Роль неформальных институтов в российской экономике

Как было рассмотрено выше, для российской экономики характерна неформальная институционализация — рыночные законы приобретают здесь отнюдь «нерыночное» содержание — это мягкая бюджетная политика, торговля кредитами, неденежные формы расчетов и т.д.

С точки зрения неоинституциональной теории институт неденежных расчетов[211] может рассматриваться как источник неформальных ограничений, направленных на уменьшение неопределенности по поводу:

—определения обменных пропорций сделок внутри интервала торговли между сторонами;

—правил изменения обменных пропорций в связи с возможными колебаниями относительной ликвидности.

Правила неденежных расчетов не кодифицированы и, следовательно, не признаются на официальном уровне, но их неформальный характер ни в коей мере не уменьшает их эффективности в структурировании системы неденежных сделок. Формальные нормы экономического законодательства запрещают, ограничивают или предписывают определенное поведение участников бартера, но только для целей налогообложения и учета. Неофициальные институты бартера достигают того же результата путем неявного регулирования отношений в гораздо более широкой сфере, поэтому они более гибко и адаптивно учитывают индивидуальные различия в ликвидности товаров и услуг.

Проблема конкурентоспособности обмениваемой продукции не играет в данном случае большой роли: данная продукция, вконечном счете, все равно будет обменена на другую, столь же неконкурентоспособную внутри неэффективного сектора российской экономики, и цикл его воспроизводства замкнется. Таким образом, бартер представляет собой очередную «институциональную ловушку»[212].

Как явление бартерные отношения получают широкое распространение в периоды высокой инфляции и высокого риска неплатежей, что было характерно для российской экономики в 1992—1997 гг. Однако к 1997 г. темпы инфляции в России резко снизились и технологии денежных расчетов усовершенствовались. Но это не привело к повсеместной ликвидации бартера. Таким образом, наглядно проявляется эффект гистерезиса — снижение уровня инфляции и уменьшение трансакционных издержек денежных форм расчетов не вернули систему в прежнее состояние.

Неформальные правила при осуществлении неденежных расчетов эффективно предотвращают возможные конфликты между участниками этих сделок, которые не могут обсуждаться на официальном уровне (например, споры о величине скидок при налоговых зачетах или поставке продукции в рамках оплаты промышленных векселей). Неформальные правила не столько дополняют формальное законодательство, сколько независимым образом определяют весь ход неденежных сделок.

Специфика России в том, что бартерные отношения приняли всеобщий характер. Доля бартера в поставках промышленной продукции быстро возрастала: согласно опросам предприятий, с 22% в 1996 г. до 42% в 1997 г. и до 52-54 % в 1998 г.[213] По некоторым оценкам, в мае 1999 г. примерно 70% продукции поставлялось без использования официальных дензнаков[214].

Хотя использование бартера и клиринга формально соответствует рыночной экономике, в переходной наблюдаются следующие отличия в применении этих инструментов:

—бартерные обмены и денежные контракты подразумевают различные цены;

—клиринговые соотношения используются в качестве вынужденного решения проблемы взаимных неплатежей.

Среди институциональных причин существования неденежных форм расчетов следует выделить следующие:

—мягкие бюджетные ограничения в сочетании с жесткой монетарной политикой;

—отложенная реструктуризация нежизнеспособных компаний (именно бартер дает возможность продолжать хозяйственную деятельность неэффективным предприятиям);

—попытки избежать закрытия неплатежеспособных предприятий по техническим, социальным или политическим причинам;

—практика неявного субсидирования неэффективных производителей и т.д.

В высококонцентрированной и монополизированной экономике со структурными дисбалансами и отсталыми технологиями эти причины приводят к образованию особого состояния экономики, так называемой «ригидной»экономики. В этом состоянии производители подвержены воздействию устойчиво высоких издержек выпуска, которые не могут быть преодолены за счет имеющихся внутренних или внешних капитальных ресурсов. Сочетание низкого платежеспособного спроса с высокими производственными издержками означает запретительно высокие издержки осуществления прямых денежных продаж. Поэтому для совершения обменов в ригидной экономической среде необходимо применение специальных форм неденежных расчетов.

Институт неденежных расчетов довольно сложным образом влияет на величину трансакционных издержек при бартерных сделках. Хотя величины трансакционных издержек при осуществлении неденежных сделок отличаются от трансакционных издержек денежных соглашений, соотношение между отдельными компонентами этих величин не может быть в точности предсказано заранее. В частности, в условиях переходной экономики издержки поиска денежных контрактов могут оказаться значительно более высокими, чем в случае бартерных обменов. Предконтрактные издержки находятся на одном уровне, поскольку контракты заключаются внутри одного и того же круга участников. издержки перехода прав собственности также остаются одними и теми же, независимо от оплаты контракта.

В то же время издержки предотвращения оппортунистического поведения участников бартера могут значительно увеличиваться, поскольку на предпочтения и относительные цены обмениваемых благ оказывает существенное влияние меняющаяся конъюнктура рынка. Поведение агентов с возрастающей ликвидностью их продукции может рассматриваться как оппортунистическое только в случае стратегического манипулирования доступной им информацией или сознательного искажения их намерений. Издержки оппортунизма в случае неденежных расчетов могут быть объединены с издержками изменения свойств обмениваемых благ, поскольку они имеют общий источник происхождения, а именно исчисление параметров неравной ликвидности.

Наконец, издержки измерения в бартерных обменах всегда превосходят соответствующие величины затрат в денежных соглашениях, поскольку эта составляющая трансакционных издержек включает специфические затраты на измерение относительной ликвидности, которое осложнено неопределенностью по поводу ее будущих колебаний. Даже если текущее значение параметра относительной ликвидности оказывается внутри интервала торговли, приемлемого для обоих агентов, участники обменов не могут заранее точно предсказать изменение этого параметра в будущем и, следовательно, не располагают надежной информацией относительно возможных угроз их соглашению. Поэтому, даже если переговоры ведутся хорошо информированными экспертами (что минимизирует риск оппортунизма в определении текущих параметров сделки), обсуждение перспективных бартерных контрактов может быть длительным и безуспешным.

Это означает, что институт неденежных расчетов понижаем издержки обмена в переходной экономике довольно специфическим образом. Он облегчает вступление в обмен, если принять во внимание привлечение дополнительных обменных ресурсов, а именно ликвидности торгуемых благ, которая служит частичным замещением недостающих денежных средств. Но взамен этот институт повышает величину издержек измерения относительных цен, что приводит к возрастанию общей величины трансакционных издержек[215].

Пример института неденежных расчетов в переходной экономике явно показывает, что неформальные нормы способствуют как кооперации партнеров соответственно относительно ликвидности обмениваемых благ, так и распределению выигрышей от бартерного обмена, независимо от контроля третьей стороной.

Государство не заинтересовано в легализации этих правил, однако никакое правительственное вмешательство не может обеспечить более эффективное регулирование неденежных обменов, чем неформальные формы учета относительной ликвидности. Институт неденежных расчетов с его неформальной структурой правил исчисления ликвидности и санкций против нарушения этих правил делает излишним внешнее вмешательство в ход неденежных сделок.

Более того, государство не заинтересовано во введении строгих санкций за осуществление неденежных расчетов, поскольку в этом случае оно потеряет гибкий, неформальный инструмент поддержки неплатежеспособных предприятий. Расширенная бюджетная система выступает в качестве наиболее влиятельного участника неденежных расчетов (в основном, через систему налоговых зачетов).

Таким образом, роль института неденежных расчетов сводится к перераспределению суммарных издержек между эффективными и неэффективными производителями, что, в конечном счете, приводит к накоплению чистой задолженности промышленного сектора перед расширенной бюджетной системой и населением.

Если в народном хозяйстве существуют предприятия и даже сектора экономики, которые потребляют больше, чем производят, то, очевидно, должен быть тот, кто компенсирует разницу — это эффективно работающий сектор, доходы от продажи природных ресурсов, займы, получаемые российским правительством от различных международных финансовых институтов.

Бюджет вынужден принимать в зачет налоговых обязательств предприятия его собственную продукцию. Руководители предприятия, помимо частичного решения проблем сбыта, получают возможность снижать реальный уровень налогообложения для своего производства.

Оплата налогов продукцией — одна из форм государственной поддержки неэффективных предприятий, при этом, чем выше ставки налогообложения (при неизменной доле бартера в расчетах), тем существеннее эта поддержка, а чем меньше, тем, как это ни кажется парадоксально, степень поддержки государством неэффективных производств — меньше.

Таким образом, за широким использованием бартерных схем в действительности стоит налоговая дискриминация эффективно работающих предприятий.

В рассматриваемом контексте проблема налогового бремени приобретает иной смысл. Дело не только в высоком уровне общего налогового бремени, хотя по отдельным позициям налоговые ставки не превышают уровень, установленный в западных и восточноевропейских странах, а с января 2001 г. введена «плоская шкала» налогообложения доходов физических лиц со ставкой 13%.

Дополнительные проблемы заключаются в следующем:

—российская налоговая система достаточно сложна, ее действие посредуется огромным количеством подзаконных актов, которые превращают фактически каждого хозяйственного агента в нарушителя;

—для различных хозяйственных субъектов налоговая нагрузка различна (чем эффективнее и честнее ведется хозяйственная деятельность, тем выше реальное налогообложение, и наоборот).

Неформальная институционализация выражается в распро странении специфических «серых» схем, позволяющих уйти полностью или частично от налогов. Среди «серых» схем следует выделить следующие:

—использование льготных режимов налогообложения;

—задержки платежей или неплатежи;

—использование предприятий-однодневок и т.д.

Участники данных схем балансируют на грани законных и незаконных действий, и их действия, как правило, подкрепляются коррупционными соглашениями на различных уровнях rocyдарственных структур. В большинстве случаев без подобных соглашений становится невозможным получение льгот, кредитом (по очень низким или завышенным процентам, в зависимости от цели получения кредита), осуществление неэквивалентных обменов (бартерных обменов или систем взаимозачетов по завышенным или заниженным ценам) и т.д.

Нарушения в сфере налогообложения принимают чуть ли не всеобщий характер.

Положение ухудшается тем, что государство не имеет эффективной промышленной политики, которая создавала бы благоприятные условия для экономического роста. Наоборот, деятельность государства в экономике зачастую ограничивается перераспределительной функцией имеющихся ресурсов от лучше хозяетствующих предприятий к худшим. За счет первых не только собираются налоги, но и происходит дотирование неэффективных предприятий, которые налоги не платят. Все это приводит к сокращению эффективно хозяйствующих производств, расширению нелегальной хозяйственной деятельности.

Российский директорат быстро уловил институциональную особенность современной промышленной политики: неэффективные производства находятся под защитой государства, эффективные — защищаются от государства. Промышленная политика фактически сводится к налоговой политике с крайне ограниченным временным горизонтом — контрольными цифрами текущего квартала. Понятно, что в этих условиях можно решать задачу изъятия средств у сильного и передачу их слабому, но никак не проблему создания долгосрочных условий промышленного роста.

Более того, в конкретных российских условиях снижение уровня налогообложения означает, что величина финансовых ресурсов, перераспределяемых от эффективных предприятий неэффективным и фактически используемых для консервации, а не декларируемого развития этих производств, уменьшится, что, при прочих равных, может только создать дополнительные условия для развития эффективных производств. Иными словами, в рамках проводимой в настоящее время бюджетной политики увеличение доли перераспределения ресурсов через государственный бюджет только затрудняет переход экономики на траекторию подъема. В случае же отказа от промышленной политики в ее современном виде проблема роли и методов государственного регулирования экономики подлежит специальному обсуждению с учетом целевых установок конкретной стратегии развития экономики.

Сложность ситуации заключается также в том, что негативные количественные изменения, накапливаясь, переходят в новое качественное состояние. Возникает цепь «институциональных ловушек», приводящих к тому, что дальнейшее развитие начинает идти не в сторону рынка, а в направлении к псевдорыночным формам и воспроизводству нетрадиционных отношений.

Российская экономика оказалась заложницей собственной неэффективности: не обладая адаптационными свойствами и не умея функционировать в рыночных условиях, быстро разрушив прежние плановые принципы организации, она выработала новые, отнюдь нерыночные законы собственного существования. Их суть в создании условий для поддержания неэффективных производств в открытой экономике.

В экономике возникают условия устойчивого воспроизводства предприятий, существование которых в «классической» рыночной экономике невозможно по институциональным причинам.

Система экономических отношений, возникающих в «институциональной ловушке», несмотря на свою противоречивость, достаточно устойчива по определению. Вырваться из нее российская экономика может только путем реструктуризации собственной основы, а именно реструктуризации неэффективного производства. Нельзя сказать, что реструктуризации неэффективных производств уделяется мало внимания, скорее наоборот — любая из многочисленных экономических программ говорит именно об этом. Действительно, в России с 1993 г. принят довольно полноценный (если сравнивать с западными аналогами) Закон о несостоятельности (банкротстве)[216].

Можно говорить о том, что фактически создана система формальных правил, предусматривающих процедуру банкротства; санкционирующий и правоприменительный механизмы — Федеральное агентство по делам о несостоятельности с довольно широким кругом полномочий и квалифицированными кадрами; cyды; конкурсные управляющие и т.д.

Однако, несмотря на то что в 1998 г., по данным Госкомстата, убыточными были объявлены 55,2%российских предприятий, из 1500 предприятий военно-промышленного комплекса — 400, их приватизация во многих случаях запрещена. В Едином государственном реестре на 1 января 1999 г. было зарегистрировано 2,7 млн. хозяйственных субъектов, за 1998 г. было возбуждено только 4573 дела о банкротстве[217].

Некоторые западные и отечественные экономисты нередко упрекали российских реформаторов в нерешимости ввести в действие ряд формальных норм и правил, стимулирующих развитие рыночных институтов, в частности институт банкротства предприятий, что, по их мнению, способствовало бы росту эффективности сменивших собственника предприятий.

Однако в создавшихся условиях банкротство одного из предприятий могло бы вызвать волну банкротств и окончательно развалить и без того деградировавшее производство, поскольку многие из них были фактически должны друг другу, образовывая замкнутые цепочки задолженности. Неудивительно, что первоначальная редакция закона существенно ограничивала возможность банкротства, а кредиторы не стремились возбуждать дела о банкротстве, поскольку и сами были должниками. Вторая версия закона была значительно более жесткой. Законодатель стремился укрепить платежную дисциплину, создав дополнительное давление на менеджеров.

В период реформ в условиях нестабильности институциональной структуры положение предприятий может в большей мере зависеть от случайных обстоятельств, чем от качества менеджмента. Поэтому особое значение приобретает государственная промышленная политика, направленная на то, чтобы не допустить банкротства фирм или даже целых отраслей, имеющих стратегическое значение, но испытывающих временные трудности.

А пока между государственными органами и руководством предприятий действуют неписаные, но жестко выполняемые правила поведения. Суть их сводится к тому, что нынешняя промышленная политика, проводимая государством, не ставит руководство предприятий перед необходимостью повышать эффективность своей деятельности, предприятия же, в свою очередь, не производят в массовом порядке сокращение численности занятых. В рамках существующей институциональной модели ни одна из сторон не может вести себя по-другому.