Помысленность экзистенциальной свободы.

- Формальная свобода была знанием и произволом, трансцендентальная свобода - самодостоверностью в повиновении некоему очевидному закону, свобода как идея - жизнью в некоем целом, экзистенциальная свобода есть самодостоверность историчного истока решения. Сознание свободы находит свое исполнение только в экзистенциальной свободе, которая абсолютно непостижима, т.е. не есть ни для какого понятия. Эта свобода совершается не без знания, и не без осознания некоторого произвола как возможного, углубляющегося вначале в явлении закономерного порядка до свободного избрания своего долга и до внимания идее (Hören der Idee), чтобы затем, наконец, быть перехваченным абсолютно уникальным истоком, просветляющим себя на этих предпосылках. То, что не получает таким образом отчетливой формы как истина в далях закона,-причем оно не обязательно должно, хотя и может, нарушать этот закон, тем самым отменяя его как закон, - достоверно для себя самого в близости самобытия с другим самобытием (Was so nicht mehr in der Ferne des Gesetzes als das Wahre deutlich wird - wobei es nicht gegen ein Gesetz verstoßen muß, wohl aber kann, es damit als Gesetz aufhebend -, ist in der Nähe des Selbstseins mit dem anderen Selbstsein sich gewiß). Благодаря своему истоку экзистенциальная свобода противостоит поверхностности случая, благодаря экзистенциальному «нужно» (das existentielle Müssen) - спонтанности мгновенного воления, благодаря верности и непрерывности - забвению и исчезновению.

Началом и концом просветления свободы остается, однако, то, что свободу нельзя познать, никоим образом невозможно объективно помыслить. Она достоверна для меня не в мышлении, а в экзистировании; не в созерцании и вопрошании о ней, но в совершении (im Vollziehen); скорее, напротив, все положения, говорящие о свободе, суть некое всегда открытое неверным пониманиям и лишь косвенно указывающее средство коммуникации.

Свобода не абсолютна, но всегда в то же время связана, она есть не обладание, но обретение (nicht Besitz, sondern Erringen). Как сама она, так и ее помысленность существует лишь в движении.

Сознание свободы не может быть высказано при помощи одного-единственного характерного выражения. Только в движении от одного выражения к другому раскрывается смысл, который не виден ни в каком отдельном выражении самом по себе. Если в суждении «я выбираю» сознание акта решения улавливает саму подлинную свободу, то эта свобода действительна все же не в произволе выбора, но в той необходимости, которая высказывается как «я хочу» в смысле «я должен». В обоих этих высказываниях экзистенция удостоверяется в своем исконном бытии в отличие от эмпирического существования, и в это мгновение могла бы сказать «я есмь», подразумевая в этом суждении бытие, которое есть бытие свободы. Все выражения - я есмь, я должен, я хочу, я выбираю, - как выражения свободы следует взять только совместно. Ибо каждое выражение само по себе, без истолкования его через другие, означало бы или эмпирическое существование, или инстинктивное понуждение, или психический произвол. В сознании свободы все его моменты настолько сплетены воедино, что здесь в истоке есть та глубина, из которой эти отдельные моменты возникают как формы явления: нет выбора без решения, нет решения без воли, нет воли без долженствования, нет долженствования без бытия (Im Freiheitsbewußtsein sind alle Momente so in eins verschlungen, daß hier im Ursprung die Tiefe ist, woraus jene einzelnen Momente als Erscheinungsformen entspringen: Wahl ist nicht ohne Entscheidung, Entscheidung nicht ohne Willen, Wille nicht ohne Müssen, Müssen nicht ohne Sein).

Каждая из формул, будучи понята непосредственно, описывает поэтому одно лишь существование, и только в трансцендирующем просветлении улавливает возможную экзистенцию. Если, взыскуя свободы, я говорю: «я становлюсь», то это выражение относится к несвободному, поскольку оно есть лишь мой рост как пассивное саморазвертывание во времени (das passive Sichentfalten in der Zeit), однако оно же относится к свободе, поскольку я подразумеваю в нем историчную непрерывность содержательного воления.

Слова «я могу» или «я не могу» подразумевают вначале, -в каждом частном случае верно или же неверно, - физические и психические силы эмпирического индивидуума и сферу его влияния в известной ситуации, но не экзистенцию. Отождествляя себя с эмпирическим существованием как таковым, я делаю себя самого объектом и отрекаюсь от себя как экзистенции. Смысл высказывания становится совсем иным, если «я» имеет в нем в виду себя, как экзистенцию. Тогда в смысле трансцендентальной свободы возможно положение: я могу, ибо я обязан (ich kann, denn ich soll); в смысле экзистенциальной свободы: я могу ибо я должен (ich kann, denn ich muß). Это «могу» относится уже не к фактическому осуществлению некоторой цели (Zieles) в мире, но к внутреннему и внешнему поступку, даже если он не удастся мне как эмпирическому Я (selbst wenn ich als empirisch darin scheitere). Именно эта безусловность способности не знает себе границ в сознании исконной свободы (Es ist die Unbedingtheit des Könnens, die in dem Bewußtsein ursprünglicher Freiheit keine Grenze kennt).