Вечные мотивы и их эстетическая функция в т. повестях 50-х годов
Основные: мотив бесприютства, «бессмертного счастья» и долга (см. выше), стихии природы, любви, родины, добра (вариант – долг, самоотверженность), мироздание, Россия, женщна, искусство, красота, земля, небо (вариант – звезды), «глухие и немые законы» бытия, Неведомое (вариант – судьба), смерть.
Частные: мотив дали (уходящей за материально-земные пределы – «Переписка», «Затишье», «Ася»), счастливого мгновения, креста («Ася», «Фауст»), молодости («Затишье», «Первая любовь», «Переписка», «Вешние воды»), сада («Дневник лч», «фауст», «Вешние воды», «Первая любовь»), садовой беседки («Фауст», «Дневник»), темной комнаты (как метафора гроба в «Дневнике», «асе», «первой любви»), могучего лесного бора (как символа неодухотворенной и враждебной человеку природы в зачина «Поездки в полесье», в «Вешних водах»), утренней земли («Затишье»).
Мотив любви: она трагична, т.к. представляет собой «бессмертное счастье», «счастье потоком», «безмерное, где-то существующее счастье», что невозможно по определению. А именно к такому любовному счастью, отвергая всякое иное как «мелкое» и «недостаточное» и устремлены близкие Т. «современные люди», действующие в его повестях и романах. «Дневник о.ч.», «Переписка, «фауст, «Ася», «Поездка в полесье» - тамвпервые появляется и самое понятие «современное человека», и там есть образы любви-крыльев, окрыленности любовью и любви-свечи («Все во мне и вокруг меня, - рассказывает полюбивший Лизу Ожогину Чулкатурин, - так мгновенно переменилось. Я ложился спать и вставал, одевался, завтракал, трубку курил – иначе, чем прежде, я даже на ходу подпрыгивал – право, словно КРЫЛЬЯ ВДРУГ ВЫРОСЛИ у меня за плечами» vs «Я не помню, - НН (АСЯ), - как я дошел до З. Не ноги меня несли, не лодка меня везла, меня поднимали какие-то широкие сильные КРЫЛЬя»). Окрыленная любовь, как птица, которой хотела бы уподобиться Ася, поднимает и увлекает т. человека не просто от житейской обыденности, но и вообще от ограниченной земной сферы в бесконечную «даль». -> зарождение «бессмертной любви» - «Переписка»: «дуновение» такой любви возникло от прочтения Фета («Облаком волнистым, Пыль встает в дали»). В момент окрыленности любовью т. «современный человек» «завоевывает себе небо», «обладает всеми сокровищами вселенной», стало быть, и ее вечностью и безмерностью. Любовь-крылья ~ романтики, античность.
+ мотив любви-свечи: Дневник л.ч.: «вся жизнь моя, - говорит влюбленный Ч., - озарилась любовью, именно вся, до самых мелочей, словно темная, заброшенная комната, в которую внесли свечку». В «Ои Д» потом «Любовь-лампада».
тяжелая любовь: «любовь-цепь», «любовь-болезнь» («Переписка»), любовь-рабство: влечение Алексея Петровича к заезжей гастролерше-танцовщицы («Переписка») и страсть героя «Вешних вод»; любовь как отрава: «Первая любовь» - отец рассказчика завещает ему: «сын мой, бойся женской любви, бойся этого счастья, этой отравы».
Все герои преданы не идеалу семьи, а идеалу любви. (мотив «бессемейной, бобыльной жизни»
Мотив природы: «Ася»: «природа действовала на меня чрезвычайно» - и так могли сказать все главные персонажи «Д.л.ч.», «Затишье», «Переписки», «Фауста», «Рудина», «Гнезда», «Накануне»… Т. звали «певцом природы». Противоречивость в отношениях «л.ч.» и «природы» - зачин «Поездки в Полесье»: «Мне до тебя дела нет, говорит природа человеку…», но может быть и объединение с природой («Переписка»): «помните ли вы, марья александровна, наши безмолвные вечерние прогулки вчетвером…?» + в «Дневнике»: «Мы с Лизой первые вышли на край рощи… Садилось багровое, огромное солнце.» (ну и дальше они долг восхищаются солнцем). Природа раскрывает характер героев: «Затишье» - сцена утреннего, пока ничем не омраченного свидания Петра Веретьева и Марьи Павловны в березовом «заказе», где «молодые деревья росли очень ьтесно, ничей топор не коснулся их стройных стволов», «недавно вставшее солнце затопляло всю рощу сильным, хотя и не ярким светом» (состояние героев). Пумпянский: «Тургеневский пейзаж может выполнять оркеструющую роль» - внутр. борьба персонажа, захватывающая героиню Фауста, замужнюю женщину-мать, с пробуждением у нее высокой, но противной долгу любви. Предзнаименование этой борьбы и ее трагического исхода – вечерняя гроза («я слушал шум ветра, стук и хлопанье долждя»). Человек «лишний», «совершенно одинокий на земле» - раскрывает характер «современного человека», т.е. он чужд даже природе.
Мотивы родины: «бессемейная жизнь»; герой «Переписки», тяготясь своей отдаленности «от общества людей» не видит «никакого выхода» их этого положения.
В образе Рудина Т. раскрыл совершенно новую проблему человеческой психики, её особое качество – способность пылко, убежденно и увлекательно проповедовать возвышенные идеалы, которые герой сам не может воплотить в жизнь. Т., в отличие от Дост., считает, что личность носителя не компрометирует идеи, скорее наоборот: служение, проповедь истины облагораживают самого проповедника, сообщают его жизни важное историческое значение.
В эпоху подготовки крестьянской реформы – «Двор. Гнездо»(58). В образе землевладельца Лаврецкого Т. изображает человека, стремящегося от увлекательных теорий перейти к практическому делу. Лаврецкий не верит в возможность переделать жизнь согласно этим теориям и чиновничьим прожектам, не опираясь на «почву», не учитывая векового уклада русской жизни. В этом романе Т. в наибольшей степени приближается к некоторым славянофильским идеям, хотя и не разделяет их исторической концепции в целом.
«Накануне» - попытка изобразить человека, у которого слово не расходится с делом. По мнению автора, такого типа ещё не существует в русской жизни, в которой нет ни ясных идеалов, ни людей, готовых последовательно за них бороться.
«Дым» (67) – памфлет на радикальную интеллигенцию, находящуюся в эмиграции с намеками на конкретных людей; один из героев отрицает всякое самостоятельное значение России и русской культуры в мировой истории.
«Новь» (76) – народничество.в качестве альтернативы народничеству идея постепенного реформирования рус.жизни, повседневного, «негероического» труда для улучшения жизни. «Примирение» с рус.обществом.
С середины 60х – «таинственные» повести, реалистические по форме, но рассказывающие о загадочном, сверхъестественном. «Призраки» - аллегория о трагизме истории.
Путь Тургенева к роману
Тургенев с начала 50-х годов «заболел» романом в силу «внутренней необходимости». Еще за год од публикации «Записок» отдельной книгой писатель говорил: «я неамерен долго ничего не печатать и посвятить себя по возможности большому произведению, которое буду писать я с любовью». Анненкову в 52: «способен ли я к чему-нибудь большому!. Надо избавиться от старой манеры».
«Старая манера» - это тот способ худ.воспроизведения реальности, при котором она воспринимается под субъективно-лирическим углом зрения и писателем отвергается или поэтизируется. В «записках» поэтизация изображаемого достигалась системой общечеловеческих параллелей к тем или иным крестьянским персонажам, разработанной самим очеркистом, его же видением природы и им заданным ракурсом рисуемым им портретов. Эту «манеру» Тургенев считает неприемлемой для романа ка жанра, в котором художник призван вскрыть по преимуществу объективную сущность воссоздаваемой действительности. Итак, задача – создать оригинальную, но выдержанно эпическую романную форму – была Т. поставлена. Потребуется тем не менее почти пять лет, прежде чем писатель предложит на суд друщьям свой первый законченный рома «рудин» (опубл.56), который он пока предпочитает именовать «большой повестью».
52-55: двухлетняя работа над романом «два поколения», в конце конце навсегда оставленным. Была литературная учеба, с критическим анализом романических опытов современников, русских и западноевроп. Были интенсивные поиски той повествовательной структуры, которая послужила бы ядром т. романа. Он снова перечитывает «ЕО» и прозу Пушкина, «Мертвые душик».
«Задатки будущего русского «романа он поначалу видит лишь в «Семейной хронике» 53 Аксакова. Его восхищает «тон и стиль», а также «сность и простота», но он считает, что это «вещь положительно эпическая», ибо в центре ее не личность, а патриархальная семья. А он «сражается за право личности» (так он пишет Аксакову в 56). Не помогли разрешить поставленную задачу и новейшие формы западноевр. романа, называнные Т. в его статье о «племяннице» (52) Евгении Тур: роман «диккеновский» и «сандовский». По мнению Т., если эти формы в русской лит-ре и «примутся», то не раньше, чем «разовьются стихии русской общественной жизни», т.е. ее социальные противоречия, обнаженность которых в западноевроп. странах стимулирует там жанр социального романа.
Повесть «Переписку» (опубл. в 56) он прямо связывает с обретением верной дороги к своему роману. Последовавшие за «Дневником» и «Перепиской» повести «затишье» 54, «яков пасынков» 55, «фауст» 56, «поездка в полесье» 57, «ася» 58, «первая любовь» 60 были связаны с ними значитальным сходством конфликта, центральных персонажей, поэтики, новаторского жанра. Эта группа повестей и сам их жанр – то творческое создание Тургенева, которое в конечном счете предопределило самобытное философско-психологическое начало (и структурную основу) тургеневского романа.
В течение 55-76 годов Т. пишет и издает 6 романов: Рудин 56, Дв. гнездо 59, Накануне 60, Отцы и дети 62, Дым 67, Новь 76.
Тургеневский роман – это творческий результат стремления писателя преодолеть ту трагическую безысходность, которую центарльные персонажи его повестей испытывали перед коренным противоречием человеческого существования, обусловленным несоразмерностью между устремленностью человека к бесконечному и вечному Абсолюту (так написано в книжку Недзвецкого J) – в случае с героями «Переписки», «фауста», «аси» - в виде «бессмертного счастья» и его собственной конечностью и временной «мгновенностью». Т.е. между собой и теми стихиями всемирной жизни, от которых т. герой не в силах отказаться, но желанного им «полного» единения с которыми ему, смертному, никогда не достигнуть.