Структура и классификация норм

Юридические нормы всегда имеют определенный авторитет. Моральные нормы также предполагают некоторый авторитет и меняются вместе с изменением своего авторитета. Вместе с тем авторитет, стоящий за моральными нормами, является менее определенным, чем авторитет юридических норм. Еще более расплывчаты авторитеты, стоящие за нормами («правилами») грамматики, игры и т. п. Естественно предполагать, что за нормами логики и математики нет никакого авторитета. «Авторитет природы», иногда упоминаемый в связи с такими нормами, — не более чем метафора.

Нормы могут принадлежать разным авторитетам, один из которых может оценивать некоторое состояние как обязательное, а другой — как безразличное или даже запрещенное. Нормы «Обязательно сделать А» и «Запрещено делать А», принадлежащие разным авторитетам, не противоречат друг другу. Описания же «Истинно, что А» и «Ложно, что А» противоречат друг другу, даже если они утверждаются разными лицами. Основания разных норм, их субъекты и авторитеты не могут быть отождествлены.

В этом плане нормы существенным образом отличаются от описаний. Описания, как принято говорить, интерсубъективны: их истинность не зависит от того, кем они высказаны, кому адресованы и с какой точки зрения описывается отображаемая в них ситуация. Нормы не являются интерсубъективными в указанном смысле.

В логике норм явно принимаются во внимание обычно только три из пяти структурных частей нормы: содержание, характер и условия приложения. При этом предполагается, что все нормы адресованы одному и тому же субъекту и принадлежат одному и тому же авторитету. Это позволяет при записи норм на символическом языке отказаться от упоминания субъектов и авторитетов разных норм, входящих в рассуждение.

Отметим, что анализ структуры норм, даваемый нормативной логикой, совпадает в своей основе с теми представлениями о строении норм, которые давно уже устоялись в теории права.

В юридической интерпретации всякая норма включает диспозицию, гипотезу и санкцию.

Диспозиция — структурный элемент нормы права, который раскрывает содержание поведения субъекта права, имеющее юридически значимый характер. Диспозиция представляет собой ядро юридической нормы, поскольку указывает на форму поведения субъекта права, непосредственно обусловливающую юридические последствия. Если диспозиция содержит требования к правомерному поведению или запрет на противоправное деяние, то гипотеза является предпосылкой применения властного предписания.

Гипотеза — структурный элемент нормы, указывающий на условия ее действия.

Например, условиями и гипотезой нормы права, касающейся отказа судьи принять заявление по гражданскому делу, является несоблюдение истцом установленного законом порядка предварительного внесудебно го разбирательства; неподсудность дела данному суду; подача заявления недееспособным лицом и т. д.

Санкция — структурная часть нормы права, указывающая на возможные меры воздействия на нарушителя данной нормы.

Помимо диспозиции, гипотезы и санкции, в правовой норме подразумевается указание ее субъекта, авторитета и определенная характеристика, показывающая, в какой форме предписано субъекту выполнять зафиксированное в диспозиции действие. С точки зрения такой характеристики правовые нормы делятся на правообязывающие, правозапрещающие и правопредоставляющие.

Различие между логическим и юридическим анализом составных элементов правовой нормы связано, таким образом, с трактовкой санкции. С точки зрения логики норм, санкция — составная часть характера нормы, т. е. обязанности, разрешения или запрещения, выражаемых ею.

Выделять ли санкцию в качестве особой части норм или не делать этого, во многом зависит от выраженности и значимости этой части в структуре нормы. В случае, допустим, норм морали, грамматики, ритуала и т. п. санкция оказывается неотчетливой, и ее можно считать аналитической составляющей характера нормы. Применительно к правовым нормам санкцию естественно считать составным элементом нормы.

Хотя нормы являются важным элементом социальной жизни, никакой ясной и универсальной классификации, охватывающей нормы всех видов, не существует. Область норм крайне широка, она простирается от законов государства до правил игр, логики и математики. Между нормами и тем, что к ним не относится, ясная граница отсутствует. Это говорит о том, что надежды на создание естественной классификации норм, подобной, скажем, классификации растений или химических элементов, являются неоправданными.

Самым общим образом нормы можно разделить на следующие группы:

• правила, включающие правила игры, грамматики, логики и математики, обычая и ритуала и т. п.;

• предписания, охватывающие законы государства, указы, директивы, команды, приказы и т. п.;

• технические, или целевые, нормы, говорящие о том, что должно быть сделано для достижения определенной цели (например, «Чтобы в доме не было душно, следует проветривать его»).

Эти группы норм можно назвать основными. Существуют также многообразные нормы, занимающие как бы промежуточное значение между главными их видами. Особый интерес среди групп норм, не являющихся основными, имеют:

• традиции и обычаи («Следует уважать старших», «На Новый год принято наряжать елку»);

• моральные принципы («Заботься о своих близких», «Не будь завистлив»);

• правила идеала («Судья должен быть беспристрастным», «Честность — лучшая политика»).

Характерно, что нормы всех видов, несмотря на их многообразие, имеют, если отвлечься от проблемы авторитета нормы, одну и ту же структуру.

Логика норм

Логика норм, называемая также деонтической логикой, уже в первые годы своего существования убедительно показала, что рассуждения, включающие нормы, не выходят за сферу «логического» и могут успешно анализироваться и описываться с помощью методов логики. Это создало хорошую почву для критики концепций, утверждающих алогичность таких рассуждений и настаивающих на невозможности сколько­нибудь убедительного обоснования моральных, правовых и иных норм и их кодексов.

Знание логических характеристик норм и оценок необходимо для решения вопросов об их месте и роли в научном и ином знании, о взаимных связях норм и оценок, об их связях с описательными высказываниями.

Интерес к логике норм понятен: область норм является очень широкой, нормы играют принципиально важную роль в жизни общества.

Центральное в логике норм понятие обязанности можно попытаться разъяснить путем противопоставления его другим видам необходимости. В зависимости от основания утверждения о необходимости ранее были выделены два ее вида: логическая необходимость и физическая необходимость. К ним можно добавить теперь также нормативную необходимость, или обязанность.

Логически необходимо все, что вытекает из законов логики. Физически необходимо то, что следует из законов природы. Нормативно необходимо то, что вытекает из законов или норм общества, т. е. то, отрицание чего противоречит таким законам или нормам.

Что касается взаимных связей трех видов необходимости, то, как уже отмечалось, предполагается, что действие, вменяемое в обязанность, должно быть логически и физически возможным. Невозможно сделать то, что противоречит законам логики или природы. Неразумно поэтому обязывать человека сделать то, что заведомо превышает его силы.

Аналогия между логической и физической необходимостью, с одной стороны, и нормативной необходимостью (обязательностью), с другой, не является полной. Необходимое в силу законов логики или законов природы реально существует. Утверждение «Все, что логически необходимо, — истинно» является законом логики. Утверждение «Физически необходимое — реально существует» также представляет собой логический закон. Однако из обязательности какого­то действия не следует, что оно непременно выполняется. Принципы морали, законы государства, правила, обычаи или ритуалы и т. п., как известно, нарушаются, и происходит это нередко. Утверждение «Если действие обязательно, то оно выполняется» не может быть, конечно, законом логики норм.

К законам логики норм относятся, в частности, такие простые положения:

• «Никакое действие не может быть одновременно и обязательным, и запрещенным»;

• «Невозможно, чтобы какое­либо действие было обязательным и безразличным»;

• «Никакое действие не может быть вместе и запрещенным, и безразличным».

Очевидность этих положений становится особенно наглядной, когда они истолковываются в терминах конкретных действий: «Забота о близких не может быть одновременно и обязательной, и запрещенной». «Невозможно, чтобы проведение работ без нарушения техники безопасности было и обязательным, и нормативно безразличным», «Нанесение экологического ущерба не может быть вместе и запрещенным, и безразличным».

Понятие «нормативно безразлично» употребляется здесь в своем обычном смысле: нормативно безразлично действие, не являющееся ни обязательным, ни запрещенным.

Например, нормативно безразлично, как человек называет свою собаку, только если не обязательно называть ее определенным именем и не запрещено называть ее любым именем.

При употреблении понятий «обязательно», «разрешено» и т. п. всегда имеется в виду какая­то нормативная система, налагающая обязанность, предоставляющая разрешение и т. д. Существуют различные системы или, как их называют, кодексы.

Возьмем, к примеру, следующие нормативные высказывания: «Возлюби ближнего своего», «Разрешено ездить в автобусе» и «Безразлично, выращиваете ли вы цветы». Эти три высказывания относятся, очевидно, к трем разным нормативным системам. Приведенная обязанность любви к ближнему является характеристикой определенного круга действий с точки зрения принципов морали. Разрешение относится к действию, подпадающему под систему правовых норм. Нормативное безразличие утверждается относительно достаточно неопределенной системы норм, скажем, совокупности требований обычая, традиции и т. п.

Разные системы норм нередко не согласуются друг с другом. Действие, обязательное в рамках одной системы, может быть безразличным или даже запрещенным в рамках другой. Так, обязательное с точки зрения морали может быть безразличным с точки зрения права. Запрещенное в одной правовой системе может разрешаться другой такой системой.

При истолковании конкретных примеров к законам логики норм следует иметь в виду, что каждый отдельный пример предполагает какую­то одну — и только одну — нормативную систему, иначе пример становится просто бессмысленным.

Обязанность может быть определена через запрещение, а запрещение — через обязанность:

• «Обязательно действие, от которого запрещено воздерживаться»; • «Запрещено действие, от которого обязательно воздерживаться».

Например, «Обязательно платить налоги, когда запрещено не делать этого» и «Запрещено нарушать правила дорожного движения, если и только если обязательно не делать этого».

Разрешение определимо через обязанность:

• «Действие разрешено, если и только если не обязательно воздерживаться от него».

Обязанность определяется через разрешение:

• «Действие обязательно, если и только если не разрешено воздерживаться от него».

Например: «Обязательно соблюдать правила дорожного движения только при условии, что их запрещено нарушать», «Запрещено заниматься лечебной практикой тому, кто обязан от нее воздерживаться».

Примеры к законам логики норм, как и вообще любые примеры к логическим законам, не просто звучат как тавтологии (т. е. повторения одного и того же), а на самом деле являются тавтологиями. Законы логики, как уже говорилось, представляют собой тавтологии и не несут конкретного, предметного содержания. Они не дают никакой информации о реальном мире. Естественно, что и примеры к данным законам также неинформативны.

Очевидно, что ни в какой системе норм одно и то же действие не должно быть вместе и разрешенным, и запрещенным. Это требование к системе норм выражает принцип:

• «Если действие разрешено, оно не должно быть запрещенным».

Например, если разрешено переходить улицу на зеленый свет светофора, то это не запрещено.

Особый интерес представляет обратный принцип «Не запрещенное — разрешено». Иногда утверждается, что он, как и предыдущий принцип, универсален, т. е. приложим ко всем системам норм и ко всем лицам, связанным нормативными отношениями. На самом деле это не так. Деятельность государственных органов, должностных лиц, организаций и т. д. в силу особого их положения и выполняемых функций строится не на основе принципа «Дозволено все, что не запрещено», а исходя из другого правила: «Дозволено то, что особо разрешено, входит в компетенцию и т. п.».

В логике норм принято проводить различие между «либеральным нормативным режимом», в случае которого действует принцип «Все, что не запрещено, — разрешено», и «деспотическим нормативным режимом», когда этот принцип не находит применения и разрешенными считаются только те виды деятельности, которые оговорены особо.

Невозможно что­то сделать и вместе с тем не сделать, выполнить какое­то действие и одновременно воздержаться от него. Нельзя засмеяться и не засмеяться, вскипятить воду и не вскипятить ее. Понятно, что требовать от человека выполнения невозможного неразумно: он все равно нарушит это требование. На этом основании в логику норм вводят принцип, согласно которому действие и воздержание от него не могут быть вместе обязательными:

• «Неверно, что обязательно выполнить какие­то действия и обязательно воздержаться от него» («Неверно, что обязательно А и обязательно не­А»).

Французский философ Ш. Монтескье писал о римском императоре Калигуле, который однажды произвел в сенаторы своего коня, что Калигула показал себя настоящим софистом в своей жестокости. То он говорил, что будет наказывать консулов как в том случае, если они будут праздновать день, установленный в память победы при Акции, так и в том случае, если они не будут праздновать его. Когда умерла Друзилла, которой он велел воздавать божественные почести, то было преступлением плакать по ней, потому что она была богиней, и не плакать, потому что она была сестрой императора.

Очевидно, что распоряжения Калигулы противоречат логике. Одновременно запрещается выполнять определенное действие и воздерживаться от его выполнения. Логически это невозможно, и как бы ни вели себя те, кому адресованы эти распоряжения, одно из запрещений неизбежно будет нарушено.

Положение, что выполнение действия и воздержание от него не могут быть вместе обязательными, называют законом деонтической непротиворечивости. Данный закон является конкретизацией логического закона противоречия на случай нормативных высказываний. Основание, склоняющее к принятию этого закона, состоит в том, что нельзя одновременно выполнить некоторое действие и воздержаться от него. Наличие в нормативном кодексе противоречивых обязанностей ставит их субъекта в положение, в котором, как бы он ни вел себя, он нарушит одну из своих обязанностей. Кодекс, требующий выполнения невозможного, естественно считать несовершенным.

Иногда утверждается, что требование усовершенствования такого кодекса путем исключения из него несовместимых обязанностей носит не логическую, а этическую или философскую природу. Система норм, не удовлетворяющая принципу деонтической непротиворечивости, противоречива в том смысле, что она содержит нормы, одну из которых невозможно выполнить без нарушения другой. Но эта система отражает реально встречающиеся конфликты моральных, правовых и тому подобных обязанностей и является вполне правомерной с точки зрения логики.

На возражения против введения в логику норм принципа деонтической непротиворечивости можно ответить следующим образом. Деонтическая логика не описывает, как люди действительно выводят заключения из нормативных посылок. Вполне возможна ситуация, когда человек из обязанности сделать одно действие «выводит» разрешение выполнить иное действие, совершенно не связанное с первым. Деонтической логикой не отрицается также существование противоречивых, требующих выполнения невозможных действий кодексов. Логика норм не описывает фактические рассуждения, использующие нормы, и действительные кодексы. Она формулирует критерии рационального рассуждения в области норм. Задача такого рассуждения состоит в предоставлении разумных оснований для действия. Очевидно, что рассуждение нельзя назвать рациональным, если оно санкционирует обязательность выполнения невозможного действия.

Многие существующие нормативные кодексы в той или иной степени непоследовательны. Они складываются постепенно, и предлагаемые ими новые обязанности и права нередко не согласуются со старыми. Но это не означает, что логика, исследующая структуру нормативного рассуждения, не должна требовать его непротиворечивости.

Реальные естественнонаучные теории также развиваются постепенно, и новое в них зачастую противоречит старому. Изучая их структуру, логика полностью отвлекается от истории их становления и борьбы различных концепций. Непоследовательность и прямая противоречивость естественнонаучных теорий не рассматривается при этом как основание для отказа от требования их логической непротиворечивости.

Было бы неестественным допускать, что отношение логики норм к противоречиям принципиально отличается от отношения к ним других разделов формальной логики. Противоречивость реальных систем норм не исключает требования логической непротиворечивости этих систем, точно так же как противоречивость реальных естественнонаучных теорий не означает допустимости в этих теориях логических противоречий.

Таким образом, принцип деонтической непротиворечивости должен быть отнесен к истинам логики. Его принятие связано, однако, с принятием определенных предположений о природе и целях нормативного рассуждения, о связи его с действием.

В логике норм имеет место также закон деонтической полноты: «Всякое действие или обязательно, или безразлично, или запрещено».

Данный закон является конкретизацией логического закона исключенного третьего на случай нормативных высказываний. Идею полноты нормативного кодекса можно выразить также с помощью одного из следующих высказываний:

• «Действие разрешено, если воздержание от него не является обязанностью»;

• «Всякое незапрещенное действие — разрешено»;

• «Относительно любого действия верно, что разрешено или выполнять его, или воздерживаться от него».

Если безразличие, обязанность, запрещение и разрешение понимаются как нормы, явно или имплицитно содержащиеся в кодексе, о принципе деонтической полноты можно сказать, что им предполагается охват нормативным кодексом всех человеческих действий.

Очевидно, что многие реальные кодексы имеют дело только с ограниченным кругом действий и не определяют нормативный статус не только не известных пока способов поведения, но и тех действий, выполнение или невыполнение которых нет смысла делать объектом каких­либо норм. Это означает, что включение в логику норм принципа деонтической полноты должно истолковываться как определенное ограничение класса нормативных систем, для исследования которых может быть использована эта логика.

Из других законов логики норм можно упомянуть положения:

• «Логические следствия обязательного — обязательны»;

• «Если действие ведет к запрещенному следствию, то само действие запрещено»;

• «Если обязательно выполнить вместе два действия, то обязательно каждое из этих действий».

Особый интерес представляет вопрос о существовании логических связей между описательными и нормативными высказываниями. Можно ли из чистых описаний логически вывести какую­либо норму? Выводимы ли из норм какие­то описания?

На оба эти вопроса деонтическая логика отвечает отрицательно. В соответствии с принципом Юма невозможен логический переход от утверждений со связкой «есть» к утверждениям со связкой «должен». Деонтическая логика не нарушает данный принцип и не санкционирует переходов от описательных посылок к нормативным заключениям.

Невозможным считается и логический вывод описательных высказываний из нормативных. Нарушающий якобы это положение уже упоминавшийся принцип Канта: «Если должен, то может» (действие может считаться обязательным только в том случае, если оно логически и физически возможно) не является на самом деле контрпримером к положению о невозможности выведения описаний из норм. В данном принципе фигурирует не обязывающая норма, а описательное высказывание о ней.

Предпринимавшиеся в прошлом попытки свести логику норм к логике описательных высказываний не увенчались успехом и сейчас оставлены. Более плодотворным оказалось истолкование норм как частного случая оценок.

Деонтическая логика нашла многие приложения. Понимание логических характеристик норм необходимо для решения вопросов о следовании одних норм из других, о месте и роли норм в научном и ином знании, о взаимных связях норм и оценок, норм и описательных высказываний и т. д. Знание логических законов, которым подчиняется моральное, правовое, экономическое и всякое иное рассуждение, использующее и обосновывающее нормы, позволяет сделать более ясными представления об объектах и методах наук, оперирующих нормами, оказать существенную помощь в их систематизации.

Источником философского и методологического интереса является также то, что деонтическая логика заставляет по­новому взглянуть на ряд собственно логических проблем. В частности, построение логической теории нормативных высказываний, не имеющие истинностного значения, означает выход логики за пределы «царства истины», в котором она находилась до недавних пор. Понимание логики как науки о приемах получения истинных следствий из истинных посылок должно в связи с этим уступить место более широкой концепции логики.

КАК СТРОЯТСЯ

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

Глава

Понятие доказательства

Невозможно переоценить значение доказательств в нашей жизни и особенно в науке. И тем не менее даже в серьезных рассуждениях доказательства встречаются не так часто, как хотелось бы. К доказательствам прибегают все, но редко кто задумывается над тем, что означает «доказать», почему доказательство «доказывает», всякое ли утверждение нужно доказывать и т. п.

Одна из основных задач логики — дать точное значение понятию доказательство. Это понятие является одним из основных в логике, но оно не имеет точного, универсального определения, применимого во всех случаях и в любых научных теориях. Доказательство — это всего лишь рассуждение, убеждающее нас настолько, что мы готовы с его помощью убеждать других. Логическая теория доказательства в основе своей проста и доступна, но ее детализация требует специального символического языка и другой изощренной техники современной логики.

Под доказательством в логике обычно понимают процедуру установления обоснованности некоторого утверждения путем приведения других утверждений, обоснованность которых уже известна и из которых с необходимостью вытекает первое.

Во всяком доказательстве имеются тезис — утверждение, которое нужно доказать, основание (аргументы) — те положения, с помощью которых доказывается тезис, и логическая связь между аргументами и тезисом. Понятие доказательства предполагает, таким образом, указание посылок, на которые опирается тезис, и логических правил, по которым выводят утверждения в ходе доказательства.

Например, нужно доказать тезис «Все люди смертны». Подбираем в качестве аргументов утверждения, которые являются истинными и из которых логически вытекает тезис. В качестве таких утверждений можно принять, в частности, следующие: «Все многоклеточные организмы смертны» и «Все люди являются многоклеточными организмами». Строим умозаключение:

Понятие доказательства

Все многоклеточные организмы смертны.

Все люди являются многоклеточными организмами.

Все люди смертны.

Данное умозаключение является правильным, посылки его истинны; значит, умозаключение представляет собой доказательство исходного тезиса.

Доказательство — это правильное умозаключение с обоснованными посылками. Логическую основу каждого доказательства (т. е. его схему) составляет логический закон (или система таких законов).

Отношение разных людей к одному и тому же доказательству может быть очень разным. Кто­то принимает определенное доказательство как нечто самоочевидное, в то время как другой убежден, что никакого доказательства на самом деле нет.

Будучи студентом, И. Ньютон начал изучение геометрии, как в то время было принято, с чтения «Геометрии» Евклида. Знакомясь с формулировками теорем, он видел, что эти теоремы справедливы, и не изучал их доказательства. Его удивляло, что люди затрачивают столько усилий, чтобы доказать совершенно очевидное. Позднее Ньютон изменил свое мнение о необходимости доказательств в математике и других науках и очень хвалил Евклида именно за безупречность и строгость его доказательств. Английский философ Т. Гоббс, прославившийся идеей, что социальная жизнь — это война всех против всех, до сорока лет ничего не знал о геометрии. Впервые прочитав формулировку теоремы Пифагора, он воскликнул: «Боже, но это невозможно!» И только позднее, проследив шаг за шагом весь ход доказательства, он убедился в его правильности и неохотно, но смирился. Большинство из нас, конечно, думает, что ничего другого ему, собственно, и не оставалось. Большинство, но не все.

Допустим, мы уверены, что важными показателями богатства нашего языка являются его индивидуальность, стилистическая гибкость, умение обо всем говорить «своими словами». В таком случае мы должны признать также, что язык обезличенный, лишенный индивидуальности, основывающийся на чужих оборотах и выражениях и потому серый, бездушный и трафаретный, не может считаться богатым и полноценным.

Источником «принудительной силы» доказательств являются логические законы, лежащие в их основе. Именно данные законы, действуя независимо от воли и желаний человека, заставляют в процессе доказательства с необходимостью принимать одни утверждения вслед за другими и отбрасывать то, что несовместимо с уже принятым.

Задача доказательства — исчерпывающе утвердить обоснованность доказываемого положения. Поскольку в доказательстве речь идет о полном подтверждении, связь между аргументами и тезисом должна носитьдедуктивный характер. Не существует индуктивных, правдоподобных доказательств.

Старая латинская пословица говорит: «Доказательства ценятся по качеству, а не по количеству». На самом деле, логический вывод из истины дает только истину. Если найдены верные аргументы и из них логически выведено доказываемое положение, доказательство состоялось, и ничего более не требуется.

Доказательство — один из многих способов убеждения. В науке — это один из основных методов. Можно сказать, что требование доказательности научного рассуждения определяет то «общее освещение», которое модифицирует попавшие в сферу его действия цвета. Этим «общим освещением» пронизываются все другие требования к научной аргументации.

Доказательство является эффективным способом убеждения во всех областях рассуждений и в любой аудитории.

Приведем два примера доказательства, взятых из разных областей знания.

«Я хочу здесь доказать, — пишет теолог К. С. Льюис, — что не стоит повторять глупости, которые часто приходится слышать насчет Иисуса, вроде того, что „Я готов принять Его как великого учителя, но в то, что Он был Богом, верить отказываюсь“. Именно этого говорить и не стоит. Какой великий учитель жизни, будучи просто человеком, стал бы говорить то, что говорил Христос? В таком случае он был бы или сумасшедшим — не лучше больного, выдающего себя за вареное яйцо, — или настоящим дьяволом. От выбора никуда не деться. Либо этот человек был и остается Сыном Божьим, либо он умалишенный, а то и хуже. Так что не будем нести всякой покровительственной чуши насчет учителей жизни. Такого выбора Он нам не оставил и не хотел оставлять».

Эта аргументация носит характер доказательства, хотя структура ее не особенно ясна.

Более простым и ясным является рассуждение средневекового философа Иоанна Скота Эриугены: «И если блаженство есть не что иное, как жизнь вечная, а жизнь вечная — это познание истины, то блаженство не что иное, как познание истины». Это рассуждение представляет собой прозрачное умозаключение, а именно категорический силлогизм, исследовавшийся еще Аристотелем.

Значение доказательств в разных областях знания существенно различно. Они широко используются в логике, математике и математической физике. Но только эпизодически — в истории и философии. Аристотель писал, имея в виду сферу приложения доказательств: «Не следует от оратора требовать научных доказательств, точно так же от математики не следует требовать эмоционального убеждения». Сходную мысль высказывал и Ф.Бэкон: «Излишние педантичность и жесткость, требующие слишком строгих доказательств, в одних случаях, а еще больше

Понятие доказательства

небрежность и готовность удовольствоваться весьма поверхностными доказательствами в других, принесли науке огромный вред и очень сильно задержали ее развитие».

Доказательство — очень сильное средство, и оно, как и всякое такое средство, должно использоваться узконаправленно.

Отметим, что все так называемые доказательства существования Бога замышлялись их авторами именно как доказательства, то есть как выведение требуемого тезиса из некоторых самоочевидных истин. Например, знаменитый средневековый философ Фома Аквинский так формулировал «аргумент неподвижного двигателя»: все вещи делятся на две группы: одни только движимы, другие движут и вместе с тем движимы; все, что движется, приводится чем­то в движение, а поскольку бесконечное умозаключение от следствия к причине невозможно, в какой­то точке мы должны прийти к чему­то, что движет, не будучи само движимо; этот неподвижный, но все приводящий в движение двигатель и есть Бог. Логическая структура этого, как и всех пяти доказательств существования Бога, приводившихся св. Фомой, очень неясна. И тем не менее его современникам подобные доказательства представлялись весьма убедительными.

Значение доказательства в формировании убеждений — и в особенности представлений человека о природе — переоценивалось в античности и в Средние века. В Новое время картина начала меняться с того момента, когда исследование мира утратило умозрительный характер, и ученые обратились к опыту, наблюдению и эксперименту.

На каждом из нас лежит «бремя доказательства» выдвигаемых положений. Важно постоянно думать о содержательной стороне дела. Вместе с тем существенно, чтобы обеспечивалось единство содержательности и доказательности. Никакие искусственные приемы, никакое красноречие не способны помочь, если нет хорошо обоснованных идей и убедительных доказательств.

Обычно доказательство протекает в очень сокращенной форме.

Видя, например, чистое небо, мы заключаем: «Погода будет хорошей». Это доказательство, но до предела сжатое. Опущено общее утверждение «Всегда, когда небо чистое, погода будет хорошей». Опущена также посылка: «Небо чистое». Оба эти утверждения очевидны, их незачем произносить вслух. Встретив идущего по улице человека, мы отмечаем: «Обычный прохожий». За этой констатацией опять­таки стоит целое рассуждение. Но оно настолько простое, что протекает почти неосознанно. Писатель В. В. Вересаев приводит такой отзыв одного генерала о неудачном укреплении, которое построил его предшественник: «Я узнаю моего умного предшественника. Если человек большого ума задумает сделать глупость, то сделает такую, какой все дураки не выдумают». Это рассуждение — обычное доказательство, заключение которого опущено. Наши рассуждения полны доказательств, но мы их почти не замечаем.

Нередко в понятие доказательства вкладывается более широкий смысл: под доказательством понимается любая процедура обоснования истинности тезиса, включающая ссылки на связь доказываемого положения с фактами, наблюдениями и т. д. Расширенное истолкование доказательства часто используется в гуманитарных и социальных науках. Оно встречается и в экспериментальных, опирающихся на наблюдения рассуждениях. Как правило, доказательство широко понимается и в обычной жизни. Для подтверждения выдвинутой идеи активно привлекаются факты, типичные в определенном отношении явления и т. п. Логического вывода в этом случае, конечно, нет, тем не менее предлагаемое обоснование называют «доказательством».

Широкое употребление понятия доказательства само по себе не ведет к недоразумениям. Но только при одном условии: нужно постоянно иметь в виду, что обобщение, переход от частных фактов к общим заключениям дает не достоверное, а лишь правдоподобное знание.

Многие наши утверждения не являются ни истинными, ни ложными. Оценки, нормы, правила, советы, требования и т. п. не описывают рассматриваемую ситуацию. Они указывают, какой она должна стать, в каком направлении ее нужно преобразовать. От описаний мы вправе требовать, чтобы они являлись истинными. Но удачный приказ, совет и т. д. мы характеризуем как эффективный, целесообразный, но не как истинный.

В стандартном определении понятия доказательства всегда используется понятие истины. Доказать некоторый тезис — значит логически вывести его из других являющихся истинными положений. Но есть утверждения, не связанные с истиной. Очевидно также, что, оперируя ими, можно и нужно быть и логичным, и доказательным. Возникает, таким образом, вопрос о существенном расширении понятия доказательства. Им должны охватываться не только описания, но и утверждения типа оценок, требований, идеалов норм и т. п. Задача переопределения понятия доказательства успешно решается современной логикой. Такие ее разделы, каклогика оценок и логика норм, убедительно показывают, что рассуждения о ценностях также подчиняются требованиям логики и не выходят за сферу логического.

Предварительно можно определить доказательство как логическое выведение следствий из обоснованных посылок.

Неясность понятия доказательства связана и с тем, что не существует какого­то единого, так сказать «природного», понятия логического следования. Логических систем, претендующих на определение этого понятия, в принципе бесконечно много, но ни одно из имеющихся в современной логике определений логического закона и логического следования не свободно от критики.

Образцом доказательства, которому стремятся следовать во всех науках, является математическое доказательство. Долгое время считалось,