Глава 7. Квантово-полевая теория сознания

Естественно, что физики не дремали не только в России. Вероятнее всего, как раз обратное — Запад затеял какое-то модное научное действо, а наши не захотели остаться в стороне. Этим модным физическим направле­нием была квантовая физика. Именно ее сложности и повели к тому, что физики начали искать за границами допустимого для естественной Науки.

Ко времени основания «Journal of Consciousness Studies» попытки объяс­нять сознание квантовой теорией, очевидно, были на Западе уже так при­вычны, что составители сборника помещают в первом номере вовсе не об­щий рассказ о том, что такое квантовое сознание, а узконаправленную статью Стюарта Хамеровао квантовой связи в нейтронах.

Статья Хамерова очень показательна для понимания того, как нейро-психологи пытаются использовать предположения физиков о том, что у со­знания может быть полевая природа. В сущности, они никак не могут допу­стить, что Физика могла предать свою дочь и наследницу, Физиологию, и заявить что-то такое, чего не было в их изначальном договоре о есте-

Глава 7. Квантово-полевая теория сознания

ственнонаучном разделе мира. Поэтому они делают все, чтобы увязать кван­товое понимание сознания с привычной работой мозга. Статьи подобного рода будут публиковаться из номера в номер и являются основным подхо­дом нейрофизиологов к использованию современной физики.

Хамеров начинает с перечисления основных взглядов на сознание, пра­вивших в Америке в последние десятилетия. Одна точка зрения, которую можно назвать редукционализмом, запросто сводит сознание к теории ис­кусственного интеллекта и даже счетному алгоритму (Деннетт, Минский). На другом полюсе — дуалисты, такие как Поппер и Экклз, считающие, что мозг и ум — это отдельные, самостоятельные сущности, а «сознание суще­ствует в отдельной реальности».

Сам Хамеров и большинство сторонников квантовой психологии при­держиваются третьей точки зрения:

«Это противоречие редукционализма/дуализма потенциально может быть разрешено, если рассматривать сознание имеющим определенное качество, но возникающее из мозговых процессов, которые можно изучать методами есте­ственных наук» (Hameroff. Quantum coherence in microtubules // Journal of Consciousness Studies № 1, 1994, с 91).

Иными словами, квантовая теория Хамерова оказывается основанием для столь же модной «эмерджентной» теории, то есть теории, считающей, что все явления сознания возникаютпри работе ума и, в сущности, являют­ся возникающей и исчезающей электрической активностью мозга. Вся ос­тальная статья является попыткой описать устройство такой электрической машины, состоящей из нейронов, которая могла бы вызвать видения наше­го сознания.

Квантовая теория оказывается ему нужна затем, чтобы объяснить то, что из теории электрических машин уже не объясняется и, в сущности, играет роль Бога из машины. Ведь там у них, у квантовых физиков, все так неопределенно, что можно объяснить все, что угодно!

Сами «квантовые объяснения» Хамерова так сложно написаны, что я даже не стал в них разбираться. Тем более, что для очищения это все равно неприменимо.

Я позволяю себе жестко обойтись со статьей Хамерова, потому что уже в следующем номере появляется статья Иона Сквайерса «Квантовая теория и потребность в сознании»,которая говорит о квантовой физике просто и по­нятно, что для меня означает, что автор не хотел ничего спрятать за науко­образными терминами. Исходная мысль Сквайерса полностью переворачи­вает подход к квантовой физике, в сущности, ставя его с головы на ноги. Дело в том, что квантовая механика — это не механика Ньютона и не может использоваться как Ньютоновская механика. А основная масса психологов, хватающая ее для своих целей, непроизвольно исходит из привычного, со школы внедрившегося в сознание представления, что раз это Механика, так ею можно объяснить все. И вообще, ею можно объяснять. А дело-то как раз обстоит наоборот — это относительно новое учение само нуждается в помощи.

Основное— Море сознания— Прибрежные воды

«...главная причина, почему квантовая теория не применима к сознанию, заключается в том, что эта теория не может быть полностью определена без введения определенных черт сознания» (Squires. Quantum Theory // Journal of Consciousness Studies № 2, 1994, с 201).

Квантовая теория — это не всеобщая затычка для научных дыр. Если назвать все вещи своими именами, то, по существу, квантовая теория сви­детельствует о том, что сознание является еще одной физической средой нашей Вселенной.

Сквайерс говорит, что квантовая теория стала применяться для разго­вора о сознании по нескольким причинам, но главная «лежит не в успехах квантовой теории, а, скорее, в ее недостатках» (Там же).

Квантовая теория плохо способна измерять описываемые ею процессы. «Она не может объяснить, как этот именно результат возникает из просчи­тываемого выражения, которое обычно допускает несколько возможных отве­тов» (Там же).

Из этого можно сделать вывод, что либо квантовая теория неверна, либо «принять, что "мир"квантовой физики не содержит внутри себя резуль­татов эксперимента <... > тогда становится ясно, что нужно что-то еще, что снаружи устройства квантовой физики, что-то, что будет содержать "собы­тия", которые мы испытываем, и в этом что-тобудут найдены неповторимые результаты наблюдений» (Там же).

Этим рассуждением Сквайерс подводит к модели квантовой физики Дэвида Бома (Bohm), о которой говорит:

«В контексте этой статьи стоит заметить, что модель Бома неполна без учета сознания» (Там же).

Необходимо привести одно пояснение Сквайерса, чтобы стало ясно, почему нельзя использовать квантовую теорию так же, как использовалась старая Физика.

«Книги по классической механике говорят о том, что есть, и о взаимодей­ствии вещей, книги по квантовой механике говорят о том, что наблюдается» (Там же, с. 202). Отсюда делается естественный вывод:

«Квантовая теория, в противоположность классической механике, похоже, вынуждает нас силой ввести понятие сознания» (Там же).

Эта мысль Сквайерса перекликается с заключительным выводом всей статьи, который, безусловно, прозвучит неожиданно:

«Подводя итоги этой статьи, я заявляю, что независимо от того, нужда­ется ли сознание в квантовой теории, есть изрядные причины верить, что кван­товая теория нуждается в сознании. Поэтому все надежды на то, что мож­но будет объяснить сознание на языке физики, скорее всего, разрушаются тем фактом, что мы не можем понять физику без сознания» (Там же, с.204).

Это пишет физик. И это значит, что думающие физики с первых же номеров журнала, поставившего задачей возродить изучение сознания, сде­лали заказ Психологии и Философии на разработку такого понятия созна­ния, которое было бы действенно и внутри физических задач.

Глава 7. Квантово-полевая теория сознания

Я не буду утомлять ни себя, ни вас рассказом о том, как целое десяти­летие после этой статьи западные ученые пытались приткнуть к сознанию квантовую теорию. На мой взгляд, единственная польза от этих игр была в том, что ученые обретают более широкое видение собственных возможнос­тей говорить о сознании, а с тем и ощущение, что привычное научное по­нятие о сознании стало узко, как детские штанишки, поэтому потребова­лось разработать какие-то особые понимания сознания.

Но что такое особые понимания сознания, если приглядеться к ним с точки зрения строгого рассуждения? Например, современное физическое понимание сознания как лептонного облака. Если вдуматься, то здесь речь идет совсем не о сознании. Сначала физики находят какие-то лептонные поля, а потом как-то «понимают», что это — сознание.

Это «как-то понимают» означает, что они не исследовали сознание. И не шли от какого-то начального понятия сознания, а по общенаучной привыч­ке хамски обращаться с языком использовали старое слово для обозначения того, что нашли. Тут получается как бы игра с двумя неизвестными — неиз­вестно, что такое сознание, и неизвестно, что нашли, а в сумме — наша Наука самая передовая, потому что вы ее не понимаете! Как говорит моло­дежь: вы в нее не въезжаете и не догоняете!

Физическое понимание сознания является вероятностным. С тем же ус­пехом это может быть не сознание, а душа, или «астральное тело», или что-то еще.

Для того, чтобы дать этим полевым образованиям имя сознание, надо не просто нащупать приборами какие-то «поля». Кстати, что такое «поля» современной Физики — это тоже еще тот вопрос! Физические методы тут выглядят детством человечества — мальчику подарили особые очки.

Сначала надо осознанно и намеренно взять имя «сознание» и сделать описание того, что ты под этим именем понимаешь. Затем это описание, живущее в твоем сознании почти бессознательно, стоит сравнить с тем, что определяется как сознание живым языком. После того, как станет ясно, что вы говорите на одном языке с человечеством, можно перейти к выведению понятия и определить его существенные черты. Так мы приготовили одну составную часть исследования, без которой оно будет изначально неполно­ценным.

Только после этого можно переходить к физике, чтобы исследовать об­наруженное полевое «нечто» и описать его в том же языке, каким определя­ли сознание.

И вот если описание явления совпадет с определением «сознания», можно считать, что это сознание здесь не случайное имя, выбранное по прихоти ученого, как для обозначения вновь открытого пятна на снимке поверхности Марса или облака космической пыли ученые используют соб­ственные имена. То есть имена, которые ничего не говорят о природе на­званного ими явления или вещи.

Если описание поля совпадет с определением сознания, можно счи­тать, что слово «сознание» больше не имя, а понятие...

Вот с этого мига возможно исследование.

Основное— Море сознания— Прибрежные воды

Глава 8. Последняя капля науки

В 1994 году учредители «Journal of Consciousness Studies» писали:

«Без сомнения, сознание после почти векового изгнания снова в академичес­кой повестке дня. Количество публикаций, посвященных именно сознанию, по­стоянно растет...» (Journal of Consciousness Studies, № 1, 1994, с. 4).

Это означает не только то, что скоро возродится наука сознания, но и то, что рассказывая о современных западных представлениях о сознании, надо показывать, что они состоят из двух частей разного качества.

Первую я показал в начале книги, как общепринятые, установившиеся в академической среде взгляды, которые давно приняты и в России, по­скольку соответствуют и нашим научным традициям. Это, так сказать, На­ука о сознании, которую получит неискушенный новичок. И она пуста и почти мертва.

Вторая часть — то, что кипит и бурлит сейчас в западных научных кру­гах, — в сущности, еще не стало наукой, которую можно изучать. Это еще наука, которую можно только делать. А для этого необходимо находиться в непосредственном общении с ее творцами. Очевидно, что это живая, здоро­вая, но малодоступная нам пока часть западной науки о сознании, которой, по существу, еще нет. Она только рождается.

При этом у нее уже есть свои минусы, потому что она — модное на­правление мысли и великолепный способ посверкать умом и образованнос­тью. Мне уже доводилось не только налетать на пустые и хвастливые публи­кации — не более, чем игру модными терминами, — но даже подвергнуться обработке заезжих из Америки прохвостов, которые теперь продают не се­ребряные ситечки, а кволии и синестезии (без перевода).

Сумела ли эта Новая Волна науки о сознании действительно получить какие-то плоды? Думаю, нет. Единственным, хотя и очень важным достиже­нием этого штурма двух последних десятилетий можно считать появление больших итоговых монографий, вроде «Введения в Сознание»(Consciousness. An Introduction) английского психолога Сюзанны Блэкмор.

Это великолепная книга, рассказывающая в 27 очерках о всех основных мыслителях, начиная с Декарта, чьи труды можно считать шагами науки о сознании... Точнее, об англо-американском штурме сознания, потому что кроме Декарта, Джеймса и Будды все остальные — современные англоязыч­ные исследователи. Если приглядеться к этому списку, то становится понят­но, почему Сюзанна Блэкмор говорит:

«Другая проблема в том, что изучение сознания — новый и междисципли­нарный предмет» (S.Blackmore. Consciousness: an introduction, Hodder e Stoughton, 2003, с 2).

Новая волна имперских идеологов не очень хочет помнить корни, пото­му что если оторвать мысль современных исследователей от корней, мы бу­дем зависимы от англоамериканской подачи всей Науки. Ничего личного,

Глава 8. Последняя капля науки

только бизнес. И если за истину платят, то она тоже бизнес. А бизнес лучше всего идет в условиях монополии.

И тем не менее, книга начинается с предуведомления: «Если вы хотите думать о сознании, необходимо замешательство. <...> По этой причине большая часть этой книги имеет целью скорее увеличить ваше замешательство, чем уменьшить его» (Там же, с. 1).

Почему? Потому, что ответов нет:

«Если вы думаете, что знаете решение проблемы сознания, вы не понимаете проблему» (Там же).

Стена. Тупик. Изначальная уверенность в непознаваемости сознания. Поэтому книга кончается рассказом о Будде и дзенской медитации.

Что же дал этот мозговой штурм нескольких тысяч исследователей, длив­шийся не менее пятнадцати лет?

Описание изучаемого явления. Сейчас совместными усилиями Запад­ной Науки создана культура размышления о сознании. Эта культура, как всякая научная культура, принадлежит определенному сообществу людей. Границы его размыты, но есть ядро, состоящее не столько из людей, сколь­ко из авторов определенных работ, ставших основополагающими. Иначе го­воря, такими, которые нельзя не учитывать, если ты берешься говорить о сознании, потому что в них закреплены какие-то из таких черт сознания, неучитывание которых разрушит все твои построения.

Ничего особенно нового, никаких откровений по сравнению с Мета­физикой сознания это сообщество не нашло. Просто они хотят, чтобы Наука делалась модно и по-американски, поэтому высказывают все старые истины современным языком. От того, что ты говоришь в терминах искусственного интеллекта, коммутации или машинной памяти, сознание понятнее не ста­новится, хотя продать свое сочинение проще.

Тем не менее, чем современнее описание, тем понятнее оно современ­ному уму, а значит, тем проще кому-то из исследователей перейти от опи­сания к построению гипотез о том, что же такое сознание. Об одном из таких построений я хочу рассказать подробнее.

Сделал его известный американский исследователь, в прошлом нейро-лог и психиатр, Джон Смитис (Smithies).В сущности, он сделал первую по­пытку увидеть сознание по-новому еще в 1994 году, в книге «Стены Плато­новской пещеры». После этого ему потребовалось десять лет, чтобы опубликовать краткое изложение своего понимания в статье «Пространство, Время и Сознание»в третьем номере «Journal of Consciousness Studies» за 2003 год. Я хочу рассказать об этой статье подробнее.

Во Введении Смитис дает предысторию предмета. Что для меня особен­но важно — это то, что он, как признанный знаток науки о сознании, относит все предшествовавшие его собственным взглядам взгляды к двум традиционным направлениям и никого не поминает особо. Это значит, что я не ошибаюсь, когда заявляю, что пока Западная наука о сознании лишь переводит на современный язык уже известные данные. Итак:

Основное— Море сознания— Прибрежные воды

«Взаимоотношение между сознанием и мозгом традиционно были предме­том двух соревнующихся теорий. Старшая — дуализм.Она заявляет, что чело­веческое существо состоит не просто из физического тела с его мозгом, но обладает и чем-то сверх этого, бытийно независимым от тела. Другая — мо­низм, который утверждает, что личность состоит только из физического тела с его мозгом, и что сознание каким-то еще не совсем определенным образом является продуктом мозга» (Smithies. Space, Time and Consciousness // Journal of Consciousness Studies, № 3, 2003, с47).

Смитис много усилий положил на исследование монизма, как нейро­физиолог, поэтому его отходу от него можно доверять.

«К концу прошлого столетия, однако, была разработана третья теория. Она предполагает, что человеческое существо состоит из физического тела, сделанного из обычной материи, протяженной в физическом пространстве, и, в дополнение, из модуля сознания, сделанного из материи другого рода, протяжен­ной в ином пространстве снаружи физического пространства. Значение этого "снаружи " будет объяснено позже. <...>

Толчок новой теории пришел частично от таких философов как С. Д. Бро-уд и X. X. Прайс, частично из успехов интроспективной психологии, частично как развитие понимания определенных находок клинической нейрологии, а час­тью из последних продвижений теоретической физики» (Там же, с. 48).

Отрывок, переполненный значимыми вещами. Связующим звеном, что я особо хочу подчеркнуть, всего этого междисциплинарного синтеза, ока­зывается интроспективная психология!Хуже того, давно забытая и выкину­тая у нас психология самонаблюдения, оказывается, не только тайком от наших психологов возрождена на подлом Западе, но еще и сделала успехи за последнее время! Ладно, пусть это будет камушек в окно нашей спящей красавицы-психологии: пора вставать, любимая! Самонаблюдение снова во­стребовано, поскольку возрождается наука о сознании!

Но вернемся к Смитису.

«Физик-теоретик Андрей Линде (1990) предположил, что мир состоит из трех различных фундаментальных составляющих — пространства-времени, материи и сознания, с их собственными степенями свободы.

Моя цель в этой статье развить это предположение дальше» (Там же).

После такого заявления я действительно согласен считать взгляды Сми-тиса третьей теорией сознания и первым шагом за привычный круг вопро­сов и ответов. Самое главное, это попытка вырваться из пут картезианской философии, четыре века заставлявшей западных мыслителей путать созна­ние с умом.

«Декарт использовал "протяженность пространства " как критерий раз­личения между сущностями умственными (непротяженными) и физическими (протяженными). Однако, как я это уже доказывал раньше (в "Стенах Плато­новской пещеры ") это, возможно, было ошибкой.

Сознание имеет содержания — преимущественно ощущения, образы и мыс­ли— которые мы можем созерцать при самонаблюдении, как это делается при

Глава 8. Последняя капля науки

психологических экспериментах. Некоторые из этих содержаний, как зритель­ные и телесные ощущения и образы, явно протяженны в (феноменальном) про­странстве. <...>

Таким образом, Декартовский критерий изначально вводит различие меж­ду разными содержаниями сознания, а не между всеми такими содержаниями и материальными вещами» (Там же, с. 48—49).

Вот из этого исходного утверждения или наблюдения и рождается пред­положение о том, что сознание имеет иную природу или хотя бы иное уст­ройство, по сравнению с тем, как его представляли себе европейские мыс­лители. Исходные представления таковы:

«Сегодня многие философы придерживаются Прямой Реалистической те­ории восприятия. Ее можно показать как утверждение, что в сознании мы прямо сознаем внешние физические предметы. Феноменальные предметы, таким образом, есть те же физические предметы (или их аспекты, поверхности и т. д.).

В противоположность этому, научная теория представленийутвержда­ет, что феноменальные предметы, вместе с пространством, в котором они нахо­дятся, есть создания центральной нервной системы и ни в коем смысле они не являются прямым видением тех внешних предметов, которые они представляют.

Это противоречие за последнее время было решено в результате большого числа психофизических экспериментов. Они, без всякого сомнения, показали, что в видении мы не имеем мира таким, каков он есть в действительности, но таким, каким мозг воссоздает его, творя наиболее вероятную картину» (Там же, с. 49).

Именно из этого рассуждения Теории Прямого Реализма научными исследованиями и делается вывод, позволяющий увидеть сознание иначе:

«Теория Прямого Реализма позволяла нам рассчитывать на бытие феноме­нального пространства (то есть пространства явлений сознания — АШ), отож­дествляя его с внешним, физическим пространством.

Но если феноменальные предметы (то есть явления предметов в созна­нии — АШ) являются конечными результатамиоснованных на вероятности нейрорасчетов, то это мнение больше не держится. Тогда феноменальному со­знанию необходимо придать свое собственное действительное пространство— феноменальное пространство. Оно можетсовпадать с каким-то аспектом мозгового пространства (хотя это еще надо найти, а не принимать как дан­ность), но ни с каким из аспектов внешнего физического пространства» (Там же).

А дальше Смитис переходит к разговору об этом собственном простран­стве сознания. Ведь вводя это понятие, мы тем самым вынуждены будем считать, что существуют два мира — физический мир и мир сознания. И это притом, что, как ученые и враги религии, мы не допускаем, что существу­ют Небеса и Мир Богов. Но даже не признавая его, мы должны будем при­нять, что теперь для многих будут существовать три мира. И если для Смити-са и прочих ученых встает вопрос о том, как соотносятся между собой первые два, то меня занимает и вопрос о том, как соотносятся мир сознания с миром Богов.

Основное— Море сознания— Прибрежные воды

Но пока — исследование Джона Смитиса.

«...Решением этой проблемы может быть то, что феноменальное простран­ство и физическое пространство есть просто разные пространства, разные па­раллельные вселенные, чьи содержания случайно находятся во взаимоотношении. Здесь "разные пространства " не означает, что одно действительное, а другое абстрактное, но что оба действительны, но топологически внешние друг другу.

Действительное пространство может быть определено как пространство, в котором движутся предметы. При таком подходе физическое тело движется в физическом пространстве, а образ тела (как и образы снов и тому подобное) движется в пространстве явлений» (Там же, с. 51).

Эти мысли Смитис подкрепляет научными гипотезами об иной физике нашего мира.

«Предположение, что Вселенная может иметь более трех пространствен­ных (или четырех пространственно-временных) измерений, родилось в 1917году, когда Питер Калуца (Kaluza) предположил, что электромагнетизм в действи­тельности является расширением гравитационного поля в пятое измерение про­странства. Эта теория была поддержана Эйнштейном и Бергманном» (Там же, с. 51).

Развивая эти взгляды физиков, Смитис приходит к выводу: «Как бы там ни было, но если теория сознания, представленная в этой статье, верна, тогда все содержания сознания— включая наши зрительные ощущения — лежат в своем собственном пространстве вне физической Все­ленной» (Там же, с. 52).

Соответственно, там находятся и сны, и галлюцинации, очевидно, туда же путешествуют шаманы и исследователи измененных состояний сознания.

В сущности, на этом утверждении исследование Смитиса и заканчива­ется. Все остальное лишь попытки его освоить. Тем не менее, новое понима­ние сознания высказано. Сумеют ли ученые его развить и извлечь из него пользу?

Лично я, во всяком случае, буду считать, что эта последняя капля На­уки была выплеснута волной на берег и, возможно, окажется переходом на твердую почву. Во всяком случае, она позволяет двигаться дальше, а не кру­тить бесконечно чье-то чужое колесо.