категории и тем самым предлагает представлять грамматическую систему не от носителей объективного значения, а от средств субъективного [Щерба (1928) 1974]. То же движение мысли исследователя находим в [Дюрен 2002].

[2] См. в «Словаре-справочнике» А.М. Ломова: «В последнее время наблюдается поглощение понятия модуса более широким понятием прагматики» [Ломов 2007: 146].

[3] В дальнейшем в работе используются термины «субъект модуса» и «модусный субъект», поскольку в русистике термины «модус» и «модальность» имеют собственные – пересекающиеся, но не совпадающие – сферы функционирования.

[4] Исключением являются предикаты внутреннего состояния (весело, скучно, зябко), которые соединяют диктальную семантику (психическое или физическое состояние) и модусную (ощущение), что делает предикаты внутреннего состояния Я-предикатами.

[5] Наиболее полный список средств вербализации модуса см. в «Лексико-семантическом словаре русского языка» [Ильенко, Левина 2007].

[6] Исключение обычно делается для безличных глаголов (холодает, знобит) и глаголов, выражающих бытие

неодушевленных объектов (колосится).

[7] Е.В.Падучева в [Падучева 2003: 89] считает, что для глагола вообразить невозможна «возвратная диатеза с Дативным Экспериентом», однако данные НКРЯ показывают, что конструкции типа «мне вообразилось, что…» есть не только в текстах XVIII-XIX в. (например, у Достоевского), но и XX: «Вдруг внизу, под окном, мне вообразилась его жизнь, теперь уже начисто прошлая. [Б. Л. Пастернак. Охранная грамота (1930)]. См. также [Падучева 2004: 208-210].

[8] Речь не идет о фразах «говорили/говорят тебе», в которых обнаруживается противопоставленность субъекта речи (3-е, которое может включать и 1-е) и адресата (2-е лицо).

[9] Пределом объективации становится местоимение все. Т.В. Шмелева, обсуждая «категорию тривиальности» в речеведческом аспекте, относит вводное как известно к «лексикону тривиальности» [Шмелева 2004].

[10] В свеом докладе А.Б.Летучий рассмотрел русские вводно-модальные слова, союзы и частицы в связи с такими субкатегориями в рамках эвиденциальности, как визуальная (прямая) засвитетельствованность, аудитив, инферентив, конклюзив, ренарратив, цитатив. А.Б. Летучий пришел к выводу о том, что в русском языке «противопоставлены инферентивное и конклюзивное vs. ренарративное и цитативное значения».

[11] Третий тип взаимодействия моделей не касается модуса, это наложение одной модели на другую (Книг она купила две).

[12] О понятии личной сферы см., например, в [Апресян (1986) 1995], а также [Журинская 1979]

[13] К Я говорящего имеют отношение Он-конструкции – не допускающие заполнения незанятой позиции неопределенно-личная и возвратная модификации (диатезы) ментальных предикатов, которые прочитываются по отношению к Я либо эксклюзивно: Говорили, что на набережной появилось новое лицо: дама с собачкой (Чехов), либо инклюзивно: при общих суждениях — Как говорится, мал золотник, да дорог (Я как все).

[14] Без возможности отнесения к предтексту незанятая позиция читается в связи с Я модусного субъекта (1) при словах дейктической (шифтерной) семантики, например, пространственной: вдали Ø (вдали от меня) — вдали от дома; рядом Ø (рядом со мной) — рядом с домом [Апресян (1986) 1995] –; (2) при «реляционных именах» (выражающих отношения между людьми – муж, жена, брат, друг, однофамилец) [Шмелев А.Д. 1998]; 3) при словах, называющих части человеческого тела (голова болит, зуб ноет, в ухе звенит – у меня; но: У бабушки голова болит).

[15] См. у А.М. Шахматова: «Названия 3-х лиц (предметов) в последовательности речи могут заменяться личными или указательными местоимениями; такая замена является посредствующею к полному опущению подлежащего» [Шахматов 2001: 236].

[16] Ср. также начало романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» (существующее в четырех вариантах, включая текст «Великого Канцлера») «Однажды весной в час небывало жаркого заката в Москве на Патриарших прудах появились два гражданина». Глагол появиться при таком наборе пространственно-временных локализаторов предполагает наличие Наблюдателя «За кадром». В каждом из существующих вариантов глагол появиться сохраняется, меняется его форма (множ. – ед. число), меняется набор пространственных и временных обстоятельств, меняется оформление количественно-именного сочетания (два гражданина – двое граждан).

[17] В Словаре В.И. Даля в статье глагола послышать читаем: «Вдруг послышался колокольчик, раздался звон, стал слышным. // Мне послышалось, показалось, что слышу». (В.Даль, Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 3., М., 1994, с. 875)

[18] Пример из воспоминаний О.Г. Ревзиной: «Бытовое бесстрашие И.И. находило многообразные формы: если случалось задержаться в городе даже и до полуночи, входная дверь открывалась уже с вечера, она тем временем распахивалась, и, выпрыгнув из такси и с разрывающимся сердцем вбежав в квартиру, можно было лицезреть мирно спящего ребенка и доброго, милого, ласкового И.И….». При возвратно-страдательном предикате открывалась позиция агенса (в тв.п.) остается незанятой.

[19] В связи с понятием эгоцентрической конструкции Е.В. Падучева рассматривает только отрицательные бытийные. Кроме того, в сферу интересов Е.В. Падучевой попадают диатезы с инструментом в подлежащем (Ключ открыл дверь).

[20] Интересно, что знаменитый пример «Что за прелесть эта Наташа!» - это восклицание, которое принадлежит самой Наташе: «Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. «Что за прелесть эта Наташа! — сказала она опять про себя словами какого-то третьего, собирательного мужского лица. — Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое» (Л.Н. Толстой, Война и мир). Субъектная перспектива усложняется, но суть дела от этого не меняется: Наташа говорит за другого, другим голосом, от чужого Я.

[21] О. Мандельштам с невозможностью пересказа связывает суть поэзии, в которой главную роль играет местоимение Я: «Поэтическая речь, или мысль, лишь чрезвычайно условно может быть названа звучащей, потому что мы слышим в ней лишь скрещиванье двух линий, из которых одна, взятая сама по себе, абсолютно немая, а другая, взятая вне орудийной метаморфозы, лишена всякой значительности и всякого интереса и поддается пересказу, что, на мой взгляд, вернейший признак отсутствия поэзии: ибо там, где обнаружена соизмеримость вещи с пересказом, там простыни не смяты, там поэзия, так сказать, не ночевала» («Разговор о Данте»).

[22] Пример из сборника русских средневековых автобиографий «История субъективности. Древняя Русь». М., 2010. с. 126.

[23] Для интерпретации русских синтаксических нулей может использоваться понятие эмпатии. Так, для характеристики неопределенно-личной формы говорится о том, что «нулевое» местоимение «никогда не соотносится с лицом, находящимся в фокусе эмпатии», что «сама конструкция указывает на то, что ситуация описывается с «точки зрения» кого-то отличного от субъекта данного предложения [Булыгина, Шмелев 1997: 343-345].

[24] Собственно «синтаксическими нулями» называют нули «парадигматические»: такое значимое отсутствие, которое осмысливается на парадигматическом фоне – на фоне синтаксического синонима: Стучат = Кто-то стучит; Накрывали на стол = Слуги накрывали.

[25] Поскольку «синтаксические нули» местоименны, логичным становится использование терминов, применяемых для интерпретации семантики местоимений: принято говорить о местоимениях дейктических, анафорических и кванторных. Дейктические и анафорические местоимения можно соединить в один класс по их общей функции — отождествляющей.

[26] Когда таксисный нуль начинает взаимодействовать с модусным Я, то мы получаем (1) либо «деепричастие на службе у модуса» [Шмелева 1984] — вводные слова и производные предлоги, (2) либо некорректные, но частотные в определенных жанрах высказывания, обусловленные подвижным наблюдательным пунктом; например: «В 3 Адмиралтейской части, перешед Никольской мост в большой Коломне, на Стрелке, продаются дворовые люди» [Биккулова, Онипенко (в печати)].

[27] Возвращение в лингвистику идеи двусоставности предложения как дифференциального признака считал вполне закономерным и В.Г. Адмони: «Само понятие суждения в античности было обобщенной фиксацией существенных признаков предложения, существовавшего в древнегреческом и в латинском, - предложение, которое по своей сути было двусоставным, хотя и допускало основывающиеся на такой двусоставности односоставные формы. Так что за логическим соотношением субъекта и предиката суждения стояла реальность языковая, и применение этих понятий в грамматике является лишь возвращением в языкознание исходно принадлежавшего ему добра» [Адмони 1994: 36].

[28] Список средств, представляющих субъекта речи в нарративе см. в [Падучева 1996].

[29] В этом разделе речь идет только о субъектных нулях в составе синтаксической конструкции.