Жить на великом Пути ни легко, ни трудно.

Тогда что такое этот великий Путь? Этот великий Путь — ваша природа: вы уже есть это, вот почему это не цель. Это не будет чем-то в будущем; что бы ни произошло, не надо никакого времени — вы всегда были в этом, это уже произошло. Вы у цели, вы существуете в цели. Вы не можете существовать вне нее, нет возможности из нее выйти. Как бы долго вы ни странствовали, вы не можете из нее выйти. Куда бы вы ни пошли, вы будете нести в себе ваше Дао — это присущая вам природа. Она неотделима, вы не можете отложить ее в сторону и забыть о ней. Вы уже там, ибо это «там» — здесь. Вам не надо смотреть в будущее — просто будьте здесь и вы найдете ее.

Ищите и вы упустите; не ищите, просто будьте — и она есть. И вы будете смеяться, ибо она всегда была здесь, но именно из-за ваших поисков вы упускали ее, именно потому, что вы пребывали в такой спешке, вы не могли видеть внутри себя.

Жить на великом Пути ни легко, ни трудно,

но те, чьи взгляды ограничены —

боязливы и нерешительны,

и чем сильнее они спешат, тем медленнее идут,

а цеплянию не может быть предела;

даже быть привязанным к идее просветления —

значит, уходить в сторону.

Просто дайте вещам существовать

их собственным способом,

и не будет ни прихода, ни ухода.

Вы есть Путь и вы есть цель, и нет дистанции между вами и целью. Вы искатель и вы — искомое: нет дистанции между искателем и иско­мым. Вы поклоняющийся и вы то, чему поклоняетесь. Вы ученик и вы Мастер. Вы средства и вы конец. Это великий Путь.

Он всегда был вам доступен, и в этот самый момент вы в нем. Проснитесь — и вы в нем; идите спать — и вы в нем, но из-за того, что вы спите, вы не можете видеть его и тогда вы начинаете искать.

Вы, как пьяница, разыскиваете ваш собственный дом, спрашиваете о том, что прямо перед вашими глазами. Но глаза не чисты: они напол­нены мнениями, различениями, они заполнены словами и теориями. Вот почему ваше зрение замутнено, иначе вы бы видели, что все, что вы ищете, прямо перед вами.

У индуистов есть метод глядеть на кончик носа: просто сядьте спокой­но и смотрите на кончик носа, и ничего не делайте. Люди смеются, ибо это кажется такой глупостью! Что от этого произойдет? Но смысл упу­щен. Индуисты говорят, что это прямо перед вами, словно кончик носа. Будьте молчаливы и смотрите на кончик носа, не впутывайтесь ни в какое думание, и неожиданно это есть — точно кончик носа, всегда перед вами.

И в этом красота кончика носа: куда бы вы ни пошли, он всегда перед вами. Вы идете правильно, он есть; идете неверно — он есть. Будьте грешником — он перед вами; будьте святым — он перед вами. Что бы вы ни делали — станьте в перевернутую позу, сиршасану — он прямо пе­ред вами. Засните — он есть; проснитесь — он есть.

В этом смысл смотрения на кончик носа, ибо, что бы вы ни делали, вы не можете расположить его нигде, кроме как перед собой: в тот момент, когда вы двигаетесь, он уже двинулся. Просто глядя на кончик носа, вы поймете, что Истина перед вами. Куда бы вы ни пошли, она идет с вами. Вы не можете упустить ее, поэтому нет вопроса о том, чтобы ее находить. Просто глядя на кончик носа, вы поймете, что вы не упустили Истину. Но обычно вы никогда не смотрите на кончик носа, ибо вы смотрите на другие веши. Вы интересуетесь другими вещами, вы никогда не смотрите на кончик носа.

У индуистов есть другая прекрасная теория. Они говорят, что когда человек начинает смотреть на кончик носа, близка его смерть: он умрет через шесть месяцев. Когда человек начинает видеть его, не пытаясь его видеть; когда он продолжает смотреть на кончик носа, что бы он ни делал — тогда через шесть месяцев он умрет.

В этой теории что-то есть, ибо вы осознаете кончик носа только тогда, когда все ваши желания, все объекты желаний стали тщетны: у вас нет энергии, предаваться желаниям — смерть подходит близко. Вы так обес­силены, вся жизненность иссякла. Вы не можете двигать глазами, вы не можете гоняться за желаниями и целями — жизнь иссякла. В последний момент не остается ничего, кроме как смотреть на кончик носа. В этом одно значение.

Другое значение, более важное, в том, что когда человек может смотреть на кончик своего носа, он умрет для этого мира, и будет иметь новое рождение — ибо он смотрит прямо перед собой с чистотой. Этот мир исчезает, эта жизнь исчезает. Он мертв, если рассматривать его старое бытие. Он является новым существом — это перерождение. Те­перь нет ни прихода, ни ухода.

Он достиг просто глядением на кончик носа? Да, ибо весь вопрос в том, как смотреть перед собой, а не по сторонам — ибо Истина перед вами. Это не может быть иначе.

Это ни легко, ни трудно. Это не вопрос усилия, как же это может быть легко или трудно? Это вопрос бодрствования — не вопрос усилия. Это не вопрос делания чего-либо. Делая, вы потеряете это, ибо вы будете поглощены деланием. Если вы что-то делаете, это будет легко или труд­но.

Это вопрос не-деяния. Как не-деяние может быть легким или труд­ным? Не-деяние — полностью за пределами мира деяния: это просто бытие. Как бытие может быть легким или трудным? Бытие просто есть. Это великий Путь. Все усилие в том, чтобы прийти к пониманию и видеть кончик носа: просто глядеть чистыми глазами прямо перед собой.

Но те, чьи взгляды ограничены —

боязливы и нерешительны,

и чем сильнее они спешат, тем медленнее идут.

Это выглядит противоречиво, но это происходит с каждым. Это то, что произошло с вами: чем вы быстрее идете, тем медленнее продвигае­тесь. Почему? Потому что вы идете, не глядя перед собой, а цель — там. Чем быстрее вы двигаетесь, тем скорее уходите в сторону.

Если кто-то смотрит на вашу скорость, вы быстры, но если кто-то смотрит на то, что вы упускаете — вы медленны; чем быстрее вы идете, тем медленнее движетесь. Не ходите никуда! Будьте просто здесь — и вы немедленно достигнете. Никакое пространство не надо проходить, никакое время не надо преодолевать — просто будьте здесь. Сделайте «здесь и сейчас» вашей единственной мантрой,— и вам не надо ничего другого. Будьте здесь и сейчас, не ходите никуда, ни быстро, ни медлен­но.

Так случилось, что маленький мальчик пришел в школу очень-очень поздно. Он всегда приходил поздно. Учительница очень рассердилась и сказала: «Опять? Опять ты опоздал и даже пришел позднее, чем вчера. А я много раз делала тебе замечание. Ты не слушаешь».

Мальчик ответил: «Но было очень трудно. Видите, на улице дождь, и дорога такая скользкая от грязи, что когда я продвигался на один фут к школе, я поскальзывался на два назад. Там так скользко, что чем быст­рее я старался идти, тем медленнее шел. Фактически, я шел в обратном направлении: один фут вперед и два назад».

Учительница сказал: «Ты очень умен, но тогда как ты пришел?»

Мальчик ответил: «Я просто начал идти домой, вот как».

Вы тоже на скользкой дороге, где, чем быстрее идешь, тем медленнее скорость — ибо вы уходите прочь. Если кто-то смотрит на цель, тогда вы уходите в сторону. Ваша скорость опасна. Она против цели, ибо никакая скорость не нужна — вам надо просто остановиться и смотреть.

Люди приходят ко мне и говорят: «Когда мы станем просветленными? Когда?» Если я говорю «сейчас», они не могут мне поверить. А я говорю вам — сейчас. Вы пропускаете это «сейчас», затем другие «сейчас», но всегда — сейчас. Нет никакого другого времени.

Когда бы это ни произошло, это произойдет в «сейчас»; и где бы это ни произошло, это произойдет в здесь. Здесь и сейчас — это не два слова; это — как время и пространство — это не два слова. Эйнштейн исполь­зовал новый термин: «пространство-время». Он сделал одно слово из двух: «пространство-время», потому что научно обосновал, что время — это не что иное, как четвертое измерение пространства, поэтому нет необходимости использовать два слова.

«Здесь и сейчас» тоже не два слова. За тысячи лет до Эйнштейна такие мистики, как Сосан, осознавали это. Это «сейчас-здесь». Эти два слова должны быть объединены — они едины, ибо «сейчас» — это не что иное, как измерение «здесь»,— четвертое измерение. «Сейчас-здесь» — это одно слово.

И когда бы это ни происходило, это произойдет в «сейчас-здесь». Это может произойти прямо сейчас — не надо ждать, но вы боязливы и нерешительны. Это создает проблему.

Что значит, быть боязливым? Какова ситуация внутри, когда вы бои­тесь? Вы хотите этого, и вы также не хотите этого. В этом ситуация боязливого ума: он хочет идти и он не хочет идти, потому что боится. Он хотел бы, но он не уверен, он нерешителен.

Иисус всегда использовал слово «страх» в противоположность вере — много раз. Он никогда не использовал «недоверие» или «неверие» в противоположность вере — он всегда использовал слово «страх» в про­тивоположность вере. Он говорил, что те, кто не боятся, становятся верующими, ибо вера — это решение, вера — это решительность, пол­ная решимость — вы полностью входите в нее. Это вера без ничего позади, безусловность — это не может быть взято назад. Если вы полно­стью вошли, кто возьмет это назад?

Вера абсолютна. Если вы входите в нее — вы входите в нее. Вы не можете выйти из нее — кто выйдет из нее? Нет никого, стоящего позади, чтобы вытащить вас обратно. Это прыжок в пропасть, и Иисус полностью прав в том, что он сделал страх антонимом веры. Никто никогда этого не делал, но он абсолютно прав, ибо он не интересовался внешним языком — он занимался языком внутреннего бытия.

Именно страх не позволяет вам войти в веру, это не недоверие. Помните: это не недоверие. Помните: это не недоверие удерживает вас от движения в веру — это страх.

Конечно, вы рационализируете ваш страх. Вы прячете его в слова и говорите: «Я скептичен, я сомневаюсь. Как я могу двигаться, если я не убежден полностью?» Но посмотрите глубже внутрь себя и вы обнару­жите страх.

Страх означает то, что половина вас хочет идти, а половина не хочет идти. Половина подстегивается неизвестным, она услышала зов, при­зыв, а половина, боясь неизвестного, цепляется за известное, ибо изве­стное — это известное: в нем нет страха.

Вы делаете что-то, и это что-то стало известным. Если вы хотите теперь приступить к новой работе, к новой модели жизни, новым при­вычкам, новому стилю, тогда половина вас цепляется за известное. Она говорит: «Не двигайся! Кто знает, это, возможно, хуже, чем было. И если ты пошел, ты не сможешь вернуться». Поэтому половина говорит: «Цеп­ляйся».

Эта половина принадлежит прошлому, потому что прошлое извест­но, это память. А другая половина всегда волнуется, она чувствует зов двигаться по неизвестному пути через непройденное — ибо нечто новое может стать экстатичным.

Вот это страх — вы разделены. Страх разделяет вас, и если вы разделены, то присутствует нерешительность. Вы делаете один шаг к неизве­стному, другой шаг остается в прошлом, в могиле прошлого. Затем вы останавливаетесь, ибо никто не может двигаться одной ногой, никто не может двигаться одной ступней. Вы должны внести в это оба ваших крыла,обе ваши части — только тогда вы можете двигаться.

Нерешительность — и вы встали; каждый застывает — в этом про­блема, в этом беспокойство. Вы застыли и не можете двигаться. Жизнь продолжает течь, а вы стали скалоподобны, тверды, стали пленником прошлого.

Но те, чьи взгляды ограничены —

боязливы и нерешительны,

и чем сильнее они спешат, тем медленнее идут.

Вся их жизнь противоречива. Они делают что-то одной рукой и тут же ломают это другой — они нерешительны. С одной стороны, вы люби­те человека, с другой — ненавидите. С одной стороны, вы создаете лю­бовь, с другой — сеете зерна ненависти. И вы никогда не видите, что творите.

Только вчера вечером я беседовал с одним человеком о тайном мона­стыре в Бухаре. Гурджиев жил в этом монастыре не менее шести лет. Он обучился многим техникам от этой суфийской школы. Одна из этих техник все еще используется в этом монастыре.

Техника эта очень красива: когда человек поступает в монастырь и становится учеником, ему дают плакатик, знак. На одной стороне напи­сано: «Я отрицателен, пожалуйста, не принимайте меня всерьез; если я говорю что-то не то, я на самом деле говорю это не вам; из-за того, что я отрицателен, я наполнен ненавистью, гневом, депрессией, и если я что-то делаю, то из-за моей отрицательности, а не потому, что вы не­правы».

На другой стороне плаката написано: «Я положителен, я в состоянии любви и аффекта; пожалуйста, не принимайте меня всерьез; если я говорю, что вы красивы, я не говорю нечто о вас — я чувствую себя возвышенно».

Когда человек чувствует, что настроение меняется, он меняет свой плакатик: согласно тому, каков человек в данный момент, он поворачи­вает свой плакатик нужной стороной наружу. И многое происходит от этого, ибо никто не принимает его всерьез. Люди смеются из-за того, что он отрицателен.

Если кого-то тошнит и рвет — отлично. Его не стошнит на вас, он ничего в вас не бросает. Он выбрасывает нечто, что мешает ему. И только когда это деление прекращается, ученик приходит к Мастеру и говорит: «Я ни то, ни это. Теперь я ни отрицателен, ни положителен — все утихло, и оба моих крыла стали одним, теперь я един»,— только тогда плакатик снимается.

Момент, когда плакат снимается — это момент просветления: тогда вы есть Целое. Иначе вы всегда противоречите себе и поэтому чувству­ете несчастье и тревогу и думаете: «Что со мной происходит?» Ничего с вами не происходит. С одной стороны, вы делаете что-то хорошее, с другой вы немедленно делаете что-то плохое — немедленно, чтобы раз­рушить другую сторону, которая ушла вперед. Из-за того, что вы нере­шительны, вы разделены.

Одна часть вас цепляется за старые привычки, другая часть хо­чет двигаться в неизвестное. Одна часть хочет цепляться за мир, другая часть хочет стать птицей и лететь в непознанное небо божест­венного — или в саму божественность существования. Тогда вы засты­ваете.

Постарайтесь это увидеть. Это трудно, ибо вы никогда не пытались это увидеть, а иначе это вообще не трудно — ни трудно, ни легко. Просто увидьте, что вы делаете с собой и с другими.

Все, что вы делаете половинчато, принесет вам несчастье. Застыв, вы упадете — и упадете в ад. Ад — это место, где люди застыли, а рай — это место, где каждый движется: они не замерзли. Ад — это место, где нет свободы; рай — это свобода.

Индуисты называют конечное состояние мокша, абсолютная сво­бода. Никто нигде не застыл, каждый плывет, как река, как птица в воздухе: бесконечное небо повсюду вокруг, безразличное ко всему.

Но те, чьи взгляды ограничены —

боязливы и нерешительны,

и чем сильнее они спешат, тем медленнее идут, —

а цеплянию нет предела.

И помните: когда вы цепляетесь, это именно цепляние, как таковое, является проблемой: вопрос не в том, за что вы цепляетесь. Поэтому Сосан говорит, что цепляние неограниченно — неограниченно в этом мире, в этих чувствах тела и радостях. Вы можете прицепиться к про­светлению, можете прицепиться к Богу, можете прицепиться к любви, можете прицепиться к медитации и молитве, и, цепляясь, вы снова застываете.

Не цепляйтесь ни за что, оставайтесь свободными и движущимися. Чем более вы движущиеся, тем ближе вы к себе. Когда вы полностью движетесь и нигде не застываете в вашей энергии, Истина стучится в дверь. Она всегда стучалась, но вы были застылым и не могли этого услышать. Она прямо перед вами на самом кончике носа.

Даже быть привязанным к идее просветления — значит, уходить в сторону.

Затем это становится проблемой. Если вы стали слишком привязан­ными к той идее, что вы должны достичь просветления, тогда это станет вашей проблемой. Просветление никогда не достигается — оно проис­ходит. Оно — не достижение, и достигающий ум никогда не достигает его.

Вы можете пытаться достичь власти в этом мире, затем вы начинаете пытаться достичь власти в том мире. Сначала вы хотите достичь благо­состояния в этом мире, затем вы пытаетесь достичь благосостояния в том мире. Но вы остаетесь такими же, и ваш ум, и ваше функционирование, и вся схема остаются такими же: добиться, достичь — это путешествие эго. Достигающий ум — это эго.

Тот, кто достигает — это тот, кто не пытается достичь, кто просто счастлив, где бы он ни был, кто просто блаженствует, где бы он ни был. У него нет цели, он никуда не идет. Он движется, но его движение не для достижения цели. Он движется из своей энергии, не для цели — его движение не мотивировано.

Конечно, он достигает цели, но это другое, вне нашего рассмотрения. Река движется с Гималаев: она не движется к морю, она не знает, где море, она не заботится о море. Сама песнь движения в Гималаях так прекрасна — она должна миновать высокогорье, затем спуститься на равнины и к людям — само движение прекрасно. И в каждый момент движение прекрасно, ибо это жизнь.

Река даже не знает, есть ли цель, есть ли море. Это не имеет значения. И если река станет слишком тревожной, тогда она будет такой же кашей, как и вы. Тогда она будет везде останавливаться и спрашивать, куда идти, где правильный путь, на севере ли он, или на юге, или на западе, или на востоке. Куда идти?

И запомните: океан везде; двигаетесь вы на север или на восток, или на запад — не имеет значения — океан везде. Океан везде вокруг. Он всегда перед вами, и куда вы идете — безразлично.

Не спрашивайте о пути, спросите о том, как быть более движущимся. Не спрашивайте о цели — она не зафиксирована где-либо. Куда бы вы ни шли, идите танцуя. Вы достигнете океана — это случится. Это слу­чается с маленькими реками, это случается с большими реками — все они достигают. Вы не можете себе представить, как маленький ручей достигнет океана, но он достигает.

Нет проблемы малого или большого. Существование бесконечно ми­лостиво ко всему, маленькое или большое — безразлично. Маленькие деревья цветут, большие деревья цветут; цветение — это прекрасная вещь. И когда цветет маленькое дерево, оно не менее счастливо, чем большое, когда оно цветет — счастье точно такое же. Счастье — это не вопрос размера, это не вопрос количества — это качество вашего суще­ства. Маленькая река тоже танцует и достигает, большая река тоже танцует и достигает.

Вы все, как реки — вы все достигнете океана. Но не ставьте это целью, иначе, чем быстрее вы идете, тем медленнее будете двигаться; и чем больше вы хотите достичь, тем более вы застынете, ибо тем более вы станете опасаться. Страх упустить цель захватит вас, страх недостиже­ния искалечит вас, страх неправильного пути парализует вас. Если нет цели — нет и страха.

Помните: страх ориентирован на цель. Если вы никуда не идете, откуда страх? Вы не можете упустить, вы не можете проиграть, так в чем же страх? Страх означает возможность проигрыша. Откуда приходит эта возможность — быть проигравшим? Она приходит от ориентации на цель — вы всегда ищете цель.

Люди приходят ко мне и говорят: «Мы медитировали три месяца и ничего не произошло». Ничего и не произойдет, ибо вы ждете этого. Вы не можете ожидать происшествия, ибо даже ожидание становится внут­ренним усилием. Вы смотрите.

Просто расслабьтесь, и когда вас больше нет — это происходит. Это никогда не произойдет с вами — это произойдет только тогда, когда лодка пуста, дом пуст. Когда вы танцуете, но нет танцора, когда вы наблюдаете, но нет наблюдателя, когда вы гуляете, но нет гуляющего внутри — это происходит. Когда вы любите и нет любящего — это про­исходит.

Не ждите, не делайте никаких усилий, не ставьте цель, ибо даже просветление станет рабством. Это случилось со многими людьми на Востоке. Миллионы людей принимают саньясу — они становятся буд­дийскими бхикшу, индуистскими саньясинами, идут в монастыри — и они там застревают.

Они приходят ко мне, и они точно такие же, как любой человек в мире: кто-то застрял в миру — они застряли в монастыре, в этом единственная разница. Кто-то проиграл в миру — они проиграли в монастыре. Но они никогда не смотрят на то, почему они проиграли. Вы сами создаете ваш проигрыш: если вы просите цели, вы проиграете.

Ум, ориентированный на цель в окончательном — это препятствие, величайшее препятствие. Просто будьте — окончательное придет. Пусть это будет решением или проблемой окончательного, а не вашей. Оставьте это ему, оно знает больше. Пусть это будет проблемой Бога — дайте ему позаботиться об этом. Не беспокойтесь — просто наслаж­дайтесь жизнью, как она идет, пока она длится. Танцуйте и пойте и будьте экстатичны — и пусть Бог беспокоится. Почему вы беспокои­тесь?

Просто будьте беспечными и не будьте достигающими, потому что быть достигающим значит создавать величайшее напряжение, какое только может произойти с человеческим умом. Тогда вы не можете смотреть в здесь-сейчас, тогда вы смотрите очень далеко в отдаленное будущее: там есть цель, утопия, золотой город, Шамбала. И вы должны достичь его, поэтому вы бежите. Куда вы идете? Для чего вы бежите? Шамбала — здесь и сейчас; утопия уже произошла.

Иисус говорил своим ученикам: «Кого вы ждете? Я здесь». Даже его ученики спрашивали, когда придет мессия — когда? Потому что иудеи столетиями ждали прихода мессии, и когда он пришел, они не были готовы принять его. Они все еще ждут; Иисус пришел, а они все еще ждут. И даже если бы Иисуса не было, то были многие другие Иисусы, и они всегда приходили.

Бог всегда изливается. Иногда это Магомет, иногда это Иисус, иногда это Будда, иногда это Сосан, Чжуан-цзы. Он изливается, он постоянно ниспадает, он ничего для этого не делает, он не скупой.

Но христиане говорят, что у него был только один сын. Он что, импотент? Он что, стал импотентом после рождения Иисуса? Это кажет­ся абсурдным — «единственный возлюбленный сын». Это невозможно, иначе ваш Бог — не Бог, он не заслуживает этого.

Магометане говорят, что есть только один пророк, что Магомет — последний, самый последний пророк. Почему последний? Что, ваш Бог умер? Он не может уже послать никакого лучшего посланника? Он не может улучшить? Он уже больше не создатель? Ведь творчество всегда означает самопревосхождение, всегда превосхождение.

Художник пишет и всегда превосходит себя. Кто-то спросил Ван Гога: «Какая из ваших картин лучшая?» Тот ответил: «Эта, которую я сейчас пишу». Несколькими днями позже этот человек опять спросил; Ван Гог ответил: «Я уже сказал вам — эта!» А он писал уже другую картину: «Эта, которую я пишу сейчас, самая лучшая».

Бог — это излияние, бесконечное излияние. Когда приходит Маго­мет, Магомет — лучший; когда приходит Будда, Будда — лучший. Дей­ствительно, он никогда не создает ничего второсортного, он всегда тво­рит лучшее, несравненное.

Но люди продолжают ждать; они пропускают посланника в дверях, ибо их глаза отсутствуют, их глаза направлены в какую-то утопию, куда-то еще. Их нет — их нет дома. Бог приходит к вам много раз и возвращается, ибо вас нет. Вас никогда нигде нет: он стучит туда, но вас там нет.

Пусть это будет его заботой, вы не волнуйтесь — просто оставайтесь беспечными. И тут две ситуации: либо вы заботитесь, либо вы экстатич­ны — обе не могут существовать вместе. Если вы экстатичны, вы бешено экстатичны. Если вы волнуетесь, вы бешено волнуетесь. Есть два типа сумасшествия: сумасшествие, исходящее из беспокойства и сумасшест­вие, исходящее из бытия — изливающегося бытия.

Выбор ваш. Либо вы будете беспокоящимся сумасшедшим на койке психиатра, либо вы можете стать сумасшедшим от Бога, как Святой Франциск или Сосан. Тогда вся ваша жизнь станет танцем, бесконечным экстазом, благословением, которое продолжается и продолжается, уве­личивается и продолжает увеличиваться. Этому нет конца. Это начина­ется, но это никогда не кончается.

Просто дайте вещам существовать

их собственным способом

и не будет ни прихода, ни ухода.

Бесконечная милость существует — не приходя, не уходя. Бесконеч­ное спокойствие — ни прихода, ни ухода. Но только дайте вещам суще­ствовать их собственным способом, не вставайте на пути, не пытайтесь ничего менять.

Это очень трудно понять умом, ибо ум радуется переменам. Если вы грешник — как стать святым; если вы уродливы — как стать красивым; если вы плохи — как стать хорошим.

Ум продолжает пытаться менять, и ум призывает — ведь он говорит: «Да, ты можешь быть лучше, так старайся измениться». И затем вы не можете стать лучше. Тогда вы застываете, но ведь вы уже лучше. Един­ственное в том, как прекратить беспокойство и как начать жить. Будьте живущими, просто дайте вещам существовать их собственным способом.

Примите! Кто вы, чтобы беспокоиться? Вы родились: никто не спра­шивал, хотите вы родиться или нет, иначе вы бы застряли там — ведь вы не можете ничего решить. Вы нерешительны.

Если бы вас спросили, если бы был Бог, чтобы спросить вас, то даже перед бесконечным вы были бы не в состоянии решить, рождаться или нет. Но он никогда не совершал такой ошибки, ибо он знал, что вы бы там застряли. Он неожиданно бросает вас сюда, не спрашивая вашего соизволения, иначе вас бы здесь не было. И если он спросит вас о смерти, вы снова застрянете. Он никогда не спрашивает — он просто забирает вас. Он хорошо знает вас — вы не можете решать.

Если он приходит и спрашивает: «Когда ты хочешь умереть?» — сможете ли вы решить? Утром в субботу, в воскресенье — нет! Есть только семь дней, а вы не сможете решить. Он должен прийти, не спра­шивая вас. Если жизнь происходит без вас: рождение происходит, смерть происходит, любовь происходит без вас — то почему вы беспокоитесь?

Каков бы ни был источник, если он может дать вам рождение, если он может дать вам смерть, если он может создать и разрушить, тогда пусть все заботы будут на нем. Радуйтесь, пока вы есть. И если вы можете радоваться, пока вы есть, тогда вы неожиданно узнаете, что это есть источник — вы коснулись бесконечной жизни.

Иисус говорил: «Я здесь, чтобы научить вас жизни изобильной, бес­конечно богатой». И способ в том, чтобы дать вещам существовать. Не входите, не вставайте на своем пути, пусть ваше Дао течет, дайте вашей природе идти, куда она идет.

Следуйте природе вещей, вашей собственной природе и вы будете идти свободно и беспечно. Когда мысль пребывает в оковах, Истина скрыта, все темно и неясно, и обременительная практика суждения приносит раздражение и утомление. Какая польза может быть получена от различений и разделений?

Когда вы полны мыслей, ум темен, ваше зрение неясно. Но что делать? Мысли есть, дайте им быть — будьте незатронуты. Дайте им быть — не будьте втянуты ими. Они движутся сами по себе — дайте им двигаться; почему вы включаетесь и мешаете им? Они текут, как ручей — дайте им течь. Сядьте на берегу и отдыхайте.

Скажите вашим мыслям: «Отлично, если в небе облака, а на земле — деревья, реки и океаны, тогда почему бы не мысли в уме?» Примите их! Если вы принимаете и говорите «отлично», вы ощутите внезапную пе­ремену, ибо для их движения нужна ваша энергия.

Если вы незатронуты, понемногу энергия будет устранена сама по себе, и они станут уменьшаться и уменьшаться. Затем приходит момент, когда мысли появляются только тогда, когда нужны. Мысли — не бремя; ненужные мысли — это бремя: они создают ваше замутненное зрение. Помутнение приходит из-за ненужных мыслей.

Когда вы хотите двигаться, вы используете ваши ноги; когда вы хотите думать, вы используете ваши мысли; когда вы хотите общаться, вы используете ум; но когда вы сидите под деревом, зачем продолжать двигать ногами? Вы будете выглядеть ненормальным. Но ваш ум продол­жает двигаться.

Ум — это функция, а функция полезна в нужное время. Когда это необходимо, ум начинает функционировать. Я говорю с вами — ум фун­кционирует, иначе, как я могу говорить? Сосан что-то говорит; как он может говорить, если нет ума? Но в тот момент, когда я перестаю гово­рить, функция исчерпана, тогда ума нет, точно так же, как нет ног, ибо, когда они не движутся, их нет.

Когда вы голодны, вы едите. Когда вы хотите общаться, вы используете мысли. Когда нет голода, вы не продолжаете есть, но есть люди, которые продолжают жевать жвачку, которые продолжают курить; жвачка и курение — это просто замена для еды.

Они хотят есть непрерывно, но это невозможно, ибо тело не потерпит этого, поэтому они делают что-то со ртом. Они будут жевать жвачку, или пан, или курить, или что-нибудь еще. Или, если они не могут чего-то делать...

Например, женщинам во всем мире в прошлом не разрешалось ни­когда делать такие глупые вещи, которые дозволялись мужчинам. Жен­щинам не разрешалось курить, жевать резинку или делать другие вещи подобного рода — эти вещи не были добродетельными и пристойными. Так что им было делать? Они начали болтать. Вот почему женщины больше разговаривают — ведь им нужна замена. Рот должен продол­жать работать — и они начали болтать.

Вы не сможете найти двух сидящих вместе женщин, не разговарива­ющих друг с другом, если они, конечно, не англичанки, которые вообще не женщины, так много было в них подавлено: они стали совсем как зомби. В ином случае женщины продолжают болтать, точно птички на деревьях. Только на днях несколько женщин работали здесь в саду. Весь день они болтали — весь день. Это не было целенаправленно, ибо не о чем было говорить, но целый день они болтали. Рот просто хочет непре­рывно есть.

Вы видите людей, сидящих в театре. Они двигают ногами. Зачем они там сидят? Им надо выйти и погулять! Они же делают и то и другое, ибо не могут сидеть спокойно. И это то, что происходит с вашим умом.

Ум хорош сам по себе. Все хорошо само по себе — на своем месте. Тогда все в пору: ботинок полностью в пору, когда все на своем месте. Когда ум нужен, используйте его; когда он не нужен, отложите его в сторону. Оставайтесь хозяином — и все функционирует.

Но ум берет верх. Что бы вы ни делали, он продолжает действовать; это так, будто вы не можете выключить свое радио: тумблер сломан, он, остается все время включенным. Вы спите, а радио продолжает работать. Вы отдыхаете, вы едите, вы занимаетесь любовью, а радио продолжает работать. И вы должны это терпеть непрерывно. Понемногу вы привыкаете к тому факту, что радио остается включенным — вы просто не слушаете.

Это то, что произошло с вашим умом. Он продолжает работать и работать, и вы не знаете, где находится тумблер, чтобы его выключить. Поэтому вы не слушаете — вы просто терпите его, игнорируете его. Вы должны принимать его на веру, как будто так должно быть всегда.

Это не так, иначе не было бы Будды. И когда я говорю это, я говорю из моего собственного опыта. Это не так — тумблер может быть переключен. Это все, что делают медитации: они не ведут вас к просветлению — они просто фиксируют тумблер, которого нет, или который сломан, или застрял, или все же есть, но вы не знаете, как его использовать.

Медитация — это техника, а техника может только помочь некото­рой функции, а не вашему бытию. Поэтому никакая медитация не ведет вас к бытию непосредственно — она просто фиксирует ваши функции. Тогда ботинок как раз впору — и вы просветлены.

Чжуан-цзы прав: «Когда ботинок впору, забываешь о ноге». Когда каждая функция в соответствии, тело забывается; когда все функции в соответствии, этот мир проявлений больше не существует. Вы просвет­лены: внезапно все освещается таким, каково оно есть.

Если вы желаете идти единым Путем,

не отвращайтесь даже от мира чувств и идей.

Это прекрасно. Он говорит... не отвращайтесь даже от мира чувств и идей. Есть два типа людей. Один тип борется с чувствами: как убить тело, как не наслаждаться через тело, не влюбляться, не есть с аппетитом. Они борются со своими чувствами, они становятся великими аскетами. В корне своем они мазохисты; они наслаждаются, калеча себя. Но обще­ство платит им уважением, и уважение становится стимулом.

Их считают великими людьми, ибо они не интересуются чувствами. Они не могут быть великими, ибо чувства — это двери для встречи с бесконечным, окружающим вас. Чувства — это двери: через эти двери бесконечное входит в вас, и вы входите в бесконечное.

Они закрывают свои двери. Тогда их дома, их тела становятся тюрь­мами, и они страдают. И чем больше они страдают, тем больше их уважают и им поклоняются, ибо люди думают, что они сделали нечто чудесное, они ушли за пределы тела.

Нет необходимости идти за пределы тела. Единственная вещь в том, что тело должно функционировать правильно, совершенно. Это искус­ство — это не воздержание. Это не воздержание — вам не надо бороться с ним, вы должны просто понять его. А тело мудро — мудрее, чем ваш ум, запомните, ибо тело существует дольше, чем ум. Ум — это совсем новичок, просто дитя.

Тело очень древнее, очень-очень древнее, ибо однажды вы существова­ли как скала: тело было, ум — крепко спал. Затем вы стали деревом: тело было, со всей его зеленью и цветами — ум все еще крепко спал; не так крепко, как в скале, но все же спал. Вы стали животным, тигром: тело было так полно энергии, но ум не функционировал. Вы стали птицей, потом вы стали человеком — тело функционировало миллионы лет.

Тело накопило много мудрости — тело очень мудро. Поэтому если вы едите слишком много, тело говорит: «Стоп!» Ум не так мудр. Ум говорит: «Вкус прекрасен — еще немножко». Если вы слушаете ум, тогда он становится разрушительным для тела тем или иным образом. Если вы слушаете ум, то сперва он скажет: «Продолжай есть», — ведь ум глуп, он дитя. Он не знает, что говорит. Он новичок, он не обучен. Он не мудр, он еще глупец. Слушайте тело. Когда тело говорит: «Голод», — ешьте. Когда тело говорит: «Стоп», — прекращайте.

Если вы слушаете ум, это то же, как если маленький ребенок ведет старика — они оба упадут в яму. Если вы слушаете ум, тогда вы, прежде всего, должны быть слишком в чувствах, а потом вам надоест. И каждое чувство принесет вам несчастье, а потом вам надоест. И каждое чувство принесет вам несчастье, каждое чувство принесет вам больше тревоги, конфликта, боли.

Если вы едите слишком много, будет больно и будет рвота, и все тело будет потревожено. Тогда ум говорит: «Есть вредно, поэтому голодай». А голодание тоже опасно. Если вы слушаете тело, оно никогда не пере­ест, никогда не недоест — оно просто будет следовать Дао.

Несколько ученых работали над этой проблемой и открыли очень красивый феномен: маленькие дети едят, когда чувствуют голод; они идут спать, когда чувствуют приближение сна — они слушают тело. Но родители мешают им, они их заставляют: «Это время обеда или завтра­ка; или того или этого; или время спать — иди!» Они не позволяют действовать их телам.

Итак, один экспериментатор попытался предоставить детей самим себе. Он работал с двадцатью пятью детьми. Они не принуждались ко сну, их не заставляли вставать. Их вообще не принуждали в течение шести месяцев. И пришло очень глубокое понимание.

Они хорошо спали. Они видели меньше снов — никаких кошмаров, ибо кошмары приходили от родителей, которые их принуждали. Они хорошо ели, но никогда слишком много, никогда меньше необходимого, никогда больше. Они радовались еде, а иногда вообще не ели. Когда тела чувствовали себя нехорошо, они не ели. Они никогда не болели из-за еды.

И еще одна вещь, о которой никто не подозревал, стала понятной — и это было чудо. Только Сосан может это понять, или Лао-цзы, или Чжуан-цзы, ибо они Мастера Дао. Таково было это открытие: стало понятно, что если ребенок болел, тогда он не ел определенную пищу. Тогда попытались понять, почему он не ел эту пищу. Пищу проанали­зировали, и было установлено, что для данной болезни эта еда была вредной. Как мог ребенок это решить? Только тело.

Когда ребенок рос, он ел больше всего то, что было необходимо для его роста. Это проанализировали и обнаружили, что эти ингредиенты были полезны. А еда менялась, ибо менялись нужды. В один день ребенок ел нечто, а на следующий день этот ребенок не ел этого. И ученые почувствовали, что существует мудрость тела.

Если вы позволяете телу решать, вы двигаетесь по правильной доро­ге, по великому Пути. И так не только с пищей — это так со всей жизнью. Ваш секс неправилен из-за вашего ума; ваш желудок неправи­лен из-за вашего ума. Вы вмешиваетесь в тело. Не вмешивайтесь! Даже если вы можете делать это три месяца — не вмешивайтесь, и неожидан­но вы станете таким здоровым, что благополучие снизойдет на вас. Все будет в порядке, ботинок будет