Нидерланды и Скандинавия

Объединение Нидерландов со странами Скандинавии при об­суждении вопроса о моделях индустриализации может показаться неуместным, но на самом деле оно абсолютно логично. Общие черты скандинавских стран, которые часто являются причиной того, что их обычно рассматривают вместе, носят культурный, а не экономический характер. В отношении структуры экономики Нидерланды имеют больше общего с Данией, чем Нидерланды или Дания — с Норвегией и Швецией. Обычное параллельное рассмотрение Нидерландов и Бельгии показывает, что Бельгия являлась страной ранней индустриализации, а Нидерланды тако­вой не являлись, что Бельгия имела угольную и развитую тяже­лую промышленность, а Нидерланды — нет. Это — все, что можно ожидать от такого сопоставления. С другой стороны, сопо­ставление Нидерландов с другими странами поздней индустриали­зации, несмотря на различия в обеспеченности ресурсами, может сказать больше о процессе индустриализации, особенно о поздней индустриализации .

Все четыре страны, после значительного отставания от веду­щих промышленных стран в первой половине XIX в., сделали мощный рывок во второй половине столетия, особенно в послед­ние два или три его десятилетия. В период с 1870 г. по 1913 г. Швеция имела самые высокие в Европе темпы роста выпуска на душу населения — 2,3% в год. На втором месте шла Дания — 2,1% в год. Норвегия имела примерно такие же темпы роста, как Франция (1,4% в год). Для Нидерландов сопоставимые цифры отсутствуют, но другие данные показывают, что они также демон­стрировали высокие темпы роста. К 1914 г. эти четыре страны, так же, как и Швейцария, достигли уровня жизни, сопоставимого с тем, который был достигнут континентальными странами ранней индустриализации. Ввиду их позднего старта и отсутствия зале­жей угля, очень важно понять источники такого успеха.

Все эти страны, как и Бельгия и Швейцария, имели неболь­шое по численности население. В начале XIX в. в Дании и Нор­вегии было менее 1 млн жителей, а в Швеции и Нидерландах — менее 2,5 млн. Темпы роста численности населения в течение всего столетия были небольшими (в Дании — самые высокие, в Швеции — самые низкие), но в целом их население более чем уд­воилось к 1900 г. Плотность населения была очень неравномер-

ной. В Нидерландах она была одной из самых высоких в Европе, в то время как в Норвегии и Швеции — самой низкой, даже ниже, чем в России. Дания занимала промежуточное положение, но все-таки была ближе к Нидерландам.

Рассматривая человеческий капитал как характеристику насе­ления, мы можем сказать, что все четыре страны были хорошо им обеспечены. И в 1850 г., и в 1914 г. скандинавские страны имели самый высокий уровень грамотности в Европе (а может быть, и во всем мире), а в Нидерландах он был гораздо выше, чем в среднем по Европе. Этот факт имел неоценимое значение для поиска этими странами своих ниш в развивающейся и постоянно меняю­щейся мировой экономике.

Что касается ресурсов, то наиболее значимый факт для всех четырех стран, аналогично случаю Швейцарии, но в противопо­ложность Бельгии, заключался в недостатке угля. Это, несомнен­но, являлось главной причиной того, что рассматриваемые страны не оказались в числе лидеров индустриализации, а также того, что в них не сложилась значительная тяжелая промышленность. Как и в отношении других природных ресурсов, из рассматривае­мых четырех стран Швеция имела наилучшую обеспеченность же­лезной рудой — как фосфорсодержащей, так и свободной от фос­фора (а также рудами цветных металлов, но они имели меньшее значение), огромными массивами девственных лесов и источника­ми водной энергии. Норвегия также имела значительные лесные ресурсы, некоторое количество металлических руд и огромный по­тенциал использования водной энергии. Энергия воды в Швеции и Норвегии являлась значительным фактором их развития в нача­ле XIX в. (в 1820 г. в Норвегии было 20 — 30 тыс. водяных мель­ниц), но ее роль еще более возросла после 1890 г., когда началось использование силы воды для производства электроэнергии. Дания и Нидерланды были так же бедны источниками энергии воды, как и углем. Они в некоторой степени использовали силу ветра, которая играла довольно заметную роль, но едва ли могла служить базой для масштабного промышленного развития.

Географическое положение также являлось важным фактором для всех четырех государств. В отличие от Швейцарии, все они имели непосредственный выход к морю. Это давало возможность использования рыбных ресурсов, а также развития дешевого транспорта, торгового судоходства и судостроения. Каждая из стран воспользовалась этими возможностями по-своему. Голланд­цы, имея длительную традицию рыболовства и торгового мореход­ства, которая, правда, стала со временем отмирать, встретили за­труднения с устройством хороших гаваней для паровых судов; впоследствии они создали их в Роттердаме и Амстердаме, что привело к заметному росту транзитной торговли с Германией и Центральной Европой и к появлению предприятий по переработке импортных продуктов питания и сырья (сахара, табака, шокола­да, зерна, а впоследствии нефти). Дания также имела давнюю

торговую историю, особенно если учитывать торговые потоки через Зундский пролив (совр. пролив Эресунн). В 1857 г., в обмен на уплату 63 млн крон другими торговыми странами, Дания отменила «Зундскую пошлину», которую она собирала с 1497 г., что произошло одновременно с другими мерами в русле фритредерской политики. Это привело к значительному росту транспортных потоков, проходивших через Зундский пролив и порт Копенгагена. Норвегия стала главным поставщиком рыбы и леса на европейский рынок в первой половине столетия, а во вто­рой его половине создала второй по величине (после Великобри­тании) торговый флот. Швеция, хотя и более медленно развивала свой торговый флот, извлекла пользу из ликвидации ограничений в международной торговле и из сокращения фрахтовых сборов на объемные экспортные товары — лес, железо и овес.

Политические институты этих стран не составляли значитель­ных препятствий для индустриализации и экономического роста. После наполеоновских войн Норвегия была выведена из-под влас­ти датской короны и вошла в состав Швеции, от которой мирно отделилась в 1905 г. В свою очередь, Швеция потеряла Финлян­дию в 1809 г. после войны с Россией. Венский конгресс создал королевство Объединенные Нидерланды, в которое вошли про­винции Голландской республики и южные Нидерланды. Послед­ние, однако, в 1830 г. отделились (не вполне мирным путем) и образовали современную Бельгию. Пруссия и Австрия в 1864 г. отобрали герцогства Шлезвиг и Гольштейн у Дании. В остальном столетие прошло относительно мирно, во всех странах наблюда­лись прогрессивные процессы демократизации. Их управление было достаточно разумным, не отличалось заметной коррупцией; грандиозных государственных проектов не предпринималось, хотя во всех странах правительство оказывало помощь в сооружении железных дорог, а в Швеции, как и в Бельгии, государство по­строило основные железнодорожные линии. Как небольшие стра­ны, зависящие от иностранных рынков, они в основном следовали либеральной торговой политике, хотя в Швеции получили опреде­ленное развитие протекционистские тенденции. В Дании и Шве­ции, двух странах, где аграрная структура в наибольшей степени напоминала структуру Старого режима, аграрные реформы посте­пенно проводились с конца XVIII в. и в течение всей первой по­ловины XIX в. В результате реформ были полностью отменены последние следы личной зависимости и был создан новый класс независимых крестьян-собственников с четко выраженной рыноч­ной ориентацией.

Ключевым фактором успеха этих стран (вместе с высоким уровнем грамотности, который также сыграл свою роль), как и в Швейцарии, но в отличие от других странах поздней индустриа­лизации, являлась их способность адаптироваться к структуре международного разделения труда, сформированной странами ранней индустриализации, и отстоять те области специализации

на международном рынке, где они имели наибольшие преимуще­ства. Конечно, это означало большую зависимость от международ­ной торговли с ее пресловутыми колебаниями, но это также озна­чало высокую отдачу от тех факторов производства, которые удачно использовались в периоды процветания. В Швеции уро­вень импорта достиг 18% от национального дохода в 1870 г., а в 1913 г. — 22% (при том, что сам национальный доход значитель­но вырос). В начале XX в. Дания экспортировала 63% своей сель­скохозяйственной продукции — масло, свинину и яйца. Она вы­возила 80% своего масла, которое направлялось почти исключи­тельно в Великобританию (при этом на датское масло приходи­лось 40% всех импортных поставок масла в Великобританию). Норвежский экспорт леса и рыбы и услуги по морским перевоз­кам обеспечивали 90% совокупного экспорта товаров и услуг — или около 25% национального дохода — еще в 1870-х гг., к нача­лу XX в. эти статьи экспорта составляли более 30% национально­го дохода, причем одни только услуги по осуществлению морских перевозок приносили 40% зарубежных доходов. Зарубежные до­ходы Нидерландов также в большой степени зависели от экспорта услуг. В 1909 г. 11% рабочей силы было занято в торговле и 7% — на транспорте. В целом сектор услуг предоставлял заня­тость 38% рабочей силы и производил 57% национального дохода. Хотя эти страны вступили на мировой рынок в середине XIX в., экспортируя сырье и потребительские товары низкой сте­пени промышленной обработки, к началу XX в. они развили вы­сокотехнологичные отрасли промышленности. Это явление полу­чило название «вертикальной индустриализации», при которой страна, ранее экспортировавшая сырье, начинает самостоятельно обрабатывать его и вывозить полуфабрикаты и готовые продукты. В качестве примера можно рассмотреть шведскую и норвежскую торговлю лесом. Сначала лес вывозился в виде бревен, которые распиливали на доски в стране-импортере (Великобритании); в 1840-х гг. шведские предприниматели построили работавшие на энергии воды (а затем на паровой энергии) лесопилки для превра­щения леса в пиломатериалы на территории самой Швеции. В 1860 —1870-х гг. были освоены процессы изготовления бумаги из древесной массы сначала механическим, а затем химическим спо­собом (последний был шведским изобретением), и выпуск древес­ной массы быстро возрастал до конца столетия. Более половины произведенной древесной массы направлялось на экспорт, преиму­щественно в Великобританию и Германию, но шведы все больше использовали ее для производства бумаги (продукта, имеющего более высокую добавленную стоимость), которая также направля­лась на внешние рынки. Металлургия развивалась по аналогично­му образцу. Хотя шведское железо, изготовленное в домнах на древесном угле, не могло конкурировать по цене с железом, изго­товленным в коксовых печах или с бессемеровской сталью, его более высокое качество сделало его особенно ценным для таких

видов продукции, как шарикоподшипники, на производстве кото­рых специализировалась (и продолжает специализироваться)

Швеция.

Ученые всех четырех стран ведут дискуссии по вопросу о вре­мени начала в их странах промышленной революции или «про­мышленного взлета». 1850-е, 1860-е, 1870-е гг. - и даже более ранние и более поздние периоды — имеют своих сторонников, но прежде всего эти споры указывают на искусственность и неаде­кватность обеих концепций. Факты показывают, что все четыре страны имели вполне удовлетворительные темпы роста (несмотря на циклические колебания), по крайней мере, с середины столе­тия до 1890-х гг. Затем в течение двух десятилетий, предшеству­ющих Первой мировой войне, эти темпы еще более ускорились, особенно в скандинавских государствах, и по уровню дохода на душу населения рассматриваемые страны быстро вышли в число европейских лидеров. Без сомнения, причины этого ускорения были различны и имели сложный характер, но три из них сразу же бросаются в глаза. Прежде всего, этот период был временем всеобщего процветания, повышения цен и бурного роста спроса. Во-вторых, в Скандинавии он был отмечен широкомасштабным импортом капитала (с другой стороны, Нидерланды в этот период были нетто-экспортером капитала); подробнее об этом будет ска­зано в главе 11. Наконец, этот период совпал с быстрым распро­странением электротехнической промышленности.

Промышленное использование электричества было огромным благом для экономик всех четырех стран. Норвегия и Швеция, с их обширным гидроэнергетическим потенциалом, оказались в наи­большем выигрыше, но даже Дания и Нидерланды, которые могли относительно дешево импортировать уголь с северо-восточ­ных месторождений Великобритании (а Нидерланды также из ре­гиона Рура по Рейну), также получили огромные преимущества благодаря использованию паровых электрогенераторов. Среди бедных углем стран Голландия имела самый высокий уровень его потребления на душу населения в течение всего столетия, тогда как Дания, имея второй по величине уровень потребления угля на душу населения, сделала заметный рывок после 1890 г. Во всех четырех странах быстро развивались отрасли по производству электрического оборудования и электротоваров (например, произ­водство электроламп в Нидерландах). Шведские и, в меньшей степени, норвежские и датские инженеры стали пионерами электротехнической промышленности. (Например, Швеция была первой страной, в которой стали в больших масштабах плавить металл с помощью электричества без использования угля; к 1918 г. она производила таким методом 100 тыс. тонн чугуна, или около ¹/8 его совокупного национального выпуска.) Не менее важно то, что электричество позволило этим странам развивать металлообрабатывающую промышленность и производство машин

и инструментов (включая судостроение), не имея угольной про­мышленности или первичной металлургии.

Если обобщить сказанное, то опыт скандинавских стран, как и опыт Швейцарии, показывает, что существовала возможность раз­вития сложных производств и обеспечения высокого уровня жизни населения даже в тех странах, которые не имели ни при­родных запасов угля, ни тяжелой промышленности. Как следст­вие, можно говорить о наличии альтернативных моделей успеш­ной индустриализации.