Структура оценочных высказываний

Деонтическая логика и логика оценок почти сразу же нашли достаточно широкие и интересные приложения. Во многом это было связано с тем, что возникновение и развитие этих разделов логики стимулировались активно обсуждавшимися методологическими проблемами, касавшимися прежде всего социальных и гуманитарных наук.

Структура оценочных высказываний

Оценочное высказывание — высказывание, устанавливающее абсолютную или сравнительную ценность какого­то объекта.

Все оценочные высказывания делятся на абсолютные и сравнительные. Первые формулируются с использованием терминов «хорошо», «плохо», «(оценочно) безразлично» или их аналогов, во вторых употребляются термины «лучше», «хуже», «равноценно» или их заменители.

Примеры абсолютных оценок: «Хорошо, что человек выполняет свои обещания», «Плохо, когда кто­то постоянно опаздывает», «Безразлично, как вы назовете свою собаку».

Примеры сравнительных оценок, называемых также предпочтениями: «Лучше совсем не прийти, чем опоздать», «Контрабанда табака хуже, чем контрабанда спиртных напитков», «Давать невыполнимые обещания равноценно тому, что вообще ничего не обещать».

Способы выражения оценок в языке чрезвычайно разнообразны. В оценках часто используются не только указанные оценочные понятия, но также понятия «позитивно ценно», «негативно ценно», «добро», «зло», «предпочтительнее», «должно быть» и др. («Судья должен быть критичным», «Опытный адвокат предпочтительнее неопытного»). Оценочное высказывание включает следующие части:

• субъект оценки — лицо (или группа лиц), приписывающее ценность некоторому объекту;

• предмет оценки — объект, которому приписывается ценность, или объекты, ценности которых сопоставляются;

• характер оценки — указание на то, является оценка абсолютной или сравнительной и как именно оценивается рассматриваемый объект (позитивно, негативно и т. д.);

• основание оценки — позиция, с точки зрения которой производится оценивание.

Не все эти части находят явное выражение в оценочном высказывании, но это не означает, что они не обязательны. Без любой из них нет оценки и, значит, нет фиксирующего ее оценочного высказывания.

Например, в высказывании агронома: «Хорошо, что в июне стоит теплая погода с дождями, так что можно рассчитывать на хороший урожай» субъектом оценки является агроном, ее предметом — июньская погода, характером — слово «хорошо», используемое в абсолютных оценках, и основанием — виды на будущий урожай. В оценке бизнесмена: «Честность — лучшая политика в экономических делах» субъект оценки — бизнесмен, ее предмет — честность, противопоставляемая использованию в бизнесе нечестных приемов, характер сравнительной оценки выражается словом «лучшая» («предпочитается всякой иной»), основание — вера в экономический успех.

Логика оценок

Логика оценок исследует логическую структуру и логические связи оценочных высказываний.

Главная задача логики оценок — выявление и систематизация тех специфических логических законов, которые позволяют выводить из одних оценок другие.

Вот некоторые примеры законов логики абсолютных оценок:

• «Ничто не может быть хорошим и плохим одновременно, с одной и той же точки зрения»;

• «Ничто не может быть вместе и хорошим, и безразличным»;

• «Невозможно быть и плохим, и безразличным».

Например, гордость не может быть одновременно и хорошей, и плохой; красота не может быть вместе и хорошей, и безразличной; невозможно, чтобы чрезмерная вспыльчивость являлась сразу и плохой, и безразличной. И, наконец, есть ли жизнь на Марсе или ее там нет, кажется нам безразличным в том и только в том случае, когда это не представляется нам ни хорошим, ни плохим.

Уже из этих простых примеров видно, что входящие в какой­то закон разные оценки одного и того же объекта должны быть оценками, принадлежащими одному и тому же человеку (или группе людей), и должны быть оценками с одной и той же точки зрения. Если, к примеру, чрезмерная вспыльчивость оценивается кем­то с определенной точки зрения как плохая черта, то для этого человека и с этой же — а не другой — точки зрения она уже не может быть безразличной.

Хорошее можно определить через плохое, и наоборот:

• «Нечто является хорошим только в случае, когда противоположное плохо»;

• «Нечто плохо, только когда противоположное хорошо».

Безразлично то, что не является ни хорошим, ни плохим.

Логика оценок

К примеру: «Хорошо зарегистрировать имеющееся ружье, только если плохо этого не делать», «Плохо быть рассеянным, только когда хорошо не быть таким». Высказывание «Хорошо, что в принятом кодексе нет внутренних противоречий» равносильно утверждению «Было бы плохо, если бы в принятом кодексе имелись противоречия». Высказывание «Плохо, когда человек говорит не по существу дела» означает то же, что и высказывание «Хорошо, если человек говорит по существу дела».

Обоснованность этих и подобных утверждений, являющихся конкретными приложениями законов логики оценок, не вызывает, конечно, сомнений. И тот, кто пытается оспорить, скажем, общее положение «Безразличное не может быть плохим» или утверждение «Плохое не может быть хорошим», просто не знает обычного смысла слов «хорошее», «безразличное» и «плохое».

Понятия «лучше» и «хуже» также взаимно определимы: первое лучше второго, когда второе хуже первого.

Равноценное определяется как не являющееся ни лучшим, ни худшим.

Например, утверждение, что терпимость в отношении окружающих людей лучше нетерпимости, равносильно утверждению, что нетерпимость в отношении окружающих хуже, чем терпимость. Увеличение зарплаты равноценно уменьшению рабочего дня, только в том случае, если увеличение зарплаты не лучше и не хуже уменьшения рабочего дня.

Абсолютные и сравнительные оценочные понятия в общем случае не определимы в терминах друг друга. Из двух хороших вещей одна может быть лучше другой, точно также из двух плохих вещей одна может быть лучше или хуже другой. Из того, что одна вещь предпочитается другой, не вытекает, что первая является хорошей, а вторая плохой.

Существуют, таким образом, две независимые ценностные системы, используя которые человек выносит свои оценки. Система абсолютных оценочных понятий стоит ближе к человеческому действию, чем система сравнительных оценочных понятий. Характерно, что нормативные понятия «обязательно», «разрешено» и «запрещено», непосредственно связанные с человеческой деятельностью, стоят гораздо ближе к абсолютным, чем к сравнительным оценочным понятиям.

Особый интерес среди законов логики оценок представляют конкретизации закона противоречия на случай оценок:

• «Два состояния, логически несовместимые друг с другом, не могут быть оба хорошими»;

• «Противоречащие друг другу состояния не могут быть вместе плохими».

Логически несовместимыми являются, например, честность и нечестность, здоровье и болезнь, дождливая погода и погода без дождя и т. п. В случае каждой из этих пар состояний, исключающих друг друга, справедливо, что если быть здоровым хорошо, то неверно, что не быть здоровым тоже хорошо; если быть нечестным плохо, то неправда, что быть честным также плохо, и т. д.

Речь идет, очевидно, об оценке двух противоречащих друг другу состояний с одной и той же точки зрения.

У всего есть свои достоинства и свои недостатки. Если, допустим, здоровье и нездоровье рассматривать с разных сторон, то каждое из этих состояний окажется в чем­то хорошим, а в чем­то, возможно, плохим. И когда говорится, что они не могут быть вместе хорошими или вместе плохими, имеется в виду: в одном и том же отношении.

Логика оценок никоим образом не утверждает, что если, к примеру, искренность является хорошей в каком­то отношении, то неискренность не может быть хорошей ни в каком другом отношении. Проявить неискренность у постели смертельно больного — это одно, а быть неискренним с его лечащим врачом — это совсем другое. Логика настаивает только на том, что два противоположных состояния не могут быть хорошими в одном и том же отношении, для одного и того же человека.

Принципиально важным является то, что логика устанавливает определения «разумности» системы оценок. Включение в число таких определений требования непротиворечивости прямо связано со свойствами человеческого действия. Задача оценочного рассуждения — предоставить разумные основания для деятельности. Противоречивое состояние не может быть реализовано. Соответственно рассуждение, предлагающее выполнить невозможное действие, не может считаться разумным. Противоречивая оценка, выступающая в этом рассуждении и рекомендующая такое действие, также не может считаться разумной.

В логике абсолютных оценок обычно принимается принцип, что всякий объект является или хорошим, или безразличным, или плохим.

Данный принцип справедлив, однако, только в случае предположения, что множество вещей, о ценности которых имеется определенное представление, совпадает со множеством всех вещей, существующих в мире. Но это предположение не всегда оправдано. Например, то, что у трапеции четыре стороны, скорее всего, ни хорошо, ни плохо, ни безразлично; такого рода факты вообще лежат вне сферы наших оценок.

Из законов логики сравнительных оценок можно упомянуть такие принципы:

• «Ничто не может быть лучше самого себя»;

• «Ничто не хуже самого себя»;

• «Если первое лучше второго, то второе хуже первого».

Например, «Искреннее поведение не лучше и не хуже самого себя» и «Если искренность лучше неискренности, то неискренность хуже искренности».

Эти законы являются, конечно, самоочевидными. Они ничего не говорят об оцениваемых объектах или их свойствах, в них не содержится никакого «предметного» содержания. Задача таких законов — раскрыть

Логика оценок

смыслы слов «лучше» и «хуже», указать правила, которым подчиняется их употребление.

Хорошим примером положения логики оценок, вызывающего постоянные споры, является так называемый принцип транзитивности, или переходности:

• «Если первое лучше второго, а второе лучше третьего, то первое лучше третьего».

И аналогично для «хуже».

Допустим, что человеку был предложен выбор между сокращением рабочего дня и повышением зарплаты, и он предпочел первое. Затем ему предложили выбирать между повышением зарплаты и увеличением отпуска, и он избрал повышение зарплаты. Означает ли это, что, сталкиваясь затем с необходимостью выбора между сокращением рабочего дня и увеличением отпуска, этот человек выберет в силу законов логики, так сказать автоматически, сокращение рабочего дня? Будет ли он противоречить себе, если выберет в последнем случае увеличение отпуска?

Ответ здесь не очевиден. На этом основании принцип переходности иногда не относят к законам логики оценок. Однако отказ от него имеет и не совсем приемлемые следствия. Человек, который не соблюдает в своих рассуждениях данный принцип, лишается возможности выбрать наиболее ценную из тех вещей, которые не считаются им равноценными.

Допустим, что он предпочитает банан апельсину, апельсин яблоку и вместе с тем предпочитает яблоко банану. В этом случае, какой бы из трех данных фруктов он ни избрал, всегда останется фрукт, который предпочитает он сам. Если предположить, как это обычно делается, что разумный выбор — это выбор, дающий наиболее ценную вещь, то соблюдение принципа переходности окажется необходимым условием разумности выбора.

Таким образом, если разумный выбор определяется как выбор, дающий лучшую из имеющихся альтернатив, то принцип переходности оказывается необходимым условием разумности выбора. Того, кто нарушает данный принцип, мы вправе назвать «неразумным человеком»: в условиях свободного выбора он выбирает не самую лучшую вещь.

Принцип транзитивности продолжает оставаться предметом споров экономистов, логиков и др. Решение этой проблемы заключается, скорее всего, в том, что имеются разные виды предпочтения. В одних случаях предпочтение является транзитивным, так что человек способен выбрать лучшую из неравноценных вещей, в других ситуациях предпочтение оказывается нетранзитивным.

Понятие «лучше» («предпочитается») не является, таким образом, простым по своему содержанию. Если вдуматься, в этом нет ничего странного. Предпочтение нередко связано с выбором, с риском, с другими предпочтениями, с имеющимся объемом знаний о сравниваемых предметах и т. д.

Нормативные высказывания

Рассуждения о долге подчиняются, как и все другие рассуждения, принципам логики. И в этой области и можно, и нужно быть последовательным и доказательным. Вопросы о должном нередко вызывают разногласия и споры. Но это происходит, разумеется, не потому, что связи между высказываниями о долженствовании выходят за пределы логики и в вопросах долга никого нельзя убедить с помощью логически совершенного рассуждения.

Нормативное высказывание устанавливает некоторую норму поведения. Оно обязывает, разрешает или запрещает выполнить некоторое действие под угрозой наказания.

Нормативными являются, в частности, высказывания: «Прекратите разговаривать!», «Грабеж, то есть открытое хищение чужого имущества, наказывается исправительными работами, либо арестом, либо лишением свободы», «Никто не может нести ответственность дважды за одно и то же преступление», «Никто не может быть произвольно лишен жизни» и т. п.

Языковые формулировки нормативных высказываний многообразны и разнородны. Иногда такие высказывания имеют форму повелительного (императивного) предложения («Не курить!», «Прекратите лгать!» и т. п.). Чаще нормативное высказывание представляется повествовательным предложением с особыми нормативными понятиями: «обязательно», «разрешено», «запрещено», «(нормативно) безразлично». Вместо указанных понятий могут употребляться также другие слова и обороты: «должен», «может», «не должен», «позволено», «рекомендуется», «возбраняется» и т. п. В языковом представлении нормативного высказывания решающую роль играет контекст, в котором выражается норма. Можно говорить об обычных, или стандартных, формулировках нормативных высказываний. Но вряд ли можно сказать, что существует грамматическое предложение, в принципе, не способное выражать такое высказывание. Попытка определить нормативное высказывание только на грамматических основаниях не приводит к успеху.

Более удачными представляются попытки уточнить понятие нормативного высказывания (и, соответственно, понятие нормы) путем противопоставления нормативных высказываний описаниям, анализа внутренней структуры норм и исследования многообразных разновидностей норм.

Нормы и оценки

Обычно нормы оценки рассматриваются независимо друг от друга. Попытки установить связь норм и оценок редки, причем заранее предполагается, что вопрос об этой связи весьма сложен. Чаще всего

Нормативные высказывания

утверждается, что оценки как­то «лежат в основе» норм или каким­то образом «влекут» нормы. Попытки выявить точный механизм этой связи приводят к громоздким и содержательно неясным конструкциям.

В действительности, как показывает логика оценок, эта связь проста. Нормы представляют собой частный случай ценностного отношения между мыслью и действительностью. Как таковые нормы являются частным случаем оценок. Именно тем случаем, который представляется нормативному авторитету настолько важным, что он находит нужным установить определенное наказание за приведение действительности в соответствие со своей оценкой.

Правовая норма — это социально навязанная и социально закрепленная оценка. Средством, с помощью которого оценка превращается в норму, является санкция, или «наказание» в широком смысле слова, налагаемое обществом на тех, кто отступает от установленных им предписаний. Наказание многолико и разнородно, начиная с лишения жизни и кончая абстрактным «осуждением истории». Соответственно, граница области норм не является четкой. В частности, правовые нормы — это жестко закрепленные социальные оценки, со строго фиксированной санкцией.

Методологические правила — оценки, отказ от которых грозит возникновением каких­то не оговоренных заранее затруднений в исследовательской деятельности.

Правила игры — оценки со своеобразной санкцией: человек, пренебрегающий ими, выбывает из игры («играет в другую игру»).

Грамматические нормы — оценки с расплывчатой санкцией, во многом сходной с санкцией за нарушение правил игры, и т. д.

Разнообразие видов возможной человеческой деятельности — от преобразования природы и общества до игры в крестики­нолики — лежит в основе разнообразия тех наказаний, которыми сопровождается нарушение нормы, и разнородности поля самих норм.

Идея, что нормы — это частный случай оценок, может быть выражена с помощью следующего определения:

Обязательно действие А = (по определению). Действие А является позитивно ценным, и хорошо, что воздержание от данного действия влечет за собой наказание.

Этим определением норма «Обязательно действие А» разлагается на две оценки: позитивную оценку действия А и позитивную оценку наказания за невыполнение данного действия (воздержание от него).

Нормы как оценки, стандартизированные с помощью санкций, являются частным и достаточно узким классом оценок. Во­первых, нормы касаются человеческих действий или вещей, тесно связанных с действием, в то время как оценки могут относиться к любым объектам. Во­вторых, нормы направлены в будущее, оценки же могут касаться как прошлого и настоящего, так и того, что вообще существует вне времени.

Отличие норм от других оценок связано, таким образом, с санкцией.

Оно имеет, в конечном счете, социальную природу.

Различие между нормами и оценками не предполагает, разумеется, что они никак не связаны между собой. Напротив, их связи многообразны и тесны, хотя и не носят — за одним исключением — характера логического вывода. Это единственное исключение является простым: из нормы, предписывающей некоторое действие, логически следует позитивная оценка данного действия тем, кто установил данную норму. Например, из нормы, предписывающей быть честным, логически следует позитивная оценка честности людьми, выдвигающими данную норму и предполагающими, что ее несоблюдение должно наказываться.

Нормы и описания

Описательное высказывание говорит о том, что имеет или не имеет место; нормативное высказывание выражает норму и говорит о том, что должно, может или не должно быть.

Различие между «есть» и «должен» является принципиальным: то, что есть, реально существует; то, что должно быть, может как существовать, так и не существовать. Однако границу между «есть» и «должен» далеко не всегда удается сделать отчетливой.

Сложность отделения нормативных высказываний от высказываний иных видов, и прежде всего от описательных, во многом связана с существованием высказываний, выполняющих сразу несколько функций или меняющих свою функцию от ситуации к ситуации.

В частности, нормы почти не встречаются в научных теориях, которые не ставят своей специальной задачей их выработку и обоснование. В обычные теории нормы входят, как правило, в виде «смешанных», описательно­нормативных утверждений. Очевиден, в частности, двойственный характер наиболее общих принципов теории. Не являются нормативно нейтральными и все иные законы теорий и даже некоторые лежащие в их основе факты.

Двойственный, описательно­нормативный характер носят принципы морали и права. С одной стороны, они систематизируют многовековой опыт человечества и выражают его в форме «универсальных максим» («Не убей!», «Не укради!» и т. п.). С другой стороны, эти принципы требуют определенного поведения и предполагают наказание за поступки, не согласующиеся с ними.

За оппозицией «описание — норма» стоит в конечном счете оппозиция «истина — ценность», и первые элементы этих оппозиций не могут быть ясно поняты без прояснения их вторых элементов.

Главная функция описательного, или дескриптивного, высказывания состоит в описании действительности.

Если описание, даваемое высказыванием, соответствует реальному положению дел, высказывание считается истинным, если не соответствует — ложным. Только описательные высказывания могут быть истинными или ложными; все иные высказывания, не претендующие на описание реальности, стоят вне категории истины.

Понятие описательного высказывания может быть в должной мере прояснено лишь на основе противопоставления его оценочному, и в частности нормативному, высказыванию. Попытка определить описание вне оппозиции «описание — оценка» (в частном случае — норма) подобна намерению охарактеризовать «вареное» без упоминания о «сыром» или определить «гладкое» не ссылаясь на «шероховатое». Аналогично обстоит дело с теми определениями нормативного высказывания, которые не противопоставляют норме описание.

Принцип Юма

При обсуждении проблем обоснования оценок и норм должно учитываться то обстоятельство, что из описаний логически невыводимы оценки или нормы, а из оценок или норм невыводимы описания.

Описательные утверждения обычно формулируются со связкой «есть», в оценочных и нормативных утверждениях нередко употребляется «должен». Поэтому идею о не выводимости оценок (норм) из описаний и описаний из оценок (норм) выражают также в форме положения, что от «есть» нельзя с помощью логики перейти к «должен», а от «должен» — перейти к «есть».

Английский философ Д. Юм первым подчеркнул невозможность логического перехода от «есть» к «должен» и упрекнул всю предшествовавшую этику в том, что она не считалась с этим важным обстоятельством. «…В каждой этической теории, с которой мне до сих нор приходилось встречаться, — писал Юм, — автор в течение некоторого времени рассуждает обычным образом, устанавливает существование бога или излагает свои наблюдения относительно дел человеческих; и вдруг я, к своему удивлению, нахожу, что вместо обычной связки, употребляемой в предложениях, а именно: «есть» или «не есть», не встречаю ни одного предложения, в котором не было бы в качестве связки «должно» или «не должно». Подмена эта происходит незаметно, но тем не менее она в высшей степени важна. Раз это «должно» или «не должно» выражает некоторое новое отношение или утверждение, последнее необходимо следует принять во внимание и объяснить, и в то же время должно быть указано основание того, что кажется совсем непонятным, а именно того, каким образом это новое отношение может быть дедукцией из других, совершенно отличных от него… Я уверен, что этот незначительный акт внимания опроверг бы все обычные этические системы и показал бы нам, что различие порока и добродетели не основано исключительно на отношениях между объектами и не познается разумом».

Этот отрывок из «Трактата о человеческой природе» Юма очень популярен. Положение о невозможности логического перехода от фактических утверждений к утверждениям долженствования получило название принцип Юма.

Данный принцип служил отправным пунктом для важных методологических заключений, касающихся этики и иных наук, устанавливающих или обосновывающих какие­то утверждения о долженствовании. Утверждалось, в частности, что если моральные заключения не могут логически следовать из неморальных посылок, значит, нельзя обосновывать моральные принципы, выходя за пределы самой морали. Это положение, утверждающее, как кажется, независимость морали от фактов, получило название «принцип автономии морали» и вызвало большие споры.

Французский математик и физик А. Пуанкаре, используя такой аргумент, пытался показать невозможность научного обоснования морали, или этики: все научные предложения стоят в индикативном наклонении, а все моральные предложения являются императивными; из индикативных предложений с помощью логического вывода могут быть получены только индикативные предложения; следовательно, невозможно вывести моральное предложение из научных предложений. Положению о невыводимости оценочных утверждений из фактов важное значение придавал в прошлом веке философ К. Поппер. «Наши решения, — писал он, — никогда не выводятся из фактов (или утверждений о фактах), хотя они и имеют некоторое отношение к фактам».

Поппер рассматривал два примера.

Решение бороться с рабством не зависит от факта, что все люди рождаются равными и свободными и никто не рождается в цепях. Действительно, даже если все рождаются свободными, скорее всего, найдутся люди, пытающиеся заковать других в цепи и даже верящие в то, что они должны это сделать. Если человек заметит, что некоторый факт можно изменить — например, факт, что многие люди страдают от болезней, — то по отношению к этому факту он может занять совершенно разные позиции: принять решение сделать все возможное, чтобы изменить этот факт, решить бороться со всякой попыткой его изменения или решить вообще не предпринимать по отношению к нему никаких действий. Действие по принятию решения, введению нормы или стандарта — факт, но сами введенные норма или стандарт фактами не являются.

То, что большинство людей следует норме «Не укради», есть социологический факт. Однако норма «Не укради» — это не факт, и она не может быть выведена из утверждений, описывающих факты. По отношению к определенному факту всегда возможны различные и даже противоположные решения. Так, зная о социологическом факте, что большинство людей подчиняется норме «Не укради», мы можем решить либо подчиняться этой норме, либо бороться с ней; мы можем либо приветствовать тех, кто ей подчиняется, либо бранить их, убеждая подчиняться другой норме.

Невозможно вывести предложение, утверждающее норму, решение или, скажем, политическую рекомендацию, из предложения, утверждающего факт; иначе говоря, невозможно вынести нормы, решения, предложения­проекты или рекомендации из фактов, заключает Поппер.

Таким образом, принцип Юма, утверждающий не выводимость оценок, в частности норм и решений, из фактов, имеет важное теоретикопознавательное значение. Несомненно и его значение для методологии науки: если этот принцип верен, должно быть признано несостоятельным всякое моральное, правовое и т. п. доказательство, в котором оценочный тезис поддерживается фактическими (описательными) аргументами.

Сам Юм не привел никаких аргументов в поддержку идеи о не выводимости «должен» из «есть». Он ссылался на то, что было бы ошибочным вводить в заключение некоторое отношение или утверждение, отсутствующее в посылках, и указывал, что отношение или утверждение, выражаемое с помощью «должен» или «не должен», явно отлично от отношения или утверждения, выражаемого посредством «есть».

Конечно, «должен» отличается от «есть», но Юм ошибался, думая, что этого достаточно для дисквалификации логического перехода от «есть»­посылок к «должен»­заключению. Смысл, нужный для опровержения данного перехода, таков: термин А явно отличен от термина В, если и только если утверждение, содержащее А, не может быть выведено из посылок, содержащих В и не содержащих А. Иными словами, чтобы показать, что «должен» явно отлично от «есть», надо показать, что утверждение с «должен» не выводимо из утверждения с «есть». Но именно в этом состоит проблема, в качестве решения которой предлагается ссылка на «явное отличие» одной связи от другой.

Как обосновать принцип Юма, не впадая в порочный круг?

Можно выдвинуть два довода в поддержку этого принципа. Во­первых, все попытки его опровержения ни к чему не привели. Неуспех фальсификации служит аргументом в пользу принятия утверждения, устоявшего под напором критики. Во­вторых, принципу Юма может быть дано теоретическое обоснование путем включения его в теоретическую систему, в рамках которой он будет следствием других, более фундаментальных положений. В частности, такой является система, противопоставляющая описания и оценки как два полярных употребления языка.

К принципу Юма были предложены многочисленные контрприме ры, в которых из посылок, кажущихся чисто описательными, дедуктивно выводилось оценочное (нормативное) заключение. Однако более внимательный анализ показал, что ни одно из предлагавшихся в качестве контрпримера умозаключений не достигало своей цели: или его посылки содержали неявную оценку (норму), или между посылками и заключением отсутствовала связь логического следования. Можно сказать, что никому не удалось продемонстрировать логический переход от «есть» к «должен» и опровергнуть тем самым принцип Юма.

Более существен теоретический аргумент. Описание должно соответствовать миру; задачей оценки является, в конечном счете, приведение мира в соответствие с оценкой. Эти две противоположные задачи не сводимы друг к другу. Очевидно, что если ценность истолковывать как противоположность истины, поиски логического перехода от «есть» к «должен» лишаются смысла. Не существует логически обоснованного вывода, который вел бы от посылок, включающих только описательные утверждения, к заключению, являющемуся оценкой или нормой.

Хотя принцип Юма представляется обоснованным, некоторые методологические выводы, делавшиеся из него, нуждаются в уточнениях.

Так, Пуанкаре, Поппер и др. полагали, что из­за отсутствия логической связи оценок и норм с описаниями этика не может иметь какоголибо эмпирического основания и, значит, не является наукой. Принципу Юма нередко и сейчас еще отводится центральная роль в методологии этики и других наук, стремящихся обосновать какие­то ценности и требования. Иногда даже утверждается, что в силу данного принципа этика не способна перейти от наблюдения моральной жизни к ее кодификациии, и поскольку все системы (нормативной) этики не опираются на факты, и в этом смысле они автономны и равноценны.

Несмотря на то, что принцип Юма справедлив, принцип автономии этики ошибочен. Ни логика норм, ни логика оценок не санкционируют выводов, ведущих от чисто фактических (описательных) посылок к оценочным или нормативным заключениям. Конечно, обсуждение особенностей обоснования моральных норм требует учета этого логического результата. Вместе с тем ясно, что он не предопределяет решение методологических проблем обоснования этики, точно так же как невозможность перехода с помощью только логики от фактов к научным законам не предрешает ответа на вопрос об обоснованности теоретического знания.

Научные законы не вытекают логически из фактов, но это не значит, что опыт для них безразличен. Переход от эмпирического описания к закону не является логическим выводом, это всегда скачок в неизвестность, связанный с тем, что закон имеет двойственное, описательно­оценочное значение. Закон не только обобщает известные факты, но и выступает критерием оценки новых фактов и других законов. Безусловно, двойственность научных законов не означает, что каждая наука автономна и не зависит от эмпирического материала.

То, что моральные утверждения не могут быть выведены по правилам логики из описательных утверждений, представляет особый интерес в связи с тем, что в философии морали есть множество концепций, обосновывающих нормы нравственности, ссылаясь на некое их соответствие определенным реалиям внешнего мира: законам природы, направлению естественной эволюции, объективному ходу истории и т. п. Все эти концепции некорректны, поскольку предполагают нарушение принципа Юма.

Допустим, в истории господствует необходимость и переход от одного этапа в развитии общества к другому совершается закономерно, но это вовсе не означает, что каждый человек морально обязан содействовать исторической необходимости и даже пытаться ускорить диктуемый ею переход. Из социологических законов не вытекают моральные нормы точно так же, как из закона природы, что все люди смертны, не следует моральный долг способствовать этому исходу.

Сведение морали к исторической или природной необходимости не только методологически несостоятельно, но и опасно.

Проще обстоит дело с принципом, согласно которому из оценочных утверждений логически не выводимы описательные утверждения. Ни логика оценок, ни логика норм не считают переход от «должен» к «есть» обоснованным. Если ценность понимается как противоположность истины, то лишаются смысла не только поиски логического перехода от «есть» к «должен», но и поиски перехода от «должен» к «есть».

В качестве иллюстрации рассмотрим так называемый принцип Канта: если человек обязан что­то сделать, он способен это выполнить. Если этот принцип истолковывать как допущение возможности логического перехода от суждения долженствования (т.e. оценки) к описанию (а именно к описанию способностей человека), он неверен. Но данный принцип представляет собой скорее совет, адресованный нормативному авторитету: не следует устанавливать нормы, выполнение которых выходит за пределы обычных человеческих способностей. Этот совет, как и всякий другой, является оценкой. Принцип Канта можно интерпретировать, также как описание: из утверждения о существовании нормы можно с определенной уверенностью вывести утверждение, что предписываемое этой нормой действие лежит в пределах человеческих возможностей. Но эта дескриптивная интерпретация, конечно, не является контрпримером к положению о невыводимости описаний из оценок.

Ценности не даны в непосредственном опыте, поэтому оценки не способны иметь прямого эмпирического подтверждения. Из оценочных утверждений не вытекают эмпирические следствия, подтверждение которых в опыте могло бы истолковываться как свидетельство в поддержку таких утверждений. Это означает, что, во­первых, к оценкам неприме нимо не только прямое подтверждение, но и косвенное эмпирическое подтверждение, и, во­вторых, что оценки нельзя не только подтвердить, но и опровергнуть с помощью опыта. Таким образом, принцип, отрицающий возможность выведения описательных утверждений из оценочных утверждений, является столь же важным, как и принцип Юма. Эти два принципа прямо говорят о том, что оценки должны обосновываться совершенно иначе, чем описания.

Вместе с тем рассматриваемые принципы только ограничивают способы обоснования оценочных утверждений, но не исключают самой возможности их обоснования.

Принцип Юма говорит об отсутствии логической связи между описаниями и оценками. Однако в реальной ситуации дело осложняется тем, что чистые описания и чистые оценки встречаются в гуманитарных и социальных науках не так часто. Гораздо более часты двойственные, описательно­оценочные утверждения. Такие выражения размывают границу между описаниями и оценками, вследствие чего принцип Юма лишается той ясности, которой он достигает при противопоставлении чистых описаний и чистых оценок.

Обилие в науках о культуре двойственных выражений, переплетающих между собой «есть» и «должен», — источник многих неясных рассуждений о связях фактических и оценочных утверждений в этих науках.