Постпозитивистская философия науки

Второй половины ХХ века

Попперовская линия преодоления слабых сторон неопозитивистского понимания науки получила развитие в работах американских и британских философов Т.Куна (1922-1995), И.Лакатоса (1922-1974), Ст.Тулмина (1922-1997), П.Фейерабенда (1924-1994) и других.

Их взгляды обычно обозначают одним собирательным понятием «постпозитивизм» (буквально: после позитивизма). Для постпозитивисткого направления в философии науки характерно то, что главным объектом изучения становятся проблемы динамики, историческогороста научного знания. Вот почему иногда говорят об англо-американской исторической школе философии науки.

Важной вехой в её оформлении стало опубликование известной работы Т.Куна «Структура научных революций» (1962). В ней американский философ, вскрывая недостатки стандартного (статического) неопозитивистского образа науки, выступил с идеей «исторического подхода к исследованию самой научной деятельности». Рассматривая науку как историческое явление, Кун поднимал сложные вопросы о механизмах динамики и роста науки, которые в предыдущие периоды философского истолкования науки обычно оставались в тени. Среди этих вопросов были не только вопросы об отличии науки от псевдонауки, но и о структуре самой науки как знания и деятельности, о том, кто же является настоящим ученым и какова роль в процессе научного познания социальных институтов и мн. др. Отвечая на них, Кун ввел в культурный оборот новую терминологию: «нормальная наука», «революция в науке», «парадигма», «научное сообщество» и др.

Анализируя структуру и динамику науки, Кун выделял в развитии научной деятельности две фазы: эволюционную и революционную. Первая, называемая также фазой нормальной науки, характеризуется уверенностью ученых в том, что они хорошо знают и понимают окружающий их мир. Секрет этой уверенности заключается в их приверженности к определенной, хорошо обоснованной и сформулированной точке зрения на природу мира. Эта точка зрения Куном именуется парадигмой (термин «парадигма»в переводе с греческого языка означает образец, пример). В работах Куна имеется несколько объяснений содержания этого термина. Согласно одному из них, парадигмой называется признаваемая всеми научная теория, которая в течение определенного времени дает модель постановки научных проблем и их решения для сообщества ученых. В наши дни парадигмы описываются в школьных и вузовских учебниках. В прошлом парадигмы излагались в выдающихся научных произведениях, которые хотя и не задумывались как учебники, но фактически ими были. Например, в «Физике» Аристотеля, «Альмагесте» Птолемея, работах по химии Лавуазье, геологии Лайеля и др. В одних науках парадигмы возникают раньше, чем в других, в некоторых науках они еще только-только формируются, а, к примеру, в социологии об их существовании, по Куну, говорить еще преждевременно.

Парадигма – мировоззренческий и методологический фундамент нормальной науки. Главной функцией последней является решение всевозможных частных научных проблем (головоломок), постепенное увеличение объема научного знания, а также разнообразные уточнения, изменения, перестройки его отдельных элементов. Согласно Куну, способом и формой развития нормальной науки является кумуляция, т.е. увеличение накапливаемых в науке знаний о мире. Поэтому одного-единственного отрицательного факта, опровержения, конечно, явно недостаточно для отбрасывания некоторой научной теории или для выдерживающих критику заявлений о ее устарелости.

Вместе с тем число фальсифицирующих некоторую теорию фактов может достигать такой критической отметки, когда обоснованность теории оказывается разрушенной. Например, первоначально, опираясь на парадигму птолемеевского «Альмагеста», ученые всегда уверенно объясняли положение звезд и иногда не могли объяснить положение планет. Постепенно число неудачных объяснений положений планет росло и соответственно увеличивалось число вводимых в теорию Птолемея дополнительных произвольных допущений, позволяющих предсказать положение планет. Попытки защитить научную состоятельность учения Птолемея превращали его в громоздкое и неубедительное идейное образование, свидетельствовали о его кризисном состоянии. Осознав кризисное состояние птолемеевской парадигмы, Коперник сделал не эволюционный, а революционный шаг в истории астрономии, предложив новую научную парадигму.

Процесс перехода от одной парадигмы к другой Т.Кун называл научной революцией. Научная революция является процессом изменения видения мира, т.е. языка описания, стандартов и схем его аргументации. После научной революции и смены в той же астрономии парадигмы все проблемы, стоящие перед сообществом ученых, предстают в новом свете. Формирование новой парадигмы однако не приводит автоматически к исчезновению и отбрасыванию старой. Старые парадигмы живут в сердцах и умах людей столь же долго, сколько ее представители, а развитие науки является процессом сосуществования и соперничества различных парадигм.

Подчеркивая роль сообщества ученых в развитии науки, Кун обращал внимание на социологические и психологические аспекты динамики научного знания. Для него наука являлась делом специально подготовленных людей. Группа профессионально подкованных ученых – научное сообщество – является иерархически упорядоченным субъектом научного творчества. В этом субъекте Кун выделял следующие уровни: уровень всех представителей естественных наук, подуровень ученых-химиков, в свою очередь состоящий, например, из специалистов по органической химии, и т.п. В концепции научного сообщества Кун поднимал важные вопросы о соотношении усилий индивида и коллектива в научном творчестве, о роли связей и отношений, которые существуют между реальными членами реальных научных сообществ. Благодаря Куну, философам, анализирующим науки, становилось все более и более понятным, что необходимая для существования подлинной науки установка ученых на поиск истины всегда опосредствуется различными социально-психологическими, моральными и др. факторами.

Попытка Т.Куна раскрыть подлинный образ подлинной науки, интересная и оригинальная во многих отношениях, не была вполне последовательной. В частности, изучение роли социально-психологических факторов развития науки иногда приводило американского философа к их абсолютизации, т.е. к чрезмерной психологизации и социологизации научного творчества. Это обстоятельство постоянно следует иметь в виду, рассматривая работы других известных американских и британских представителей исторической школы философии науки.

Согласно И.Лакатосу, «философия науки без истории науки пуста; история науки без философии науки слепа». Перефразируя И.Канта, Лакатос удачно описал общую для постпозитивистов установку на изучение истории науки в связи с философскими основаниями последней. Важнейшим вопросом, над которым Лакатос размышлял, была взаимосвязь внутренней (идейной) и внешней (социальной, институциональной) истории науки. Для Лакатоса, как и для его учителя Поппера, неопозитивистские принципы индуктивизма и конвенционализма были ошибочными. Логика и методология научного открытия, учил Лакатос, в принципе не может быть обобщением твердо установленных фактов или конвенциональным объединением разнородных научных положений. Если кто-либо все же так считает, то для него всегда будет неясно, а почему ученый для обобщения выбирает такие-то, а не другие факты и почему одни соглашения между учеными заключаются по времени раньше, чем другие. Иначе говоря, индуктивизм и конвенционализм, согласно Лакатосу, как критерии научности не логичны и не методологичны.

Критикуя неопозитивистскую философию науки с помощью попперовских аргументов, Лакатос стремился их углубить и сделать более убедительными. Он обратил внимание на то, что после появления в предметной области некоторой науки опровергающих ее положения фактов, она сразу не отбрасывалась научным сообществом, а чаще всего сохранялась, хотя и в модифицированном виде. Следовательно, попперовский фальсификационизм не являлся надежным ключом к пониманию процессов роста научного знания.

Исходя из идеи, что история научного знания не обязательно правильно воспроизводится в индивидуальном сознании какого-либо ученого, Лакатос предложил собственную философскую концепцию роста науки как соперничества и смены научно-исследовательских программ (НИП) и кодексов научной честности.

НИП – это величайшее научное достижение, прогрессивное или регрессивное изменение в оценке определенных научных проблем. Смена одной НИП другой для Лакатоса является примером научной революции. Определенный интерес представляет структура НИП, в которой выделяются следующие элементы: жесткое ядро, конвенционально принимаемое научным сообществом; негативная и позитивная эвристики. Если негативная эвристика как бы защищает «жесткое ядро» некой НИП (например, физики Ньютона) от критики, т.е. является его «защитным поясом», то позитивная эвристика определяет пути развития науки. Защитный пояс состоит из ответов на критику жесткого ядра и вспомогательных гипотез, а позитивная эвристика – из смелого выдвижения новых идей. С помощью понятий «НИП», «жесткое ядро», «защитный пояс» и т.д. Лакатос сумел представить развитие науки как достаточно автономный процесс, в котором внешние, социальные условия реализуются через собственно научное решение некоторых проблем.

В концепции Лакатоса выделялось два типа НИП – прогрессирующий и регрессирующий. Первый характеризовался тем, что он успешно справлялся с объяснением известных и предсказанием новых, не известных ранее фактов. Регрессирующий тип НИП, наоборот, запаздывал и не справлялся с задачей объяснения некоторых фактов. Между данными типами НИП происходило соперничество, имела место конкуренция, а само развитие науки представляло собой смену регрессирующего типа НИП прогрессирующим.

Научный прогресс, учил Лакатос, состоит «скорее в верификации дополнительного содержания теории, чем в обнаружении фальсифицирующих примеров». Кодекс научной честности как конкретное выражение методологической ориентации научно-исследовательской программы должен поэтому основываться на упорстве и скромности ученого, включать в свой состав требование «защиты до последнего» некоторой НИП и внимательного и тщательного изучения и учета достижений конкурентов.

Согласно Лакатосу, внутренняя история науки является первичной и определяющей по отношению к истории внешней. Первая история оказывалась состоящей из совокупности логичных и нелогичных положений, или историей смены стандартов научной рациональности.Научная рациональность, с этой точки зрения, оказывается не тождественной научной логичности и опытной проверяемости. Она является сочетанием различных логичных, нелогичных, конвенциональных и т.п. положений, переплетающихся друг с другом.

К сходным выводам о характере научной рациональности пришел британский философ Ст. Тулмин. Если для Лакатоса выяснение влияния логики и методологии определенной НИП на мнения и убеждения ученых особого интереса не представляло, ибо имело психологическое, а не философское значение, то Тулмин с самого начала интересовался способами оправдания научного знания и его аргументацией. В созданной им концепции аргументологии(исторической теории научной аргументации) логичность научных знаний была отделена от их рациональности. Британский философ настойчиво проводил мысль о том, что научное знание должно быть не столько логичным, доказательным, сколько рациональным, аргументированным. Многие научные идеи, в самом деле, не являясь не только истинными, но и логически непротиворечивыми и последовательными, будучи, тем не менее, разумными, играли в развитии науки позитивную роль.

Отсюда вытекало существенное различие логичности и рациональности науки и представление о социально-исторической природе научной рациональности. Как социально-историческое явление, наука не отличается, например, от морали, искусства и т.п. Если моральные суждения в Афинах времен Перикла и в современном университетском Оксфорде различны, то не являются ли столь же исторически различными стандарты научной рациональности, сформулированные физикой Ньютона и Эйнштейна? Положительный ответ на этот вопрос для Тулмина был само собой разумеющимся. Его можно было спросить, а имеется ли универсальный критерий научной рациональности или существует множество типов рациональности научных идей, которые к тому же зависят от исторического контекста? Тулмин явно склонялся ко второму, контекстуально обусловленному пониманию рациональности. С этой точки зрения, история науки оказывалась ареной сосуществования рациональных схем объяснения мира, конкуренции и отбора лучших из них. Критерием отбора должны были быть как общие требования исторической рациональности, так и те представления о ней, которые создаются в различных конкретно-научных дисциплинах. Созданная Тулминым философия науки была исторической и описательной (дескриптивной), а также повернутой к проблемам научной аргументации.

Научная аргументация, по мысли британского ученого, отличается от логического доказательства своей структурой и функциями. Если доказательство состоит только из трех элементов (тезиса, аргументов и способа их связи или демонстрации), то в аргументации выделяется большее число элементов. К ним относятся: тезис, фактические данные, квалификатор фактических данных, их ограничитель, оправдание (как мостик перехода от фактов к тезису), а также поддержкаоправдания, поддержка поддержек и т.д.

Если единственной задачей доказательства является установление истинности научного положения, то функциями аргументации являются: убеждающая, критическая, селективная и др. Критикуя математическую и риторическую модель научной рациональности, Тулмин отдавал предпочтение критической рациональности, способом существования которой могла быть исключительно научная аргументация. Отсюда следовало, что тулминовская философия науки была аргументологией.

Неплохим знатоком реальной истории науки был П.Фейерабенд, автор книг «Против метода. Очерк анархистской теории познания» (1975), «Наука в свободном обществе»(1978) и др. Разрабатываемая им концепция была направлена на отрицание традиционного объединения науки с наличием в ней особого метода действия. Фейерабенд пытается развенчать и опровергнуть это представление. Ценность науки, по его мнению, призрачна, ибо в современном мире она не отличается от других репрессивных социальных институтов, например, государства, церкви. Для демократического общества наука, ограничивающая свободу его членов, представляет серьезную угрозу. Принижая значение научного метода, в частности, и науки вообще, Фейерабенд отдавал предпочтение ценностям демократии. Наука, на самом деле, не в состоянии решить все людские проблемы. К тому же по одному и тому же вопросу у разных представителей науки могут быть различные и не совместимые друг с другом мнения. Научные открытия нередко совершались дилетантами и новичками. Наука изменчива и непостоянна, так как в ней непрерывно одни идеи сменяются другими и т.д. Конечно, в каждой области знания имеются свои авторитеты. Но означает ли это, вопрошал Фейерабенд, что ученому нечего делать там, где работает колдун? Не означает ли это, что сила науки ограничена не только по вертикали, но и по горизонтали? Принижая ценность научного метода из-за его принудительного характера, Фейерабенд, отталкиваясь от идей К.Поппера, Т.Куна и, особенно, И.Лакатоса, пытался указать и поддержать ростки новой, позитивной философской теории развития научных знаний.

Отвергая столь ценимые в классическом позитивизме закон и порядок, Фейерабенд отдавал предпочтение методологическому анархизму. Его анархист – это как бы секретный агент, попавший в стан врага с тем, чтобы разложить его изнутри. Методологический анархист – человек, занимающийся наукой с тем, чтобы подорвать авторитет Разума (истины, честности, справедливости и т.п.) и науки изнутри. Защищая свой методологический анархизм от обвинений в экстремизме и кровожадности, он предпочитал называть себя дадаистом («дада» букв, с франц. – детский лепет), или как бы «анархистом понарошку», человеком, «не способным обидеть и мухи». Стержнем методологического анархизма является положение: «в науке все идеи позволительны», или «в науке допустимо все». Фейерабендовский научный плюрализм, принимавший обличье анархизма («все дозволено»), дадаизма, дополняемый требованием постоянно создавать и умножать число научных гипотез, оказывался в каком-то отношении более гуманным по сравнению со своими альтернативами, базировавшимися на законе и принудительном порядке. Тем самым утверждалось, что научная рациональность изначально является ограниченной, интимно связанной с пропагандой и принуждением, практикой «промывания мозгов» и т.п.

Обосновывая необходимость отказа от отождествления научного метода с каким-нибудь одним методом науки, Фейерабенд указывал, что научная рациональность не является неизменной и жесткой. Изучение реальной истории науки отчасти подтверждало это положение. Действительно, в «непричесанной» в угоду мнимой объективности истории науки единственно рациональным представлением о рациональности будет утверждение «допустимо все». Пролиферация, умножение гипотез, конечно, благотворна для науки, как и, наоборот, стремление к единообразию – пагубно. Любая самая устаревшая и абсурдная, на первый взгляд, идея может улучшить наше научное познание мира и себя самих. Но из этого, конечно, вовсе не вытекало, что не имеется существенных различий между наукой и магией, наукой и религией.

При всем различии позиций Т.Куна, И.Лакатоса, П.Фейерабенда и др. можно, однако, выделить некое общее, присущее им всем понимание научного знания. Такой инвариант будем условно называть историко-методологической моделью науки, основные принципы которой сводятся к следующему:

1. Теоретическое понимание науки возможно лишь при условии построения динамической структуры научного знания.

2. Научное знание является целостным по своей природе; его нельзя разбить на независимые друг от друга уровень наблюдения и уровень теории; любое утверждение наблюдения обусловлено соответствующей теорией – является «теоретически нагруженным».

3. Философские (онтологические, метафизические) концепции тесно взаимосвязаны с собственно научным (конкретно-научным) знанием: философия не только оказывает стимулирующее воздействие (позитивное или негативное) на науку, но философские утверждения органически входят в «тело» науки.

4. Динамика научного знания не представляет собой строго кумулятивного процесса; научные теории независимы друг от друга, и, как правило, они несопоставимы и несоизмеримы (этот пункт провозглашается Т. Куном и П.Фейерабендом, но отвергается И.Лакатосом).

5. Целью изменения научного знания является не достижение объективной истины, а реализация одной (или нескольких) из следующих задач: получение лучшего понимания определенных феноменов, решение большего числа научных проблем, построение более простых и компактных теорий и т. д.

6. В качестве метода разработки историко-методологической модели науки выступает совокупность различных подходов к анализу науки: историко-научного, методологического, науковедческого, психологического, социологического, логического и т, д., причем логическому описанию научного знания отводится сугубо подчиненное место, а в некоторых случаях вообще отрицается его какое-либо значение для понимания науки.

Даже по этому крайне общему и абстрактному изложению существенных особенностей историко-методологической модели науки хорошо видно, что эта модель действительно «схватывает» некоторые существенные стороны научного знания. К числу положительных сторон этой модели относятся идеи историзма, целостности знания, признание взаимосвязи философского и научного познания, отказ от наивно-кумулятивистского представления о развитии науки. Переход от антиисторизма логического эмпиризма к историзму Куна, Лакатоса, Фейерабенда и других – событие, несомненно, прогрессивное, реальный смысл которого состоит, в частности, в том, что сторонники историко-методологической модели научного знания не просто провозгласили историзм своим лозунгом, но и предприняли попытки реально осуществить этот принцип. При этом, хотя в ходе реализации этих попыток удалось глубже понять некоторые стороны науки и ее исторического развития, философские установки лидеров постпозитивизма – прежде всего феноменализм, конвенционализм и методологический релятивизм – воздвигли перед ними непреодолимые преграды.