Неокантианство

А. Неокантианские школы. В Германии идеализм выступил в последней трети XIX столетия главным образом в виде неокантианства. Можно насчитать семь больших школ, которые по-разному интерпретировали учение Канта: 1) физиологическое направление (Герман Гельмгольц, 1821-1894; Фридрих Альберт Ланге, 1828-1875), которое истолковало кантовские априорные формы как физиологические предрасположенности; 2) метафизическое направление (Отто Либман, 1840-1912; Иоганнес Фолькельт, 1848-1930), считавшее возможной критическую метафизику; 3) реалистское направление (Алоиз Риль, 1844-1924; Рихард Гёнигсвальд, (1875-1947), высказавшееся за существование вещи в себе; 4) релятивистское направление Георга Зиммеля (1858-1918), для которого кантовское априори носит психологический и относительный характер; 5) психологическое направление (Ганс Корнелиус, 1863-1947), еще более сближающееся с позитивизмом. Эти пять школ остались в прошлом и, надо признать, они не ортодоксально кантианские. Зато две оставшиеся школы развились еще больше и стали очень влиятельными в период между двумя мировыми войнами, причем они сохраняли верность духу Кантовского учения. Это: 6) логицистская (Марбургская) школа и 7) теоретико-ценностная (Юго-западная или Баденская) школа. Наконец, один значительный мыслитель, Бруно Баух, создает некий синтез двух последних школ, которые он одновременно преодолевает и развивает.

Неокантианское движение, можно сказать, исключительно немецкое. Но ив самой Германии, пережив самый расцвет в период непосредственно после первой мировой войны, оно теперь приходит в упадок. Его место занимают феноменологические, экзистенциалистские и метафизические течения. Тяжелый удар ему нанесло господство национал-социализма, так как большинство его представителей были еврейского происхождения и подверглись тягчайшим преследованиям.

В этом разделе мы рассмотрим главные пункты учений Марбургской и Баденской школы, а также Бруно Бауха. Число значительных неокантианцев слишком велико, а их влияние все же не столь сильно, чтобы мы могли каждому уделить отдельный раздел. К тому же, как и в случае неопозитивизма и марксизма, мы имеем здесь дело с настоящими школами, которые во всех своих разветвлениях сохраняют в большой степени общность принципов и подходов.

Б. Философы. Основателем Марбургской школы является Герман Коген (1842-1918), составивший себе имя своими довольно трудными для понимания работами о Платоне, об истории и принципе исчисления бесконечно малых, а также о Канте. Главный его ученик Пауль Наторп (1854-1924), прославившийся своей книгой о Платоне («Платоновское учение об идеях», 1903), напротив, излагал свои мысли в ясной и доступной форме. Его книга «Философия, ее проблема и ее проблемы» (1911) представляет собой, наряду с работой Риккерта «Предмет познания» (1892), наилучшее введение в неокантианство. Другие значительные представители Марбургской школы - это Эрнст Кассирер (1874-1945) и Артур Либерт (1878-1947), оба получившие широкую международную известность. Карл Форлендер (1860-1928) стремился создать синтез кантианской и социалистической этики. Наконец, Рудольф Штаммлер (1856-1938) явился в рамках Марбургской школы важнейшим представителем философии права.

Баденская школа была основана Вильгельмом Виндельбандом (1848-1915). Он один из крупнейших историков философии, бывший ученик Лотце. Виндельбанд обладает блестящим литературным даром. Его «Прелюдии» (1884) мало кто превосходит по ясности и красоте языка и стиля. Преемником Виндельбанда как главы школы стал Генрих Риккерт (1863-1936), который, как и его учитель, отличался ясностью и точностью мысли. Эмиль Ласк (1875-1915) считался у неокантианцев тем, кто их учение в наибольшей степени сблизил с феноменологией. На него возлагались большие надежды, но он пал в первой мировой войне, не оставив после себя значительного теоретического наследия. Среди других видных представителей школы следует назвать Гуго Мюнстерберга (1863-1916), который занимался главным образом психологией.

Из Баденской школы вышел и Бруно Баух (1877-1942), бывший поочередно учеником Риккерта, Виндельбанда и других неокантианцев. Между тем, его философия разрывает рамки этой школы, представляя собой попытку синтеза позиций баденцев и марбуржцев, к которым он добавил новые элементы. Баух испытал влияние Лотце еще в большей мере, чем Баденская школа. Он считается одним из труднейших современных философов.

В. Общие основные положения. Все неокантианцы разделяют ряд основных воззрений, придающих школе как целому определенный облик. Прежде всего, они все ссылаются на Канта, являющегося в их глазах величайшим философом и даже главным мыслителем современной культуры. Так, они едино душно принимают ряд его основных положений. Во-первых, они отбрасывают психологический метод и метафизику. Метафизика представляется им невозможной, а на место психологического, как и вообще любого эмпирического метода в философии ставится трансцендентальный метод,. Согласно этому методу, философия заключается по сути в анализе логических условий познания и воли. Во-вторых, они, как и Кант, концептуалисты, т.е. они отрицают, хотя и поразному, в зависимости от оттенков школы, интеллектуальную интуицию. Для них рассудок есть лишь способность выстраивать из частей целое, он способен лишь к синтезу. Нет познания содержаний и сущностей. В этом отношении частичное исключение составляет, по-видимому, только Ласк, испытавший влияние феноменологии. В-третьих, все они идеалисты в гносеологическом смысле слова: познание состоит не в постижении, а в сотворении объекта. «Бытие не покоится само в себе, лишь мышление заставляет его возникнуть».

В то же время понять Канта - значит выйти за его пределы (Вин-дельбанд). Неокантианцы не боятся похоронить тело этой философии с тем, чтобы жил ее дух (Наторп). В самом деле, они во многих отношениях выходят за пределы Канта. Так, их идеализм радикальнее кантовского, ибо они отвергают существование вещи в себе. Они также не считают ощущение первичным источником познания и тем самым они более радикальные рационалисты, чем их учитель. И это лишь главные пункты расхождения. Во многих других отношениях они развили и переосмыслили кантовское зрение. О важнейших моментах этого развития будет сказано в этой главе позже.

Для более четкого понимания важно подчеркнуть, что идеализм этих школ не имеет ничего общего с субъективным идеализмом Беркли, здесь речь идет о «трансцендентальном» идеализме. Неокантианцы категорически отвергают идею о том, что мир находится «в голове» мыслящего субъекта. Это значило бы совершенно не понять их учение. Поэтому они не придают никакого значения «системе С» Авенариуса, означающей сознание и нервную систему. Субъект, как они его понимают, это даже не сознание, являющееся предметом психологии. Риккерт удаляет из понятия сознания сначала все телесное, затем все психические содержания, так что остается только «сознание вообще» как математическая точка, также не содержащая реальности. При таком понимании все, что есть, является имманентным. После установления этого тезиса неокантианцы не нуждаются в том, чтобы отрицать эмпирический реализм: если все, что есть, вообще имманентно сознанию, то по отношению к эмпирическому, конкретному человеческому сознанию имеется кое-что трансцендентное, так что солипсизм преодолевается. А затем встает задача объяснить, как обосновываются объективные данные, которые неокантианцами вовсе не отрицаются. Поскольку нет вообще никакой другой действительности, кроме содержания сознания, то обращение к трансцендентной реальности невозможно. Но объективность и истинность появляются только в суждении. Следовательно, вопрос обращен к суждению: делаются попытки понять, что делает суждение объективным и истинным, не выходя при этом за рамки имманентности. В ответах на этот вопрос школы особенно расходятся между собой.

Г. Марбургская школа. Все представители «логицистской» Марбургской школы ориентируются на точные естественные науки. Если они обращаются также к этике и даже к религиозной философии, то все же в центре их интересов всегда остается теоретический разум. Критику чистого разума и особенно трансцендентальную дедукцию они считают важнейшей частью кантовской философии. Идеализм развивается ими с предельным радикализмом: все без исключения сводится к имманентным логическим законам чистого разума. Вместе со всеми неокантианцами они отвергают ощущение как самостоятельный фактор познания. Ощущение не противостоит мышлению как чуждый элемент, это просто неизвестная, требующая определения величина, подобная математической величине X. Оно не дано, а задано познанию, каковое должно его определить из себя самого. Нет никакого созерцания. Разум - это прогрессирующее развертывание суждений, а объект – «порождение» этой деятельности. Только все это нельзя понимать как психологическую активность: речь идет о чисто понятийных связях понятий. Эти понятия сами суть логические отношения. В результате, следовательно, все бытие, вся действительность сводится к совокупности логических отношений, а всякий иррациональный элемент отпадает. Эта теория получила название «логический идеализм» или «панлогизм».

Как же в таких рамках объяснить объективность суждений и придать смысл слову «истина»? На этот вопрос идеалисты Марбургской школы отвечают ссылкой на категории. С их точки зрения, категории представляют собой методические правила целиком априорного характера, то есть они независимы от опыта и определяют истинностную значимость суждений: суждение истинно и объективно, если оно сформировано в согласии с ними, и оно ложно, если оно окажется в противоречии с ними. Категории суть условия познания. Кроме них есть, правда, мышление, но без них нет познания. Таким способом, не обращаясь ни к какому трансцендентному или иррациональному элементу, они объясняют объективность знания.

Также и в сфере морали, нормы для них необходимо априорны, они не исходят из опыта. Этика есть по сути логика долженствования, а последнее, как и у Канта, чисто формально, т.е. лишено содержания. Однако марбуржцы отличаются от основателя критицизма социальным характером их учения, противостоящим кантовскому индивидуализму. Они дошли даже до попытки синтезировать кантианство и марксистский социализм.

Что касается религии, то Марбургская школа не признает за ней её собственного значения, она есть лишь форма нравственности. Причем для Когена сам Бог представляет собой лишь нравственный идеал, цель, к которой направлена собственная нравственная работа. В отношении Наторпа, вначале разделявшего те же идеи, мнения расходятся: совершил ли он действительно под конец жизни существенный поворот. В остальном марбуржцы больше, чем другие идеалисты, хранят верность Канту. Таким образом, они продолжают дух XIX столетия. Этот факт еще ярче проявляется в монистическом характере их философствования, в желании объяснить всю действительность с помощью одного единственного логического принципа.

Д. Баденская школа. Разделяя с марбуржцами основные положения неокантианства, Баденская (юго-западная, теоретико-ценностная) школа все же во многом существенно отличается от них. Ее сторонники не столь исключительно ориентированы на естественные науки. Они исходят из целостности культуры и обращают свой интерес на ее развитие, тем самым - на историю. У них снова заметно влияние немецкого историцизма (§13). Кроме того, решающий пункт кантианства они видят в критике практического, а не чистого разума. Их идеализм столь же радикален, как и у марбуржцев, но они не радикальные рационалисты и признают наличие в действительности иррационального элемента. С их точки зрения, основу объективного бытия образуют не логические, а аксиологические, основанные на ценностях законы. Таким образом, их теория плюралистична и свидетельствует о более глубоком понимании собственной ценности религиозного начала.

По отношению к сознанию вообще нет никакой трансцендентной реальности. Поскольку же суждения, опирающиеся на имманентные реальности, все-таки претендуют на истинность и объективность, то этим они обязаны существованию трансцендентальных ценностей, содержащих долженствование: суждение истинно, если оно соответствует тому, что должно быть, то есть трансцендентальному долженствованию. Тем самым эта теория, как можно убедиться, признает существование иррациональных содержаний и не доходит до растворения всего бытия в логических методах. Ибо основу бытия образуют ценности, независимые от разума и даже от «сознания вообще». Ценности, о которых идет речь в науке, логике, морали, эстетике и т.д., вовсе не релятивны: они обладают абсолютной значимостью. Это имманентные, идеальные законы. Они принадлежат к неизменному и вечному царству для себя, они не существуют, а лишь значат, не будучи реальными. Есть три класса ценностей: ценности истинного, нравственного и прекрасного, а над ними, по Виндельбанду, находятся ценности религиозного.

Религиозным ценностям свойственно то, что они немыслимы без трансцендентной реальности. На пути одного только непротиворечивого мышления трансцендентный Бог для нас недостижим. Чтобы верить в Бога, - а эта вера требуется в силу существования религиозных ценностей, - нам не надо его понимать. Здесь, стало быть, совершается выход из тотальной имманентности, однако ценой религиозного иррационализма.

Кроме теории ценностей, где баденцы считаются основателями новой философской дисциплины, у них есть немалые заслуги в отношении философии наук о духе. Если естественные науки - номотетические, т.е. законополагающие (Виндельбанд) и действуют как генерализирующие (Риккерт), то науки о духе - идиографические и индивидуализирующие. Их цель - не выдвигать общие законы, а описывать индивидуальное. Но так как историк не может хвататься за какое попало индивидуальное, он должен сделать выбор. Этот выбор предполагает суждение ценности, и таким образом, оценка является базисом всех наук о духе.

Риккерт поставил вопрос, как объяснить взаимоотношение обоих царств - царства действительности и царства ценностей. Такое отношение возможно, с его точки зрения, лишь с помощью особой сферы, отличающейся от этих двух. Он называет ее «третьим царством», а отношения, из которых оно строится, получают название «смыслопостроения». Этому царству соответствует культура.

Развивая далее теории баденцев и связывая их с феноменологией, Ласк пришел к построению системы, признающей интуитивные содержания. Эти содержания, разумеется, имманентны, но тем не менее концепция Ласка оказывается радикально противоположной концепции марбуржцев.

Е. Бруно Баух. Баух, вышедший из Баденской школы, все же в ряде пунктов от нее отходит. Если марбуржцы отталкиваются от первой кантовской критики, а баденцы от второй, то Баух считает главным произведением Канта, содержащим собственный смысл его философии, третью критику. Его основная установка трансцендентальна самым радикальным образом. Он даже говорит не об априорном синтезе, а о законе синтеза. Таким образом он достигает более основательного объективизма, чем другие неокантианские идеалисты. Так, он приходит к различению действенности (суждений) и значимости (объективных отношений), причем вторая обосновывает первую. Трансцендентальный субъект понимается уже не как у Риккерта, в виде неустранимого остатка сознания, а просто как система или совокупность условий объектов; это объективный субъект, у которого, по сути дела, ничего не осталось от субъекта, кроме имени. Название главного произведения Бауха «Истина, ценность и действительность» (1923) достаточно хорошо передает характерную для него тенденцию, а именно, тенденцию рассматривать эти три проблемы как три различных аспекта одного и того же вопроса, причем действительность понимается как равная истине и в то же время как тождественная ценности. Дело в том, что истина (истинность) есть по сути чистая значимость, т.е. действительность, тогда как все другие ценности участвуют в ней. Отсюда выясняется, что Баух сводит все к трансцендентальным отношениям (в манере мар-буржцев), но сами отношения понимает как связи значимости, что близко Баденской школе.

Исходя из своего идеалистического объективизма, Баух разработал учение о диалектике, напоминающее в некотором отношении гегелевскую диалектику. Его «понятия», т.е. законы формирования предмета, не жесткие, а находящиеся в вечном движении. Не только материальный мир постоянно развивается, но и сущностные законы нашего мира. В своей целостности они называются идеей. Но идея не представляет собой, как у Канта, лишь регулятивное понятие, это объективное единство бесконечной всеобщности логических форм.

Наши рекомендации