Соображения по системе воспитания 2 страница

Все это еще один довод в пользу образования, чтобы не было отстающих, неуспевающих, ругаемых и несчастных учеников.

Как уже говорилось, воспитание — это не только заповеди и идеи, но и формирование правильных представлений о самом себе, как говорят психологи, — притязаний. Оно означает такое отношение к себе, какое школьник считает справедливым со стороны учителей, родителей и товарищей в ответ на его поведение, успехи и проступки. И вообще, на что он имеет право, что может получить от общества — по части благ, престижа, информации, развлечений. Преувеличенные притязания всегда делают человека несчастным, потому что он не получает от окружающих то, на что рассчитывает, и его потребности остаются неудовлетворенными. В частности, это касается школьных оценок. Обычно любой человек переоценивает себя, даже когда он говорит самокритичные слова. В этом выражается самоутверждение индивидуума, мощный стимул деятельности, борьбы. Общество, среда дают ему свои оценки: как завышенные против истины, так и заниженные. Сообразно этому нормальный человек меняет самооценку, т. е. вносит коррекцию в притязания.

Перехвалить опасно даже взрослого, а школьника — особенно. Между прочим, это частый грех родителей — им все кажется, что учителя несправедливы к их отпрыскам, занижают оценки, не уделяют должного внимания и пр. Неумные родители не стесняются говорить об этом вслух, не понимая, что приносят двойной вред: завышают притязания ребят и роняют авторитет учителя. Надо всегда помнить: некоторый избыток в строгости оценок — любых оценок — приносит только пользу, учитывая тенденцию к переоценке самого себя. Особенно это касается ребят, склонных к тщеславию и лидерству.

Правильно и вовремя определить притязания — на что может и на что не может рассчитывать подросток или юноша, исходя из его способностей, успехов, характера, склонностей — очень важно для ближних и дальних целей, которые ставит каждый, даже маленький человек. Однако не следует искусственно принижать скромного ребенка, это может его обессилить. Так и приходится лавировать — одного понизить, другого — возвысить, но и в том, и в другом нужна мера — для пользы, для прогресса личности. И чтобы выглядело убедительно.

Отдельный вопрос по части притязаний касается так называемой профориентации, а попросту — выбора профессии. На что нацеливать школьника. В младших классах можно говорить даже о космосе, но когда переваливает за шестой класс, нужно уже определять — вуз, техникум или техучилище. Потому что надо представлять будущую роль в определенном свете, чтобы она привлекала, а не разочаровывала. Это очень болезненная процедура — адаптация к сниженным притязаниям. Разумеется, нельзя так убеждать семиклассника, что вершина для него — работа на заводе. Вершина — весь мир, институты, академии, но нужно внушать, что и следует иметь в запасе профессию, если постигнет неудача в учебе. Думаю, что пройдет еще несколько лет, и папы, мамы, юноши привыкнут к разным, путям после средней школы и, перестанут поголовно мечтать об институтах. Но если вдуматься в этот вопрос серьезнее, разве работа на заводе всегда менее интересна при современном уровне прогресса, разве она не требует особых знаний, мастерства? К каждой работе надо подходить творчески, тогда найдешь в ней и удовольствие, и удовлетворение. Впрочем, это пустые разговоры — никогда не исчезнет драма разбитых надежд. Я это видел на примере своих операционных сестер, которые по 4–5 раз держат экзамены в мединститут, пока смирятся со своей сестринской долей. А ведь сколько среди них есть блестящих сестер, которые стоят явно больше посредственного врача.

Последний пункт, который стоит обсудить, — это нагрузки и перегрузки школьников, о которых много говорят. Сколько часов в день может работать ученик в разном возрасте? Однозначного ответа нет. Смотря какая работа и с каким настроением, с какими перерывами, насколько разнообразна. Думаю, что планировать нагрузки нужно с конца — от физкультуры. Любому человеку нужны физические нагрузки, а растущему — просто необходимы. Есть две причины переутомления школьников: неприятные эмоции при занятиях и отсутствие физкультурных пауз. Обычно расписание уроков исключает однообразие и очень длительное напряжение внимания. Для хорошего ученика шесть уроков по разным предметам не составляют никакого труда, так же как и домашние задания к ним. Тяжело тем школьникам, которые не понимают предмета, напрягаются, боятся, что их спросят, т. е. средним и неуспевающим. Чем им поможешь? Сокращением программы? Тогда что будут делать на уроках способные и подготовленные? Недогрузка еще опаснее, чем перегрузки: она детренирует и уменьшает интеллектуальный потенциал юноши.

Конечно, просто было бы учить, если бы все ученики имели равные способности, но такое невозможно. Следовательно, вопрос о перегрузках нельзя решить простым сокращением программы, это очень опасно, так как понизит средний уровень образования. Так что же делать? Только одинаковая и хорошая дошкольная подготовка всех ребятишек в детских садах может сократить различия в возможностях школьников и уменьшит перегрузки отстающих. Проблема смягчится, если начинать обучение с шести лет. Впрочем — это запоздалая истина.

Что же делать с хорошими учениками, которые не могут развернуть своих способностей? Мне кажется, возможно только одно решение: выделение школ разного профиля с программой разной сложности. Фактически, к этому уже подходили при «Советах»: «сверху» выделили математические и другие спецшколы, а «снизу» — профтехучилища. Теперь все поломалось и когда восстановится — неизвестно.

Постоянно ведутся разговоры об индивидуальном обучении внутри класса: чтобы сильным ученикам давать особые задания. Задача оказалась нереальной. Во-первых, учитель слишком занят средними и слабыми, во-вторых, это посеет недопустимую рознь среди учеников. Нельзя также выделять сильные и слабые классы внутри школы — по той же психологической причине. Другое дело, когда ребята учатся по разным программам в разных зданиях, тогда это не вызывает антагонизма учителя. В свое время, в семидесятых годах, я беседовал на эти темы с педагогами в Японии: они категорически против выделения сильных учеников и активно выступают «за равенство». Это соответствует их коллективистской восточной идеологии, несмотря на капитализм. В Америке — все наоборот: существует целая система престижности школ, колледжей и университетов.

Не случайно я упомянул о физкультурных паузах как важном факторе борьбы с перегрузками. Движения — это здоровье. Это разрядка психологического напряжения. Во время перемены между уроками дети должны бегать, играть во дворе, и не нужно бояться, что они простудятся, не нужно выделять дежурных преподавателей, которые сейчас смотрят «за порядком», а в действительности не позволяют школьникам двигаться. Чтобы не возвращаться к вопросу о здоровье, скажу: нужно добиваться одного урока физкультуры каждый день и использовать его полноценно — до пота, до одышки. Так называемые вольные движения, возможно, выглядят красиво, но пользы от них мало. Спортивные секции, которые раньше существовали, сейчас, к сожалению, ликвидированы из-за отсутствия денег. Издержки независимости и капитализма.

Еще один фактор здоровья — физического и психического — это сон. Школьники в нашей стране спят мало. Всегда находятся причины — то уроки, то телевизор, а чаще — элементарный беспорядок с режимом. Младшим нужно десять, старшим — девять часов сна. Это должно стать законом. Разумеется, можно привыкнуть спать меньше — и 8 часов, но это вредно. Не нужно экономить время на сне.

Итак, главная статья на затрату времени — это учеба, все остальное — только по возможности. Если хорошо учиться, то свободного времени останется немного, особенно в старших классах. Впрочем, избыток его тоже вреден, особенно для детей, не приученных к чтению. Пустое шатание подростков во дворе следует решительно ограничивать. Именно для них нужны дополнительно занятия спортом, музыкой, компьютером.

Еще один важный пункт — труд. Сейчас во многих городских семьях воспитывают этаких барчуков: ничего не заставляют делать, дескать, пусть учится и отдыхает. «Еще наработается…» Матери белье стирают десятиклассницам… Это вредная тенденция. Дети с самого малого возраста должны иметь твердые обязанности и приучаться ко всякой домашней работе, не разделяя ее на «женскую» и «мужскую». Это входит в число воспитательных мер. Нужно планировать в бюджете времени полчаса — час в день на работу по дому, даже в условиях города, а в деревне и гораздо больше.

Примечание. Один из моих бывших сотрудников — тот самый Вася Кольченко, что печатал анкеты для учителей, работает сейчас учителем в США. Недавно приезжал и рассказал, что 2/3 школьников старших классов подрабатывают на разных работах, без претензий на престижность. Зарабатывают деньги на свои нужды — и приобретают уверенность в будущем.

А наша городская молодежь сидит на шее родителей даже и до окончания института, не говоря про школу. Правда, при капитализме есть надежды на сдвиги: нужда заставит.

Обобщаю: не нужно бояться перегрузки школьников суммой часов работы. Важно, чтобы режим был правильный: сон, труд, физкультура, чтобы было здоровье и эффективная учеба без отрицательных эмоций.

Педагогическая наука постепенно приходит к выводу об определяющем значении дошкольного периода жизни ребенка. Именно в это время нужно создать условия для его изменения в желаемом направлении, дать предварительную тренировку уму и привить элементарные убеждения морали. Если этот возраст пропущен для воспитания и образования, потери в значительной степени невосполнимы.

Нельзя откладывать воспитание на «сознательный» период жизни человека, рассчитывая на обычные каналы средств массовой информации. Такое же положение с образованием: научно-техническая революция требует от граждан интеллекта. Одна школа не может его обеспечить. Учителя говорят, что в основном хорошо учатся те дети, которые пришли в первый класс уже подготовленными: с большим запасом слов и элементами грамоты. Если за ними и дальше смотрят в семье, то они и остаются хорошими учениками.

Главный этап формирования личности — дошкольный возраст — дети проводят в семье. Действуют авторитет и пример взрослых. Положа руку на сердце, разве семейное воспитание всегда можно признать удовлетворительным? Во многих случаях вообще нет никакого целенаправленного воспитания. Чаще всего уповают на будущее: «Вот пойдем в школу, там научат». Но дети не ждут и воспринимают все плохое, что видят. Особенно это касается так называемых «неблагополучных семей». Именно они поставляют большинство отстающих учеников, а в последующем и правонарушителей. Школа уже не может исправить положение: во-первых, поздно, во-вторых, отстающие в успехах ученики чувствуют себя ущемленными и несчастными и поэтому не воспринимают воспитательных воздействий педагогов и товарищей. Отстают же они в силу плохой дошкольной подготовки, отсутствия контроля в семье за домашними занятиями. К сожалению, дефекты дошкольного и школьного воспитания остаются с человеком на всю жизнь — он легко выпадает из общества.

Понятно, что критиковать легче, чем предлагать. Конечно, я не могу предложить вполне обоснованные решения. Но не следует ли нашей педагогической науке серьезно задуматься над некоторыми проблемами?

Я могу перечислить несколько спорных положений, требующих непредвзятого изучения.

1. Биология человека и диапазон различий людей имеют значение большее, чем мы считали до сих пор.

2. Дошкольный и ранний школьный периоды играют определяющую роль в формировании личности, коррекции биологических потребностей и создании убеждений. Если так, то на этот возраст нужно обратить гораздо большее внимание, чем имеет место сейчас.

3. Не следует ли взять под более строгий контроль условия воспитания маленьких детей? Прежде всего, нужно учить родителей воспитывать, наблюдать за развитием маленького. Для этого нельзя жалеть затрат — обязательные курсы и учебники, пресса и телевидение должны помочь родителям. Но как быть с неблагополучными семьями? Может быть, они требуют более энергичной помощи, чем советы? Ответственность педагогической службы надо распространить на дошкольный возраст.

4. Если дошкольный возраст так важен, то нужно значительно улучшить всю сеть дошкольных учреждений. Обеспечить профессиональный отбор я образование, чтобы повысить престиж работников дошкольных учреждений. Именно они, дошкольные педагоги, должны взять на себя труд руководства семейным воспитанием дошкольников и их подготовкой к школе.

5. Нужно начинать обучение детей в школе с шести лет, как это делается во многих странах.

Никакое новое предложение нельзя вводить сразу повсеместно, потому что обычно все они спорны. Поэтому необходимы научные эксперименты в масштабах, возрастающих по мере получения подтверждающих результатов.

Примечание. Эта глава была написана в 1979 году. Сколько с тех пор утекло воды! Многие сентенции, которые рассыпаны по страницам, сейчас вызывают лишь горькую улыбку. Прежняя система ценностей рухнула, а новая не родилась. Хотя лидеры страны клянутся расширить образование, но пока это только декларации. Впрочем, отрадно хотя бы то, что старая система институтов пока действует и тяга к высшему образованию у молодежи не ослабла. Это отрадно — даже если студенты учатся с расчетом по окончании уехать на Запад. Не все уедут, многие вернутся, и знания не пропадут для своего народа. Что касается самих идей, то все они правильные и пригодны на все времена.

ПРЕОДОЛЕНИЕ СТАРОСТИ

Академик Амосов и его «Преодоление старости»

Мне повезло: много лет общаюсь с Николаем Михайловичем Амосовым. Общение это давно уже перешло рамки профессиональных контактов журналиста с известным ученым и общественным деятелем. Бывая в Киеве, я непременно захожу к нему домой, он, попадая в Москву, гостит у меня. Несмотря на большую разницу в возрасте, нас связывают совершенно доверительные дружеские отношения. Есть вещи, которые я могу сказать только ему, и он, кажется, склонен делиться кое-чем лишь со мной.

Мой интерес к Амосову сформировался после первых же его выступлений о здоровье человека. Расхожую трескотню официальной пропаганды. с неизменной благодарностью партии за заботу о народе сменили ясные и честные амосовские слова о копейках, которые выделяются на медицину, о равнодушии администрации, о невысокой компетенции медиков, о нежелании людей заниматься собственным здоровьем.

Мне кажется, Амосов умеет все. Философия, социология, экология, политология — здесь он профессионал высшего класса, о чем свидетельствует хотя бы недавняя капитальная публикация в журнале «Вопросы философии». Его перу принадлежат несколько книг, в том числе художественных, и даже научная фантастика (над этим он сейчас посмеивается).

В годы перестройки втянулся в политическую орбиту — легко одолев опытных соперников, стал народным депутатом Союза. А до того своих диссидентских взглядов особо не прятал. Я был на выступлении Амосова в московском Доме ученых, где он сказал почти все, что думал о советской медицине и общественном устройстве. Было это в середине семидесятых, в самое глухое безвременье. На следующий вечер это выступление прозвучало по «Голосу Америки» (лихо работали ребята!). Конечно, был он головной болью для начальства — единственный в стране беспартийный директор института, человек независимых взглядов, но всемирно известен, Герой соцтруда, популярен невероятно.

В своем Институте сердечно-сосудистой хирургии он директорствовал бесплатно, а зарплату получал в Институте кибернетики, где продолжает работать и сейчас. Его тема — искусственный интеллект, построение социальных моделей. Возможно, еще какие-то достаточно сложные для меня материи. Извините, плохо разбираюсь.

У академика — золотые руки. Прекрасно плотничает, мастерит. В молодые годы сконструировал самолет. Тогда он еще не выбрал профессию.

В моем представлении главная заслуга Амосова в том, что он внес огромный вклад в популяризацию двигательной активности, физических упражнений, здорового образа жизни. Другие корифеи медицины либо царственно не замечали столь низменных понятий, либо отделывались банальностями, после которых о физкультуре и гигиене становилось противно даже думать. И еще. Своей беспредельной, беспощадной к себе искренностью и абсолютным нравственным здоровьем, не замутненным вседозволенностью застойных лет и беспределом перестройки, Амосов высоко поднял планку общественной морали, дал великолепный образец нравственности. Этот вклад невозможно измерить, но в масштабах огромной страны, думаю, ценность его безмерна, тем более что Амосов на виду.

Анна Ивановна, секретарь Амосова, рассказывала, как по распоряжению шефа моталась по окрестным санаториям, разыскивая человека, который после операции незаметно оставил в кабинете Николая Михайловича сумку с коньяком. Все подношения неизменно возвращались дарителям.

Сам Николай Михайлович главным делом считает, конечно, хирургию. Когда-то, особенно во фронтовом госпитале, он делал любые операции. В последние лет тридцать специализировался на сердечной хирургии, а в ней — на вшивании искусственных клапанов, помогая преодолевать последствия органического нарушения, которое принято называть пороком сердца. Он сделал более пяти тысяч таких операций — единственное, чем откровенно гордится.

Сколько светлых умов во все века бились над проблемой продления жизни, преодоления старческой немощи! Амосов нашел свою, никем еще не хоженную тропу. К мысли о преодолении старости с помощью больших физических нагрузок Николай Михайлович пришел с помощью своих моделей, теоретических выкладок. Возможно, другим специалистам тоже приходило в голову нечто подобное. Но это нечто представлялось им нереальным, поскольку у них не было собственного опыта таких нагрузок. У Амосова этот опыт, к счастью, был. Ему осталось лишь вычислить физическую нагрузку, необходимую для преодоления старческих проявлений, и начать уверенно реализовывать эту программу.

Почти три года необыкновенного эксперимента позади. Результаты пока великолепные.

Журнал «Будь здоров!» с самого начала амосовского эксперимента подробно сообщал о нем. Когда пришла пора подводить первые итоги, мы попросили Николая Михайловича подготовить книгу о своих взглядах на здоровье, болезни и старение человека, а также о том, как можно преодолевать старение тела и души.

<…>

Как долго академик Амосов сможет противостоять старости? Ответ на этот вопрос будет иметь чрезвычайно большое значение едва ли не для каждого человека, независимо от его возраста.

Ведь то, что сегодня делает один, завтра окажется доступным многим, очень многим. Так хочется, чтобы старость отступила!

Стив Шенкман, главный редактор журнала «Будь здоров!», 1996 год

Медицина на перепутье

Человек живет одновременно в нескольких мирах. Условно можно назвать их так: «мир природы», «мир техники», «мир информации», «мир людей» (их даже несколько — семья, коллектив, страна), «мир идей» (религия, политика) и, наконец, «мир тела».

Как же они неодинаковы — эти миры и связанные с ними потребности! Все зависит от роли человека в обществе, от типа личности, ее «включенности» в мир и особенно от возраста. Для болеющего пенсионера состояние тела — «мир тела» часто неизмеримо важнее, чем все другие миры вместе взятые. А молодой и сильный человек занят, как правило, совсем иным. Он, конечно, тоже может сосредоточиться на потребностях своего организма, но лишь на короткое время острой болезни. А потом снова забудет о теле.

Однако «мир тела» может таить в себе угрозу удовольствиям, ожидаемым от других миров. Поэтому разумно было бы научиться оценивать «мир тела», чтобы, с одной стороны, не обрекать себя на вынужденное отлучение от всех других миров в будущем, а с другой — не портить себе излишней заботой настоящее. Иначе говоря, разумный человек должен уметь оценивать состояние своего тела и прилагать необходимый минимум усилий, чтобы если не улучшить, то хотя бы сохранить то здоровье, которое имеет.

По мере развития самосознания человека он стал наблюдать не только за окружающим миром и собственными чувствами, но и за собственным телом. Именно тогда и возникло представление о болезнях и лечении.

Например, тело подает разуму сигнал — боль. Для животного это только временный ограничитель действий (такой как утомление). Другое дело — человек разумный. Он запоминает и анализирует: что болит, когда, с чем это связано, от чего боль успокаивается. И комплекс этих сведений — уже не боль, а болезнь — становится самостоятельным объектом наблюдения, запоминания, анализа. Так на исторической сцене появляется медицина как практика и как собрание моделей, информации и действий, направленных если не на получение максимума удовольствия от здоровья, то хотя бы на уменьшение неприятностей от болезней. Критерий всегда один и тот же — уменьшение «неприятного» и повышение «приятного».

Можно сказать, что медицина основана на потребности человека в защите и на чувстве страха. Поскольку опасность исходит не извне, а изнутри, страх может приобретать таинственный характер.

Животные обладают инстинктивной способностью защищаться от болезни — они затаиваются. Полный покой и воздержание от еды приносят эффект, поскольку резко уменьшается потребность в энергии. Более того, животные «знают» целебные травы: информация о них, так же как о врагах и пище, заложена в генах. Кроме того, у стадных животных есть программа помощи пострадавшему. Для примера обычно приводят дельфинов: они собираются около раненого собрата и поддерживают его на плаву.

Так что первобытным людям было откуда начинать медицину. Реакция «затаивания» породила тактику пациента, а заложенная в генах программа сопереживания — врачевание.

Все дальнейшее определил творческий разум человека и разграничение обязанностей в сообществе по мере прогресса цивилизации. В частности, появились врачеватели — знахари и шаманы. Их наблюдения и гипотезы оформились в учения о болезнях. Профилактика возникла много позднее (хотя и на нее обратили внимание еще в глубокой древности) — на нее долго не было спроса у пациентов. Ведь страх рождается болезнью, его не испытывают заблаговременно.

Вот так психология расставила акценты между значимостью лечебной и профилактической медицины и определила чувства и мотивы «действующих лиц» — пациентов и врачей.

Увы! Они, по существу, не изменились и до сих пор.

Здоровый компромисс

Смешно спрашивать — что такое здоровье? Каждый знает: это когда нет болезни, хорошее самочувствие, могу работать. Есть, конечно, академические определения, но я не буду их приводить. Разве что одно — Всемирной организации здравоохранения: «Состояние полного физического, духовного, социального благополучия, а не только отсутствие болезни».

Важно ли здоровье? Все ответят: «Конечно!» Любят говорить даже так: «Главное — это здоровье!»

Однако такое ли уж «главное»? Несколько лет назад я проводил небольшие анкетные опросы через газеты — «Комсомольскую правду», «Неделю», «Литературную газету». Спрашивал:

«Что вас больше всего беспокоит?» По ответам оказалось: на первом месте — экономика, на втором — преступность, на третьем — политика, на четвертом — семья и общество и только на пятом — здоровье. Но это, видимо, для тех, у кого здоровье есть. Само по себе оно не делает человека счастливым. Воспринимается привычным. Другие заботы кажутся более важными. Зато когда подступают болезни, то сразу все остальное отходит в сторону. А уж когда старый, и смерть маячит невдалеке…

В принципе, обеспечение здоровья можно считать либо обязанностью общества перед каждым, либо собственной заботой. Если заботится общество, то речь должна идти о службе медицины с врачами и больницами. Если сам — то необходимы воля и режим. И — знания. Волю не привьешь, но можно сообщить знания и научить правильному отношению к медицине. Сейчас людям свойственно думать так: «Медицина обязана поддерживать мое здоровье. За что налоги платим?» Но это безнадежное дело — обязывать. Если к каждому приставить по врачу, по нашему, отечественному, а не идеальному, то люди пропадут. Это я говорю уверенно.

Или представим себе другую ситуацию — все врачи ушли в торговлю. Наверняка народ возопит: «Катастрофа! Поумираем!» Не будет трагедии, поверьте. Потери будут, слабые не выдержат, но популяция (как теперь любят говорить) будет только крепче.

Оба варианта, конечно, не годятся для нормальной жизни. Выход — в компромиссе: умные медики должны научить граждан правильному поведению, а государство — обеспечить условия для поддержания слабых и немощных. Впрочем, это тоже декларация. Любые компромиссы легко сдвигаемы в ту или другую сторону. Поэтому важно правильно расставить акценты, чтобы не очень сильно отклоняться от оптимума. А в чем оптимум? Он — в минимуме несчастий от болезни и в наслаждении жизнью в условиях здоровья.

«Бойтесь попасть в плен к врачам!» — эту мысль я пытаюсь внушить своим читателям и слушателям вот уже сорок лет. Справедливости ради следовало бы уточнить: к плохим врачам. Но как отделить плохих врачей от хороших?

Попытаемся трезво оценить лечебную медицину. На первый взгляд, успехи медицины налицо. Во многих странах уменьшилась смертность и возросла продолжительность жизни: в Японии — аж до 80 лет, в Западной Европе — приближается к этой цифре (до войны была около 60). В России, к сожалению, средняя продолжительность жизни у мужчин всего 56 лет, у женщин — 72 года. Правда, демографы-аналитики утверждают, что только 7–8 % прироста, то есть каких-нибудь 2 года жизни, можно отнести за счет медицины, остальное зависит от экономики и техники. Всего 2 года?! Не слишком ли мало, чтобы хвалить лечебную медицину? Впрочем, я не совсем уверен в этих расчетах.

К достижениям медицины необходимо отнести множество спасенных жизней! В одном нашем институте их по меньшей мере 60 тысяч.

Однако одних медицина спасает, а другим (и большинству!) укорачивает жизнь. Звучит парадоксально, но это так. Научно-технический (и экономический) прогресс создал людям прекрасные условия существования, защитив их от голода, холода, физических перегрузок и многого другого, что укорачивало жизнь нашим далеким предкам. Если бы при этом человек придерживался верного образа жизни, то есть соблюдал необходимый режим, который я называю «Режимом ограничений и нагрузок» (он включает ежедневную гимнастику, бег трусцой и ограничения в питании), то смерть должна бы отступить гораздо дальше.

На мой взгляд, лечебная медицина спасает жизни единицам, а десятки других детренирует, делает бессильными перед болезнями.

Медики мои утверждения отвергнут. Скажут: «Несправедливо! Мы всегда были за профилактику!» В декларациях — да, но не на практике.

Многие врачи считают, что медицинская грамотность людям вредна, так как они начинают придумывать себе болезни и от этого страдают. И даже заболевают в самом деле — не той болезнью, что придумали, а другой — неврозом. Действительно, такое бывает, но лишь у немногих, которые и без просвещения мнительны. Для большинства же людей, обладающих здравым смыслом, знания полезны. Они спасают от ненужных страхов.

Проблемы здоровья лежат в сфере психологии. Биологической психологии. Человек ленив, и разум его ограничен ближайшим будущим. Человек заставляет себя напрягаться только под угрозой опасности, которая настигнет его скоро и неотвратимо. Поэтому «Режим ограничений и нагрузок» здоровых людей не привлекает. Вероятность болезни в будущем не 100 %, а молодой и вообще не верит, что она возможна. Тем более что гарантии и при соблюдении Режима никто не дает.

А под боком — поликлиника, врачи. Реклама лекарств, рассказы о могуществе медицины, о том, как «подняли из мертвых». И ничего от тебя не требуют, никаких усилий! Глотай таблетки и лежи. Как тут устоишь? Выбор очевиден. Мотивы для каких-либо нагрузок и ограничений растаяли. Чтобы они появились, нужно созреть — пройти через опыт безуспешного лечения, почувствовать смерть затылком. Или, на худой конец, дать себя увлечь моде, которая действует как стихия.

Ну а что же говорят врачи? Врачи верят в свою профессию и в науку. Постоянно видят доказательства своей необходимости. Сами они физкультурой, как правило, не занимаются и едят, как все — что могут. В то же время пациенты их благодарят и тем самым повышают их авторитет. Разве можно отказаться от своей роли спасителя? Или хотя бы утешителя?

Главное доказательство могущества медицины для врачей в том, что лекарства помогают, болезнь отступает. Правда, не сразу отступает: «Пейте таблетки три недели». Никто ведь не делает сравнения: а если не пить? Врачи не любят списывать выздоровление на природу, они видят спасение в лекарствах, в своем искусстве.

Так возникает новый вопрос — о действительной эффективности лекарств. Даже шире — о научности лекарственной медицины.

Настоящая наука под лекарствами есть. Крупнейшие фармацевтические фирмы проводят дорогостоящие массовые исследования эффективности своих новых медикаментов. Причем не просто спрашивают врачей: помогает ли? Нет, работают методом «двойного слепого контроля». Это значит, что выпускают два вида таблеток, одинаковых по виду и вкусу, — настоящие и фальшивые. В документации указывается только номер таблетки. Ни больной, ни сестра, ни даже лечащий врач не знают, где настоящие. Контрольную карту с указанием номера таблетки и ее лечебного эффекта направляют в центр. Ответственный руководитель собирает статистику, сравнивает эффект фальшивых и настоящих таблеток и делает заключение о действенности медикамента. Все честно.

Наши рекомендации