Коллизия «счастья и долга» в повестях 50-х гг у Тургенева

Герои повестей 50-х гг не романтики, они осознают свой долг перед реальным миром, их идеал – такой союз с обществом и человечеством, при котором они не утратили бы своих автономных личностных прав и ценностей. Они хотели бы гармонического единства между своим счастьем и требованиями долга. Но этого единства они не обретают, и их судьба трагичны -> все зависит от масштаба самих личностных запросов этих людей, все их желания являются метафизическими, они жаждут «жизни бесконечной», а так ничего ен получится. А.П. в «Переписке» жаждет «бессмертного счастья». он сам недоумевает – откуда такая неуемность желания, он напоминает своей корреспондентке Марье Александр. эпизод их ранней молодости – совместные прогулки, стихи Фета, «…вы замолкли.. мы так и вздрогнули все, как будто дуновение любви промчалось по нашим сердцам, и каждого из нас – я в этом уверен – неотразимо потянуло в даль, в ту неизвестную даль.. но зачем нам туда стремиться? Разве счастье не было «так близко, так возможно»?» Но ни А.П., ни М.А. не отказывались от жажды «бессмертного счастья» и не довольствовались скромным. Герои не могут достигнуть своей цели – но причина не в слабоволии, сам Тургенев отвечает так («Довольно», 65): в то время как «каждый человек, в особенности – художник более или менее смутно понимает свое значение, чувствует, что он сродни чему-то высшему, вечному», живет он, обречен жить только «в мгновенье и для мгновенья» + («Ася»): «у счастья нет завтрашнего дня, у него нет и вчерашнего, оно не помнит ни продшего и не думает о будущем, у него есть настоящее – и то не день, а мгновенье» vs Бунин. Атобиографический герой «Переписки», как бы подытоживая сущность подобных характеров, говорит о себе: его душа «жаждала счастья такого полного, она с таким презрением отвергала все мелкое, все недостаточное, она ждала: вот-вот нахлынет счастье потоком..». Пожелав «бесконечного счастья», следовательно, и такщой же физической жизни, герои т. повестей тем самым обнажали лично для себя основное метафизическое противоречие человеческого существования (в «Переписке» оно намечено уже антиномией «близи» и запредельной «дали», к которой устремлены главные персонажи).

Личностному счастью противопоставлен мотив долга как важнейшей нравственной обязанности человека. («Яков Пасынков», «Фауст», «Поездка в Полесье», «Ася»). «Наша жизнь, - говорит в первой из них Софья Злотницкая, девушка из достойнейших счастья, но не узнавшая его, - не от нас зависит. Но у нас всех есть один якорь, с которого если сам не захочешь, никогда не сорвешься: чувство долга». «Жизнь, - вторит Злотницкой рассказчик «Фауста», - тяжелый труд. Отречение, отречение постоянное – вот ее тайный смысл, ее разгадка: не исполнение любимых мыслей и мечтаний, как бы возвышенны они ни были, исполнение долга, - вот о чем следует заботиться человеку, не наложив на себя цепей, железных цепей долга, не может он дойти не падая, до конца своего поприща.». Метафора «железные цепи» долга, которая уподобляет обязанности человека перед люлтми и миром веригами, которые религиозный аскет-фанатик носит на себе для истязания своей плоти.

+ «отказывай себе, смиряй свои желания» (эпиграф) – антитеза счастью

Начальная альтернативность долга счастью углубляется в повестях Т. до их антиномии и положения о греховности счастья и неминуемом наказании за него. Неразрешимое противоречие = она (а не нерешительность или рефлексия) в характерах центральных героев она мыслится и главной причиной любовной драмы, которой итожатся т.повести 50-х годов. Последнее свидание между НН и Асей = неодолимый разлад между желанием счастья и веления долга (сам текст), (НН узнал, что Ася его любит: «…Еще четвертого дня… не томился ли я жаждой счастья? Оно стало для меня возможным – и я колебался, я отталкивал, я должел был оттолкнуть это прочь…». VS “Я должна уехать, - так же тихо проговорила Ася, - я и попросила вас сюда только для того, чтобы проститься с вами»).

Вообще, по мыслям писателя, по-своему счастливы в жизни лишь «обыкновенные, дюжинные» люди, индивидуальные потребности которых ограничены материально-бытовым благополучием и скромными радостями, которые способна доставить им наличная действительность. Таковы безликий Бизмёнков («Дневник л.ч.»), «практический» помещик и чиновник Астахов («Затишье»), простодушный Приимков («Фауст»), а поздее – аморальный богач Полозов («Вешние воды»), русские военные бюрократы в романе «Дым», Николай Петрович, Фенечека и А. Кирсанов, Сипягин в романе «Новь».