Жесткий и нежесткий детерминизм

Вообще говоря, жесткий детерминизм имеет две разновидности – религиозную и научную.

Суровый кальвинизм учит, что божественное всеведение несовместимо со свободой человеческой воли. Коли Бог знает все, он должен знать о всяком человеческом поступке, бывшем и будущем. Кальвинисты заключают отсюда, что человеческие поступки предустановлены заранее, их невозможно изменить или избежать доступными человеку средствами. Поскольку Бог знает, какие поступки хороши, а какие дурны, он заранее знает, кого из людей ждет рай, а кого – Ад.

Однако исповедующие другие формы христианства доказывают, что Писание и опыт неопровержимо свидетельствуют: Бог наделил человека свободной волей и, больше того, воздаяние Господне, его Рай и Ад не имели бы смысла, если бы мы, смертные, не были свободны выбирать между добром и злом.

Примером научного детерминизма являются идеи математика Пьера Симона Лапласа (1749-1827). По общему мнению, Лаплас верил, что все в физическом мире можно объяснить с помощью законов механики.

Великая вера в детерминистическую науку дожила до нашего столетия, хотя сегодня уповают уже не на математику и механику. В наши дни некоторые сторонники детерминизма уверены, что наши поступки в последующей жизни предопределены генетическим кодом, заложенным в эмбрионе. Другие считают, что наши действия и характеры определены событиями, имевшими место в детстве. Предопределены не только наши неврозы, но и способность преодолевать эти неврозы. А некоторые мыслители соединяют эти две точки зрения. Так, американский психолог Б.Ф. Скиннер доказывает, что всякое человеческое действие есть результат или генетической программы, или повторяющихся (подкрепляемых) переживаний. Как многие детерминисты, Скиннер утверждает, что вера в свободу воли не основывается на разуме, но есть примитивный пережиток.

Современные защитники свободы воли отвергают религиозный детерминизм в форме кальвинистского предопределения, поскольку являются либо агностиками, либо верующими, далекими от кальвинизма. Надо признать, что все бремя доказательства лежит здесь на кальвинистах.

Кто же должен предоставить доказательства в пользу научного детерминизма? Не сами ли детерминисты? Нехорошо вслед за Скиннером обвинять противоположную сторону в предрассудках. Жесткие детерминисты должны предъявить доказательства. Они должны показать, каким образом все поступки жестко детерминированы и действительно ли это так. Общего указания на ценность науки здесь недостаточно. Прежде всего, в нынешнем столетии характер научного объяснения претерпел серьезные изменения. Детерминизм, основанный на методологии старых естественных наук, таких как астрономия, сегодня кажется менее правдоподобным, чем во времена Лапласа. Сегодня не все ученые верят, что наука открывает строгие и вечные законы, жестко определяющие необходимый порядок вещей во вселенной. Те же, кто хочет понять людей, обращаются за разъяснениями скорее к биологии, чем к физике, механике или химии. И часто говорят, что, быть может, нам придете довольствоваться расплывчатыми объяснениями, отсылающими целым биологическим комплексам и взаимодействующим системам Мы не можем надеяться, что сможем открыть простые законы механики, которые объяснят каждое индивидуальное человеческое действие, поскольку таких законов скорее всего не существует.

Складывается впечатление, будто сама причинность не является очень жесткой. Не все причинно обусловленное жестко детерминировано. Во многих случаях причинная связь имеет вероятный, неопределенный характер. Поэтому нам не надо допускать, что не жестко детерминированный означает случайный. И, наоборот, нам не нужно говорить, что если событие не случайно, то оно полностью детерминировано.

Разъяснения

Теории свободной воли и детерминизма применяются для объяснения человеческого поведения. Поэтому, пытаясь решить, которая из них верна, имеет смысл сравнить их как возможные объяснения. Какое же понятие – свободной воли или детерминизма – лучше согласуется с фактами нашего опыта?

Если бы люди не были свободны, то они не отвечали бы за свои поступки. Но если бы никто не отвечал за свои поступки, то в мире не было бы места для эмоций, таких как благодарность или жажда мщения. Глупо пылать жаждой мщения по отношению к существам, не обладающим возможностью выбора, скажем, к бактериям. Больше того, не имело бы никакого смысла прощение. Если бы человеческое существо, которое решило причинить мне вред, было принуждено к своему выбору неподконтрольными ему факторами, если бы оно было всего лишь инструментом в жестко детерминированной вселенной, то разве я мог бы прощать? С равным успехом я мог бы простить силу тяготения, которая послужила причиной моего падения.

Наши человеческие реакции – жажда мщения, благодарность, прощение, похвала, обвинение и т.д. – имеют смысл только в том случае, если мы сами и другие человеческие существа ответственны за наши действия (если не за все, то за многие). (Возможно, отчасти именно это имеет в виду Кант, характеризуя идею свободы как идею разума, см. частьII.)

Предположение, что наши действия полностью детерминированы, противоречит нашей интуиции. В обычной жизни мы выстраиваем сложную систему объяснения, которая включает представления о жажде мщения, благодарности, прощении, похвале, обвинении, ненависти и т.д., не говоря уже о самой идее выбора. Эти идеи играют слишком важную роль в объяснении человеческого поведения, и мы не можем отказаться от них ради последовательно детерминистического объяснения.

Рассмотрим пример. Философ Мэри Миджли рассказывала (по телевидению) о дневниках Дениса Нилсена, совершившего не одно убийство. Эмоционально бедное детство Нилсена полностью отвечало представлениям психологов о характере прошлой жизни человека, приводящей к определенному преступлению. Однако на основании дневников Нилсена Мэри Миджли приходит к выводу, что он не считает себя лишенным свободы выбора. Создается впечатление, что у него, как у всех нас, есть совесть. Из дневников ясно, что он видит в себе хорошее и дурное. Он боролся с собой, когда раздумывал, стоит ли совершить убийство. Дурная сторона в конечном счете взяла верх, но складывается впечатление, что вполне могла возобладать и хорошая сторона.

Мэри Миджли допускает, что определенного рода прошлое действительно предрасполагает человека уступить своему злому началу, однако подчеркивает, что, если доверять фактам, злодеи не являются автоматами, лишенными свободы воли. Нилсен не чувствовал себя автоматом, не чувствовал, что у него нет выбора. Он верил, что после некоторых колебаний свободно принял решение совершить убийство.

Можно подумать, будто Мэри Миджли нашла в его дневниках то, что искала. Однако ее объяснение человеческой деятельности психологически правдоподобно. Этого нельзя сказать об объяснении, предлагаемом жестким детерминизмом. Все мы переживали муки совести, о которых говорит Миджли. Каждый индивид считает себя свободным от жесткой детерминации. Даже если человек склонен винить во всех своих несчастьях судьбу, в глубине души он все же уверен, что по крайней мере иногда имеет свободу выбора. Все наши обычные суждения и, чаще всего, само наше поведение показывают, что мы не можем не верить в свою способность к свободному действию. Нилсен тоже верил, что он свободен выбирать, хотя тяжелый детский опыт и влиял на его поведение.

Мысль о возможности недетерминированного выбора не является всецело непротиворечивой. Она противоречива, если интерпретировать ее не в смысле случайного характера нашего выбора, но в смысле его полной и жесткой детерминированности факторами, не поддающимися нашему контролю. Мы сами суть причины своего выбора. Наш выбор причинно обусловлен нами самими.

Свобода воли обнаруживается в том, что мы действительно выбираем между поистине альтернативными способами действия. Альтернативные варианты действия должны быть реальными; например, мы не можем принять свободное решение о дыхании посредством жабр, если у нас нет жабр. Реальная альтернатива, по крайней мере минимальная, возможна для человеческих существ. И здесь надо вспомнить, что человеческие существа поразительно изобретательны.

Что делает выбор реальным? Подлинный выбор инициируется и причинно обуславливается человеком, который его совершает. А человеческие существа не неодушевленны, а живы, энергичны и активны. Этим определяется их способность служить причиной собственных действий.

Разумеется, реальный выбор должен производиться в рамках более общей причинной связи, иначе он будет бессмысленным.

Реальный выбор также предполагает, что личность понимает собственный ответственность за собственный выбор.

Мы считаем, что данное нами объяснение свободы воли удовлетворительно. Наше понимание свободы воли не предполагает, что вселенной правит случай, но и не допускает возможности, что наш выбор всегда продиктован внешними обстоятельствами. Мы прокладываем третий путь к пониманию свободы. Мы утверждаем, что, когда сложные активные живые существа (люди) имеют реальные альтернативы, они делают выбор и действуют как порождающие причины тех действий, которые они осуществляют. Именно из этого факта, из простого факта динамизма и активности, факта порождающих причин и вытекают идеи ответственности, заслуженны идеи и похвалы, благодарности, жажды мщения и прощения – идеи, необходимые для объяснения человеческого поведения.

Глава 5

СУЩЕСТВОВАНИЕ ЗЛА

Проблема существования зла возникает главным образом в монотеистических богословских традициях, рассматривающих Бога, как вселюбящего и всемогущего. Боги других религий не отличаются ни особым могуществом, ни особым благоволением. А некоторые религии проповедуют непознаваемость природы богов, поэтому их адепты говорят, что покланяются неведомым богам.

В отличие от христианства, иудаизма и ислама, политеизм может объяснить существование зла ссорами богов, не всемогущих и не благоволящих.

Дэвид Юм формулирует проблему зла следующим образом:

«Если зло в мире согласуется с замыслом Бога, то Он не благожелателен. Если зло в мире противоречит Его замыслу, то Он не всемогущ. Но зло либо согласуется с Его замыслом, либо противоречит ему. Следовательно, Бог или не благожелателен, или не всемогущ».

Возможно и 3-е решение проблемы зла – утверждение, что Бог не существует. Юм нигде не утверждает этого открыто, но в его сочинениях имеются заметки на то, что он мог считать зло свидетельством не-существования Бога. Однако сейчас мы не станем рассматривать эту возможность.

Реальность зла

Одно из возможных решений проблемы зла сводится к отрицанию реальности зла. Но это решение не очень-то убедительно. Его слабость становится явной, как только мы определим, что понимается под злом.

Обычно различают зло, совершаемое людьми, и зло, неподвластное человеческим существам. Поступки человеческих существ, направленные против других человеческих существ и отличающиеся жестокостью (например, пытка), можно назвать моральным злом. Такие явления, как голод, болезни и землетрясения в густо населенных местах, считают примерами естественного зла.

Разве можно сказать, что жестокость, пытки, голод и болезни на самом деле не существуют? Страдания, причиняемые человеческой жестокостью и природными катастрофами, безусловно, вполне реальны.

Некоторые теологи доказывают, что зло может быть чисто субъективным понятием. Возможно, такие термины, как дурной и злой, суть не более чем прилагательные, выражающие неодобрение; возможно, утверждение «Пытка есть зло» означает всего лишь «Я лично возражаю против пыток».

Но есть разница между «нравится» и «не нравится», с одной стороны, и добром и злом – с другой. Одним людям нравится или не нравится одно, другим – другое. Некоторые любят чай с молоком. Другие предпочитают чай с ромом. Обращаясь к злому и злу, мы вступаем совершенно в другую концептуальную область. Вообще говоря, мы действительно не любим то, что считаем злом, но не в том тривиальном смысле, в каком можем питать отвращение к землянике. Кроме того, людям не всегда не нравятся вещи, которые они считают злом, некоторых как раз влечет к тому, что они считают злом. Как бы то ни было, «не нравится» не является главным мотивом для утверждения, что нечто есть зло. Основаниями подобных утверждений являются много более фундаментальные соображения. Люди называют злом болезни, голод или неспровоцированное убийство в силу ряда серьезных причин. Они могут сказать, например, что такого рода вещи нарушают мировое равновесие и не были бы желательны с точки зрения благоволящего устроителя мира. Дело, оказывается, вовсе не в том, что им не нравится перспектива вытирать кровь после совершенного убийства.

Является ли зло отсутствием добра?

Некоторые философы полагают, что зло есть не нечто позитивно существующее, но отсутствие добра. Так, Маймонид пишет: «Смерть есть зло для человека, но она сводится к не-бытию. И так же болезнь, нищета и невежество зло для человека; однако они сводятся к не-присутствию определенных качеств». Он добавляет: «Нельзя сказать, что Бог творит зло. Это просто невообразимо... Ведь он творит только сущее, а всякое сущее есть добро. Всякое зло есть лишенность, отсутствие в творении».

Мы могли бы согласиться, что такое зло, как слепота, есть просто отсутствие зрения. И все же не всякая лишенность есть зло. Банально называть плешивость злом, которое состоит в отсутствии волос. С другой стороны, страдающие малярией не просто претерпевают отсутствие здоровья или чего-то еще. Причина малярии не отсутствие, а избыток – избыток микробов для плазмодиев в крови.

Еще одно возражение против теории зла как отсутствия добра направлено против понимания зла как причинной силы. Можно доказывать, что отсутствие чего-то не может быть причиной чего-либо. Даже если мы можем поздравить себя с тем, что наш искушенный ум отвергает веру в злых духов, мы все же убеждены, что некоторые люди (например, Гитлер и Сталин) причинили ужасное зло, а это зло в свою очередь вызвало другое зло. Поскольку оба этих человека и вызванные ими ситуации были причинами (зла и последующего зла), представляется, что не эти люди, ни их порочность, ни последствия их порочности не могут быть лишь отрицанием или отсутствием чего-либо.

Однако нельзя считать абсолютно самоочевидным, что отсутствие не может быть причиной чего-либо. Если бы отсутствие действительно могло быть причиной, то стойкий защитник теории зла как простого отсутствия добра мог бы утверждать, что зло третьего рейха и порочность правящих в нем индивидов были не более чем отсутствие добра и добродетели. Возможно, само по себе это и неправдоподобно, но это уже другой вопрос.

Впрочем, в конечном счете теория зла как отсутствия добра не разрешает проблемы зла. Данная теория всего лишь рождает новую форму этой проблемы. Если бы зло и впрямь было простым отсутствием добра, то мы должны были бы спросить: почему это ужасное отсутствие добра имеет место? Почему Бог допускает ужасное отсутствие добра, если он всеблаг и всемогущ?

Благожелательность и могущество

Отличается ли благожелательность Бога от благожелательности человека? Можно ли применять к ней человеческие мерки?

Согласимся, что благожелательность человека и благожелательность Бога различны. Решает ли это проблему зла?

Это предполагаемое решение вызывает вопрос: достоин ли поклонения Бог, который не является благожелательным в обычном смысле слова? Обычное понимание благожелательности не допускает, чтобы благожелательный Бог инициировал или терпел ужасную боль и зло, существующие в нашем мире. Если бы какой-то человек изолировал группу детей и довел их до голодной смерти, мы бы заперли его в психиатрической лечебнице и выбросили ключи. Однако всемогущий Бог позволяет детям умирать от голода изо дня в день.

Возникает также вопрос о том, согласуется ли это решение проблемы с Книгой Бытия, где сказано (1 : 26), что Бог создал человека по собственному образу. Теологи (и большинство обычных верующих мирян) считают, что подобие между Богом и человеком состоит не в телесном сходстве, но в духовном сходстве – в сходстве сознании.

Следует ли отсюда, что мы должны отрицать общепринятое истолкование этого места в Книге Бытия? Дэвид Юм считает, видимо, мысль о сходстве между Богом и человеческими существами совершенно ошибочной:

«И возможно ли... что... ты все же можешь упорствовать в своем антропоморфизме и утверждать, что моральные атрибуты Божества, Его справедливость, Его благожелательность, Его милосердие, Его правдивость имеют ту же природу, что соответствующие добродетели человеческих созданий? Мы допускаем, что могущество Бога бесконечно: все, чего Он хочет, исполняется; но ни человек, ни другие животные не счастливы; стало быть, Он не хочет их счастья».

Посмотрим, что говорит о зле К.С. Льюис. В книге «Проблемы страдания» он доказывает, что примирение явного противоречия между всемогуществом и благой волей Бога и существованием зла м нашем мире требует отказа от одного истолкования христианской идеи Божественной любви, которое, как он утверждает, слишком зависит от понятия добра:

«Вы спрашивали о любви Бога: вы имеете ее – не благоволение дряхлого старика, вяло жаждущего вашего счастья по вашему разумению, не холодную филантропию добросовестного судьи... но истребляющий Себя огонь, любовь, которая сотворила мир, неотступную, как любовь художника к своему творению,... ревнивую, неумолимую, требовательную, такую, как любовь между полами».

Это весьма радикальная позиция. Вполне возможно, что любовь не равносильна простой доброте, но истребляющий огонь Льюиса еще меньше похож на любовь в ее обычном понимании.

Должны ли мы заключить отсюда, что Бог благожелателен, но не всемогущ? Ироничный Юм полагает, что Бог, устроивший нашу все ленную, потерпел провал и должен приложить свою длань к чему-то» другому. По мнению Юма, Бог, создавший нашу вселенную, возможно, страдал старческим слабоумием. А может быть, ее создателем был божественный младенец, только осваивавший свое ремесло.

Лейбниц и Вольтер

Лейбниц (1646-1716) поставил проблему с ног на голову. Он доказывал, что поскольку Бог должен быть благожелательным и всемогущим, то всякий созданный им мир должен быть наилучшим из всех возможных миров. Поэтому вселенная, в которой мы живем, должна быть «лучшим из всех возможных миров».

Вольтер (1694-1778) представил Лейбница в сатирическом образе доктора Панглосса в повести «Кандид». Герой этого сочинения Кандид, усвоив учение Панглосса или, скорее, Лейбница, выходит в большой мир на поиски счастья. Он переживает нескончаемые беды, но неизменно пытается найти утешение в теориях Панглосса, которые выглядят все нелепее с каждым новым несчастьем героя.

Добро, зло и свобода воли

Пожалуй, самое удовлетворительное решение (или предполагаемое решение) проблемы зла основано на понятии свободной человеческой воли.

Согласно этому предполагаемому решению, зло есть следствие существования свободной человеческой воли. Сторонники его доказывают, что вселенная, населенная существами, которые обладают свободной волей, богаче, разнообразнее и в некотором важном смысле лучше вселенной, населенной одними лишь добрыми автоматами. Человеческие существа были бы неизменно добрыми, только если бы Бог создал их полностью послушными своим законам, и в этом случае они были бы всего лишь машинами, делающими добро автоматически.

Стало быть, существование свободной человеческой воли объясняет моральное зло, и ценность свободы оправдывает решение Бога сотворить свободных человеческих существ – созданий, способных выбрать и добро, и зло.

Однако даже если кажется, что свободная воля обеспечивает объяснение и оправдание существования морального зла, она не объясняет количество существующего зла. Могли бы мы иметь меньше зла и при этом оставаться свободными? Интуиция подсказывает, что количество зла в мире много больше суммы его, необходимой для обеспечения свободы воли.

Далее, предполагаемое решение проблемы не объясняет естественного зла – наводнений, голода и болезней. Если человеческие существа свободны, то, разумеется, они должны быть способны выбрать зло наравне с добром, но, вообще говоря, естественное зло – голод, болезнь, засуха, наводнение, ураган и землетрясение – не является даже косвенным результатом человеческого выбора.

Юм заключает, что природа Бога нам не известна и не может быть известна. Мы не можем знать ни атрибутов Бога, ни отношений между этими атрибутами.

Атеизм и зло.

Для законченных атеистов проблемы зла, разумеется, не существует. Так уж сложилось, что во вселенной есть зло, и больше здесь сказать нечего. С другой стороны, некоторые новоиспеченные атеисты говорят, что как раз существование зла убедило их в правоте атеизма.

Но так называемая проблема зла не является надежным основанием атеизма. Действительно, иногда эту проблему считают решающим доказательством не-существования Бога, на самом же деле она не является решающим доказательством ни одного конкретного тезиса.

Проблема зла может быть сформулирована следующим образом.

Три высказывания –

зло существует,

Бог вселюбящ,

Бог всемогущ –

взаимопротиворечивы: истинными могут быть лишь два из них, но никак не три.

Возможных вариантов решения проблемы много. Если опыт заставляет нас отвергнуть первое решение (см. ниже), то у нас остаются другие альтернативы, и атеизм (см. ниже, второй вариант) – лишь одна из них. Впрочем, и другие альтернативы могут оказаться ничуть не лучше первой.

Основные возможные решения таковы.

1. Зло не существует.

2. Бог не существует.

3. Зло существует, и Бог существует: он вселюбящ, но не всемогущ.

4. Зло существует, и Бог существует: он всемогущ, но не вселюбящ.

5. Зло существует, и Бог существует: он не вселюбящ и не всемогущ.

6. Бог существует, но мы не можем познать или понять его природу.

7. Никаких проблем: известные нам благожелательность и могущество Бога, а также известное нам существование зла совместимы, но их совместимость есть тайна, превосходящая человеческое разумение.

Глава 6

ПРОБЛЕМА ЗНАНИЯ

Что мы имеем в виду, говоря, что знаем нечто? Каково отношение знания к истинности и к ложности, к мнению (вере) и очевидному свидетельству?

Знание, истинность и ложность.

Можно ли знать нечто, что не истина? Например, некогда люди думали, что планет всего 7, потом – что их 8. На самом деле, на сколько нам известно, их 9. Можно ли сказать, что люди, полагавшие, будто существует 7 планет, действительно знали число планет? Скорее, они лишь думали, что знают это.

В прошлом люди верили, что существует 7 планет, но они не знали этого, поскольку на самом деле планет больше. Мнения могут быть либо истинными либо ложными, знание же не может быть ложным. Ложное мнение не является знанием.

Столетия назад было высказано мнение, что знание не может быть ложным, поскольку оно есть непогрешимая способность или непогрешимое состояние ума. Согласно современной точке зрения, знание не может быть ложным, поскольку это исключается самим определением слова «знание». Эти 2 точки зрения не противоречат друг другу, поскольку вполне возможно, что знание истинно по определению и вместе с тем есть непогрешимое состояние ума.

Мы будем исходить из истинности знания по определению. Мы не будем обсуждать непогрешимость.

Знание, истинность и основания

Человеческое знание должно быть некоторым образом связано с| ментальными способностями. Знание есть состояние сознания или, своего рода ментальная предрасположенность. Оно весьма напоминает мнение, хотя, как мы видели, мнение (вера) может быть истинным или ложным, знание же – только истинным.

Согласно одной старой теории, восходящей к Платону, знание есть то же, что истинное мнение.

Однако Платон считал, что эта теория не вполне удовлетворительна, ведь можно прийти к истинному мнению случайно. В диалоге «Менон» Платон приводит следующий пример. Допустим, вы направляетесь в Ларису. На развилке дорог встречаете незнакомца и спрашиваете его, какая дорога ведет в Ларису – левая или правая. Этот индивид не представляет, какая дорога ведет в Ларису, но, подобно пресловутому ирландцу, хочет быть полезным. Он уверенно высказывает свое предположение: «Ступайте направо». Вы следуете его совету и вскоре действительно оказываетесь в Ларисе, поскольку предположение этого человека оказалось правильным. Следовательно,

1. правая дорога действительно вела в Ларису, и

2. вы верили, что это так.

Таким образом ваша вера была истинной.

Впрочем, Платон считает, что данное конкретное истинное мнение не является примером знания. На самом деле вы не знали, как добраться до Ларисы, и оказались там по счастливой случайности. Поэтому Платон добавил к своей характеристике знания третий элемент. Знание, предположил он, есть истинное мнение, имеющее основания. Если некий человек Х знает нечто (назовем это р), то

1. р должно быть истинным, и

2. Х должен верить, что р, и

3. Х должен иметь достаточное основание верить, что р.

В приведенном примере с дорогой в Ларису основание было, но оно было слабым. Вы поверили слову доброго, но простодушного незнакомца, который сам не знал, какая дорога ведет в Ларису.

Пожалуй, Платонов трехступенчатый анализ знания является лучшим из всех имеющихся. И все же он вызывает многочисленные критические замечания, поскольку порождает трудные вопросы.

Знать «что» и знать «как»

Рассмотрим несколько вопросов, имеющих отношение к мнению (вере).

Действительно ли человек должен быть уверен в чем-то, чтобы знать это? Разве вы уверены во всем, что знаете? На этот вопрос следует ответить отрицательно, если не придерживаться произвольно узкой точки зрения на знание.

Настоящее знание предполагает практические навыки. Среди примеров практических навыков – умение (знание того, как следует) пользоваться швейной машинкой, ездить на велосипеде, заменить разбитое стекло, подделать банковский чек. Практическое знание есть знание «как». Некоторые практические знания инстинктивны. Например, ребенок знает, как плакать, а рыбы – как плавать. Знать «как» – в значительной мере вопрос умения.

Знать «как» отличается от знать «что». Знать «как» – значит обладать способностью, а знать «что» – значит обладать информацией. Если вы обладаете информацией, то обычно вы уверены в этой информации. Обладание же навыком не означает, что вы уверены в этом навыке, поскольку бессмысленно верить в навык. Вы можете быть уверены в том, что имеете (или не имеете) какой-то навык, но не можете быть уверены в самом этом навыке.

Если считать, что практические навыки относятся к знанию, то это значит, что не всякое знание включает в себя веру.

Три типа бессознательного знания

Видимо, знание «что» может быть или бессознательным, несознательным, или скрытым. Не очевидно, что бессознательное, или скрытое, знание должно включать в себя веру.

Мы не будем входить в тонкости фрейдовской теории бессознательного, поскольку имеются более простые примеры несознательного знания.

1. Солидная часть обычного житейского знания значительное время остается в глубине души. Зачастую у нас нет особого повода размышлять о некоторых вещах, которые мы знаем годами. Однако мы без труда вспомним их, как только это потребуется. По-видимому, это обычное бессознательное знание не связано с какими-либо сознательными верованиями, поскольку, пока это знание дремлет, дремлет и соответствующее верование. Но что это значит? Если мы можем согласиться с идеей бессознательного знания, то, конечно, можем принять и идею бессознательного верования. Поэтому простой факт, что некоторые знания кажутся бессознательными, не обязательно разрешает вопрос о том, подразумевает ли знание (знание «что») веру.

2. Теперь рассмотрим временную потерю памяти, справиться с которой не так легко. В данном случае нет ни сознательного знания, ни сознательной веры. Однако довольно часто, когда что-то забыто (например, имя знакомого), человек чувствует, что на самом деле знает забытый факт. Такая ситуация описывается словами «это вертится у меня на языке». Человек абсолютно уверен в том, что потеря памяти не постоянна.

Но что, если потеря памяти в конечном счете оказывается необратимой? Что, если так никогда и не удастся вспомнить забытое имя?

Разумеется, необратимая потеря памяти есть не что иное, как потеря знания. Безнадежно забытый факт – факт, который уже не знают. Хотя человек может чувствовать, что забыл что-то временно, нет никакой гарантии, что само это чувство не окажется обманчивым. Поэтому, когда вы чувствуете, будто нечто вертится на кончике вашего языка, это еще не гарантирует, что вы вспомните эту информацию. А стало быть, нельзя знать наверняка, что потеря памяти временна. Отсюда следует, что вы не можете достоверно знать, что на самом деле знаете забытое имя.

Следовательно, если говорить об этом виде бессознательного знания, вы не можете достоверно знать, что обладаете им, и судить о вашем знании или незнании можно только на основании будущих событий. Но, возможно, как раз таким и должно быть бессознательное знание. В любом случае это не доказывает, что вера (бессознательная) является или не является частью бессознательного знания.

3. Но имеется еще один вид бессознательного знания. Каждый человек знает вещи, о которых никогда не задумывался. Если вы никогда не задумывались о какой-то возможности, то, разумеется, вы не можете иметь никакого мнения (веры) о ней. Никогда не задумываться о чем-то – не то же, что задумываться об этом, а потом забыть.

Люди знают много тривиальных вещей, о которых никогда не задумываются. Например, вы знаете, что не происходите от брака дуба и черепахи. Разве вчера, когда вы еще не прочитали этого нелепого предложения, вы сознательно придерживались мнения «Я не происхожу от брака дуба и черепахи»? Конечно, нет. Вы подспудно знали это, но не имели соответствующей сознательной веры. Была ли у вас соответствующая бессознательная вера? Это тоже кажется неправдоподобным. Откуда берется бессознательная вера? Была ли она некогда сознательной верой? Как вы можете быть уверены в какой-то мысли, которая никогда не приходила вам на ум?

Этот вид бессознательного знания касается фактов, часто негативного характера, следующих из других фактов, составляющих предмет сознательного знания. В приведенном примере факт, что ям не происходите от брака черепахи и дуба, вытекает из факта, что человеческие существа производятся только из человеческого генетического материала. Вы сознательно знаете этот факт и уверены и его истинности по отношению к целому поколению человеческих существ. Говорят, что вы также знаете (бессознательно) вытекающие из него негативные факты. Но поскольку вам никогда не отходила в голову мысль о вашем происхождении от черепахи, то не может идти речи о том, что вы верите или не верите, будь то сознательно или бессознательно, в утверждение о вашем происхождении от черепахи. Другими словами, вы не имеете никаких мнений на сей счет до тех пор, пока вам не подскажут эту мысль. Тогда бессознательное знание сразу становится сознательным, и вы одновременно приобретаете соответствующую веру.

Мы можем заключить, что не всякое знание предполагает веру; во-первых, ее не предполагает знание «как», во-вторых, один вид бессознательного знания «что» не предполагает предшествующего «мышления о предмете знания, а следовательно – и сознательной или бессознательной веры.

Тем не менее первоначальный трехступенчатый анализ знания не опровергнут полностью. Даже если он не подходит для знания «как» для некоторых замысловатых образчиков бессознательного знания, он прекрасно объясняет обычное сознательное знание «что». Но это трехступенчатое определение знания порождает другую, более серьезную трудность.

Регресс оснований

Самая серьезная трудность, связанная с трехступенчатым определением знания, касается очевидного свидетельства и оснований.

Что такое хорошее основание? Что такое хорошее очевидное свидетельство? Например, что было бы хорошим доказательством того, что дорога, идущая направо, ведет в Ларису? Допустим, у вас есть карта и эта карта показывает, что правая дорога ведет в Ларису. Достаточно ли этого? Явно недостаточно. Ведь карты могут быть неточными, например устаревшими, и не показывать новых дорог. Теперь допустим, что вы уже были в Ларисе и помните, что шли туда по правой дороге. Достаточно ли этого? Конечно, нет. Сейчас эта дорога может быть закрыта, может быть проложена новая дорога. А может быть, вы не знаете разницы между левым и правым.

О чем это говорит? Это говорит о том, что вы должны знать, что ваша карта новая и точная, знать, что не производилось никаких дорожно-строительных работ, знать разницу между левым и правым. Иными словами, для того чтобы знать, какая дорога ведет в Ларису, вы должны знать другие вещи. Для того же, чтобы знать эти другие вещи, вы должны, если следовать нашему рассуждению, знать еще и другие вещи и т.д. ad infinitum. Таким образом,

1. Х знает, что правая дорога ведет в Ларису =

(а) Правая дорога действительно ведет в Ларису +

(б) Х верит, что правая дорога ведет в Ларису +

(в) Х имеет хорошие основания верить в это.

В свою очередь (в), а именно что Х имеет хорошие основания верить, что правая дорога ведет в Ларису, означает:

2. Х знает, что карта точная, и знает разницу между правым и левым и т.д.

Поскольку здесь идет речь о знании, это высказывание можно проанализировать следующим образом.

(г) Верно, что карта точная (и т.д.), +

(д) Х верит, что карта точная (и т.д.), +

(е) Х имеет хорошие основания верить, что карта точная и т.д.

В свою очередь (е), т.е. что Х имеет хорошие основания верить, что карта точная и т.д., означает:

3. Х знает, что карта новая, и знает, что не производилось никаких дорожных работ.

Поскольку здесь тоже упоминается знание, проанализируем это высказывание следующим образом.

(ж) Верно, что карта новая (и т.д.), +

(з) Х верит, что карта новая (и т.д.), +

(и) Х имеет хорошие основания верить, что карта новая и т.д.

В свою очередь (и), т.е. что Х имеет хорошие основания верить что карта новая и т.д., означает:

4. Х знает, что карта помечена 1995 годом, что можно проанализировать следующим образом.

(к) Верно, что карта помечена 1995 г., и

(л) Х верит...

(м) Х имеет хорошие основания...

И т.д. до бесконечности.

Короче говоря, если трехступенчатый анализ знания правилен, то знание одной мелочи потребовало бы знания бесконечного числа вещей. Но поскольку человеческий ум конечен, это невозможно. Следовательно, для человеческих существ знание невозможно.

Это огорчительное заключение противоречит здравому смыслу. Даже если тайна вселенной и остается неразгаданной, мы, человеческие существа, действительно знаем некоторые более простые вещи. Например, мы знаем, что было у нас на завтрак, сколько ярдов в миле, какой город является столицей Франции и т.п.

Скептики утверждают, что знание невозможно. Не скептики ищут возможных ответов. И вот некоторые из них.

Знание является практическим, а не теоретическим

Прагматик, или человек дела, доказывает, что, хотя регресс оснований теоретически бесконечен, на практике он очень скоро достигает конца. Мы должны смело признать, что человеческое знание конечно. Тогда что такое конечное человеческое знание? Прагматик отвечает: человеческое знание есть то, что работает на практике. Если наши методы добычи информации практически действенны, то они достаточно хороши. Конечно, на практике очень легко добраться до Ларисы, полагаясь на новые карты или на разумные свидетельства ответственных людей.

Регресс безвреден: