О сословных комиссиях в пруссии
и то, что комиссии образуются не провинциальными ландтагами как юридическими лицами, а ландтагами, распавшимися на свои механические части. Не ландтаг выбирает своих депутатов в комиссии, а различные, изолированные части ландтага, каждая сама по себе, выбирают в комиссию своих депутатов. Эти выборы основываются, таким образом, на механическом разложении организма ландтага на его составные части, основываются на itio in partes *. Это и сделало возможным, что в комиссиях представлено не большинство ландтага, а меньшинство его. Так, какой-нибудь депутат от дворянства может иметь за собой большинство депутатов своего сословия, но но иметь большинства всего ландтага, ибо большинство ландтага может ведь получиться, например, в результате присоединения меньшинства дворянских сословных представителей к сословию горожан или крестьян. Следовательно, возражения, выдвигаемые против состава ландтага, не просто распространяются на комиссии, а обрушиваются на них с двойной силой, ибо здесь отдельное сословие изъято из-под влияния целого и вновь втиснуто в свои особые рамки. Но мы оставляем и это в стороне.
Мы исходим из факта, который, несомненно, признает и наш автор. Мы предполагаем, что состав провинциальных сословных собраний вполне соответствует их цели, т. е. цели представлять свои особые провинциальные интересы с точки зрения своих особые сословных интересов. Этот характер ландтагов отразится на характере каждого их действия, а значит и на характере выборов в комиссии, следовательно и на характере самих депутатов комиссий, ибо ландтаг, соответствующий своей цели, конечно, останется верен этой цели в важнейшем своем действии, которое состоит в том, что он сам выбирает представителей. Но какой же новый элемент внезапно превращает представителей провинциальных интересов в представителей общегосударственных интересов и придает их особой деятельности характер всеобщей деятельности? Очевидно, этим элементом является только общее место их пребывания. Но неужели абстрактное пространство само по себе способно Придать новый характер человеку с характером и химически разложить его духовное существо? Мы стали бы на точку зрения крайнего материалистического механизма, если бы допустили, что пространство само по себе обладает такой организующей душой, тем более, что существующее обособление сословий признано и представлено также и пространственно в собрании комиссий.
* — обособлении отдельных частей. Ред.
284 о сословных комиссиях в пруссия
Мы должны после всего изложенного признать все дальнейшие доводы, которыми наш автор хочет оправдать состав комиссий, только попытками оправдать состав провинциальных сословных собраний.
Кёльн, 30 декабря. Панегирист сословных комиссий в аугс-бургской «Allgemeine Zeitung» защищает, как мы показали в предыдущей статье, не состав сословных комиссий, а состав провинциальных ландтагов.
Ему кажется
«страншлм, что в интеллигенции видят особый, наряду с промышленностью и земельной собственностью, элемент, нуждающийся в сословном представительстве».
Мы рады, что можем хоть один раз согласиться с нашим автором и ограничиться не опровержением, а разъяснением его слов. Что представляется ему странным в поползновениях интеллигенции? Считает ли он, что интеллигенция вовсе не есть элемент сословного представительства, или же разбираемую статью можно было бы понять в том смысле, что интеллигенция не есть особый элемент? Но сословное представительство знает только особые элементы, существующие рядом друг с другом. Следовательно, то, что не есть особый элемент, не является и элементом сословного представительства. Разбираемая статья совершенно правильно изображает дело так, что интеллигентность участвует в сословном представительстве как «всеобщее свойство наделенных интеллектом существ», значит не как особое свойство сословных представителей, ибо свойство, которое обще мне со всеми людьми и которым я обладаю в одинаковой со всеми степени, не образует ни моего характера, ни моего преимущества, ни моего особого существа. В собрании естествоиспытателей Недостаточно обладать «общим свойством» наделенного интел^ Лбктом существа, но в собрании сословных представителей Достаточно обладать интеллигентностью как общим свойством, Достаточно принадлежать к естественноисторическому роду «наделенных интеллектом существ».
Член сословного представительства должен обладать интеллигентностью как общим человеческим свойством, но человек Hé должен обладать интеллигентностью как особым сословным свойством; иначе говоря, интеллигентность не делает человека членом сословного представительства, она только делает члена сословного представительства человеком. Наш автор согласится с тем, что интеллигентности этим не уделяется особого места в ландтаге. Всякое газетное объявление — это факт интеЛли-
о сословных комиссиях в пруссии 285
гентности *. Но кто решился бы на основании этого утверждать, что объявления представляют литературу? Земля не может говорить, может говорить лишь владелец земли. Поэтому земля, чтобы заговорить о своих правах, должна выступить в интеллигентной форме; желания, интересы сами не говорят, говорит только человек; но разве земля, интерес, желание выходят за присущие им рамки в результате того, что они заявляют о своих правах устами человеческого существа, устами существа, наделенного интеллектом? Дело идет не просто о форме интеллигентности, а о содержании ее. Если интеллигентность вовсе не нуждается — в чем мы охотно соглашаемся С нашим автором — в сословном представительстве, а нуждается как раз в несословном представительстве, то сословное представительство, наоборот, нуждается в интеллигентности, но в очень ограниченной интеллигентности, — подобно тому как каждому человеку нужно столько ума, сколько требуется для проведения в жизнь его намерений и интересов, что, однако, вовсе не означает, что намерения и интересы человека становятся намерениями и интересами «ума».
Утилитарная интеллигентность, борющаяся за свой домашний очаг, отличается, конечно, от свободной интеллигентности, защищающей, в ущерб своему очагу, правое дело. Интеллигентность, которая служит какой-либо одной определенной цели, какой-либо одной определенной вещи, в корне отлична от той интеллигентности, которая властвует над всякой вещью и служит только себе самой.
Итак, наш автор желает только сказать: интеллигентность вовсе не есть сословное свойство; он не задает себе вопроса, представляет ли сословность свойство интеллигентности! Он утешает себя тем, что интеллигентность — общее свойство сословности, но отказывает нам в утешительном доказательстве того, что сословность — это особое свойство интеллигентности!
Наш автор вполне последователен — не только с точки зрения своих принципов, но и с точки зрения принципов сословного представительства, — когда он превращает вопрос о праве представительства «интеллигенции» в ландтагах в вопрос о праве представительства ученых сословий, сословий, которые монополизировали интеллигентность, в вопрос о праве интеллигенции, ставшей сословной. Наш автор прав, поскольку, при наличии сословного представительства, речь может идти лишь об интеллигенции, ставшей сословной, но он неправ, отрицая право ученых сословий на представительство, ибо там, где господст-
* Ирония, построенная на игре слов: elntelligenzblatt» означает «листок объявлений». Ред.
286 о сословных ' комиссиях в пруссии
вует сословный принцип, должны быть представлены все сословия. Он ошибается, когда исключает духовных лиц, учителей, а также ученых, не занимающих официальных должностей, и даже вообще не ставит вопроса относительно адвокатов, врачей и пр.; полное же непонимание существа сословного представительства он обнаруживает тогда, когда на одну доску с упомянутыми выше учеными сословиями ставит относящихся к правительству «государственных служащих». В сословном государстве правительственные чиновники являются представителями государственных иптересов как таковых и, следовательно, враждебно противостоят представителям сословных частных интересов. Если присутствие правительственных чи-повпиков в народном представительстве не содержит в себе противоречия, то оно является противоречием в сословном представительстве.
Разбираемая статья пытается далее доказать, что земельная собственность представлена во французской и в английской конституциях не в меньшей степени, если даже не в большей, чем в прусском сословном строе. Если бы это и было верно, то разве тот или иной недостаток перестает быть в Пруссии недостатком оттого, что он существует также в Англии и Франции? Мы не станем подробно доказывать, что это сравнение совершенно ошибочно уже по одному тому, что французские и английские депутаты избираются не как представители землевладения, а как народные представители; что же касается особых интересов, то, например, какой-нибудь Фульд остается представителем промышленности несмотря на то, что он платит в каком-нибудь уголке Франции сравнительно ничтожный поземельный налог. Мы не намерены повторять то, на что мы уже указывали в нашей первой статье, а именно, что принцип сословного представительства уничтожает принцип представительства землевладения и, в свою очередь, сам уничтожается им и что, следовательно, не получается ни действительного представительства землевладения, ни действительного представительства сословий, а только непоследовательное амальгамирование обоих этих принципов. Мы далее не будем останавливаться на основной ошибке самого сравнения, которая состоит в том, что выхватываются различные цифры для Англии, Франции и Пруссии, без какой бы то ни было необходимой связи с различными отношениями, существующими в этих странах. Мы подчеркиваем только один пункт, а именно: во Франции и в Англии принимается в расчет, что дает государству земельная собственность и какие повинности несет владелец ее, между тем как, наоборот, в Пруссии учитывается, — например, для боль-