Глава 34. С небес на землю

И если все пойдет прахом, в глубине души я буду знать,

Что единственная мечта, которая имела значение, исполнилась:

В этой жизни я был любим тобой.

– Колин Райе.

– Я с тобой, Каллен. Я твоя, – всхлипывая, сказала она. – Я с тобой. Я люблю тебя.

Каллен закрыл глаза и позволил словам, что Белла прошептала ему на ухо, пронзить каждую часть его тела, проникнуть сквозь кожу в кровь, пробрать до костей и осесть в колотящемся сердце.

– Я люблю тебя.

Еще никогда эти три слова ни в ком не вызывали такой бури. Никогда они не звучали так чертовски пугающе и вместе с тем потрясающе.

Три слова.

Три коротких слова в пять слогов.

– Я люблю тебя.

Открыв глаза, Каллен уставился в потолок, лежа в кровати, пока Белла крепко спала рядом с ним, уткнувшись в изгиб его плеча. Ее маленькая ручка примостилась у него на груди, а левая нога обвила его икру. Левая рука Каллена обхватывала ее хрупкие плечи, обнимая, прижимая ближе, а правая лежала у него под головой.

Было шесть утра, а он не спал уже несколько часов. Он вообще почти не спал этой ночью. После того, как он показал Белле свою самую ценную вещь, свой дневник, его разум не успокаивался ни на минуту, обдумывая, размышляя над ее словами.

– Я люблю тебя.

Оправившись от шока, – как позже понял Каллен, – Белла еще дважды повторила их горячим шепотом, ломая его всего. Она повторила их три раза. Честно признаться, Каллен мог слушать эти слова до скончания веков, но пока остановился на воспоминаниях о том, как ее губы произносили каждое слово, и с каким пылом она говорила их.

Он нежно поцеловал ее в волосы и закрыл глаза, ощутив ее теплый персиковый запах.

Теперь Каллену было не спрятаться. Его броня, разрушенная в битве, осыпалась обломками, пронзенная силой Беллы и ее… любовью. Он еще никогда не чувствовал себя таким открытым и ранимым, как в тот момент, когда она объяснила ему, почему так легко отдает ему свое сердце. Она назвала его красивым и заботливым, поцеловала его веки так, что он поверил. Белла обнимала его, когда он начал терять самообладание, нашептывая слова, которые помогли ему вырваться из страшной паники, что охватывала Каллена лишь однажды – когда он понял, кем она была в Артур Килл.

Она была такой маленькой и хрупкой, лежа рядом с ним, и меж тем была самой сильной, решительной и надежной их них двоих. Каллен никогда раньше не считал себя слабым. В конце концов, после всего того дерьма, что приключилось с ним в жизни, мест, в которых он побывал, людей, которых повстречал, и всего того, чего он насмотрелся, было чудом, что он остался нормальным, и что в нем вообще сохранилась сила характера.

И все же с Беллой он чувствовал себя беспомощным и ранимым.

А все потому, что эта маленькая восхитительная женщина могла причинить ему больше боли, чем все, кого он когда-либо знал. И хотя он никак не мог выразить свои чувства к ней словами, он знал без всяких сомнений, что его сердце безоговорочно и безвозмездно было в ее руках.

Всегда было.

Дневник, который он ей показал, был тому доказательством – дневник, служивший выходом для его молчаливой страсти. Он ужасно боялся, что, как только она узнает, как сильно было ее влияние на него в течение стольного времени, она с воплями убежит из дома. Но, конечно, она поняла и просто расплакалась, обнимая его, пока не уснула в его руках.

Но пока она его обнимала, он надеялся, что хоть она и не услышала тех самых слов, было достаточно слов, которые он произнес. Она была всем для него. Она была всем, в чем он нуждался, чего хотел и каким стремился быть. Он хотел быть таким же сильным, как она, таким же решительным и страстным. Конечно, Белла говорила, что он такой и есть, но он все равно чувствовал, что ему этого не достает. Он хотел быть всем для нее.

В глубине души он знал, что таким не был, и это причиняло боль.

Она любила его, она говорила ему это и показывала, принимая его тело своим, но Каллен ничего не мог поделать с той частью себя, которая по-прежнему задавалась вопросом почему. Почему, черт возьми, такая, как она, любила такого, как он? Нет, он не сомневался в ее любви – отнюдь, просто было сложно стереть двадцать семь лет презрения к себе, ненависти и злости и позволить себе удовольствие и свободу любви Беллы. Он был уверен, что страх и неуверенность со временем пройдут, но не выносил, что они вовсе обитали в нем.

Он посмотрел на Беллу, пошевелившуюся рядом с ним, и позволил себе провести пальцами по ее щеке. Она была ослепительна. Белла улыбнулась во сне и поджала губы от его прикосновения. Каллен улыбнулся в ответ и наклонился ее поцеловать. Она вздохнула и сжала его толстовку в кулаке. Каллен обхватил ее щеку и слегка приоткрыл рот, чтобы обвести языком контур ее совершенной нижней губы.

Его мысли снова вернулись к прошедшей ночи, когда она взяла контроль в свои руки и потребовала от его тела того, чего он сам от него не ожидал. Боже, сексуальнее этого он не видел ничего и никогда, но держать ее теплое спящее тело в руках было превыше всего. Он потерся кончиком носа о ее нос.

– Ты проснулась? – прошептал он.

– М-м-м, – выдохнула она.

Он улыбнулся и поцеловал ее снова. Он был рабом этого желания. Он даже не представлял, как, черт возьми, справится без нее, когда они вернутся обратно в город. Он почувствовал, как плечи опускаются от этой мысли, и прижал ее ближе к своему телу.

Он пообещал самому себе, что не станет думать о приближающемся возвращении, но ничего не мог поделать. Видеть Персика трижды в неделю в библиотеке недостаточно, после того, что они сказали друг другу. Он понимал, что им нужно быть осторожными с ночевками и прочим, но черт подери, он хотел, чтобы она всегда была с ним.

– Я принес тебе попить, – сказал он, когда она потянулась, тихо постанывая. – Апельсиновый сок.

Он потянулся назад и взял стакан с соком с прикроватного столика.

Белла приподняла голову и посмотрела на него сонными, припухшими глазами.

– Спасибо, – она взяла стакан у него из рук с озадаченным выражением лица. – Мы снова в твоей комнате, – заметила она, оглядываясь.

– Да, – ответил Каллен с ухмылкой, откинувшись на подушки. – В той комнате было слишком холодно. Я перенес тебя сюда, когда ты заснула. И проверил огонь и электричество.

Белла остановилась посреди глотка.

– Включили?

– Нет. Еще нет, – он заправил прядь волос ей за ухо и нежно потер ее руку. – Но еще рано. Я уверен, над этим работают.

Белла неотрывно смотрела в глаза Каллена своими темными глазами, пока пила сок. На ее щеках расцвел восхитительный румянец.

– О чем ты думаешь? – спросил Каллен с озорным взглядом. – У тебя, черт возьми, полыхают щеки, детка.

Она смущенно улыбнулась и пожала плечами, садясь. Поставив пустой стакан между ног, она обвела указательным пальцем его краешек.

– Просто думала о прошлой ночи, – ответила она. Искорка в ее глазах заставила член Каллена дернуться возле бедра.

– Ох, да? – небрежно поинтересовался он. – И о чем же?

– Обо всем, – ответила она с придыханием.

Каллен почувствовал, как защемило в груди, и стыдливо опустил голову. Он не стыдился, что признался ей в своих чувствах, но его выходка с дневником была, мягко говоря, рискованной. Он волновался, что она посчитает его странным. Может, он таким и был, но он сделал это, чтобы показать ей, что она для него значила. Судя по ее реакции, он был вполне уверен, что у него получилось.

Мое все.

Она приподняла его голову, обхватив пальцами подбородок.

– Не смей, – мягко отругала она. – Не прячься от меня. Не сейчас.

Каллен потянулся навстречу ее прикосновению, к ее руке, поглаживающей его висок.

– Я не прячусь, – ответил он, неторопливо рассматривая ее лицо. – Все хорошо? – тихо спросил он, надеясь, что она понимала глубину вопроса.

Она остановилась, оперлась рукой о край стола и потянулась поцеловать его. Ее губы дразняще скользили по его губам, пока не прижались к ним в твердом поцелуе. Каллен закрыл глаза, простонал и вцепился в ее предплечья, что были по бокам от его бедер. Он чувствовал это. О боже. Вот оно. Он мог почувствовать это по тому, как ее язык ласкал его. Он мог почувствовать это по ее губам и запаху ее кожи.

Черт. Она любит меня.

– Да, – пробормотала она, отстранившись. – Все отлично.

– Хорошо, – прохрипел он.

Белла слегка прищурила глаза в беспокойстве.

– А с тобой все хорошо?

Каллен чувствовал, как его сердце бешено колотится в груди, и сделал два вдоха полной грудью, показавшиеся ему вдвое больше, чем обычно. Он чувствовал себя живым и полным энергии, несмотря на недосып. Она сделала это с ним. Одним простым прикосновением и тремя короткими словами Белла заставила его чувствовать себя так. Он притянул ее для еще одного долгого глубокого поцелуя.

– Да, – ответил он, целуя ее от губ к уху. – Все прекрасно.

Он улыбнулся и уткнулся в изгиб ее шеи, когда она вздохнула и обхватила его руками, притягивая в крепкие объятья. Будучи с Беллой, Каллен решил, что объятья серьезно недооценивались. Не размыкая переплетенных рук и ног, они откинулись на кровать, зарывшись в подушки и одеяла. Они молча смотрели друг на друга, не желая лопать пузырь, в котором они провели последние два дня. В нем было легко и радостно, в этом уютном пузыре, и оба, Каллен и Белла, боялись его покидать.

– Чем хочешь сегодня заняться? – наконец спросил Каллен, наблюдая, как медленно моргают веки Беллы.

Она лениво улыбнулась и пожала плечами.

– Мне все равно. Мне и здесь нравится. – Она натянула одеяло до подбородка. – Минут через пять придется пойти в туалет, но пока все отлично.

Каллен рассмеялся и пододвинулся ближе к ней, чуть не касаясь ее носа своим. Вблизи она была еще красивее. Крапинки орехового цвета в ее глазах были ослепительно красивы.

– Расскажи мне что-нибудь, – вдруг попросил он.

– Что, например? – переспросила она, лениво пробравшись рукой под его толстовку.

– Не знаю, – ответил он, пытаясь не обращать внимания на прикосновение ее руки к коже. Господи, оно обжигало так глубоко и сильно. Он сглотнул. – Расскажи мне… побольше о своем отце.

Она не отводила взгляда от его лица, не выражая ни капли дискомфорта или боли, и облизнула губы.

– Ладно, расскажу, – согласилась она. – Если ты расскажешь мне что-нибудь о своем.

Лицо Каллена напряглось, а брови сошлись на переносице. Он выдохнул от раздражения и досады. Он хотел быть открытым с ней. Черт, никто, кроме Беллы, никогда не видел его таким: нежным и беззащитным, но у него по-прежнему были пределы терпения, даже с Беллой, а его отец был больной темой для него. Его злость на отца была яростной и далеко уходила своими корнями, и Каллен не хотел, чтобы этот яд касался его Персика. Она была слишком хороша для этого дерьма.

Он чуть отодвинулся и уставился на упавшие с плеч бретельки ее топа.

– Я… да тут и рассказывать нечего, Белла, – пробормотал он с тихим рыком. – Он мудак. Вот и весь рассказ.

Он почувствовал, как ее рука ободряюще прошлась по его спине.

– Ничего страшного, – прошептала она. – Не бойся что-то мне рассказывать. Есть только ты и я. Ты можешь мне рассказать, – она прижалась губами к его лбу. – Знаешь почему? – спросила она.

– Почему?

– Потому что я люблю тебя, – ответила она. – Люблю тебя всего. И это не изменится, что бы ты мне ни сказал. – Она посмотрела ему в глаза. – Ничто и никогда этого не изменит.

Весь воздух в одном выдохе покинул легкие Каллена, и он быстро приник к ее губам, нуждаясь в том, чтобы она помогала ему держать себя в руках, пока в его сознании откладывались сказанные ею слова. Она снова сказала это. Блядь.

Она любит меня.

– Господи, – прошептал он. – Белла… я… когда ты говоришь это… – Он крепко зажмурился. – Мое тело…

– Я знаю, – ответила она, прижимая его руку к груди над сердцем. – Чувствуешь?

Он чувствовал. Он чувствовал биение ее сердца под ребрами – быстрое и сильное.

– Ты делаешь это, – объяснила она. – Всегда делал, – тихо рассмеялась она. – С того самого дня, как ты вошел в мой кабинет, оно никогда не билось, как прежде.

Каллен сдвинулся на кровати и прижался левым ухом к ее груди, слушая размеренное биение. Он закрыл глаза, почувствовав, как ее пальцы теребят его волосы. Он мог бы с легкостью заснуть. Он еще никогда не был так умиротворен.

– Мой отец был… самым потрясающим человеком из всех, кого я знала, – тихо начала она. – Он был веселым, любящим и добрым и играл в самые крутые игры.

– Он очень многого достиг, – размышляла она. – Он был самым молодым сенатором штата за долгое время. Детство у него было не из легких. Его отец был алкоголиком, избивал его мать и его самого. В итоге он ушел, оставив его мать поднимать сына на ноги в одиночку. Ей было нелегко, поэтому он усердно работал, пытаясь помогать людям, которым тоже приходилось непросто.

Белла поцеловала его в макушку и промычала ему в волосы.

– Он был моим героем. Я хотела быть такой же, как он. И пообещала ему, что попытаюсь. – Она замолчала. – Я по-прежнему думаю, что мне предстоит еще много работы.

Каллен почувствовал, как ее грудь поднялась и опустилась от глубокого вздоха.

– Моя мама помогла ему попасть в политику. Она была из состоятельной семьи и воспользовалась своим трастовым фондом, чтобы помочь ему начать. Он и любил свою работу и ненавидел. Ненавидел подонков, с которыми ему приходилось иметь дело в сенате, но любил знакомиться с людьми и помогать им. – Каллен заметил, что ее тон был легким, почти радостным.

– Он был очень высоким, носил усы, которыми очень гордился, и любил Синатру и мотоциклы. Ненавидел носить костюмы и обожал фильм «Челюсти». Кому-то он казался пугающим и страшным, но он таким не был. Он был мягким человеком. – Она притянула Каллена ближе. – Он не заслуживал… такой смерти, такой насильственной.

Она прижалась губами ко лбу Каллена. А он не отпускал ее из рук, пока она рассказывала ему истории об играх, в которые играла с отцом, и книгах, которые он ей читал. Помимо «Ленивого мышонка Вальтера», он любил «Приключения Гекльберри Финна» и Гулливера и не раз читал их ей, даже когда она спала.

– Любовь к книгам и литературе я унаследовала от него, – сказала Белла с улыбкой. – Они с мамой часто сидели вместе в библиотеке, читали и держались за руки на диване.

– Твои мать и отец были счастливы? – спросил Каллен. Он знал, что отношения Беллы с матерью сейчас были, мягко говоря, напряженными, но он хотел знать больше.

– Да, – ответила Белла. – Они были очень счастливы. Они очень страстно… очень-очень сильно любили друг друга. – Ее голос дрогнул. – Когда умер мой отец, умерла и какая-то часть моей матери. – Каллен посмотрел на нее и увидел, что ее глаза блестят от слез.

– Черт. Прости, – извинился он, обхватив ее лицо. – Я не хотел…

– Нет, – тихо перебила она. – Ничего страшного. Я не прочь говорить об этом. Только жалею… – Она закрыла глаза и уперлась лбом в его лоб. Каллен погладил ее по волосам.

– О чем ты жалеешь, малышка?

– О многом.

– Скажи мне.

Слезы стихли, а ее глаза просияли.

– Жалею, что ты не познакомишься с ним, – улыбнулась она. – Я думаю, ты бы ему очень понравился. – Выражение ее лица снова стало серьезным. – И жаль, что мама так боится. Жаль, что она не может позволить себе посмотреть сквозь свои страхи и увидеть, как счастлива ее дочь.

Желудок Каллена сделал сальто от волнения и страха. Что, черт подери, скажет ее мать, когда узнает, что ее дочь влюблена в бывшего зека? Грядет адовый разнос, и что с ними будет? Даже Каллен не был уверен, что спасти единственную дочь Рене Свон было достаточно, чтобы она благословила их отношения.

Он будет бороться, черт, конечно, он будет бороться за Беллу, но он не мог представить, как каждый день будет видеть нынешнее ее выражение лица, зная, что он причастен к этому.

– Тебе нужно поговорить с ней, Белла, – предложил он.

Она отвела взгляд, водя пальцами по надписи на его толстовке.

– Я знаю, – ответила она. – Я знаю.

Каллен отчаянно хотел знать, о чем она думала. Он хотел знать, что, по ее мнению, скажет ее мать, когда узнает об их отношениях. Помешает ли она им быть вместе? Возможна ли такая хрень вообще? Он хотел, чтобы она успокоила его, хотел услышать, что все будет хорошо. Но не мог. Он не станет. Она уже дала ему слишком много.

– Позвоню ей, когда вернусь в город, – пробормотала Белла. Каллен слышал нерешительность в ее голосе.

– Ладно, – успокоил он легким поцелуем в щеку. Она прижалась к нему так близко, как только могла.

Какое-то время они так и лежали, пока Белла не отошла в ванную. Пока ее не было, Каллен снял толстовку и бросил ее через всю комнату. Как бы приятно ни было лежать и обниматься с Беллой, под одеялами было чертовски жарко. Он лег на живот, обхватив подушку и глядя, как Белла возвращается из ванной, завязав волосы. Он почувствовал исходящий от ее кожи запах мыла, когда она подошла к краю кровати, и жадно его вдохнул. Он не сомневался, что мог бы опьянеть от этой хрени.

Она обвела взглядом его голую спину и вопросительно склонила голову.

– Жарко, – пояснил он с ухмылкой.

В глазах Беллы промелькнула страсть.

– Да, ты такой, – согласилась она, а потом схватилась за края своей кофты и сняла ее через голову.

Его глаза лениво прошлись по ее груди; жадный взгляд обвел контуры ее потрясающих грудей и бедер. Она была самим совершенством. Он держал руки на кровати, а член в штанах, пока она забиралась обратно в постель, повторяя его позу, положив голову на подушку и обхватив ее руками. Каллен не сдержался и пододвинулся ближе, целуя ее в плечо. Она на мгновение прикрыла глаза.

– Ты устала? – спросил он.

Она помотала головой.

– Просто очень расслаблена.

– Еще рано, Белла. Если хочешь поспать, поспи. – Он хитро улыбнулся и устроился поудобнее. – А я буду лежать и смотреть.

– Как извращенец, – ответила она.

– Именно.

Ее смех эхом разнесся по комнате, а личико поморщилось от радости.

– Ты все для меня, Белла, – прошептал Каллен, и она вздохнула, уткнувшись в матрас.

Она не услышала его.

Сделав несколько успокаивающих вдохов, Белла устроилась поудобнее и снова закрыла глаза. Она казалась такой спокойной и счастливой, посапывая рядом с ним, что Каллен ничего не смог поделать с чертовым чувством вины за то, что он не поделился с ней историями из своей жизни. Какая-то часть его хотела рассказать Белле все, а другая, одинокая, мрачная, начавшая преобладать в нем за время пребывания в тюрьме, хотела, чтобы он молчал, оставался скрытным и отстраненным.

– Я ненавижу своего отца, – натужно проговорил он.

Изабелла, которая уже почти заснула к моменту, когда он заговорил, открыла глаза и увидела напряженное лицо Каллена, остававшееся все таким же убийственно прекрасным. Она молчала, наблюдая, как он борется с самим собой и словами, которые он пытался произнести.

– Ненавижу за то, что он не боролся за меня, бросил меня, – добавил он. – Что позволил семье матери принимать решения насчет меня, тогда как это никоим хером их не касалось. Ненавижу, что он ни разу не говорил мне… что я небезразличен ему. Ненавижу, что он так часто отталкивал меня, что когда ему вдруг хотелось поиграть в мяч или в футбол, я вообще не хотел его видеть. – Тон его голоса стал ледяным. – Ненавижу за то, что из-за него мое детство было таким жалким.

Он вздохнул и встретился с Изабеллой взглядом, и то, что она увидела в его глазах, разбивало ей сердце. Он снова был маленьким мальчиком, отчаянно нуждавшимся хоть в чьей-нибудь любви, нуждавшийся в том, чтобы осчастливить кого-то, увидеть, что кому-то действительно не все равно.

– Когда умерла моя мать, – выдохнул он, – единственное, о чем она попросила в своем завещании, так это отправить меня в частную школу-интернат, вообще… в Иллинойсе. – Он закатил глаза и сдвинулся на подушке. – Она хотела «выдающегося» образования для своего сына, – или так сказал юрист, когда зачитывал завещание. Это все была чушь собачья. Ей было плевать на меня. Ей было насрать, в какую школу я ходил, когда она была жива, так с чего ей беспокоиться об этом, когда она померла, я не понимаю.

Изабелла вздрогнула оттого, как он произнес это слово. За ним крылось столько ненависти, что, казалось, ее можно было увидеть в его дыхании. Он был зол, ему было больно, и это понятно. Изабелла надеялась, что теперь его мать видела своего сына. Изабелла надеялась, что она видела его боль, и что чувство вины, где бы она ни была, никогда ее не покидало.

– Моя мать была эгоистичной сукой. Позже я осознал, что, пусть даже она сама меня не хотела, она также не хотела, чтобы я был с отцом. Посылая меня в школу-интернат, она забирала меня и у него тоже. – Он невесело рассмеялся. – Это, блядь, был вопрос победы. Она хотела обойти моего отца. – Его лицо исказилось от боли, и он отвел взгляд. – Вот в чем все дело, а я просто попал на линию огня.

– Но твой отец ведь оспорил завещание, да? – спросила Изабелла. – Он не хотел, чтобы ты уезжал.

Каллен помотал головой.

– Он, блядь, и слова не сказал. Просто позволил этому случиться, и через три месяца я поехал в Иллинойс. Мне было восемь.

– Каллен, – прошептала Изабелла. В ее сознании стали мелькать образы восьмилетнего мальчика, одинокого и не понимающего, что такого он натворил, чтобы заслужить такое обращение. – Почему он это сделал? Почему не боролся?

Каллен неторопливо помотал головой.

– Я не знаю, – он опустил голову. – Он не объяснял. Его больше беспокоили поиски работы и женщин. Он просто забирал деньги, которые получал раз в месяц на мое содержание, хотя девять месяцев из двенадцати я был в сотнях миль от него.

Изабелла не знала, что сказать. Она не могла представить, чтобы ее отец принял такое решение, и чтобы она смогла с этим жить. Она получила хорошее образование в школе для девочек, но родители бы ни за что не отослали ее прочь. Слушая историю Каллена, Белла не удивлялась, что у него не было никаких представлений о любви или о том, что она означает.

Как он мог любить, если он понятия не имел, каково это?

– Через два года меня выгнали, – тихо сказал Каллен. – Мое поведение стало невыносимым. Я курил, нарушал правила, ругался и, в общем и целом, был мудаком. – Он чуть улыбнулся. – Хотя дело было в том, Белла, что каждый раз, когда я плохо себя вел, меня отправляли домой. – Он повел бровями, подчеркивая простоту ситуации. – И я мог увидеться с отцом.

Конечно, думала Изабелла, зачем еще ему так себя вести?

– Он бесился?

Каллен помотал головой и пожал плечами.

– Он кричал. Я кричал в ответ. Он говорил, что разочарован, но я думаю, он понимал, зачем я так поступаю. Просто не знал, что со всем этим делать. Меня переводили из школы в школу, пока мне не исполнилось семнадцать. А к тому времени это мудачье уже ничего не могло поделать.

– Мне жаль, – прошептала Изабелла.

Каллен поморщился.

– Не стоит. Это в прошлом. И было давно.

– Он все еще пытается связаться с тобой?

– Да, он и его третья жена, но я ничего не хочу слышать, Белла, – резко пояснил он. – Я не хочу возводить мосты или как там, блядь, говорится. Я просто хочу, чтобы он оставил меня в покое. Мне нечего ему сказать.

Изабелла видела, как в его глазах пылает злость, и опустила ладонь ему на щеку, чтобы успокоить.

– Я понимаю. Ничего страшного. Ты ничего не обязан делать, малыш.

Он закрыл глаза и сделал несколько размеренных вдохов, а потом сел и потер лицо.

– Мне надо покурить.

Изабелла наблюдала, как он щупает карманы куртки, висевшей на спинке белого плетеного стула. Он нашел сигареты, подошел к большим дверям сбоку комнаты, ведшим на небольшой балкон, и открыл одну. Подпер дверь стулом и плюхнулся на него со стоном. Запалив сигарету, он выдохнул в холодный утренний воздух. Изабелла не могла оторвать от него взгляда. Он был прекрасен: сильный, потрепанный и сексуальный.

Она села, укутавшись в одеяла, и оперлась спиной на изголовье кровати.

– Когда ты начал курить? – спросила она.

Каллен обернулся к ней, а потом взглянул на сигарету, зажатую между пальцами.

– Когда мне было девять. – Изабелла потрясенно округлила глаза. – Мне было скучно, и я был легко ведомым, – добавил он с ухмылкой. – Просто еще одна форма бунтарства. Потом вошло в привычку. Мне нравится.

– Мне было плохо, когда я попробовала в первый раз, – призналась Изабелла.

Каллен издал смешок, выпустив облако дыма.

– Да?

– Да, и больше я к ним не притрагивалась. Ничего, кроме травки, больше не пробовала.

Каллен улыбнулся.

– Фигово, что мысль о том, как ты накурилась, кажется мне чертовски сексуальной?

Изабелла рассмеялась.

– Не знаю.

Каллен докурил сигарету, сходил в ванную и вернулся, выглядя более расслабленным. Он улыбнулся Изабелле и, забравшись на кровать, принял прежнее положение. Изабелла пододвинулась ближе к нему и принялась водить пальцами по чернилам на его спине. Ослепительная работа. Черная с вкраплениями красного. Она наклонилась над ним, сложив руки на его спине.

– Такие красивые, – пробормотала она. – Расскажи мне о них. – Она поцеловала его между плеч над черной орхидеей, набитой прямо по центру. – Расскажи мне, что они для тебя значат.

Каллен расслабился на подушках, с удовольствием приветствуя тяжесть ее тела на своем.

– Орхидею я набил, когда мне был двадцать один год, – ответил он. – Это одна из немногих татуировок, которые я действительно хотел сделать. На остальные мне насрать.

Он закрыл глаза, когда пальцы Изабеллы очертили лепестки цветка.

– Черные орхидеи встречаются редко, что мне понравилось, но мой выбор основывался на их значении – власть и сила. Черный – цвет власти, смерти и всего негативного. Я рассматриваю ее как способ преодолеть всю хрень, что встречается на моем пути.

– Поэтому она набита посреди этих волн?

– Да, – сонно ответил он. – Волны и есть эта самая хрень. К тому же, орхидеи – символ мужественности и зрелости. – Он посмотрел на нее и усмехнулся. – Но это ты и так знала.

Изабелла рассмеялась и снова поцеловала его спину.

– Мне нравится черный, – сказала она. – Ты прав, с ним ты выглядишь сильным и очень мужественным.

Каллен продолжил рассказывать ей о своих татуировках, о которых она спрашивала: две черные звезды для него и Джейка, изогнутый перекрученный символ на пояснице за Розали.

– Эта символизирует собой сестру, – объяснил он.

Были и другие: «Сей-Хей-Ки», символизировавшая защиту и эмоциональное исцеление. Изабелла почувствовала, как сдавило горло при виде нее. Были и музыкальные ноты, спрятанные под линиями более крупных татуировок, и Изабелла мысленно отметила спросить о них позже.

– А что значит эта? – спросила она, проведя пальцами по красивой букве «S» на левом боку под рукой среди темных волн.

– Это моя любимая, – тихо сказал он приглушенным подушкой голосом.

Каллен сделал глубокий вдох, отчего чернила зашевелились вместе с кожей.

– Она моя лебедь.

Пальцы Изабеллы замерли, и она моргнула, рассматривая татуировку ближе. И конечно, разглядывая черные линии чернил, она смогла различить голову, длинную изящную шею и тело черного лебедя. Рисунок на вид был этническим, размером с ее ладонь. Он был царственен и величественен, и неоспоримо красив.

– Она? – спросила Изабелла, едва шевеля губами.

Это что, совпадение, что рисунок соответствовал значению ее фамилии?

– Да, – ответил Каллен. – Она. Я сделал ее, когда мне было восемнадцать. Красивая, правда?

– Да.

– Лебеди много чего символизируют, например, музыку и удачу, но для меня она символизирует красоту и надежду.

– Почему?

Каллен молчал с мгновение, а потом неторопливо перевернулся на спину, прижимая Изабеллу к своей груди. Взгляд его широко распахнутых, зеленых ясных глаз прошелся по ее лицу. Страх полностью покинул их, и от этого сердце Изабеллы пропустило удар.

– Она символизирует тебя, Персик, – сказал он и провел указательным пальцем по ее ключицам. – Ты читала мой дневник, ты видела, что та ночь значила для меня, что ты значишь для меня. Мне нужно было, чтобы у меня было что-то… черт, не знаю, как напоминание.

– Напоминание?

– Да, напоминание, что во мне есть что-то хорошее, что для меня еще есть надежда. – Он провел руками по ее спине. – Той ночью, Белла… спася тебя, я совершил лучший поступок в своей жизни. Я знаю, ты видишь во мне хорошее, но мне непросто это принять. Татуировка должна была немного мне помогать. Как только всего этого дерьма становится слишком много, я думаю о лебеде и о том, как она прекрасна. – Он опустил голову и выдохнул. – Я не знаю, Белла. Наверное, говорю, как чертов кретин.

Изабелла замотала головой.

– Нет, – возразила она, коснувшись ладонями его шеи. – Нет. Все, что ты сказал… прозвучало просто прекрасно.

Он не поднимал головы и заговорил на уровне ее груди, чуть надувшись.

– Думаешь, я долбанутый?

Изабелла сдержала улыбку от его слов и, заставив его поднять голову, звучно его поцеловала.

– Нет, – ответила она. – Я думаю, что ты замечательный.

Он обхватил ее руками и прижал к себе. Затем поцеловал в шею и вздохнул, уткнувшись в ее кожу.

– Знаешь кое-что еще о лебедях? – спросил он.

Изабелла закрыла глаза и вдохнула его запах.

Он уткнулся носом в ее челюсть и пробормотал:

– Они обретают пару на всю жизнь.

Изабелла почувствовала, как ухнуло сердце за ребрами, и сделала сбивчивый вдох. Как он делал это с ней? Как заставлял ее чувствовать себя так? Ей казалось, будто она тонет, вместе с тем взмывая в небеса. Божественная легкость. Ее мозг не мог этого постигнуть.

– Каллен, – прошептала она, пока их губы не соединились снова. Она обхватила его затылок ладонью, сжимая пальцами волосы, пока их губы двигались вместе.

Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Слова застряли у нее в горле. Она понимала, что ей нужно быть осторожной. Притом, что для Каллена мысль о любви была так нова, Изабелла понимала, как рискует задушить его эмоциями, которые испытывает. Вместо этого она все сказала ему своим телом.

Она быстро оседлала его, прижавшись обнаженной грудью к его твердой груди. Она крепко обнимала его, пока их языки занимались любовью. Он был возбужден, сидя под ней, а когда приподнял бедра, зажатые между ее ног, она простонала и прикусила губу.

Он запустил руки под резинку ее штанов и обхватил ягодицы, дразнящими движениями продвигаясь выше. Она чувствовала его член, восхитительно прижавшийся к ее киске, и крутанула бедрами, чтобы добиться максимального трения.

Он прошипел и потянулся поцеловать ее. Щетина царапала ее подбородок, пока его горячие нетерпеливые губы смыкались и раскрывались снова и снова. Он был восхитителен на вкус, и она хотела большего. Белла чуть сдвинулась, желая почувствовать его во рту, но он удержал ее на месте.

– Не шевелись, – прорычал он, выписывая бедрами восьмерку, толкаясь в нее. – Просто… черт, замри. Я хочу, чтобы ты кончила… прямо так. Позволь мне. Черт, дай мне заставить тебя кончить.

Ее глаза закатились от его повелительного тона.

– О боже.

– Да? – выдохнул он, полизывая ее шею, едва она запрокинула голову.

– Черт, да, – простонала она в потолок.

– Господи, ты чертовски прекрасна.

Он атаковал ее губы, обхватив руками так крепко, что становилось трудно дышать. Но Изабелле было все равно. Все было идеально. Чувствовать его было идеально.

Она стонала, пока они покачивались вместе. Горячая и влажная. Она хотела его внутри, жаждала этого, но ощущения, с которыми его член терся об нее, не давали ей думать, не говоря уже о том, чтобы формулировать слова. Она была сама не своя, и это было невероятно. Я люблю тебя.

– Вот так, – ахнула она, когда он задел одно особенное местечко между ее ног, отчего поджимались пальцы на ногах.

– Так? – довольно переспросил он, сделав это снова.

– Черт. Да. Ох.

Он начал двигаться быстрее, держа ее так, что именно он контролировал силу и скорость. Волосы Изабеллы занавесом накрыли их обоих, погружая их в темный кокон тяжелых, сбивчивых вздохов и отчаянных стонов.

Она вцепилась в его плечи и застонала, когда в животе возросло напряжение. Ее бедра крепко сжимали его, а спина выгибалась под движениями его пальцев, царапавших ее тупыми ногтями. Ничего эротичнее он в жизни своей не испытывал. Трах сквозь одежду еще никогда не был таким потрясающим.

– Как же приятно тебя ощущать, Персик, – выдохнул Каллен ей в рот. Он приподнял бедра так быстро, что колени Изабелла оторвались от матраса. – Чувствуешь, как сильно ты возбуждаешь меня?

Она замычала ему в шею, ерзая на нем. Так близко.

Каллен посмотрел в место соприкосновения их тел. Его брови сосредоточенно хмурились, а губы были поджаты от сумасшедшей страсти.

– Черт подери, детка, – простонал он. – Твои штаны промокли насквозь. Черт возьми.

Так оно и было. Изабелла чувствовала, как они липнут к ее голой коже. И то, как мокрая ткань скользила по ее клитору от движений Каллена, было просто восхитительно. Она поерзала снова, выписывая бедрами круг, отчего Каллен сильнее сжал ее талию.

– Ты уже близко? – спросил он, прижавшись к ее груди.

– Д-да, – промурлыкала она, уткнувшись носом в его волосы.

– Слава богу, – выдохнул он с облегчением.

Видя, как сильно она возбуждена, он будто ощутил прилив адреналина, подстегнувший его оргазм. Она была ослепительна, мечась и ерзая на нем своей мокрой киской. Каллен испытал всепоглощающее желание почувствовать ее запах и вылизать ткань, как умирающий от жажды. Сладкий нектар.

Он застонал, уткнувшись в ее левую грудь, почувствовав, как дернулись ее ноги. Он распознал это движение. Он жил ради этого гребаного момента. Она вот-вот кончит. Он просунул руки под ее руками, обхватывавшими его вокруг шеи, и, схватив ее за плечи, задвигался как ненормальный. И тот факт, что он мог с легкостью спустить штаны и ворваться в нее своим ноющим членом, усилил возбуждение, окутавшее их, как теплое одеяло.

Позже, пообещал он самому себе.

– Близко, – пробормотала Белла, когда их губы соприкоснулись.

– М-м-м.

– Господи, так… ах… близко.

– Да.

– Эдвард.

– Да, детка. Черт, да, двигайся, вот так… черт подери.

– Сейчас кончу.

– Я тоже. Черт.

– О господи!

– Дадада…

– Сейчас!

– Белла!

Все ее тело яростно содрогнулось над ним. Голова запрокинулась назад, и она вскричала, двигая бедрами, и опустилась на него, потирая его член так сильно, что Каллен никак не смог остановить оргазм, сразивший его и заставивший взорваться подобно бомбе прямо в штаны, и взреветь в ее шею, как чертово животное.

Они держались друг за друга, медленно покачиваясь, взмокшие, вспотевшие, вздыхая и спускаясь с высот удовольствия.

– Черт побери, – пробормотал Каллен в ее плечо, содрогаясь от мощных остаточных вспышек оргазма, и поцеловал ее в ключицы. – Блядь… черт подери, женщина.

– Так хорошо, – выдохнула Белла, оставляя ленивые, влажные поцелуи вдоль его челюсти. – Господи, Каллен, ты… ты заставляешь меня чувствовать себя просто невероятно.

– М-м-м, – промычал он, уткнувшись в изгиб ее шеи.

Он почувствовал, как ее маленькие ручки слегка сжали его, и, закрыв глаза, услышал ее прекрасный шепот:

– Я люблю тебя.

=PoF=

В комнате было гораздо светлее, когда Изабелла открыла глаза снова. Она была одна в постели и безумно хотела в душ, который быстро и приняла. Надев джинсы и черный джемпер с треугольным вырезом, она спустилась вниз в гостиную, откуда доносились звуки акустической гитары.

Каллен сидел на диване, скрестив ноги, и играл, зажав губами сигарету, грозившую выпасть изо рта, а рядом на диване лежала открытая пачка орео. Он выглядел безумно сексуально, еще мокрый после душа, в темно-синей футболке и джинсах.

Он поднял взгляд, когда она вошла, и улыбнулся, сжав сигарету.

– Привет, – сказал он уголком рта. – Ты встала.

Изабелла улыбнулась в ответ и подошла к нему. Он убрал сигарету изо рта, и она наклонилась его поцеловать. Он промычал и выдохнул носом.

– Привет, – прошептала она. Он пах восхитительно, несмотря даже на витавший вокруг него запах дыма. – Прости, что так долго спала, – смущенно сказала она, глядя на часы. Была уже половина первого.

Каллен пожал плечами.