Самоутверждение личности
Идея собственности. Проблема собственности является ключевой в понимании экономической сферы жизни общества. Собственность есть исторически сложившееся человеческое установление. Ж.Ж. Руссо говорит: “Собственность — это истинное основание гражданского общества и истинная порука в обязательствах граждан, ибо если бы имущество не было залогом за людей, то не было бы ничего легче, как уклониться от своих обязанностей и насмеяться над законами”[443].
Историки направляют свое внимание прежде всего на способы и формы воплощения собственности. Они показывают, как сложно и изменчиво само явление собственности, сколь многоразличны его виды и как исторически видоизменяются конкретные формы его проявления. Историческая трактовка, как и всякое историческое изучение, не дает еще идеи собственности в ее обобщенном, сущностном содержании.
Юристы изучают собственность как то, что уже принято счи-5 тать собственностью в действующих законодательных актах, что установлено в системе существующих правовых документов.
У политиков иная задача: они стремятся определить, в каком направлении должны быть изменены существующие институты собственности, как целесообразно организовать соотношение форм собственности в интересах более эффективного развития экономики и всех иных сфер жизни общества.
Философия в отличие от юриспруденции и политики призвана к тому, чтобы вникнуть в саму сердцевину феномена собственности, осмыслить ее в наиболее общем существе, т.е. понять идею собственности, вникнуть к ее природу.
Мы видим, что “принцип собственности”, который внедрен историей в центр политического, социального и экономического мира, по своей сути достаточно зыбок: его суть сводится к правовым отношениям. Стремления отыскать внеправовые и доправовые, т.е. внеюридические (в смысле положительного права), основы собственности были всегда свойственны человеческому разуму. Согласно естественно-правовым воззрениям, по Н.Н. Алексееву, происхождение института собственности сводилось к тому первоначальному договору, который заключали между собой люди в естественном состоянии и в результате которого вообще возник организованный порядок — положительное право, общественная власть и государство. Так же как люди согласились между собой повиноваться избранным ими властям, вследствие чего возникло государство, подобным же образом они согласились взаимно уважать общие имущественные интересы, вследствие чего был установлен гражданский порядок общежития, основой которого является личная собственность[444]. Историческое знание говорит: подобных договоров реально не существовало и не могло существовать. Кроме того, подобными договорами ничего объяснить нельзя: ведь чтобы договориться о том, что является “моим”, а что — “твоим”, нужно заведомо понимать суть собственности. И не даром сторонники естественного права и теории общественного договора, чувствуя зыбкость своей позиции, пытались отыскать помимо договора другие доправовые основы собственности. Дж. Локк, например, усматривал эту основу в труде, а Ж.Ж. Руссо — в насильственном захвате, скажем, участка земли.
Обладание или владение чем-либо как собственностью предполагает физическую связь субъекта собственности с тем, чем он обладает. Но сама собственность — это не обязательно “вещь в руках”. Это прежде всего право на владение вещью, причем сама вещь, скажем автомобиль, может быть украдена, т.е. не находиться во владении собственника, но она именно его собственность по праву. Иначе говоря, собственность есть право, т.е. особо установленный принцип признания согласно правовым нормам, действующим в данном обществе, за определенными лицами положительной возможности владения и распоряжения вещами и охрана такой возможности от посягательства со стороны других (в частности, криминальных) лиц. “Для собственности как наличного бытия личности недостаточно моего внутреннего представления и моей воли, что нечто должно быть моим, для этого требуется вступить во владение им. Наличное бытие, которое такое воление тем самым получает, включает в себя и признание других... Внутренний акт моей воли, который говорит, что нечто есть мое, должен быть признан и другими”[445]. Основания собственности лежат в правовых установлениях, в законах, определяющих в каждом государстве существо собственности и ее отличительные черты. “В государствах Нового времени обеспечение собственности — это ось, вокруг которой вращается все законодательство и с которой так или иначе соотносятся большей частью права граждан”[446].
Итак, собственность — это право каждого человека, входящего в состав того или иного сообщества (семья, акционерное общество и т.п.), владеть, пользоваться и распоряжаться благами, законно им приобретенными.
Основание собственности заключается в самом существе человека, в самом содержании его духовного мира. Мы четко отличаем “себя от своего”: все являющиеся в нас мысли, чувства и желания мы определяем как свои и отделяем от того, кому они принадлежат, т.е. от себя как мыслящего, чувствующего, желающего. Таким образом, даже в области внутренней, духовной жизни мы находим некую “личную собственность”. Мы утверждаем: “Мои мысли, мои чувства, моя воля, этот поступок мой”. Да и о своей телесности мы говорим: “Моя рука, моя голова и т.д.”. Так мы полагаем свои, т.е. при надлежащие нам, наши составляющие — духовные и телесные.
Если понимать собственность в строгом смысле как право употребления и злоупотребления своей вещью, то по отношению к телу, говорит Вл. Соловьев, такое право не признается безусловным: собственность есть идеальное продолжение личности в вещах или ее перенесение на вещи.
В качестве полного собственника вещи я являюсь собственником ее ценности, получаю права на ее потребление, а также распоряжение ею: через вступление во владение вещь получает предикат “моя”. Вещь как собственность служит для потребления.
Потребление есть реализация потребности посредством изменения формы, поглощения, уничтожения или продажи, сдачи в аренду. По словам Г. Гегеля, “я могу отчуждать мою собственность, так как она моя лишь постольку, поскольку я вкладываю в нее мою волю, и я могу вообще отстранить от себя свою вещь как бесхозную или передать ее во владение воле другого, но могу сделать это лишь потому, что вещь по своей природе есть нечто внешнее”[447].
Собственность приобретается тремя путями: наследованием трудом и завладением, т.е. захватом. Стержневым основанием собственности является труд. Произведение своего труда и усилия, естественно, становятся своими, делаются частной собственностью.
Всякий человек, по мысли Вл. Соловьева, в силу безусловного значения личности имеет право на средства для достойного существования; так как для отдельного человека самого по себе это право существует только в возможности, действительное существование или обеспечение этого права зависит от общества, а отсюда следует обязанность лица перед обществом — быть ему полезным, трудиться для общего блага. Только в этом смысле труд есть источник собственности на то, что им заработано. И. Кант писал: “Богатство, хотя бы и без заслуг, почитается даже людьми бескорыстными, потому, вероятно, что с представлением о нем связываются мысли о великих деяниях, которые посредством него могли бы быть совершены. Это уважение выпадает заодно и на долю некоторых богатых мерзавцев, которые подобных деяний никогда не совершают и не имеют никакого понятия о благородном чувстве, которое единственно могло бы придать богатствам какую-то ценность”[448].
Определение доправовых основ собственности лучше всего, по Н.Н. Алексееву, приурочить к основным категориям права, предполагаемым каждым правовым институтом, поскольку мы мыслим его как правовое установление. Существует четыре такие правовые категории: правовой субъект, правовой объект, правовое содержание, правовое отношение. Нельзя мыслить институт, собственности без того, чтобы не предположить некоторое лицо, которое является собственником. Нельзя мыслить собственность без наличия некоторого предмета, на который простирается собственность. Нельзя мыслить институт собственности без отношения субъекта собственности к объекту собственности. И, наконец, нельзя мыслить, что отношения собственника к предмету собственности не будут затрагивать правовых отношений других лиц и не предполагают их. Положительное право в качестве необходимой основы установленной собственности предполагает существование определенного “кто” (субъект), определенного “что” (объект), определенного отношения к обществу (правоотношения)[449].
Субъект собственности. Субъектом права является физический индивидуум (здесь допускается известная условность: ведь бесплотный дух ни в чем не нуждается, да и в раю нет никаких правовых отношений, поэтому и подчеркивается идея телесности субъекта собственности, иначе ведь и спросить не с кого). Из юридической практики, особенно современной, известно, что фактическими субъектами права собственности бывают не только физические лица, но и юридические лица — “социальные организмы”, например предприятия, акционерные общества и т.п. Совокупности физических лиц не представляют собой некоторой хаотической смеси человеческих индивидуальностей: это определенные подобия личностей, прежде всего в лице руководителей данного предприятия, которые и вступают в правовые отношения (от лица всего коллектива) с другими предприятиями, государственными учреждениями, иностранными фирмами или отдельными физическими субъектами. Юридические лица подобны физическим субъектам, они не менее физичны и не менее духовны и в этом отношении подобны личностям с их физическими и духовными потребностями и интересами. Поэтому они так же являются субъектами прав и обязанностей, как и физические лица.
Обретение субъектом собственности во владение и распоряжение ею создает для него новую сферу свободы: он может распоряжаться собственностью многообразными способами. Свое право быть свободным властелином собственности человек осуществляет тем, что вкладывает свой труд в свою собственность, сообщая ей таким образом свою цель, свое определение и свою душу — своим трудом, творческой энергией своей души. Его воля получает новый способ своего бытия: собственность служит его целям.
Следовательно, собственность образует новую действительность, она дает новое бытие воле субъекта. Это необходимо для его жизни: субъект вкладывает свои духовные и физические силы в свою собственность с надеждой на ее “возвратную” отдачу, т.е. на то, что собственность удовлетворит его жизненные потребности и цели, будет участвовать в реализации смысла его жизни. Справедливость требует, чтобы собственность была у каждого, ибо каждый субъект вписан самим фактом своего рождения и жизни в контекст социального бытия, в систему правовых отношений. Это совсем не значит, что необходимо и разумно имущественное равенство. Люди не равны ни от природы, ни по своим особенностям, они равны лишь как правовые личности перед законом.
Объект собственности. Объектом собственности являются все те объекты материального или духовного порядка, созданные человеком либо данные природой, в которых люди нуждаются, но которые существуют в относительно ограниченном количестве и поэтому не могут быть приравнены, скажем, к воздуху (его пока (!) хватает всем на планете, и никто не стремится к его дележу и присвоению в качестве личной или общественной собственности).
В истории человечества всегда существовало два способа обретения собственности — насильный захват (скажем, участка земли) или обработка какого-либо объекта. К обретению собственности человека толкала нужда в том, что имелось в наличии лишь в ограниченном количестве и что было необходимо как-то делить, захватывать. Редкость, ценность и нужность вещи составляют основу интереса к собственности. Так, человек, который выкорчевал лес и обработал участок земли, тем самым был вправе считать его своей собственностью; если он каким-либо образом помечал этот участок (например, огораживал), то и окружающими участок воспринимался как чья-то собственность. Основание такого права составляют смекалка, труд и присвоение. (Разумеется, здесь имеется в виду не кража, а присвоение вещи, которая никому не принадлежит.)
Принадлежность в смысле собственности принципиально отличается от того, что составляет “части” нашего я, например руки, ноги. Так, известный французский историк и политический деятель А. Тьер писал:
“Посмотрим на нас самих и на то, что находится вблизи нас. Я чувствую, я мыслю, я хочу: эти чувства, эти мысли, эти волнения — все они относятся ко мне самому. Первая из моих собственностей и есть моя: я сам. Будем двигаться теперь дальше из моего внутреннего мира, из центра моего Я. Мои Руки, мои ноги — разве они не мои без всякого спора и сомнения. Вот, следовательно, первый вид собственности: я сам, мои способности, физические или интеллектуальные, мои ноги, руки, глаза, мой мозг, словом, мое тело и моя душа”[450].
Мы считаем “своими” произведения нашего ума: научные, философские, художественные статьи, книги и всевозможные изобретения.
В известном смысле можно согласиться с У. Джемсом, который считает, что трудно провести грань между тем, что человек называет самим собой и своим. Личность составляет и сумма всего того что человек “может назвать своим”: не только его физические и душевные качества, но также его платье, его дом, его жена, дети, предки, друзья, его любимые люди, его репутация и труды[451]. К этому" я бы добавил еще имя, фамилию и отчество личности: ведь это не просто слова, а слова, наполненные смыслоразличительным и утвердительным смыслом. Это то, с чем человек как бы срастается, что неотчуждаемо[452], кроме случаев, когда некто меняет все это с определенной целью, видимо, даже свыкаясь с заменой, но в глубинах своей души он знает, каковы его настоящие имя, отчество и фамилия. Все это объект собственности. В отличие от других форм собственности “именная” собственность не завещается, не продается и, как правило, не меняется. Этот фамильно-именной вид собственности наполняется множеством тончайших нюансов смыслового характера. Мы говорим, например, “Пушкин”. Эта фамилия не исчерпывается принадлежностью этому гению русской поэзии, а наполнена для нас аурой его гениальных творений, а ведь это его собственность и она бесценна. Книги его творений продаются, а духовная аура его творений всегда с ним.
За этим первым видом “собственности” якобы следует второй, именно тот, который не составляет частей тела и души человека, но который с ними непосредственно связан, составляя как бы их продолжение, — орудие труда. Орудие, которое человек держит в руках, составляет как бы продолжение его Я: человек считает его своим и считает его своей собственностью. Если подходить с чисто психологической точки зрения, то можно предположить, что понятие собственности возникло в результате перенесения некоторых представлений, заимствованных из телесного и душевного мира человека, на область отношений людей к окружающим вещам. Однако это не может служить объяснением происхождения идеи собственности. В качестве уподобления можно, конечно, сказать: “Воля мне принадлежит” так же, как “мне принадлежит моя одежда”. Но по существу здесь совершенно различен внутренний смысл явлений, обозначаемых словом “принадлежит”. То, что “принадлежит” составу нашей телесной организации и нашему духовному миру, связано с нашим Я такой тонкой интимной связью, что было бы просто насмешкой сравнивать это с нашими носками или шапкой:
тут происходит полное изничтожение моего Я в его бытии. В чем здесь принципиальная разница? В том, что собственность есть нечто отчуждаемое: ее можно заложить, продать, купить, отдать в долг. А можно ли это сделать с моим характером, умом, головой, рукой? Разумеется, это в принципе невозможно сделать. Если бы можно было творить такие “чудеса”, то мы разрушили бы наше Я. Составляющие нашего телесного и духовного Я неотчуждаемы, а собственность отчуждаема. Собственностью не может быть не только какая-то часть или свойство личности, скажем талант, но и человек в целом. Если иметь в виду рабство, когда раб рассматривался как собственность рабовладельца, то этот исторический факт является исключением и никак не может служить моделью принципа собственности.
Собственность как форма социальных отношений. Содержание института собственности определяется понятиями владения, использования и распоряжения, которыми обладает субъект над объектом. При этом речь идет не просто о фактическом владении, использовании и распоряжении, а о праве, т.е. юридически санкционированной возможности владеть, пользоваться и распоряжаться, признанной не только самим- субъектом собственности, но и тем обществом, в котором он живет. Именно в силу этого собственность выступает как форма социальных отношений.
Общие и частные общественные связи имеют место в разных областях жизни; мы наблюдаем их, например, в экономике, а она неотделима от правовых отношений. Так, заключение договора между людьми являет собой типичный пример частного или общего правоотношения. Собственность является также типичным примером правоотношений. Тот, кто имеет право собственности на что-либо — участок земли, дом и т.п., считает, что всякий другой человек или общество в целом обязаны воздерживаться от того, чтобы вмешиваться в его власть над тем, чем он владеет. Таким образом, собственность не есть чисто индивидуальное отношение гражданина к вещи или через посредство этой вещи к другому лицу, скажем, к покупателю. Если некто, живущий, как Робинзон, на необитаемом острове, считает свое имущество собственностью, то только воображая неопределенное количество каких-то лиц, обязанных уважать его право, не вмешиваться в него, терпеть господство и распоряжение принадлежащими ему объектами. Но коль нанеобитаемом острове нет общества, то нет и никаких правовых отношений. Поэтому в данном случае нет смысла говорить о собственности в подлинном значении слова.
Собственность выступает как социальное явление не в том смысле, что она предполагает реальное наличие хотя бы нескольких людей, а в том более глубоком смысле, что сама идея собственности логически включает допущение определенной социальной связи, без которой вообще невозможно помыслить ни идею собственности, ни бытие последней.
Собственность предполагает момент публично-правовой ограниченности, т.е. подразумевает целый ряд социальных обязанностей, которые общество возлагает на собственника, поскольку не может терпеть явного злоупотребления собственника своим правом, наносящего вред интересам общества, или неисполнения лежащих на собственнике обязанностей. При этом государство может вмешиваться в права собственника, может ограничить его свободу и даже лишить его этого права, например при загрязнении окружающей среды.
О многообразии форм собственности. На вопрос, какая собственность нам нужна, можно с определенностью ответить: “Многообразная! Такая, которая призвана максимально разумным образом удовлетворять потребности и интересы граждан и общества в целом”.
Закон о собственности является разумным и нравственно санкционированным, если он построен по принципу наиболее рационально поставленной пирамиды: в ее основании находится человек с его интересами, а наверху — государство как нечто производное. Все должно начинаться с основания пирамиды, т.е. с интересов личности.
Говоря о многообразии форм собственности, мы имеем в виду довольно известные вещи. Кто же не знает, что такое личная собственность? Это все, что принадлежит мне как лицу, — мои одежда, обувь, мой портфель, мой письменный стол и т.д. Уже упоминалось, что личности принадлежат и ее физические, и духовные начала. Это то, на что никто не может претендовать, как на нечто общее, даже в рамках частной собственности. В личной собственности моя воля лична: я как индивидуальность владею, пользуюсь и распоряжаюсь этой собственностью, например моими одеждой, обувью, книгами, пишущей машинкой и т.п. Под частной собственностью подразумевается все, что принадлежит семье, — это семейно-частная собственность. Частной может быть и собственность какой-либо группы владельцев, в том числе какой-либо компании. Большой массив собственности является общественной, т.е. принадлежащей государству. Это то, что принадлежит всем вообще и никому в частности, как это имело место при советской власти, да и теперь земля, например, в основном является еще общественной, т.е. государственной, собственностью.
Частная собственность тесно связана с самой природой человека, с его телесной и душевной организацией, с его насущными потребностями и ценностными ориентациями, с теми мотивами, которые вынуждают его трудиться, иметь свою семью, свой кров, свое хозяйство; это то, в чем он находит свое самоутверждение, смысл своей жизни. Частная собственность — мощный источник продуктивного .труда и свободной хозяйственной инициативы; она способствует самореализации физических и духовных сил личности. Частная собственность и рыночные отношения дают людям имущественную самостоятельность, развивают личную инициативу, стимулируют и совершенствуют самодеятельные, предпринимательские навыки, воспитывают чувство ответственности в своем деле и вообще в жизни. И наконец, частная собственность укрепляет правосознание, культуру законопослушания. Реальное бытие личности проявляется в его собственности.
Тот, кто отвергает частную собственность, тот принижает и даже унижает личностное начало, самодеятельность, самоценность творческого начала в личности, ее свободные искания и способность к риску. А этим он подрывает и интересы, в том числе экономические, общества, государства.
В нашей стране большевистский переворот лишил людей частной собственности. Но время доказало неразумность этого шага.
Характеризуя ложный путь в сторону изничтожения самой идеи частной собственности, И.А. Ильин, несколько сгущая краски, писал, что человеку реально дан от Бога особый способ телесного существования и душевно-духовной жизни — индивидуальный. И всякая теория, всякая педагогика или политика, которые с ним не считаются, обречены. Индивидуальный способ бытия отнюдь не исключает ни общения, ни единения, ни совместности людей, но всякое общение, всякое единение и всякая человеческая совместность, которые пытаются игнорировать личную раздельность, самодеятельность и самоценность человеческого существа, идут по ложному и обреченному пути. Ложность этого пути обнаруживается в наступающем снижении уровня и качества всех сторон жизни: снижается уровень внешне-телесного существования (питание, одежда, жилище, здоровье), снижается уровень душевной дифференцированности (сложности, многосторонности, тонкости и гибкости), падает качество труда, продукта, творчества и особенно нравственности, правосознания, искусства и науки. Всякая культура — материальная и душевно-духовная — разлагается и извращается. Происходит некий провал в упрощенность, которая создается искусственно и потому лишена всех былых достоинств. Творческие различия исчезают из жизни, уступая место монотонной одинаковости, одинаковой опустошенности, повальному оскудению[453].
Частная собственность не изначальна: “мое” и “твое” появились в ходе истории. “Пользование стихийными предметами не может по своей природе сделаться частным, стать предметом частного владения. В римских аграрных законах отражена борьба между общей и частной собственностью на землю; частная собственность как более разумный момент должна была одержать верх”[454]. И она одержала верх по праву своей разумности.
В связи с рассмотрением проблемы собственности нельзя обойти такой “щекотливый” вопрос, как равенство. Хорошо известно, что не существует равенства людей от природы. Стало быть, не может быть равенства и в сфере собственности. “К тому же равенство, которое хотели бы ввести в распределение имуществ, все равно было бы через короткое время нарушено. То, что осуществлено быть не может, не следует и пытаться осуществить”[455]. Ибо люди действительно равны, но только перед законом. “Утверждение, будто справедливость требует, чтобы собственность каждого была равна собственности другого, ложно, ибо справедливость требует лишь того, чтобы каждый человек имел собственность”[456]. Здесь Г. Гегель имел в виду частную собственность. Ведь истинно понятый принцип справедливости гласит: не “всем одно и то же”, а “каждому свое”. Это ясно, поскольку каждый человек, каждая семья уникальны во всех отношениях: и биологическая, и имущественная наследственность и наследование изначально разные.
Частная собственность предполагает ее наследование. Наследственная собственность, по словам Вл. Соловьева, есть пребывающая реализация нравственного взаимоотношения в самой тесной, но зато и в самой коренной общественной сфере — семейной. Наследственное состояние — это, с одной стороны, воплощение переживающей, чрезмогильной жалости к детям, а с другой — реальная точка опоры для богочестивой памяти об отошедших родителях. Но с этим, по крайней мере в важнейшем отделе собственности — земельной, связан и третий нравственный момент — в отношении человека к внешней природе, т.е. земле. Для большинства людей этот момент может стать нравственным только при условии непосредственной земельной собственности. Понимать земную природу и любить ее ради нее самой дано немногим; но всякий, естественно, привязывается к своему родному уголку земли, к родным могилам и колыбелям. Эта связь — нравственная и притом распространяющая человеческую солидарность на природу и этим полагающая начало ее одухотворению. Недостаточно признать в этой собственности очевидно присущее ей идеальное свойство, но необходимо укрепить и воспитать это свойство, ограждая его от слишком естественного в данном состоянии человечества перевеса низменных, своекорыстных побуждений. Должны быть положены решительные препятствия обращению с землей как с безразличным орудием хищнической эксплуатации и должна быть установлена в принципе неотчуждаемость наследственных земельных участков, достаточных для поддержания в каждом нравственного отношения к земле[457].
Прав Г. Гегель, утверждая, что в идее платоновского государства содержится в качестве общего принципа неправо по отношению к лицу — лишение его частной собственности. Представление о благочестивом или дружеском и даже насильственном братстве людей, в котором существует общность имущества и устранен принцип частной собственности, может легко показаться приемлемым тем, кому чужды понимание природы свободы духа и права и постижение их в их определенных моментах.
Но именно марксизм и мы (его последователи) отрицали частную собственность и ратовали за общественную, государственную собственность. В ней виделся волшебный ключ от всех социальных. бед, к ней были устремлены все усилия, ради нее карательные органы ссылали и расстреливали миллионы невинных людей. Но кто из экономистов убедительно доказал, что именно эта форма собственности принесет благо всем людям и даже всему человечеству? 'Что именно эта форма собственности есть нечто самое разумное и экономически продуктивное средство создания материального благополучия народа? Что она — самая производительная форма владения средствами производства? Что только она быстро приведет к изобилию и богатству, наиболее эффективно способствуя повышению производительности труда? Этого никто никогда не доказал и не мог доказать! А все, что писалось и говорилось на этот счет, являлось или заблуждением революционно воспаленного ума, или простой ложью, а зачастую и просто невежеством. Однако мы растрачивали массу энергии на то, чтобы доказать всему миру, будто бы отмена частной собственности, “экспроприация экспроприаторов”, сведение собственности к колхозной и государственной, т.е. общественной, социалистической, и ведение именно такого способа хозяйствования есть самое лучшее, что можно придумать из всех видов хозяйствования в мировой истории. Постоянно твердя, что единственно верным критерием истины является практика и только практика, мы игнорировали этот критерий применительно к тому, какая форма собственности способствует высокой производительности труда и является надежным условием благополучия народа. Ведь для каждого добросовестного человека было ясно, что при всех так называемых коммунистических режимах люди живут если не в полной нищете, то в явной бедности. В их экономике — сплошные перекосы. Жизнь опровергла идею единственности общественной собственности, но иные “теоретики” и поныне цепляются за эту идею.
Ясно, что корень всех наших экономических и юридических проблем (а отсюда и политических) связан с характером собственности. Десятилетиями у нас была единственная форма собственности — государственная, но декларировалось, что собственность принадлежит всему народу. Это значит, что все ничье; отсюда возникло и соответствующее отношение и к собственности, и к труду. (Ныне, похоже, у нас другая крайность: думаем, что, если найдем хозяина всему и везде, сразу наступит расцвет экономики.)
Присмотримся к высокоразвитым и благополучным странам. Там рабочий, инженер, менеджер отнюдь не рвется к тому, чтобы стать собственником предприятия. Отчуждены ли работники от средств производства, от готового продукта — все эти вопросы никого не волнуют: каждый интересуется мерой своего материального благополучия, а является ли он наемным работником или хозяином предприятия — это уже зависит от обстоятельств, от случая, от наследства, от смекалки и т.п. Что же касается эксплуатации человека человеком, то мы все имеем разительный пример (основанный на нашем опыте) того, как государство способно эксплуатировать человека, народ в более жестокой, бесконтрольной форме, чем любой современный капиталист, даже если он по натуре жестокий человек: ему профсоюзы не дадут сделать этого.
Подвергая острой критике марксистские воззрения на собственность, И.А. Ильин писал:
“Ему нужно социализировать не только имущество, но и весь уклад человеческой жизни, чувств и мыслей; ему нужно социализировать душу человека и для этого выработать новый тип — примитивного существа с вытравленной личностью и угасшей духовностью, существа, не способного к личному творчеству, но склонного жить в стадном всесмешении”[458].
Горький опыт созидания социализма показал, как история решительно исцеляет от того идолопоклонства, которое свойственно сторонникам якобы “единственно целесообразной” общественной и только общественной собственности.