Речь Сократа: цель Эрота — овладение благом
Папирус с текстом «Пира»
В отличие от формы монолога, с которого начинали и которым заканчивали свои устные тексты прежние выступающие, Сократ прибегает к своему излюбленному трюку — диалогу.
Путём вопросов к Агафону, который словесной логикой вынужден во всём соглашаться с философом, Сократ заключает, что Эрот — это любовь, направленная на кого-то или на что-то, а её предмет — «то, в чём испытываешь нужду». Более того, так как Эрот есть любовь к красоте, то самой красоты Эрот лишён и, что ещё парадоксальнее, нуждается в ней. А раз Эрот далёко не прекрасен, то он не может быть и добр. Таким образом, Сократ полностью опровергает Агафона.
«Я, — сказал Агафон, — не в силах спорить с тобой, Сократ. Пусть будет по твоему». — «Нет, милый мой Агафон, ты не в силах спорить с истиной, а спорить с Сократом дело нехитрое».
Отталкиваясь от этих заключений, Сократ далее уже в форме монолога пересказывает слова некоей мантинеянки Диотимы. Во-первых, Эрот беспрекрасен, однако это отнюдь не говорит прямо о том, что он безобразен и зол. Эрот «находится где то посредине между этими крайностями». Дальше — больше. Признавая право на наименование богом прекрасных, добрых, красивых, Диотима ставит под сомнение божественность Эрота и его смертность и говорит, что он «нечто среднее между бессмертным и смертным». Эрот — великий гений, «ведь все гении представляют собой нечто среднее между богом и смертным».
Тогда поднимается резонно вопрос о назначении Эрота в мире. И Диотима говорит:
Быть истолкователями и посредниками между людьми и богами, передавая богам молитвы и жертвы людей, а людям наказы богов и вознаграждения за жертвы. Пребывая посредине, они заполняют промежуток между теми и другими, так что Вселенная связана внутренней связью. Благодаря им возможны всякие прорицания, жреческое искусство и вообще все, что относится к жертвоприношениям, таинствам, заклинаниям, пророчеству и чародейству. Не соприкасаясь с людьми, боги общаются и беседуют с ними только через посредство гениев — и наяву и во сне. И кто сведущ в подобных делах, тот человек божественный, а сведущий во всем прочем, будь то какое либо искусство или ремесло, просто ремесленник. Гении эти многочисленны и разнообразны, и Эрот — один из них.
Следует за этим рассказ о родителях Эрота. Он был зачат в саду Зевса на дне рождения Афродиты двумя богами — нищей богиней Пенией и опьяневшим от нектара и заснувшим богом Паросом. Поэтому Эрот всегда спутник и слуга Афродиты, влюблённый во всё красивое. Сам же Эрот беден, некрасив, груб, не обут, бездомен, однако он тянется к прекрасному и совершенному, он храбрый, смелый, всю жизнь занимается философией, он искусный колдун, чародей и софист. «По природе своей он ни бессмертен, ни смертен». «Он находится также посредине между мудростью и невежеством». Но почему? Потому что боги итак мудры, им не пристало заниматься философией, а невежды не испытывают в этом нужды. Философ занимает промежуточное положение между мудрецом и невеждой, а Эрот — философ, который любит прекрасное благо на свете — мудрость, потому что тянется к прекрасному.
Эрот приносит людям много пользы. Он стремится к прекрасному постоянно. А тот, кто хочет прекрасного, хочет блага, через которое способен прийти к счастью. Таким образом, Эрот способен привести нас к счастью. Любовь — это не стремление к прекрасному, по Диотиме; это любовь к вечному обладанию благом и к бессмертию (путь к последнему — деторождение или увековечивание в истории своего имени).
Так Сократ заканчивает свою речь. «Вдруг в наружную дверь застучали так громко, словно явилась целая ватага гуляк, и послышались звуки флейты». Это был пьяный Алкивиад. Его пригласили за стол. Он присел между Агафоном и Сократом, не узнав сперва последнего. Опознав философа, он пребывает в изумлении, что от него никак нельзя избавиться. Сократ же, говоря, что боится влюблённости в него Алкивиада, просит Агафона защитить от вероятных глупых действий того. Алкивиад предлагает безудержно пить, но Эриксимах поясняет, что на этой встрече собравшиеся договорились воздавать похвальное слово Эроту, и ему надо сделать то же. Но Алкивиад, признавая речи Сократа логически неоспоримыми, отказывается. Тогда, говорит Эриксимах, воздавай хвалу Сократу.