Не прикасайся к белому петуху.

Все эти правила, относятся к примитивным запретам – табу. Через всю историю греческой культуры проходит противоположность между рациональным и мистическим. Таким образом, две противоположные традиции – научная и мистическая – связаны с его именем. Пифагор верил, что душа бессмертна, она просто переселяется в другие виды животных, поэтому Пифагор, подобно католическому святому Франциску Ассизскому (XII в.), произносил проповеди перед животными. Рассказывают, что, гуляя, Пифагор увидел собаку, которую били. "Прекрати, не бей ее, – вмешался Пифагор, – в ней душа моего друга, я узнал его по голосу". Так несколько иронично описывает взгляды Пифагора на бессмертие души философ Ксенофан. В пифагорейский союз на равных условиях принимались как мужчины, так и женщины; все члены общества владели собственностью сообща и вели одинаковый образ жизни. Наука (занятия математикой) была для пифагорейцев средством для достижения определенного жизненного идеала: созерцательного образа жизни. "Именно беспристрастная наука является... важнейшим... средством очищения; и человек, посвятивший себя науке, – настоящий философ, он наиболее полно освобождается от “круговорота рождения”". Как известно, Пифагор говорил, что "все вещи суть числа". Число является причиной любой вещи и выражает суть взаимосвязи всего сущего. Если все есть число, порядок, то и весь космос представляется в виде численно упорядоченной гармонии, познаваемой во всех его частях. Кстати, Пифагор первым, как свидетельствуют античные источники, назвал определенный порядок всего мирского космосом. Открытие математической регулярности всего сущего изменило направление познающего разума и ход развития всей западной культуры. С воцарением числовой гармонии изменился взгляд на мир. Вместо темных непонятных сил пришло число как символ разумного порядка и истины.

Проблема бытия и движения: элеаты и атомисты

Элейская школа

Основатель элейской школы Парменид родился в Элее (ныне Велия) во второй половине VI в. и умер в V в. до н. э. в знатной семье и провел молодость в забавах и роскоши, а когда пресыщение удовольствиями подсказало ему о ничтожестве наслаждений, он стал созерцать «ясный лик истины в тишине сладкого учения». Он принимал активное участие в политических делах родного города. Парменид был признан своими согражданами одним из мудрых политических руководителей Элей. По утверждению Плутарха, «Парменид же свое собственное отечество привел в порядок отличнейшими законами, так что власти ежегодно заставляли граждан давать клятву оставаться верными законам Парменида» Он основал школу, которой суждено было изменить течение греческой мысли. Пифагореец Аминий привил ему вкус к философии. Парменид философ и политический деятель, центральная фигура Элейской школы. Как было принято тогда, Парменид написал поэму «О природе», где образно представлены всевозможные и несхожие пути познания в виде аллегорического описания путешествия юноши к богине, открывающей ему истину, из которых мы можем выделить три:

1) Путь абсолютной истины;

2) Путь ошибочных мнений;

Путь приемлемых мнений.

На первом пути мы приходим к убеждению, что бытие есть и оно не может быть небытием. Небытия не существует. Отсюда следует:

Помимо бытия нет ничего. Также и мышление есть бытие, ибо нельзя мыслить ни о чем.

Бытие никем и ничем не порождено, иначе пришлось бы признать, что оно произошло из небытия, но небытия нет.

Бытие не подвержено порче и гибели, иначе превратилось бы в небытие. Но небытия не существует.

5. У бытия нет ни прошлого, ни будущего (иначе рано или поздно исчезло бы), бытие есть чистое настоящее. Оно неподвижно, гомогенно, совершенно и ограниченно (тогда предел и сферическая форма были знаком совершенства). Все, что чувства определяют как изменчивое и множественное, по сути, ложно.

Истина, говорит Парменид, это прочная сердцевина всего сущего. Бытие есть, и небытие никак невозможно. Это путь убеждения, спутника Истины. Бытие и небытие взяты интегральным образом: бытие как чисто позитивное, а небытие как чисто негативное. Как же Парменид доказывает этот тезис? Все мыслимое и проговариваемое есть. Нельзя думать и, следовательно, говорить о том, чего нет. Мыслить небытие — это просто не думать. Говорить ни о чем означает не говорить вовсе. Именно поэтому ничто немыслимо и невыразимо. Быть и мыслить — одно и то же по сути. С давних пор толкователи назвали этот принцип Парменида первой формулировкой принципа непротиворечия, согласно которому невозможно сосуществование двух противоречащих друг другу суждений. Если есть бытие, нельзя, чтобы было и небытие. Парменид открыл онтологический смысл принципа тождества бытия, позднее философы получат логические, гносеологические и лингвистические следствия из этого принципа. Сущностные коннотаты бытия становятся структурными атрибутами бытия, при этом в поэме они выводятся один за другим с железной логикой и абсолютной ясностью. Возможно, поэтому Платон назвал Парменида грозным и восхитительным. Бытие никем и ничем не порождено. Оно не имеет прошлого и будущего. Бытие есть вечное настоящее без начала и конца. Неизменное и неподвижное бытие всегда равно себе. Не может быть больше или меньше бытия, ибо все эти допущения предполагают небытие, которого, по логике Парменида, нет. Конечное и ограниченное бытие характеризуется завершенностью и полнотой. Такая абсолютная полнота вызывает идею самодостаточной сферы. Похожая концепция бытия постулировала принцип единства. Лишь упомянутая философом тема единства станет главной для последователей Парменида.

Второй есть путь заблуждений: Доверяя чувствам, мы допускаем реальность становления. Так возникает ошибка, состоящая в допущении небытия. Дорога правды — это дорога разума — Дневная тропинка. Напротив, путь ошибок есть путь чувств, то есть ночная тропинка. Чувственным образом мы узнаем о том, что становится, рождается и умирает, то есть о небытии. Именно поэтому богиня Парменида призывает не доверять обману чувств, привычки поверять разумом с точки зрения первоначала. Очевидно, что на ошибочном пути стоит не только тот, кто допускает небытие, но также и тот, кто верит, что бытие и небытие равно допустимы, что вещи переходят от небытия к бытию, и наоборот. Позиция, допускающая небытие, всегда чревата ошибками. Но небытия нет, уверен Парменид, ибо оно немыслимо и неизъяснимо.

Третий путь есть нечто среднее между двумя противоположностями. Так свет и ночь совпадают в бытии. Следовательно, чувственные показания надлежит радикально переосмыслить в ключе разума. Третий путь: Богиня говорит также о возможности и допустимости приемлемых мнений, видимости вещей. Этот путь познания не приносит вреда при условии, что мнения не идут вразрез с первоначалом и не отождествляются с небытием. Так как же признать существование феноменов без того, чтобы не войти в противоречие с первоначалом? Космогонические теории традиционно строились таким образом, что противоположные понятия поддерживали друг друга. Ошибка, согласно Пармениду, заключается именно в непонимании того обстоятельства, что, кроме динамики контрастов, есть еще высшее единство бытия, что обе противоположные стороны принадлежат бытию и не иначе. Так Парменид выводит мир феноменов из пары основных контрастов — Света и Ночи. При этом он подчеркивает, что ни то ни другое не является небытием.

Дошедших до нас фрагментов недостаточно для полной реконструкции взглядов Парменида. Ясно, что он элиминирует смерть как форму небытия. Кажется странным, но даже трупы, полагал он, обладают чувствительностью к холоду, молчанию. Холодная и темная ночь, в которую погружается умершее тело, не есть ничто, потому оно продолжает чувствовать, будучи частью бытия. Очевидно, такой подход был обречен на непреодолимые апории. Свет и ночь как формы тождественного бытия утрачивают свойства, по которым их можно дифференцировать. Парменидово бытие не знает ни количественных, ни качественных противоречий. Феномены, абсорбированные бытием, уравнены, обездвижены и кажутся вовсе окаменевшими. Великий принцип в формулировке Парменида спасает бытие ценой феноменов. Эта тенденция становится особенно ясной при переходе к диалектике Зенона и взглядам Мелисса.

Зенон Элейский

Зенон Элейский (ок. 490—430 до н.э.) — философ и политический деятель, любимый ученик и последователь Парменида. «Акме» Зенона относят к 460 г. до н.э. Зенон пользовался славой как талантливый учитель и оратор. Молодость прожил в тихом уединенном учении, высоко ценил превосходство умственных наслаждений — единственных удовольствий, никогда не пресыщающих. От Парменида научился презирать роскошь. Его наградой был голос собственного сердца, ровно бившегося в сознании своей правоты. Вся его жизнь — борьба за истину и справедливость. Она кончилась трагически, но велась не понапрасну. Заслуги Зенона как философа очень велики. Они вошли в века. Он развивал логику как диалектику. Обратимся к наиболее известному опровержению возможности движения — знаменитым апориям Зенона, которого Аристотель назвал изобретателем диалектики. Апории чрезвычайно глубоки и вызывают интерес по сей день. Мы не можем входить во все многочисленные стороны зеноновских апорий (им посвящены книги), и наше изложение по необходимости поверхностно.

Внутренние противоречия понятия о движении ярко выявляются в знаменитой апории «Ахиллес», где анализируется положение, при котором быстроногий Ахиллес никогда не может догнать черепахи. Почему? Всякий раз, при всей скорости своего бега и при всей малости разделяющего их пространства, как только он ступит на место, которое перед тем занимала черепаха, она несколько продвинется вперед. Как бы ни уменьшалось пространство между ними, оно ведь бесконечно в своей делимости на промежутки и их надобно все пройти, а для этого необходимо бесконечное время. И Зенон, и мы прекрасно знаем, что не только Ахиллес быстроногий, но и любой хромоногий тут же догонит черепаху. Но для философа вопрос ставился не в плоскости эмпирического существования движения, а в плане мыслимости его противоречивости в системе понятий, в диалектике его соотношения с пространством и временем.

Аналогично, в апории «Стрела» Зенон доказывает, что, двигаясь, стрела в каждый данный момент времени занимает данное место пространства. Так как каждое мгновение неделимо (это что-то вроде точки во времени), то в его пределах стрела не может из-; менить своего положения. А если она неподвижна в каждую дан нущ единицу времени, она неподвижна и в данный промежуток его: Движущееся тело не движется ни в том месте, которое оно занит мает, ни в том, которое оно не занимает. Поскольку время состоит из отдельных моментов, постольку движение стрелы должно складываться из суммы состояний покоя. Это также делает невозможным движение. Поскольку стрела в каждом пункте своего пути занимает вполне определенное место, равное своему объему, а движение невозможно, если тело занимает равное себе место (для движения предмет нуждается в пространстве, большем себя), то в каждом месте тело покоится. Словом, из того соображения, что стрела постоянно находится в определенных, но неразличимых «здесь» и «теперь», вытекает, что положения стрелы также неразличимы: она покоится.

Апории Зенона связаны с диалектикой дробного и непрерывного в движении (а также самом пространстве-времени). Анализируя гипотетическое соревнование Ахиллеса и черепахи, Зенон представляет перемещение каждого из них в виде совокупности отдельных конечных перемещений: первоначального отрезка, разделяющего черепаху и Ахиллеса, того отрезка, который проползет черепаха, пока Ахиллес преодолевает исходный разрыв, и т.п. В этом «пока» и заключена замена непрерывного движения на отдельные «шажки» — в реальности ни Ахиллес, ни черепаха не ждут друг друга и движутся независимо от условного разбиения их пути на воображаемые отрезки. Тогда путь, который предстоит преодолеть Ахиллесу, равен сумме бесконечного числа слагаемых, откуда Зенон и заключает, что на него не хватит никакого (конечного) времени.

Если считать, что «время» измеряется количеством отрезков, то заключение справедливо. Обычно, однако, указывают, что Зенону просто не было знакомо понятие суммы бесконечного ряда, иначе он увидел бы, что бесконечное число слагаемых дает все же конечный путь, который Ахиллес, двигаясь с постоянной скоростью, без сомнения, преодолеет за надлежащее (конечное) время. Таким образом, элеатам не удалось доказать, что движения нет. Они своими тонкими рассуждениями показали то, что едва ли кто из их современников осмысливал, — что такое движение? Сами они в своих размышлениях поднялись на высокий уровень философских поисков тайны движения. Однако они не смогли разорвать путы исторической ограниченности развития философских воззрений. Нужны были какие-то особые ходы мысли. Эти ходы нащупывали основоположники атомизма.

Апории Зенона «Ахиллес» и «Стрела» обнажают глубокую загадку того, как из неподвижности, видимого отсутствия измерений («стрела покоится в каждый момент») рождается движение. Впоследствии Диоген-циник, для опровержения довода Зенона, направленного против существования движения, поднялся и стал ходить. А.С. Пушкин выразил это так:

"Движенья нет!

Сказал мудрец брадатый,

Другой смолчал,

Но стал пред ним ходить".

Атомисты

«Если бы в результате какой-то мировой катастрофы все накопленные научные знания оказались бы уничтоженными и к грядущим поколениям живых существ перешла бы только одна фраза, то какое утверждение, составленное из наименьшего количества слов,, принесло бы наибольшую информацию? Я считаю, что это — атомная гипотеза... все тела состоят из атомов — маленьких телец, которые находятся в беспрерывном движении, притягиваются на небольшом расстоянии, но отталкиваются, если одно из них плотнее прижать к другому. В одной этой фразе... содержится невероятное количество информации о мире, стоит лишь приложить к ней немного воображения и чуть соображения».

Наши рекомендации