Дерри: последняя интерлюдия

Океан в это время – это сплошная флотилия кораблей; и вряд ли нам удастся не столкнуться с каким-нибудь из них, переплывая его. Мы просто пересекаем его, – сказал мистер Микобер, поигрывая своими очками, – просто пересекаем. Движение – это иллюзия.

Чарльз Диккенс «Давид Копперфильд»

Июня 1985 года

Билл пришёл минут двадцать назад и принёс мне эту книгу – Кэрол нашла её на одном из столов в библиотеке и отдала ему, когда он попросил. Я думал, что её мог бы взять шеф полиции Рэдмахер, но, очевидно, он не хотел с ней ничего делать.

Заикание Билла опять исчезает, но бедняга постарел за эти четыре дня года на четыре. Он сказал мне, что Одра выпишется из больницы Дерри (где я и сам сейчас лежу) завтра, и только нужно будет пройти частное обследование в Институте Мозга в Бангоре. Физически она чувствует себя превосходно – небольшие царапины и синяки уже проходят. Но психически…

– Ты поднимаешь ей руку, а она остаётся в таком же положении, – сказал Билл. Он сидел у окна, вертя в руках стакан с содовой. – Она так и будет там болтаться, пока кто-нибудь не положит её на место. Она реагирует, но очень заторможенно. Они сделали снимок мозга, он показывает сильное поражение альфа-волны. Она в кккататоническом шоке, Майк.

Я сказал:

– У меня есть идея. Может быть, и не очень хорошая. Если тебе не понравится, просто скажи.

– Какая?

– Мне здесь торчать ещё целую неделю, – сказал я. – Вместо того, чтобы посылать Одру в Бангор, почему бы тебе не поехать ко мне вместе с ней, Билл? Побудь с ней недельку. Разговаривай, даже если она не отвечает. Она… она в сознании?

– Нет, – сказал Билл угрюмо.

– А ты сможешь – я имею в виду – ты будешь…

– Попробую ли я сделать что-нибудь? – Он улыбнулся, и это была такая страдальческая улыбка, что мне пришлось отвести глаза. Так улыбался мой отец, когда рассказывал мне о Батче Бауэрсе и цыплятах. – Да. Я думаю, что мы так и сделаем.

– Не буду уговаривать тебя не обращать на это внимания, ты не сделаешь этого, это очевидно, – сказал я, – но, пожалуйста, помни, ты сам высказался, что многое из того, что произошло, было безусловно предопределено. Это может включать и Одру.

– Я ннничего не скажу о том, куда я ездил.

Иногда лучше вообще ничего не отвечать, что я и сделал.

– Хорошо, – сказал он. – Если ты действительно предлагаешь мне…

– Да, именно предлагаю. Ключи возьмёшь в больничной камере хранения. У меня там в морозилке парочка бифштексов «Дельмонико». Может быть, и это было предопределено.

– Она ест только мягкую и жидкую пищу.

– Ну ладно, – сказал я, продолжая улыбаться, – может быть, появится причина отпраздновать что-нибудь. Там есть очень хорошая бутылка вина в шкафу в кладовке. «Мондави». Местное, но очень хорошее.

Он подошёл и пожал мне руку.

– Спасибо, Майк.

– В любое время, Большой Билл. Он отпустил мою руку.

– Ричи улетел в Калифорнию сегодня утром? Я кивнул.

– Ты думаешь поддерживать с ним связь?

– Ммможет быть. Некоторое время в любом случае. Но… – он посмотрел на меня ровно. – Это снова произойдёт, я думаю.

– Забывание?

– Да. Фактически, я думаю, что это уже началось. Так, небольшие фрагменты. Детали. Но, думаю, это будет усиливаться.

– Может быть, это и к лучшему.

– Может быть, – он выглянул из окна, всё ещё вертя в руке стакан с содовой, почти наверняка думая о своей жене, такой большеглазой, молчаливой, красивой и восковой. Кататония. Похоже на звук захлопывающейся двери. Он вздохнул:

– Может быть, так и есть.

– Что с Беном и Беверли?

Он посмотрел на меня и улыбнулся:

– Бен пригласил её с собой в Небраску, и она согласилась, по крайней мере, на время. А ты знаешь о её плане насчёт Чикаго?

Я кивнул. Беверли рассказала Бену, а Бен рассказал мне вчера. Насколько я понимаю (абсурдность положения), последнее описание Беверли её мужа, замечательного, фантастического Тома, было гораздо более правдивым, чем первое. Замечательный, фантастический Том держал Бев в эмоциональных, душевных, а иногда и физических тисках последние четыре года, а то и больше. Замечательный, фантастический Том приехал сюда, выбив информацию о Бев из её единственной близкой подруги.

– Она сказала, что собирается поехать к подруге в Чикаго через неделю и подать заявление о пропаже Тома.

– Очень сомнительно, – сказал я. – Никто никогда не будет искать его там.

Эдди тоже, – подумал я, но ничего не сказал.

– Нет, думаю, нет, – сказал Билл. – Когда она приедет, бьюсь об заклад, Бен тоже с ней приедет. А ты знаешь кое-что ещё? Что-то по-настоящему странное?

– Что?

– Я думаю, что она действительно помнит, что случилось с Томом.

Я уставился на него.

– Она забыла или забывает, – сказал Билл. – А я не могу вспомнить, как выглядела дверь в то место, где было Оно. Я стараюсь думать об этом, вспоминать, и случается странная вещь: я начинаю представлять кккозлов, гуляющих по мосту, из этого рассказа «Три козлёнка Билли». Ничего себе?

– След приведёт в конце концов в Дерри, след Тома Рогана, – сказал я. – Он оставил после себя кучу бумаг. Арендовал машину, авиабилеты.

– Не уверен, – сказал Билл, зажигая сигарету. – Я думаю, что он оплатил билеты наличными и назвал вымышленное имя. Может быть, купил здесь дешёвый автомобиль или украл какой-нибудь.

– Почему?

– Давай посмотрим, – сказал Билл. – Неужели он проделал такой путь только ради того, чтобы отшлёпать её?

Наши взгляды встретились, и мы немного помолчали, глядя друг на друга, потом он встал.

– Слушай, Майк…

– Всё будет хорошо, сплюнь три раза, – сказал я. – Я в этом разбираюсь.

Он рассмеялся. Смеялся он долго, а когда всхлипнул в последнем приступе смеха, он сказал:

– Спасибо, что выручил с квартирой, Майк.

– Я не могу поклясться, что это приведёт к какому-нибудь результату. Там нет каких-либо лечебных свойств, насколько я могу судить.

– Хорошо… Увидимся. – И тут он сделал странную вещь, странную, но довольно приятную: он поцеловал меня в щёку. – Благослови тебя Господи, Майк. Я буду поблизости.

– Всё ещё будет в порядке, Билл, – сказал я. – Не оставляй надежду. Всё может быть в порядке.

Он улыбнулся и кивнул головой, но думаю, что одно и то же слово было у нас на уме: Кататония.

Июня 1985 года

Сегодня приходили попрощаться Бен и Беверли. Они не летят. Бен арендовал автомобиль – огромный «кадиллак» у Герца, и они собираются ехать в автомобиле, не спеша. В их глазах было что-то такое, что позволяло им медлить сейчас, и, ставлю свою пенсию, они будут делать это до самой Небраски.

Беверли обняла меня, пожелала мне поправляться побыстрее, а потом заплакала.

Бен тоже обнял и в третий или четвёртый раз попросил меня писать. Я сказал ему, что буду писать, и так я и сделаю… некоторое время, по крайней мере… Потому что в этот раз со мной происходит то же самое.

Я забываю.

Как только что сказал Билл, пока это только мелочи, детали. Но мне кажется, что это будет усиливаться. Произойдёт ли это через месяц или год, но только эта книга будет напоминать о том, что произошло здесь, в Дерри. Я даже думаю, что сами слова могут начать исчезать, оставляя пустые страницы, как тогда, когда я купил эту записную книжку в канцелярском отделе универмага Фриза. Это ужасная мысль, и при дневном свете она мне кажется совершенно параноидальной… но знаете ли вы, что в ночные часы она кажется совершенно логичной?

Это забывание… его перспектива повергла меня в панику, но и дала мне некоторое облегчение. Это означает, что на этот раз они действительно убили Его, так как уже нет нужды в дежурном, который должен стоять на часах в ожидании, когда начнётся новый цикл. Печальная тревога и неизъяснимое облегчение. И всё-таки я склоняюсь в сторону облегчения, необъяснимого или объяснимого, не имеет значения.

Билл пришёл сказать, что они с Одрой въехали ко мне. В ней никаких изменений.

– Я всегда буду помнить тебя, – это сказала мне Беверли, когда они с Беном уезжали.

И я прочёл в её глазах, что она действительно не забудет.

Июня 1985 года

Интересное место в сегодняшней «Дерри Ньюз» на первой странице. Под заголовком: «Ураган заставил Хэнли отказаться от планов дальнейшей застройки». Хэнли – это предположительно Тим Хэнли, мультимиллионер, который ворвался в Дерри как вихрь в конце 60-х. Именно Хэнли и Зитнер организовали консорциум, ответственный за строительство Городского Центра (который в соответствии с другой статьёй на странице один, возможно, будет объявлен полным банкротом). Тим Хэнли мечтал увидеть, как растёт и процветает Дерри. Были, конечно, здесь и мотивы прибыли, но было и что-то большее. Хэнли искренне хотел увидеть, как это случится. То, что он неожиданно оставил намерения о дальнейшей застройке, дало мне некоторую пищу для размышления. Совершенно очевидно, конечно, что Хэнли больше не питает добрых чувств к Дерри. Я считаю, что также возможно, что он скоро потеряет свою последнюю рубашку из-за разрушения Центра.

Но статья также утверждает, что Хэнли не одинок – другие вкладчики и предполагаемые вкладчики денег в Дерри могут передумать. Конечно, не будем тревожить Эла Зитнера – Бог прибрал его, когда всё рушилось на окраине Дерри. Что касается других, то они думают, как и Хэнли, и стоят перед трудной проблемой – как восстановить городскую зону, если вы знаете, что больше 50 процентов её лежит под водой?

Я думаю, что после долгого призрачно-живого существования Дерри умирает… как ночная фиалка, чьё время цветения пришло и ушло.

Сегодня днём звонил Биллу Денбро. У Одры никаких изменений.

Час тому назад звонил Ричи в Калифорнию. Его автоответчик сопровождал вопросы музыкой из третьего альбома «Криденс», которая звучала на заднем плане. Эти чёртовы машины всегда выбивали меня из колеи. Я оставил своё имя и номер телефона, потом, поколебавшись, добавил, надеюсь, что он снова будет носить свои контактные линзы. Я хотел было уже повесить трубку, как Ричи сам поднял трубку и сказал:

– Майки! Как ты там?

Голос его был дружелюбным и тёплым… но в нём слышалось явное замешательство, как будто его схватили за руку.

– Хэлло, Ричи! – сказал я. – У меня всё нормально.

– Хорошо. Больше не болит?

– Немного. Но скоро всё пройдёт. Только чешется сильно. Буду чертовски рад, когда снимут гипс с рёбер. Кстати, я люблю «Криденс». Ричи засмеялся:

– Фи, это не «Криденс», это «Рок-н-ролльные девчонки» из последнего альбома Фогерти «Сентерфильд». Слышал что-нибудь из этого альбома?

– Нет.

– Купи, это великолепно. Это как… – он подыскивал слова некоторое время, а потом сказал:

– Это как раньше.

– Обязательно куплю, – сказал я и, возможно, сделаю это. Мне всегда нравился Джон Фогерти. А «Грин Ривер» – это моя самая любимая песня из «Криденс». Там поётся: «Возвращайся домой перед самым закатом», да, именно так.

– А как там Билл?

– Они с Одрой присматривают за моим домом, пока я здесь.

– Хорошо. Это хорошо, – он немного помолчал. – Хочешь услышать что-нибудь странное, старина Майки?

– Конечно, – сказал я. Я прекрасно знал, что он собирается сказать.

– Ну ладно… Я сижу здесь в моей студии, слушаю последние новинки, делаю кое-какие копии, читаю какие-то мемуары… у меня тут горы всякого барахла, и я просматриваю их уже целый месяц по двадцать пять часов в сутки. Поэтому я включил автоответчик, но звук убавил почти до предела, чтобы отвечать на звонки, на которые я хочу отвечать. А всяких кретинов я могу прослушать и в записи. А тебя я заставил так долго говорить по автоответчику только потому, что…

–…потому что сначала ты не сообразил, кто я такой.

– Господи, правильно. Как ты узнал?

– Потому что мы все опять начали забывать. На этот раз все.

– Майки, ты уверен! – Как была фамилия Стэна? – спросил я его.

На другом конце провода замолчали. И надолго замолчали. Во время этой паузы я слышал какую-то женщину, разговаривавшую в Омахе… или, может быть, она была в Рутвене или в Аризоне, или во Флинте, Мичиган. Я слышал её так же ясно, как если бы это был голос космонавта, покидающего солнечную систему в капсуле сгоревшей ракеты и благодарящего кого-то за печенье.

Потом Ричи сказал нерешительно:

– Я думаю, Андервуд, но это не еврейская фамилия, правда?

– Его фамилия была Урис.

– Урис! – закричал Ричи, в голосе слышалось одновременно облегчение и потрясение.

– Господи, я ненавижу, когда что-то вертится у меня на кончике языка, а я не могу вспомнить. Когда кто-нибудь приносит игру «Тривиал Персьют», я говорю: «Извините, но я думаю, у меня опять начинается понос, поэтому я сейчас собираюсь домой, о'кей?» Но ты-то помнишь. Майки, как и прежде?

– Нет. Я посмотрел в моей записной книжке. Снова долгое молчание. Затем:

– И ты не помнишь?

– Не-а.

– Ни черта?

– Ни черта.

– Тогда на этот раз действительно всё кончено, – сказал он, и облегчение в его голосе казалось неподдельным.

– Думаю, да.

На всём этом длинном расстоянии – от штата Мэн до Калифорнии – не было слышно ни звука. Мне кажется, мы думали об одном и том же: всё кончено, да, и через шесть недель или через шесть месяцев – какое это имеет значение? – мы все забудем друг о друге. Всё кончено, и всё, что имело значение, тоже – наша дружба и жизнь Стэна и Эдди. Я почти забыл о них, понимаете? Это страшно звучит, но почти забыл и о Стэне, и об Эдди. Чем болел Эдди, астмой или у него была хроническая мигрень? Чёрт меня побери, если я помню точно, хотя я думаю, что это была мигрень. Спрошу Билла. Он будет звонить.

– Ладно, передавай привет Биллу и его прелестной жене, – сказал Ричи с наигранной лёгкостью.

– Хорошо, Ричи, – сказал я, закрывая глаза и потирая лоб. Он помнил, что жена Билла была в Дерри… но не помнит её имени или того, что с ней случилось.

– А если будешь в Лос-Анджелесе, позвони. Мы встретимся и поболтаем.

– Конечно, – я почувствовал, как горячие слёзы подступают к глазам.

– А если ты вздумаешь вернуться, сделай то же самое.

– Майки!

– Я здесь.

– Я люблю тебя, парень!

– Я тоже.

– О'кей. Подними свой большой палец…

– Би-би, Ричи.

Он засмеялся.

– Да, да, да. Теперь засунь его себе в ухо, Майк. Я сказал в твоё ухо, парень.

Он повесил трубку, я тоже. Потом я откинулся на подушки с закрытыми глазами и не открывал их ещё долго.

Июня 1985 года

Ещё раз говорил с Биллом по телефону. Одра уже ест твёрдую пищу, сказал он, но больше никаких изменений. Я спросил, что было у Эдди, – астма или мигрень.

– Астма – сказал он уверенно. – Помнишь его ингалятор?

– Да, конечно, – сказал я и вспомнил. Но только, когда Билл сказал.

– Майк?

– Да.

– Как была его фамилия?

Я посмотрел в записную книжку, лежащую на ночном столике, но не взял её.

– Не могу точно вспомнить.

– Что-то вроде Коркорана, – сказал Билл с недоумением, – но это не точно. У тебя же всё записано. Правда?

– Правда, – сказал я.

– Слава Богу.

– У тебя есть какие-нибудь идеи насчёт Одры?

– Одна, – сказал он, – но слишком безумная. Я не хочу о ней говорить.

– Ты уверен?

– Да.

– Хорошо.

– Майк, это ужасно, не правда ли? Что мы всё забываем?

– Да, – сказал я. Так оно и было.

Июня 1985 года

Рэйтон, который должен был разбить площадку на заводе в Дерри и начать строительство в июле, в последнюю минуту отказался и решил строить в Вотвилле. Редакция на первой странице «Ньюз» выразила своё недоумение… и, если я могу читать между строчек, была немного испугана.

Я думаю, что догадался, в чём заключалась идея Билла относительно Одры. Но ему нужно было действовать быстрее, пока последнее волшебство не ушло из этих мест. Если оно уже не исчезло.

Но вероятно то, что я думал прежде, не было таким безумным. Имена и адреса друзей в моей маленькой записной книжке исчезают. Цвет и качество чернил выглядят таким образом, будто они были написаны пятьдесят, а то и все семьдесят пять лет назад. Это произошло четыре или пять дней тому назад. Я подозреваю, что к сентябрю их имена полностью исчезнут.

Я думаю, я мог бы сохранить их; я мог бы снова и снова переписывать их. Но я также подозреваю, что и они в свою очередь начнут исчезать и что очень скоро это превратится в тщетное упражнение. Типа того, как написать «Я больше никогда не буду играть в мяч в классе» пятьдесят раз. Я стал бы писать и переписывать имена, которые бы ничего для меня не значили, потому что я их забыл.

Пусть будет как будет.

Билл, действуй быстрее… но будь осторожен!

Июня 1985 года

Проснулся среди ночи от жуткого ночного кошмара, который не могу вспомнить, впал в панику, дыхание останавливалось. Дотянулся до кнопки вызова, но не смог нажать на неё. Было ужасное видение Марка Ламоники, отвечающего на звонок с гипо… или Генри Бауэрса с лезвием бритвы.

Я схватил записную книжку и набрал номер Бена Хэнскома в Небраске… адрес и имя ещё больше стёрлись, но пока ещё можно прочесть. Вот так-то, Джо! Ответил автоответчик телефонной компании: этот номер телефона не обслуживается, аннулирован.

Был ли Бен толстым, или он носил что-то вроде спортивных тапок?

Лежал без сна до рассвета.

Июня 1985 года

Сказали, что я могу идти домой завтра.

Я позвонил Биллу и сказал ему это – я думаю, я хотел предупредить, что у него в запасе очень мало времени. Билл единственный, кого я ясно помню, и я подозреваю, что я – единственный, кого он помнит. Наверное, потому, что мы ещё в Дерри.

– Хорошо, – сказал он. – К завтрашнему дню мы уедем.

– У тебя всё ещё есть идея?

– Да. Похоже, как раз время её использовать.

– Будь осторожен.

Он засмеялся и сказал что-то, что я и понял, и нет: «Нельзя быть осторожным на доске, дядя».

– Я узнаю, как всё прошло, Билл?

– Узнаешь, – сказал он и повесил трубку.

Моё сердце с тобой, Билл, независимо от того, как всё обернётся. Моё сердце со всеми вами, и я думаю, что даже если мы забываем друг друга, мы будем вспоминать во сне.

Я почти закончил с моим дневником, думаю, что дневник – это всё, что осталось, и что рассказ о старых тайнах и странностях, которые происходили в Дерри, будет только на страницах этого дневника. Со мной всё прекрасно, я думаю, завтра, когда они позволят мне уйти отсюда, наконец настанет время подумать о том, как начать новую жизнь… хотя какой она будет, мне до сих пор неясно.

Я люблю вас, парни, вы знаете.

Я очень люблю вас.

ЭПИЛОГ

Наши рекомендации