XLIII. О красоте

Добродетель подобна драгоценному камню, который лучше всего выглядит впростой оправе; и конечно, добродетель лучше всего проявляется в человеке,который просто приятен, хотя и неизысканных свойств и который, скорее,держится с достоинством, чем красив на вид. Так же почти не наблюдается,чтобы очень красивые люди в других отношениях обладали большимидостоинствами; как будто природа, выпуская их в свет, скорее, была озабоченатем, чтобы не допустить ошибки, а не тем, чтобы произвести совершенство. Ипоэтому они оказываются лишенными недостатков, но не обладают возвышенностьюдуха и заботятся, скорее, о манерах, чем о добродетели. Но это не всегдасправедливо: ведь Август Цезарь, Тит Веспасиан, Филипп Красивый Французский,Эдуард IV Английский, Алкивиад Афинский, Исмаил, шах персидский -- все ониобладали возвышенным и величественным духом и тем не менее были самымикрасивыми людьми своего времени. Что касается самой красоты, то миловидностьставится выше яркости, а красота и грациозность в движениях -- вышемиловидности. Эта лучшая часть красоты не может быть выражена в портрете: он не можетпередать и красоту живого лица, даже в первых проблесках жизни. Несуществует такой совершенной красоты, у которой не было бы какой-либонеобычности в пропорции. Нельзя сказать, кто был более безумен, Апеллес илиАльбрехт Дюрер, из которых один создавал образы с помощью геометрическихпропорций, а другой -- беря лучшие черты у разных лиц и составляя из ниходно совершенное^[20][5]. Я думаю, что такие портретыникому не доставят удовольствия, кроме художника, который их нарисовал. Нето, чтобы я полагал, что художник не может нарисовать лицо более красивое,чем когда-либо существовавшее в реальной жизни; но тогда ему должна придтина помощь своего рода удача (как к музыканту, создающему арию), а неустановленные правила. Часто можно наблюдать лица, черты которых, еслирассматривать их одну за другой, не красивы, однако все вместе приятны навид. Если справедливо, что основную часть красоты составляет изяществодвижений, то, разумеется, неудивительно, что люди в годах кажутся во многораз приятнее, чем молодые, "pulchrorum autumnuspulcher"^[20][6]; ведь юные не могут держать себя такграциозно, как люди в годах, если только не считать, что это возмещаетсямолодостью и заслуживает снисходительного отношения. Красота подобна летнимплодам, которые легко портятся и не могут долго сохраняться; и по большейчасти она делает молодость беспутной, а в старости за это приходитсяраскаиваться. Но так же верно и то, что если красота такова, какой ей должнобыть, то она заставляет добродетель сиять, а пороки краснеть.