Института научной информации по общественным наукам, Центра гуманитарных научно-информационных исследований, Института Всеобщей истории Российской академии наук 42 страница

Лит.: Аристотель. Вторая аналитика (I, 76Ь, 10-35) // Соч. в 4-х т. Т. 2. М., 1978; Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979; Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. М., 1980; Горелов И.Н. Невербальные компоненты коммуникации. М., 1980; Лейбниц Г.В. Новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии // Соч. в 4-х т. Т.2. М., 1983; Малявина Л.А. У истоков языкознания Нового времени. М., 1985; Полани М. Личностное знание: На пути к посткритической философии. М., 1985;

Харитонович Д.Э. К проблеме восприятия гуманистич. культуры в итал. об-ве XVI в. // Культура Возрождения и об-во. М., 1986; Смирнова Н.М., Кармин А.С. Личностное знание // Диалектика познания. Л., 1988; Микешина Л.А. Ценностные предпосылки в структуре научного познания. М., 1990; Она же. Неявное знание как феномен сознания и познания // Теория познания. В 4 т. М., 1991. Т. 2: Социально-культурная природа познания. М., 1991; Merleau-Ponty M. Phenomenology of Perception. N.Y., 1962; Polanyi M. Tacit Knowing: Its bearing on some Problems of Philosophy // Review of Modern Physics. Vol. 34. № 4. N.Y., 1962; Kwant R.C. From Phenomenology to Metaphysics. An Inquiry into the Last Period of Merleau-Ponty's Philosophical Life. Pittsburgh, 1966; Polanyi M. Sense-giving and Sense-reading// Intellect and Hope. Essays in the Thought of Michael Polanyi. Durham, 1968.

Л.А. Микешина, М.Ю. Опенков

ЗНАЧЕНИЕ — один из осн. элементов культуры, наряду собычаем-нормой, ценностью и смыслом; специфически культурноесредство соединения человека с окружающим миром или вообще субъекта с объектом через посредство знаков. Если в экон. деятельности человек соединяется с внешним миром через ведение хозяйства, а в политике — через властные отношения, то культура наделяет значениями факты, явления и процессы этого мира. Более того, культура формирует сложную и многообразную знаковую систему, через к-рую происходит накопление, поддержание и организация опыта. К числу знаковых систем относятся естеств. и искусств. языки, разл. системы сигнализации, языки изобразит. систем (образы, символика). Спец. дисциплиной, изучающей свойства знаковых систем, является семиотика. Синонимом для термина 3. выступает слово “смысл”,

хотя эти два термина не полностью синонимичны, ибо “смысл” обычно связывается с субъективным пониманием культурных средств и является предметом культуроведения в отличие от рассмотрения объективированного 3. культурных компонентов в системе культурной регуляции.

Теор. подход к изучению соотношения между системой 3. и др. системами социальной регуляции получил развитие в рамках символич. интеракционизма. Теория 3. и ее соотношение с процессом познания — важная проблема разл. филос. направлений, прежде всего аналитич. философии, раскрывающей логич. и семантич. аспекты знаковых систем. Для культурологии важно раскрыть соотношение смыслового содержания разл. знаковых систем с т. зр. их соотношения с социальными процессами и спецификой культурной среды.

Знаки сами по себе могут не содержать информации, они требуют расшифровки, т.е. доведения до сознания человека, их понимания. Это хорошо знакомо и человеку, изучающему иностр. язык, и ученому, расшифровывающему “таинственные письмена”. Процессы получения знаний, выработки значений и их передачи не совпадают, что можно продемонстрировать на множестве научных открытий. Невостребованность научных открытий, новых технологий или произведений искусства — явление хорошо известное из истории культуры и науки.

Чем обусловлена необходимость для человека вырабатывать значения, обозначать вещи, свои собств. поступки и переживания? Вещи, действия людей, психол. процессы сами по себе культуры не составляют. Это лишь строит, материал для нее. Но будучи означены, они “втягиваются” в культуру, организуются в системы, включаются в функционирование социальных институтов и в жизнь отд. личности. Культура придает значение определяющим, переломным моментам человеч. жизни: рождению, любви, смерти, борьбе, поражению, победе. 3. могут относиться как к природным явлениям (расположение звезд на небе, восход и закат, радуга и ураган), так и к внутр. состояниям человека.

3. — средство, позволяющее человеку “дистанцироваться” от собств. переживаний и от наблюдаемых явлений, а значит, и способность вырабатывать совершенно особые формы деятельности. 3. дают возможность мысленного моделирования явлений, с к-рыми предстоит иметь дело, и само поведение становится все более универсальным способом отношения человека к действительности. Человек как существо социальное должен сообразовываться с интересами других, а также культурными требованиями. Именно через систему 3. происходит такое согласование.

Об-во должно закреплять свой опыт в общезначимых символах, к-рые могли бы быть соотнесены друг с другом, систематизированы и переданы следующим поколениям.

Средствами культуры создаются знаки, названия, имена, позволяющие воссоздать в воображении образы отсутствующих предметов, перечислять и сочетать их в любой последовательности. Благодаря ей рождается разветвленная система значений, с помощью к-рой можно отличить друг от друга, дифференцировать тончайшие оттенки в переживаниях или явлениях видимого мира. Сложная иерархия оценок концентрирует опыт многих поколений. Обозначая и оценивая явления, человек упорядочивает, истолковывает, осмысливает мир и свое бытие в нем, получает возможность ориентироваться в действительности. Дать имя предмету — значит сделать первый шаг на пути к его познанию. Название закрепляет место предмета в опыте, позволяет узнавать его при встрече.

Известно, что 3. знаков слов не соотносится с действительными свойствами предметов, явлениями или процессами. Они вырабатываются культурой в ходе взаимодействия человека с природой и формирования предметной и символич. среды его жизнедеятельности. Мифол. “сотворение мира” включало в себя обозначение всего, с чем имеет дело человек, что брали на себя боги или культурные герои. 3. может иметь реальный “источник” в предметном мире (символизация грозы, землетрясения, солнца, луны, дерева и т.д.), но может и не иметь его, а, напротив, порождать воображаемую сущность в мире культурных явлений.

Важнейшим человеч. носителем системы 3. является язык как наиболее универсальное средство по сравнению с др. знаковыми системами. Язык в состоянии передать временные измерения (настоящее, прошедшее и будущее), модальность, лицо и т.д. Развитый язык обладает огромным запасом словесных значений и притом дискретность его единиц и способность их к комбинированию по многообразным правилам не устраняют его системности и способности к адаптации, к передаче все новых значений. Наряду с передачей словесных смыслов важны уже на ранних этапах культуры меры измерения.

Именно знаковые функции неизменно преобладают в худож. культуре. Сложный язык архитектуры, драмы, музыки, танца, формируемый соединением знакомых элементов и творчески переработанных или вносимых заново, создает особую сферу культуры, через к-рую человек постигает самые сложные и разнообраз. формы социализации.

Ритуал как формализованное и специализир. поведение служит целям упрочения связей либо между постоянными членами групп, либо во взаимодействии между группами, снимая напряжение, недоверчивость и повышая уровень коммуникативности, ощущение общности. Плюрализм и полиморфизм культурной жизни каждого сложного об-ва требует отлаженной регуляции локальных, культурно специфич. и общих ритуалов, праздников и юбилеев.

Сами по себе 3. могут быть и нейтральны, так как неимоверно широк потребный об-ву круг обозначений. Однако соединяясь с нормами и ценностями, нек-рые из них могут обретать особый статус, возвышающий их над другими, обычными и повседневными. Ярким примером такого возвышения служит табу, т.е. категорич.

знаковый запрет на особо выделенные предметы, действия и слова, нарушение к-рого влечет за собой строгое наказание со стороны коллектива. Табуирование может иметь иррациональный и даже абсурдный характер. Но видимая абсурдность лишь подтверждает особую роль этого средства в поддержании социокультурного порядка. Однако табуирование входит в набор средств регуляции относительно неразвитых об-в. В сложных религ. системах оно обычно заменяется набором градуированных запретов (прегрешение, искупимый грех, смертный грех и т.п.) и “отложенных” санкций, к-рые допускают “замаливание”, “покаяние”, “искупление” и т.п. Вместе с тем, создается широкая и вариативная сеть священных 3., выражаемых словом, текстом (даже самой священной книгой), жестом, образом, фиксирующими сложную иерархию ценностей и норм данной религии.

Во всех культурах непременным средством означивания, т.е. выражения знакового содержания, служат не только спец. символы, но и среда обитания, оформляемая через архитектуру и ландшафт, а также предметы бытового обихода, в том числе жилище, одежда, кухня и т.д. Конечно, знаковое содержание несет и внешний облик человека, присущие ему естеств. черты — его генетич., этнич., возрастной облик. Высокое знаковое значение имеет поведение человека, манера держать себя, разговаривать, общаться, в зависимости от чего его признают или не признают за “своего”, за достойного или не достойного опр. статуса в об-ве.

Высокую знаковую функциональность имеет одежда, используемая человеком отнюдь не только в целях защиты от непогоды и среды. Почти всякая одежда обозначает также половую и возрастную роль человека, его статус, состоятельность и т.п. Если в культуре высокое значение придается утверждению самобытности — этнической, национальной, религиозной, — то принято использовать для этого те или иные элементы одежды. Среди культурно значимых вариантов костюма принято выделять следующие: народный, этнич., сословный, праздничный, официальный, функциональный, модный, бытовой. И сюда, конечно, не входит все изощренное разнообразие совр. модной одежды.

Большую нагрузку несет одежда как статусный знак в армии. В армии важное значение придается и сигнальным системам — слуховым и зрительным: команды, огни, флаги. Впрочем, без этих сигналов не обойдется ни транспортная сеть, ни спорт, ни информ. система.

Наряду с одеждой знаковое содержание неизменно имеет и человеч. жилище, утварь, мебель, предметы быта и т.д.

Важным культурным знаком пола и возраста человека обычно служат естеств. признаки: цвет кожи, волосы, черты лица, строение тела и т.д. Но во всякой культуре эти признаки подвергаются дальнейшей культурной “обработке”. Этот же естеств. признак может подвергаться и вторичному переозначиванию, приобретая связь с сословной или конфессиональной принадлежностью.

Третий тип 3. того же самого предмета — межкультурные различия, оформление внешней инаковости, когда прически и головные уборы фиксируют принадлежность к своей этнич. группе или субкультуре, ее стремление отличаться от окружающих.

Важная сфера знаковой социализации подрастающего поколения — игры и игрушки. Уже с ранних лет ребенок осваивает значения “взрослого мира” через игрушки, наглядно и практически воспринимая те предметы и отношения большого мира, с к-рыми ему впоследствии придется иметь дело. Те и другие типы игрушек меняются с изменениями в стиле эпохи и способствуют этим изменениям.

Знаком, используемым как посредник во многих действиях и отношениях во всяком об-ве (кроме самых примитивных и первичных социальных структур и групп), являются деньги. Предметы, используемые в качестве денег, всегда связаны с уровнем развития об-ва и его культурой. При этом происходит все большая их “дематериализация”. Деньги аграрного об-ва были вполне “материальными”: количество голов скота или другого натурального продукта. Затем в этой функции стали использоваться драгоценные и полудрагоценные металлы. В индустриальном об-ве они приобрели форму бумажных символов различного рода. Становление информационного об-ва связано с переходом к электронным импульсам, заключающим некую информацию о денежном богатстве в памяти компьютерной системы. Электронные деньги, как и электронная информация вообще, принципиально меняют всю технологию финансовых операций и воздействует на многие формы деятельности и сам образ жизни граждан постиндустриального об-ва.

Лит.: Соколов Э.В. Культура и личность. Л., 1972; Каган М.С. Морфология искусства. Л., 1972; Андреев А.Л. Место искусства в познании мира. М., 1980; Ман-татов В.В. Образ, знак, условность. М., 1980; Гачев Г.Д. Образ в русской худож. культуре. М., 1981; Он же. Нац. образы мира: общие вопросы. М., 1988; Он же. Национальные образы мира: Космо-психо-логос. М., 1995; Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. М.. 1982; Франк С.Л. Смысл жизни // ВФ. 1990. № 6; Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990; Зись А.Я. В поисках худож. смысла. М., 1991; Петров М.К. Язык, знак, культура. М., 1991; Лотман Ю.М. Избр. статьи: В 3 т. Т. 1. Таллинн, 1992; Багдасарьян Н.Г. Язык культуры // Социально-полит. журнал. 1994. № 1/2; Чернов Л.Ф. Знако-вость. СПб., 1993.

Б. С. Ерасов

ЗОЛОТАРЕВ Алексей Алексеевич (1879-1950) - ре-лиг. философ, историк культуры, писатель-прозаик, краевед. Учился в Киев. духовной академии, позже — в Петербург, ун-те и Сорбонне (естеств. науки). Подвергался арестам и ссылкам. В 1903-13 подолгу жил на о. Капри, где общался с Горьким. В предреволюц. десятилетие опубликовал три повести, ряд публицистич. и ли-

тературно-критич. статей. С 1914 по 1930 вел многоплановую краеведч. и просветит, работу в Рыбинске. После 1917 продолжал лит. деятельность, не стремясь к публикациям. С 1933 (возвратясь из трехлетней ссылки) жил в Москве без постоянного заработка и пенсии.

Филос. и культурологич. воззрения писателя наиболее полно выражены в статьях 40-х гг. Веря в силу “миродержавных устоев”, 3. полагал, что “финальные” причины более значимы, чем “каузальные”. “План” мироустройства включает в себя ответств. поручение, к-рое человек призван выполнять свободно и вместе с тем в послушании “высшей воле”. Основу истор. эволюции составляет “принцип подвига”. Вселенские законы требуют от людей постоянного упражнения своих сил в известном направлении: не только нравств. совершенствования, но и творч. деяний, участия в “охорашивании Земли”. Дух созидания наличествует в каждом человеке. Культура как “великое и гармонич. целое” слагается не только из свершений выдающихся личностей, но и из “миллионов дел” незаметных тружеников. Творчество сближает и объединяет людей, являясь “уплотнением”. Созданные и сохраняемые человечеством ценности составляют “целый вихрь, целый каскад, радугу форм”. Одним из ключевых для 3. было слово “богатырство”, характеризовавшее не только воинов, но также гос. и церковных деятелей, ученых и художников, ремесленников и людей физич. труда. Взгляд 3. на Вселенную, персоналистичен: личностное начало пронизывает все и вся. Человека делает личностью дар любви, важнейшие свойства к-рой — возрастание и постоянство. Семья — первообраз межличностного единения, неотъемлемую грань к-рого составляет союз живых и мертвых, осуществляемый устным преданием, письм. текстами, молитвами и таинствами. 3. высоко ценил людей “оседлой культуры” и их “неусыпнотрудолюбивую работу” на познание и пользу среды обитания. Своим предшественником-учителем он считал Н.Ф. Федорова. 3. был поборником дружеств. общения народов и гос-в на началах бережного внимания к их разности и самобытности. Восторженно относился к зап.-европ. культуре, в особенности — сформировавшейся в свободных городах-гос-вах Италии; усматривал их подобие в древнерус. Киеве и Новгороде. Россию осознавал как полноправного члена семьи европ. народов. 3. был сторонником культурной и адм.-хоз. независимости каждого рос. региона и края. Подобно Г.П. -Федотову, он полагал, что централизм моек. и Петербург. периодов сковывал духовные силы народа и что возрождение России связано с раскрепощением провинции, ее “культурных очагов”. Считал благоприятным для страны федералистское устроение. В молодости отдал дань революционно-анархич. воззрениям в духе Бакунина. Позже, в 30-40-е гг. пришел к убеждению, что благая “устойчивость обществ, связей”, создаваемая веками, стимулируется и поддерживается церковью и гос-вом, к-рые обладают “строительной” силой. 3. был склонен сопрягать и примирять все сущее, силой мысли устранять такие привычные антитезы, как свобода и единение, дух и материя, индивидуальность и коллектив, личность и семья (род), народ и человечество, ср. века и Новое время. Восток и Запад и т.п., так что мир представал как нескончаемая цепь схождений самых разных сущностей, феноменов, фактов, к-рые между собой перекликаются (“аукаются”). Искусство он мыслил как глубинно связанное с церковной жизнью; в научных открытиях (в том числе совр.) усматривал подтверждение смысла канонич. христ. текстов. Термины физики наполнял религиозно-нравств. содержанием: центростремит. сила — это благая норма бытия, центробежная — источник всяческого “отщепенства” и зла. Высвобождение атомной энергии трактовалось как интенсивное проявление хаотич. центробежных сил. Человек православно-церковный, 3., однако, не противопоставлял друг другу ортодоксию и ересь. Симпатизировал и рус. старообрядчеству (Аввакум, совершив “нравств. подвиг”, “зажег пожар веры в самом сердце народа”), и ориентированной на католицизм культуре роман, народов. Восторженно говорил о Лютере как зачинателе новой истор. эры. 3. отвергал апологию борьбы в природе и об-ве, особенно резко — идею “сверхчеловека”. Дарвинизм, марксизм, ницшеанство расценивал как несостоят. опыты геоцентрич. сужения вселенского бытия. Для 3. были неприемлемы нигилизм и релятивистское третирование единой истины. Отречение от культурной традиции и народной веры он называл “безотцовщиной”, к-рая “ничего, кроме самой себя в мире не видит”. Свою эпоху характеризовал как жестокую, грозную, сумасшедшую.

Соч.: В Старой Лавре // Знание. СПб., 1908. Кн. 23; На чужой стороне // Там же. 1911. Кн. 35; Во едину от суббот. Берлин, 1912; Из истории рус. публицистики и критики 1910 гг. // Контекст-1991. М., 1991; Богатырское сословие // Лит. обозрение. 1992. № 2; О Гегеле и гегельянстве // ВФ. 1994. № 5; Вера и знание: Наука и откровение в их совр. взаимодействии на человека // Континент. Т. 82. М., 1994; Из писем А.М. Горькому// Известия РАН. Отд. лит-ры и языка. Т. 53. 1994. № 2;

Campo Santo моей памяти: Образы усопших в моем сознании [Фрагменты] // Русь. 1994, № 1(10); Родина. 1995. № 1; Zanotti-Bianco U. Carteggio 1906-1918. Т. I-II. Ban, 1987-89 (письма на итал. языке).

Лит.: Дивильковский А. Российского леса щепки // Совр. мир. СПб., 1914. № 9; Астафьев А.В. Забытый писатель // Горьковские чтения. 1964-65. М., 1966; Аниковская А.Н., Хализев В.Е. О лит. жизни в России 1930- нач. 40 гг.: по страницам архива 3. // Филол. науки, 1992, № 2; Хализев В.Е. Забытый деятель русской культуры // Лит. обозрение. 1992. № 2; Он же. Один из “китежан” // Континент. М.; Париж. Т. 82. М., 1994.

В.Е. Хализев

И-Й

ИВАНОВ Вячеслав Иванович (1866-1949)
ИВАНОВ-РАЗУМНИК(псевд.; наст. фамилия Иванов) Разумник Васильевич (1878—1946)
ИВАСК Юрий Павлович (1910-1986)
ИГРА
ИДЕАЛЬНЫЙ ТИП
ИДЕНТИЧНОСТЬ
ИДЕНТИЧНОСТЬ психосоциальная
ИКОНОЛОГИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ
ИКОНОЛОГИЯ
ИЛЛИЧ (Illich) Иван (р. 1926)
ИЛЬИН Иван Александрович (1883-1954)
ИМАЖИНИЗМ
ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ И ТРАДИЦИЯ
ИНДИХЕНИЗМ
ИНКУЛЬТУРАЦИЯ
ИННОВАЦИИ
ИНСТАУРАЦИЯ
ИНТЕГРАЦИЯ
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ
ИНТУИТИВИЗМ
ИНТУИЦИЯ ХУДОЖЕСТВЕННАЯ
ИНФОРМАЦИОННАЯ КУЛЬТУРА
ИНФОРМАЦИЯ
ИОАНН ПАВЕЛ II(Войтыла (Wojtyla) Кароль; псевд.: А.Я. (A.J.), Явень (Jawien), Петр и др.) (р. 1920)
ИРОНИЯ
ИСИДА Эйитиро (1903-1968)
ИСКУССТВО
ИСКУССТВОЗНАНИЕ
ИСТОРИЗМ
ИСТОРИЧЕСКАЯ ТИПОЛОГИЯ КУЛЬТУРЫ
ИСТОРИЯ
ИСТОРИЯ И АНТРОПОЛОГИЯ
ИСТОРИЯ КАК ФЕНОМЕН КУЛЬТУРЫ
ИСТОРИЯ КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОЙ МЫСЛИ
ЙЕССИНГ (Gjessing) Гюторм (1906-1979)

ИВАНОВ Вячеслав Иванович (1866-1949) - поэт и драматург, религ. мыслитель серебряного века и рус. зарубежья, историк культуры (гл.обр. античной), теоретик рус. символизма. В 1884 поступил на историко-филол. ф-т Моск. ун-та, в 1886 — уезжает для продолжения образования в Германию, где изучает рим. и классич. филологию в Берлин, ун-те, занимаясь в семинаре Моммзена, под руководством к-рого писал по латыни диссертацию о системе гос. откупов в Др. Риме. Одновременно И. погружается в мир герм. мысли (Мейстер Экхарт, Гёте, Шиллер, Новалис, Шопенгауэр, Вагнер и др.), а также рус. религ. философии (Хомяков, В. Соловьев, с к-рым И. лично познакомился в 1896). В 1891 уехал в Париж, затем в Рим, где занимался греч. мистерией и, увлекшись философией Ницше, собирал материалы о культе Диониса. В 1896 И. представляет завершенную диссертацию Гиршфельду и Моммзену в Берлине и тем самым завершает образование (хотя устного экзамена на ученую степень не сдавал). Чередуя пребывание за границей (Ливорно, Лондон, путешествие в Грецию, Египет, Палестину и др.) с редкими наездами в Россию, И. по преимуществу предавался ученым занятиям (в частности, в Женеве в начале века он изучал санскрит у де Соссюра, а в 1903 в Париже в Высшей школе обществ, наук М. Ковалевского прочел курс лекций об эллинской религии Диониса). Лишь в 1898 по рекомендации Вл. Соловьева И. впервые опубликовал стихи (хотя писал их с детства).

В 1903 вышел в свет первый стихотворный сборник И., изданный за счет автора, — “Кормчие звезды”; в 1904 опубликован сб. “Прозрачность”. Поэтич. творчество И. насыщено философско-религ. идеями, поражает эрудицией и культурным кругозором автора, высокой книжностью и демонстративной ученостью. Далеко не сразу читатели осознали, что поэтич. произведения И. и его научные изыскания, культурфилос. трактаты составляют единый текст, в к-ром искусство, философия, наука и религия сплавлены в одно синтетич. целое. Лит. творчеством и филос. идеями поэта-символиста заинтересовались “старшие” символисты — Брюсов, Мережковский. По предложению последнего И. публикует в журн. “Новый путь” (позднее “Вопросы жизни”) свои парижские чтения о дионисийстве — “Эллинская религия страдающего бога” (1904—05).

Осенью 1905 возвращается в Россию. Петербургская квартира на Таврической улице (знаменитая “башня”) стала своеобр. литературно-артистич., религиозно— мистич. и филос. салоном, среди завсегдатаев к-рого были Гиппиус и Мережковский, Блок, А. Белый, Ф. Сологуб, Розанов, Добужинский, Сомов, Комиссаржев-ская, Мейерхольд, М.Кузмин, С.Судейкин. Атмосфера своеобр. “жизнестроительства”, культивируемого в “башне”, соединявшая артистич. импровизации и сократич. диалоги, поэтич. чтения и мистицизм (вплоть до спиритич. сеансов) не только отражала творч. искания организатора ивановских “сред”, но и стимулировала И. к обретению культурологич. синтеза в собств. творчестве.

И. становился все более заметной фигурой в рус. символизме — и как художник, и как теоретик. Поэтич. сборники “Cor Ardens” (в 2 кн., 1911—1912), “Нежная тайна” (1913); трагедии “Тантал” (1905) и “Прометей” (1919) чередуются с философско-культурологич. книгами — “По звездам” (1909), “Борозды и межи” (1916), “Родное и вселенское” (1917), “Кризис гуманизма” (1918), “Переписка из двух углов” (1921, переписка с Гершензоном.) Во многом благодаря творчеству И. рус. символизм преодолевает лит. рамки и становится культурологич. феноменом. С 1913 И. — активный участник диспутов в “Об-ве свободной эстетики”; его занимает общение с религ. философами Е. Трубецким, Флоренским, С. Булгаковым, Бердяевым, Эрном, композитором Скрябиным (с последними двумя его связывает близкая, но скоротечная дружба, оборванная их ранней смертью). Первая мир. война усилила славянофильские и антигерм, настроения И. и впервые привела его (хотя и ненадолго) в политику. Восторженное приятие Февр. революции сменилось вскоре неприятием Октябрьской революции (из-за ее внерелиг. и вненац. характера), что отразилось в участии И. в оппозиционном сборнике “веховской” направленности “Из глубины” (Вместе с Бердяевым, С. Булгаковым, Франком, А. Изгоевьм и др.) со статьей “Наш язык” (1918). В то же время аполитизм И. позволил ему сотрудничать какое-то время с советской властью: зав. историко-театральной секцией ТЕО (театрального отдела Наркомпроса, руководимого О.Д. Каменевой), сотрудник об-ва “Охрана памятников искусства”, в 1920—24 — ординарный проф. классич.

филологии в Бакин. ун-те, читал курсы по поэтике, театру, философии, творчеству Достоевского. В Баку И. защитил докт. дис. (1921), издал книгу “Дионис и прадионисийство” (1923). В 1924 благодаря ходатайству Каменевой и Луначарского И. получил разрешение выехать за границу. До конца 20-х гг. получал пенсию от советских организаций (Центр, комиссия по улучшению быта ученых, Академия художеств) и пытался публиковаться в советских изданиях, но в большинстве случаев безуспешно.

Дальнейшая жизнь И. протекала в Италии, по преимуществу в Риме и в Павии. В 1926 г. перешел в католицизм (вост. православного обряда), что позволило ему занять должность проф. новых языков и лит-р в павийском Колледжио Борромео. Советское гражданство не раз мешало его преподават. деятельности: избрание И. проф. Флорентийского и Каир. ун-тов было отменено сторонниками фашизма. Верный своему обещанию не заниматься политикой, И. не встречался с рус. эмигрантами и не печатался в эмигрантских изданиях до 1936: лишь после смерти Горького И. отказался от советского гражданства, стал печататься в париж. журн. “Совр. записки”, в мюнхенско-цюрихском “Корона”. С 1936 и до смерти И. профессор рус. языка и лит. в Папском Вост. ин-те. Среди его заграничных публикаций — мелопея “Человек” (1915-19), авторизованные переиздания прежних культурфилос. работ (в переводе на осн. европ. языки, нередко в переработанном и доп. виде), поэтич. цикл “Римский дневник”, вошедший в посмертный сб. стихов “Свет вечерний”, 1962. Посмертно была издана и незавершенная филос. поэма в прозе “Повесть о Светомире-царевиче”, в к-рой И. развивал свои старые религиозно-филос. и культурологич. идеи.

Культурфилософия И. многослойна и внутренне противоречива. Необъятен культурно-истор. кругозор, вбирающий в себя множество явлений мировой (прежде всего зап.-европ.) и рус. культуры, тесно соединенных и переплетающихся между собой. Гомер и Платон, Эсхил и Вергилий, Данте и Шекспир, Микеланджело и Рафаэль, Гёте и Шиллер, Кант и Шопенгауэр, Байрон и Бетховен, Вагнер и Ницше, Новалис и Бодлер — таковы лишь немногие из имен зап.-европ. классиков, вне идей и образов к-рых немыслим символизм, как его понимает И.; но столь же весомо созвездие имен отеч. классики: Пушкин и Лермонтов, Тютчев и Гоголь, Достоевский и Толстой, Хомяков и Вл. Соловьев, Блок и Скрябин... Все эти мыслители и художники в философии культуры И. значимы не сами по себе, но как строит. элементы его собств. философско-поэтич. творчества, вторично и третично интерпретируемые и переосмысленные в новом ценностно-смысловом контексте. Вагнер трактуется через оценки позднего Ницше, Ницше понимается в духе Вл. Соловьева, Соловьев осмысляется через призму идей Достоевского и Толстого, Толстой — через Сократа, Достоевский — через борьбу Люцифера и Аримана... Различные нац. и исторически удаленные друг от друга культуры причудливо сопрягаются у И. в бесконечном, в принципе незавершимом, взаимно обогащающем диалоге: Гёте связует античность с символизмом 20 в., Байрон выступает как событие рус. духа, Достоевский — как рус. Шекспир или Данте. Разнородные культурные силы у И. обнаруживают свое тяготение к “реинте грации”, внутр. воссоединению и синтезу: Руссо дополняется Вагнером и Ницше, Ницше — Ибсеном и Фейербахом, Вагнер — Бетховеном и Эсхилом, Толстой и Достоевский — Вл. Соловьевым.

И. стремится и сам — своим поэтич. творчеством и свободно развивающейся философско-религ. Мыслью — интегрировать и синтезировать разные, порой взаимоисключающие явления, обретающие в его интерпретации взаимодополнительность: ницшеанского сверхчеловека и хомяковскую соборность, гётевскую морфологию растений и соловьевскую Вечную Женственность, идеализм и реализм, западничество и славянофильство, искусство и религию, католицизм и православие, Христа и Диониса. Культурология И. предстает то как эклектич. хаос гетерогенных элементов, то как свободная творч. импровизация поэта-мыслителя и мыслителя-поэта на заданные филос. темы-символы, почерпнутые из мировой культуры. В то же время понимание культуры И. “держится” на устойчивых константах: эллинство как фундамент всемирной и рус. культуры; аполлоновское и дионисийское начала культуры, в противоборстве к-рых непрерывно рождается новое; теургия как жизнетворчество и механизм пересоздания мира средствами культуры (в единстве науки, искусства и религии); преодоление индивидуализма в приобщении личности к “хоровому”, соборному началу “народа-художника” и в нескончаемом диалоге Я с божественно непостижимым Ты, трансцендентным смысловым центром мирового бытия; диалектика эпического и трагедийного, “родного и вселенского” в культурном творчестве личности и в самом строении мира.

Наши рекомендации