Христианский гуманизм и просветительство Эразма Роттердамского.
В развитии гуманистического движения в Англии большую роль сыграл кружок Джона Колета (ок. 1467—1519), образовавшийся в Оксфордском университете. В этом кружке сложилась программа так называемого христианского гуманизма, направленная против злоупотреблений католической церкви и даже рассчитанная на ее реформу. Она оказала значительное воздействие на мировоззрение двух весьма ярких и разносторонних гуманистов, давно и прочно вошедших в историю философии, — Эразма Роттердамского и Томаса Мора.
Дезидерий-Эразм из Роттердама (настоящее имя Герхардт Герхардс, 1469-1536), незаконнорожденный сын священника и его служанки, в молодости монах одного из нидерландских монастырей, упорным трудом сумел получить блестящее филолого-гуманистическое образование. В конце XV в. он оказался в Лондоне и стал одним из наиболее активных членов местного кружка Колета. В Лондон Эразм приезжал и в последующие годы. Не возвращаясь больше на родину, он жил в Париже, Лувене, Кембридже, Брюсселе, Антверпене, Брюгге, Генте, Майнце, Фрейбурге, Базеле. Умер Эразм в Базеле в 1536 г. Писатель огромного трудолюбия, Эразм, можно сказать, оставлял перо только на время непродолжительного сна, большую же часть бодрствования он посвящал чтению, писанию произведений и огромного числа писем, различным пометкам. Писал он, да и говорил по большей части только на латинском языке, обильно уснащая свои произведения греческими словами, выражениями, короткими фразами. Филологи считают Эразма самым выдающимся латинистом эпохи Возрождения, ибо он не просто возвратился к древнеримской латыни её "золотого века", но и придал ей некоторые черты, сближавшие его латынь с европейскими языками нового времени.
Эразм, развернув масштабную литературно-издательскую деятельность, примерно с 10-х годов XVI в. до самой своей смерти был общеевропейским (впрочем, за вычетом Италии) лидером гуманизма. Среди множества» уже прославленных имен Дезидерий-Эразм пользовался едва ли не наибольшими известностью и влиянием. Сила "республики ученых", слагавшейся как в различных странах, так и во всей Западной Европе, общественная сила знания были уже столь велики, что император Священной Римской империи и испанский король Карл V, его соперник французский король Франциск I, английский король Генрих VIII, некоторые из римских пап (Павел III предлагал ему кардинальскую мантию), не говоря уже о менее значительных политических фигурах, искали внимания и даже поддержки Эразма. Эразм сделал множество переводов с древнегреческого на латинский язык.
Важнейшим из них стало первопечатное издание греческого текста Нового завета и его латинский перевод вместе с написанным Эразмом обширным комментарием к Евангелиям (1517). Перевод этот заменил старый латинский перевод (так называемая Вульгата), изобилующий ошибками, многократно умноженными в бесчисленных комментариях католических богословов и схоластов. Строго филологический подход Эразма к текстам Нового завета создавал предпосылки и для чисто исторического подхода к нему, и для его будущей секуляризации. Уже в силу этого Библия (пусть и частично) была обращена против схоластики. Антисхоластические настроения Эразма, как это имело место уже у ранних итальянских гуманистов, получили свое отражение и в его глубоком интересе к идеям и произведениям "отцов церкви", которых он тоже издавал и переводил.
Свое учение в целом Эразм чаще всего именовал "философией Христа". "Философия Христа" была уже достаточно полно сформулирована в первом значительном произведении еще молодого Эразма — в « Руководстве христианского воина» (или «Кинжал...», 1501-1503). Программе, изложенной здесь, автор оставался верен до самой смерти. Традиционная метафора христианского воина наполнена сугубо моральным содержанием. В целом вера христианина (например, в индивидуальное бессмертие души) превышает возможности его разума, но эта вера должна вести его к непрерывной борьбе с телесными соблазнами. Она должна также сочетаться с твердыми житейскими правилами и непрерывной борьбой за их осуществление.
"Философия Христа" призывавшая к возрождению идей и идеалов первоначального христианства, давно забытых католической церковью, погребенных под грудой обрядового формализма, в принципе доступна каждому человеку. Как подлинный гуманист Эразм не принимал тезиса ортодоксального христианства о радикальной испорченности человеческой природы первородным грехом. Поэтому нормальный человек, подражая Христу, способен возвышаться до идей, зафиксированных в Священном Писании.
Наиболее прославленное произведение Эразма — знаменитая «Похвала глупости» (1510-1511). Здесь блестяще продемонстрированы его качества писателя-сатирика. Из этого произведения можно многое узнать о его философских симпатиях и убеждениях. В монологе госпожи Глупости, напыщенно произносящей шутливую декламацию, восхваляющей себя, автор язвительно описывает различные стороны современной ему жизни. Поскольку "большинство людей глупы, и всякий дурачится на свой лад" [XIX], оказывается, что "в человеческом обществе все полно глупости, все делается дураками и среди дураков" [XXV]. Прихотью Глупости, лики которой бесчисленны (а едва ли не наиболее ярким проявлением Глупости служит человеческое самодовольство (filautia), так или иначе руководствуются люди всех сословий и прослоек, все нации, ибо Глупость богата и коллективными проявлениями. Самым же печальным из них служит война В своих произведениях Эразм не раз подчеркивал, что она может быть привлекательной лишь для тех, кто ее не изведал. А в «Похвале глупости» он даже написал, что война обычно ведется всякого рода подонками общества [XXIII]. В сочинении «Жалоба Мира, отовсюду изгнанного и повсюду сокрушенного» (1517) Мир скорбит о бедствиях, испытываемых вследствие раздоров и войн, порождаемых безумием людей. Блага мира, к которым, казалось бы, только и должны стремиться христиане, перечеркиваются злом войны. Проблема моральности снова возвращает нас в гущу жизни. Глупость не только неотделима от нее, но и служит, можно сказать, ее синонимом. Однако почему же она могущественнее мудрости?
Ответ автора «Похвалы» в целом сводится к тому, что сфера чувственности, связанной со всем телом человека, много шире и сложнее сферы его разума, сконцентрированного в его голове (и даже части ее). В силу этого люди вынуждены "играть комедию жизни" [XXIX], исполняя самые различные роли. Могущество чувственности необоримо, и бессмысленно воображать возможность моральности, полностью освобожденной от нее, как об этом нередко ханжески твердят схоластизированные сторонники официального благочестия (т. е. псевдоблагочестия).
Леонардо да Винчи.
Итальянские гуманисты XIV—XV вв. мало интересовались естественными науками (не говоря уже о математике). Но общий прогресс всей жизни, прогресс знаний обращал взоры некоторых гуманистов к этим наукам. Ренессансная ситуация в сфере искусств и наук отличалась также тем, что даже их главные области — живопись, архитектура, скульптура, а также математика, механика, анатомия, медицина, зачатки химии — развивались в теснейшей взаимосвязи и нередко объединялись в деятельности одного человека. Практиком и теоретиком искусства был Альберти. Но как гениальный художник — живописец и скульптор, исключительно многосторонний и на редкость одаренный инженер, глубочайшим образом осмысливавший собственное искусство и искусство всей эпохи, среди современников выделялся Леонардо да Винчи (1452-1519).
Внебрачный сын нотариуса из местечка Винчи и простой крестьянки, Леонардо не получил классического образования и не обучался в университете. Однако это обстоятельство сыграло скорее положительную, чем отрицательную роль в его формировании как мастера искусства и многообразного изобретательства, а затем и теоретика этой высокой практики. Сам он называл себя "человеком без книжного образования", подчеркивая тем самым свое отличие от подавляющего большинства гуманистов. Тем не менее можно полагать, что Леонардо немало читал. Он был знаком и с идеями Архимеда — наиболее влиятельного (наряду с Евклидом) античного математика и механика, и с теми немаловажными элементами механики, которые разработали позднесредневековые схоласты-номиналисты. Определенную роль в философской и научной инспирации Леонардо сыграли платонические идеи, развивавшиеся в академии его родной Флоренции, особенно произведения Фичино. Но какую бы роль ни играли эти и другие теоретические источники в духовном развитии мастера из Винчи, он, как никто другой в его веке, формировался не столько под влиянием книг, сколько в процессе творчества, результатом которого стали предметы искусства и различные технические изобретения.
(Человек редкой красоты и огромной физической силы, Леонардо был олицетворением творческих дерзаний не только своей эпохи, но, возможно, и всей истории человечества. Вне радостей творчества он явно не видел смысла человеческой, во всяком случае собственной жизни. Если и не на размахе его, то на практической результативности отражалась зависимость Леонардо (как в сущности и подавляющего большинства других мастеров эпохи) от работодателей. Этим главным образом объясняется смена им мест жительства и работы — Флоренция, Милан, снова Флоренция, затем Романья, снова Милан, затем Рим. Последние два года своей жизни Леонардо состоял на службе французского короля Франциска I и умер во Франции. Он по праву заслужил имя пионера современного естествознания. Трудно обозреть круг его изобретений и проектов — в области военного дела (идея танка), ткацкого производства (проект автоматической самопрялки), воздухоплавания (включая идею Парашюта), гидротехники (идея шлюзов). Почти все они далеко обгоняли технические возможности и потребности своей эпохи и по достоинству оценены только в прошлом и настоящем столетиях. Подавляющее большинство научных изысканий Леонардо осуществил в контексте своей творческой практики. Специальных теоретических и тем более философских трактатов он не писал, однако интенсивно осмысливал свои труды в многочисленных записных книжках. Они не были рассчитаны на публикацию и представляли собой шифрованные записи автора, сделанные для самого себя. Только часть его литературного наследия стала известна в XVI в. под названием «Трактат о живописи». Самый же значительный корпус записей и дневников гениального Леонардо стал предметом изучения лишь с конца XVIII и особенно со второй половины XIX в. Его изучение продолжается и в наше время.
Леонардо одним из первых подчеркнул, что "мудрость есть дочь опыта". Специфика методологии Леонардо состоит в том, что он стремился к максимально конкретному пониманию опыта и по возможности к точному уяснению его роли в деле достижения истины. В борьбе против умозрительно-словесного "выяснения" истины ученый подчеркнул, что полны заблуждений те науки, которые "не порождаются опытом, отцом всякой достоверности, и не завершаются в наглядном опыте, т.е. науки, начало, середина или конец которых не проходят ни через одно из пяти органов чувств". При этом выявляется, что опыт есть минимальное условие истинности. Сама же истина "имеет одно-единственное решение", достижение которого кладет конец спорам об истинности. Провозглашаемая здесь однозначность истинности не может быть достигнута в опыте, понимаемом (и массово осуществляемом) как чисто пассивное наблюдение и восприятие событий и фактов, сколь бы ни были они многочисленны. Такая предельная конкретность истины достижима не на путях пассивного наблюдения и восприятия, а посредством активного, целенаправленного опыта или эксперимента.
Мы не найдем у Леонардо какой-то разработанной методики экспериментирования. Он скорее ориентировался на стихийное экспериментирование, осуществлявшееся во многих итальянских художественных мастерских (боттегах), которое, совершенствуя, практиковал сам. Но методологическая проницательность ученого привела к четкому уяснению того, что такого рода экспериментирование само по себе еще далеко недостаточный путь достижения достоверной истинности, ибо "природа полна бесчисленных причин, которые никогда не были в опыте". Отсюда необходимость теории для его осмысления, резюмируемая в широко известных его словах: "Наука — полководец, и практика — солдаты". Не оставляет Леонардо никакого сомнения и в том, какую науку он имеет в виду прежде всего и главным образом. Это, конечно, математика, ибо только она способна придать результатам экспериментирования подлинную достоверность, искомую однозначность, делающую возможным точное практическое применение найденной истины.
В записях Леонардо имеются и другие значительные методологические идеи, например идея сочетания аналитического и синтетического методов исследования, а также идея объективности достоверной истины, не зависящей от характера ее объекта (в то время как теологическо-схоластическая традиция настаивала на обратном). Из онтологических идей, имеющихся в тех же записях, следует указать на понятия вечного правила (regola), а также непререкаемого закона (irrevocabile legge) природы, по существу отождествляемого с естественной необходимостью, которую должен понимать любой исследователь и любой инженер, чтобы не стремиться к невозможному.
Реалистическая сущность эстетики Леонардо связана прежде всего с его убеждением в том, что искусство, как и наука, служит делу познания реального мира. Отсюда главное дело науки состоит в раскрытии количественных сторон вещного мира. Например, геометрия стремится свести окружность к квадрату, а тело — к кубу, арифметика же оперирует квадратными и кубическими уравнениями. Причем оказывается, что обе эти науки постигают только прерывные и непрерывные количества, но бессильны перед качеством, в котором и заключена подлинная красота природы. Познание качественности доступно главным образом искусству Качественность означает при этом и конкретность, индивидуальность, неповторимость. В этом гениальный художник видит эстетическо-облагораживающую человека функцию природы. Она "столь усладительна и неистощима в разнообразии, что среди деревьев одной и той же породы ни одного не найдется растения, которое вполне походило бы на другое, и не только растения, но и ветвей, и листьев, и плода не встретится ни одного, который бы в точности походил на другой". Автор «Моны Лизы» (Джоконды), «Тайной вечери» и других бессмертных шедевров живописи дал крайне редкий пример гармоничного соединения в одной личности гениального живописца и великого ученого. Пропорции человеческого тела он изобразил как великолепный анатом, а неповторимость и красоту человеческой души в своих картинах — как глубокий психолог.