Объективный смысл деятельности

До сих пор мы говорили о субъективном смысле деятельности и о ее понимании как о приписывании внешней физической активности субъективного смысла — интенции, мотива, цели. Человеческая деятельность представляет собой двусторонний процесс: интенция плюс физическая активность. Внутренняя ее сторона — интенция, мотив принадлежит психическому миру субъекта. Но ее внешняя сторона — физическая активность — принадлежит объективному миру вешей и процессов и выступает как одна из сил природы. И в качестве таковой физическая активность индивида, воздействуя на внешний мир, приводит в движение некоторые причинно‑следственные связи. Например, вы хотите вскипятить воду в электрическом чайнике. Что вы делаете? Просто вставляете вилку в розетку. А дальше уже независимо от вас идут естественные процессы: цепь замыкается, через спирать начинает проходить электрический ток, спирать нагревается, вода нагревается и, наконец, закипает. Все это называется «вскипятить воду», хотя ваше участие заключалось лишь в том, чтобы дать первый толчок естественному процессу. Физическая активность субъекта оказывается причиной, началом цепочки причинно‑следственных связей. Это следует учитывать, когда мы говорим о понимании и смысле деятельности.

Мы уже отмечали, что внешний наблюдатель, старающийся понять деятельность извне, увидит лишь ее внешнюю сторону — наблюдаемую физическую активность. Теперь мы можем добавить, что он увидит и физические следствия этой активности, т.е. некоторую причинно‑следственную цепочку, первопричиной которой выступает действие субъекта: действие А → следствие В → следствие С и т.д. Какова была цель субъекта, осуществившего действие А? Хотел ли он получить В? Или думал о С? Допустим, в комнате душно и вы открываете окно. Врывается свежий воздух, температура в комнате понижается. Можно сказать, что вы проветрили комнату. Это будет верно. Но в то же время сидевший недалеко от окна человек простудился и заболел, быть может, даже попал в больницу. Он интерпретирует ваше действие как — увы! — успешную попытку причинить вред его здоровью. И как ни странно это может показаться на первый взгляд, такая интерпретация вполне правомерна.

Мы имеем цепь причинно‑следственных связей: А → В → С → D → Е, т.е. вы открываете окно → в комнату врывается свежий воздух → температура в комнате понижается → сидящий у окна человек простужается → заболевает и попадает в больницу. Ваша интенция при открывании окна охватывала лишь следствия В и С. Осуществить С — вот было ваше намерение. Но и D, и Е являются объективными следствиями вашего действия, поэтому внешний наблюдатель имеет право приписать вашему действию интенцию совершить Е. А что, может быть, вы действительно хотели отправить его в больницу. Недаром говорят, что чужая душа — потемки. Это приводит к мысли о том, что понимание деятельности вовсе не сводится к угадыванию интенции действующего субъекта. Мы понимаем деятельность, а не внутренний мир действующего индивида. Для субъекта его собственная деятельность является чем‑то внешним, к чему он относится также, как и всякий внешний наблюдатель. И в этом смысле действующий субъект по отношению к своей собственной деятельности выступает как любой другой интерпретатор. Он, конечно, понимает свою деятельность определенным образом, т.е. приписывает некоторый смысл своей физической активности, но его понимание не является единственным. Внешний наблюдатель может понять его деятельность гораздо полнее и глубже. Здесь напрашивается аналогия с пониманием текста. Текст отрывается от создавшего его автора и существует самостоятельно. В процессе понимания каждый читатель интерпретирует текст по‑своему, и автор — лишь один из интерпретаторов. Конечно, у автора всегда имеется интерпретация созданного им текста, но она не более правомерна, чем другие интерпретации.

Но почему мы ограничиваемся рассмотрением лишь одной причинно‑следственной цепочки, порождаемой действием? В общем случае таких цепочек может быть несколько. Вы сделали шаг к окну — и это приблизило вас к вашей цели, но одновременно ваша нога раздавила бабочку, которая теперь уже не опылит каких‑то цветов, и не появится плодов; вы соорудили плотину на реке — вам нужна электростанция, но выше по реке какие‑то луга превратились в болота, прибрежные деревни затопило и их жители шлют вам проклятия, рыба не может подняться к местам нерестилищ и т.д.

Совокупность всех причинно‑следственных связей, приводимых в движение действием, можно назвать объективным смыслом этого действия. Это понятие может показаться несколько странным, даже внутренне противоречивым. Ведь под «смыслом» мы обычно имеем в виду интенцию, мотив, цель, т.е. нечто внутреннее, психическое, субъективное. Как же можно говорить об «объективном» смысле? Но здесь нет противоречия. Действительно, для самого действующего субъекта смыслом его деятельности является только его субъективный мотив, его собственная интенция. И каждый внешний наблюдатель припишет этой деятельности какой‑то мотив, причем не обязательно тот, который имеет в виду действующий субъект. Однако чем же будут все эти мотивы, которые приписывают некоторому действию и сам действующий субъект, и внешние наблюдатели? Стремлением реализовать какую‑то часть, отрезок объективно существующей сети причинно‑следственных взаимодействий, порождаемой действием. (В данном случае мы отвлекаемся от того обстоятельства, что как действующий субъект, так и внешний интерпретатор могут приписать действию ошибочный мотив, т.е. желание привести в движение такую причинно‑следственную цепочку, которая не входит в сеть объективных связей, порождаемых данным действием.) Пусть в целом она не выступает в качестве мотива ни у одного из интерпретаторов. Но все ее отрезки являются «возможными интенциями», т.е. тем возможным смыслом, который мог бы приписать своей деятельности сам субъект или какой‑то внешний наблюдатель, а вся сеть в целом могла быть интенцией существа, способного предвидеть все последствия своих действий. Поэтому ее и можно считать объективным смыслом действия.

Реально в процессе понимания мы всегда приписываем своим действиям и деятельности других людей лишь часть их объективного смысла. Чем большую часть этого объективного смысла мы сумеем уловить, тем полнее и глубже мы поймем деятельность.

Итак, субъективный смысл деятельности — интенция действующего субъекта и ее реконструкция внешними наблюдателями; объективный смысл деятельности — сеть причинно‑следственных взаимосвязей, порождаемых деятельностью и потенциально способных быть ее интенцией. Но даже это еще не все.