Твои дурные страсти; учись их покорять

Будь трезв, прилежен, прост; и гнева избегай.

Ни на людях, ни в тайне — никогда себе не позволяй

Любого зла; и уважай себя всего превыше.

Не говори и никогда не делай то, что не обдумал.

Будь справедлив...

Запомни, что непобедимой силой

Нам умереть предопределено;

Что почести, богатства

Легко приобрести и потерять легко.

Что ж до несчастий, которыми наполнена Судьба—

Прими их так, как есть; терпи их и старайся,

Насколько есть в тебе искусства,

Изменять их свойства.

Ведь Боги, даже самые жестокие из всех,

Не оставляют без защиты мудреца.

У Заблужденья есть, как и у Истины, любовники свои;

Предусмотрительно философ одобряет иль винит;

И если Заблужденье торжествует,

Он отступает, медлит.

Пифагор первым придумал и использовал слова «философия» и «философ». «Философия» означает любовь к мудрости, а «философ» означает друга мудрости. До Пифагора для этой же цели использовались другие слова. Вместо «философии» использовалось слово софия — софия означает мудрость; а вместо слова «философ» — софос: софос означает «мудрый человек, мудрец». Это были прекрасные слова, но они утратили свою высоту, они стали связываться с непорядочными людьми. Для них настали плохие времена. У слов тоже бывают хорошие и дурные времена, дни славы и дни унижения.

Софос — прекрасное слово: мудрец. Помните, «мудрец» не означает «святой». Святой против грешника; это его полярная противоположность. Святой — это тот, кто не грешит; он выбрал добродетель, он против порока. Грешник — это тот, кто выбрал порок вместо добродетели. Они противоположны, как отрицательное и положительное. Святой не может существовать без грешника; грешник не может существовать без святого — они партнеры, они могут существовать только вместе. Если бы в мире не было святых, в нем не было бы также и грешников. Если вы действительно хотите, чтобы грешники исчезли из мира, пусть сначала исчезнут святые — и грешников больше не будет.

Существование святых создает грешников. И чем больше вы почитаете святого, тем больше вы осуждаете грешника, и про­пасть между ними становится все больше и больше. И вся ирония в том, что они сущестуют только вместе, как две стороны одной монеты. Они не отличаются, их логика не отличается друг от друга — просто они выбрали разное. Один выбрал ночную сторону жизни, другой выбрал дневную часть. Но жизнь состоит из дня и ночи; ни день, ни ночь не существуют поодиночке. Это две половины целого — поэтому они оба несчастны.

Ваши грешники несчастны оттого, что они упускают красоту добродетели, красоту той половины, которуют они предпочли не выбирать. А ваши святые несчастны оттого, что они подавили нечто такое, что не может быть уничтожено, что является в высшей степени существенной частью их жизни.

Если вы поглубже заглянете в ваших святых, вы обнаружите, что где-нибудь в их подсознании прячется грешник. И то же самое в случае с грешником: посмоприте глубже, и вы увидите, что где-то в его подсознании скрывается святой. Сознание святого — это подсознание грешника, а сознание грешника — это подсознание святого.

Мудрец —это ни то ни это. Он — нети, нети: ни то, ни это — он не выбирает. Он принял всего себя; он целостен, в нем поровну дня и ночи. Он отбросил постоянно выбирающее эго. Он просто принял то, что есть. Он живет правдой, голой правдой, какова бы она ни была — у него нет намерения препятствовать потоку жизни.

Мудрец — необычайно прекрасное явление из-за своей целостности. Мудрец — это завершенный круг. Он включает все, он ничего не отвергает. Вот в чем идея слова софос; это было прекрасное слово. Но оно потеряло свое величие.

Оно потеряяо свое величие потому, что это также опасное слово: им легко могут воспользоваться хитрые люди. Ведь мудрец целостен, он включает и то и другое — поэтому грешник может этим воспользоваться. Он может сказать: «Я—и то к другое. Я не выбираю — что бы ни случилось...» Так что грешник может притвориться мудрецом. Он может сказать: «Раз уж это так, то сейчас мне нравится это. Так уж вышло — что я могу поделать? Я принимаю жизнь во всей ее полноте».

Конечно, мудрец и этот хитроумный человек — совершенно различные явления. Это хитрый человек пользуется словом, и слово становится связанным с его хитрым умом. Оно становится прикрытием, под которым вы можете делать все, что вам угодно. По существу, вы выбираете, но на поверхности вы притворяе­тесь, что вы живете не выбирая, что вы живете в невыбирающем сознании. Это очень тонкая хитрость.

Таким образом слово «софос» утратило свой пьедестал и превратилось в слово «софист». Слово «софист» уродливо — оно означает притворщика. Оно означает того, кто притворяется мудрецом, но мудрецом не является, кто притворяется мудре­цом, но не является даже святым. Он всего лишь грешник, но он нашел прекрасное объяснение тому, чтобы оставаться грешни­ком.

Убийца может сказать: «Что я могу поделать? Бог хотел убить через меня». Вор может сказать: «Что я могу поделать? Так приказал мне Бог. Я просто подчинился». И спорить с ним будет очень трудно; у него есть прекрасное объяснение.

Так софос пал и превратился в софиста. И то же самое произошло с Софией: мудрость — это не знания, но они похожи. Знания могут только притворяться мудростью; они прямо противоположны мудрости. Знания всегда заимствованы, а пос­кольку они заимствованы, они изначально неистинны.

Мудрость рождается внутри вас — это ваше цветение, ваш аромат. Это — понимание себя, самопознание. Вы начинаете светиться; вы обретаете реальное бытие. У вас есть центр, вы чувствуете корни, вы собранны; вы больше не состоите из отдельных кусочков, вы цельны.

Мудрость — это революция в вашем существе: знания — просто мусор. Вы можете набраться их от других; они не меняют вас, вы остаетесь прежним. Конечно, у вас появляется много украшений, вы получаете много красивых масок, но ваше собственное лицо остается прежним. Вы продолжаете накапли­вать знания, ваша память становится все богаче и богаче, но ваше существо остается все таким же бедным. Но знания могут притворяться мудростью; они говорят на одном языке.

Например: когда Апь Хилладж Мансур провозгласил: «Аналь Хак! — Я Бог!» — это была мудрость. Это исходило из самой его сердцевины. Это было объявлено не им, а через него. Вы можете это выучить. Вы тоже можете начать повторять: «Аналь Хак! — Я Бог!», но это будет просто знание. Оно не подкреплено вашей жизнью; ваша жизнь не может служить его доказательством. Фактически, ваша жизнь будет постоянно опровергать его; ваша жизнь будет прямо противоположна.

Это случилось в Индии, это случилось в Греции, это про­изошло в Китае... на протяжении многих веков это повторялось вновь и вновь. Упанишады говорят то же самое своими словами; в них провозглашается: «Ахам Брахмасми! — Я Бог!» И не только «Я — Бог», но и «Все — Боги».

Брамины, индийские священники, повторяют это прекрас­ное высказывание на протяжении тысячелетий: «Ахам Брахмас­ми! — Я Бог и все — Боги!» И тем не менее существуют неприкасаемые. Тем не менее есть люди, которые недостойны даже называться людьми. С одной стороны, вы продолжаете повторять, как попугай, прекрасные слова Упанишад, пророков, мудрецов, тех, кто познал... Они были настоящими браминами: брамин — это тот, кто познал Брахму, тог, кто познал Абсолют. Нельзя быть брамином по рождению, и когда вы встречаете брамина по рождению, он — лицемер. Брамином можно стать только через опыт, опыт переживания; брамином можно стать лишь через самореализацию. Но как могут сосуществовать люди, достигшие самореализации, с неприкасаемыми? Это не­возможно. А неприкасаемость существует.

С одной стороны, люди продолжают провозглашать: «Все божественно, нет ничего, кроме Бога. Все существование цро-низано Богом. Каждый его атом полон Бога». И тем не менее есть люди, которые недостойны даже называться людьми — что же говорить о том, что они — Боги? К ним нельзя прикасаться; если они коснутся вас — это преступление. И не только их прикосновение преступно: в прошлом даже их тень... если их тень падала на вас, это было преступлением. Неприкасаемого могли сжечь заживо только потому, что его тень упала на вас.

И не думайте, что все это в прошлом: их все еще сжигают заживо — каждый день! Их женщин насилуют, их дома поджи­гают, их детей убивают. И это происходит в стране, которая считает себя самой религиозной страной в мире. Что это за мудрость? И за всеми этими насилиями, убийствами, поджогами стоят ваши брамины, глашатаи. Они все твердят Веды, Упани­шады, но это лишь магнитофонная лента в их уме. Они повто­ряют, не зная, что они повторяют.

София — это мудрость. Мудрость находится в глубочайшем святилище вашего существа. Она не бывает заимствованной, она не имеет ничего общего со знаниями, информацией, ничего общего с писаниями, доктринами, системами мысли. Это — ваш личный опыт, индивидуальный, подлинный. Вы познали. Вы прибыли. Тогда это — софос, это — мудрость.

Если вы просто повторяете то, что является опытом других, это — софистика, это — знание, мертвое, бессмысленное, не что иное, как бред. Вы мажете пользоваться этим как украшением, вы можете усилить свое это, но вы не узнаете истину.

Софос пал, и появилось уродливое явление — софист. София пала, и вместо нее получила существование софистика. Софистика — это чистый спор ради спора, без всякой заботы об истине. Это просто лингвистические изыскания, безусловно логичные и рациональные, но не интуитивные, не эксперимен­тальные.

И вы можете продолжать спорить и гадать, и все же, даже если вы будете спорить тысячу лет, вы не придете к истине — потому что истина вообще не является выводом, она не может быть выводом никакого логического процесса. Истина не может быть изобретена логическим путем: истина должна быть открыта через любовь. Путь к истине лежит не через логику, но через любовь. Мудрость — это любовь; знания — это логика.

И когда логика начинает притворяться: «Я есть дверь, я есть путь к истине», истина исчезает из мира

Пифагору пришлось придумать новые слова, и он нашел прекрасные слова. «Философия» означает любовь к мудрости — не любовь к знаниям, запомните, а любовь к мудрости. Знания интеллектуальны, мудрость интуитивна. Знания идут от головы, мудрость идет от сердца. Отсюда и любовь — не логика, но любовь; не расчет, но невинность, не хитрость, но разумность, не интеллектуальность, но разумность.

И он также нашел слово «философ» — друг мудрости. Вы замечали? — Когда вы начинаете с кем-нибудь спорить, вы больше заботитесь о своем это, нежели об истине. Иногда вы даже понимаете, что ваши аргументы ошибочны, но вы не можете принять этого, потому что это ранит эго. Вы отстаиваете свое мнение, а вовсе неистину. Вы оспариваете чужое мнение потому, что оно чужое, а вовсе не потому, что оно неправильно.

Спор возникает не из-за истины, а из-за эго — тогда это софистика, тогда это очень уродливое явление.

Вы любите женщину— это прекрасное переживание. В любви мужчины и женщины есть величайшая истинность, аромат, благословение. Это одна из самых невероятных тайн жизни. Однако пойти к проститутке —нетоже самое: физически это одно и то же, но духовно — совершенно другое. Проститутка — безобразное явление: возлюбленная — это нечто божествен­ное.

Философия похожа на вашу возлюбленную: софистика — это проститутка. И софисты занимались именно этим — прости­туцией. Они рады были спорить на стороне любого, кто был готов за это платить. Если вы заплатите софисту, он будет спорить на вашей стороне. Если же кто-то другой платит ему больше, он будет спорить за него. Он готов спорить даже против вас, если кто-нибудь готов заплатить ему больше.

Я слышал:

Каждое воскресенье священник выходил из себя из-за одно­го старика. Этот старик был очень уважаемым человеком, он был очень богат и имел большое влияние в приходе. Он имел привычку садиться прямо перед священником и в считанные секунды засыпать, и при всем этом он еще громко храпел. И конечно, вынести это было совершенно невозможно — он сидел перед священником и храпел.

Священник не мог найти себе места: что делать? А этот человек был настолько богат, что он не мог сказать ему: «Это нехорошо». И все же он нашел выход. Обычно старика сопро­вождал мальчик, его старший внук. Священник позвал мальчика и сказал: «Я буду давать тебе четыре пайса каждое воскресенье. Когда твой дедушка начинает засыпать, ткни его легонько локтем, чтобы он проснулся». Мальчик был счастлив и делал то, что его просили; идея сработала. Три воскресенья прошли как нельзя лучше:как только старик начинал храпеть, мальчик будил его. Но на четвертый раз священник захрапел, как и раньше. Священник стал ждать, но мальчик сидел без движения. По окончании проповеди он подозвал мальчика и спросил: «В чем дело? Ты что, забыл?» Тот ответил: «Нет. Но теперь он платит мне по рупии за воскресенье. Он говорит: «Если ты не будешь мне мешать, я дам тебе рупию».

То же самое и в случае с софистами. Они готовы спорить на чьей угодно стороне, лишь бы им платили. Они великие спор­щики. Но мудрость не имеет ничего общего со спорами!

Будда не бывает спорщиком — он испытал нечто. Если он пользуется языком логики, то лишь для того, чтобы выразить то, что он испытал, а вовсе не для того, чтобы доказывать это. Это не значит, что он пришел к своему переживанию через язык логики: сначала он получил его через медитацию, а затем он пользуется языком логики, чтобы передать его.

Логика и язык абсолютно уместны в том, что касается выражения, однако они не являются творческими — это средства выражения. Для того, чтобы выражать, нужно прежде всего иметь истину, а уж потом нужны язык и логика. Но со стороны очень трудно разглядеть, кто выражает свой опыт, а кто просто играет в слова. Это очень трудно сделать тому, кто еще не испытал ничего сам.

Пифагор был в Индии, встречался с великими мудрецами; он встречался с великими пророками, великими браминами. Он впервые увидел, что такое мудрец! Он медитировал многие годы... стал по праву считаться мудрецом сам, стал просветлен­ным. А затем он вернулся в Грецию и увидел, что там произошло: возлюбленная ушла — осталась лишь проститутка.

Он придумал эти новые слова — эти слова прекрасны, но они вновь угодили в ту же ловушку. В настоящее время, если вы пойдете в университеты, все равно — на Востоке или на Западе — философии в пифагоровом смысле там не существует; философов в том смысле, который придавал этому слову Пифагор, не существует — по крайней мере, в университетах. В университетах снова есть софистика, а университетские философы и профес­сора снова превратились в софистов. Поэтому философия нахо­дится на смертном одре — пойдите в университет, и вы убедитесь в этом.

Тысячи студентов приходят учиться наукам, математике, физике, химии, биологии, геологии. Спросите, сколько студен­тов приходит учиться философии — их меньше, чем пальцев у вас на руках.

Когда я учился философии, студентов в нашей группе было всего трое. Одним из них был я, и кроме меня были еще две девушки. Всего три человека, а на отделении было десять профессоров — по три целых и одной трети профессора на каждого студента. А эти две девушки вообще не интересовались философией. Все, что им было нужно — это получить степень магистра: это помогает получше выйти замуж. А они не смогли сдать вступительные экзамены ни по какому другому предмету, вот почему они выбрали философию. Она вообще не интересо­вала их.

Это происходит вновь и вновь... Один из моих профессоров был большим аскетом; он решил не смотреть на женщин. Ну, а в классе две девушки — поэтому обычно он преподавал с закрытыми глазами. А эти девушки почти всегда отсутствовали, так что там сидел только я, а он стоял с закрытыми глазами. Поэтому я научился слушать с закрытыми глазами — на самом деле, обычно он говорил, а я спал.

Однажды он обнаружил это. Сначала он подумал, что я тоже аскет и решил не смотреть на женщин, и он был очень счастлив, что нашлась хоть одна родственная душа. Весь университет смеялся над ним, и он подумал: «Это очень хорошо — здесь есть по крайней мере один человек...» Но однажды он обнаружил это, потому что тех двух девушек не было, так что он открыл глаза, а я крепко спал.

Он спросил меня: «В чем дело?» Я ответил: «Дело в том, что я не вижу никакой философии в том, что вы говорите. Спать гораздо лучше и полезнее. То, что вы говорите — просто мусор, вздор. Вы не знаете предмета!»

И это на самом деле было так. А он был честный человек — сначала он был в шоке, но затем признал мою правоту. Ведь в тот раз он говорил о Патанджали и самадхи, и я спросил его: «Вы знаете, что такое самадхи? Вы когда-нибудь испытывали это? Все, что вы говорите, выучено, это не мудрость. Вы говорите все это механически; компьютер гораздо лучше и эффективнее сделал бы все то, что делаете вы. Вы читали о самадхи — но прочесть о самадхи не значит узнать самадхи. Это все равно что слепой, который много прочитал о свете и может о нем расска­зывать, он может даже написать прекрасную диссертацию о свете, но он не знает о нем ничего. Он ничего не знает, совсем ничего. У него нет глаз».

Это происходит во всем мире, и причина не в том, что люди больше не интересуются истиной — причина в том, что филосо­фия снова превратилась в софистику. Великие философы наше­го века — не что иное, как лингвисты, логические позитивисты, логики. Бертран Рассел, Дж. И. Мур, Людвиг Виттенштейн — великие имена в философии, но все они интересуются только языком. Их не волнует, есть Бог или нет; их интересует, сколько значений у слова «Бог>, можно ли употреблять это слово в таком-то значении или нет, можно ли пользоваться словом «Бог» или нельзя, а если можно, то какое значение должно оно нести. Их не интересует истинность Бога; они заботятся только о слове «Бог». И они продолжают свои изыскания.

Только представьте человека, который анализирует слово «любовь» — вы можете назвать его любящим? Любовь — это нечто такое, что нужно испытать, пережить. Философия, чтобы ее можно было назвать философией, должна быть философией жизни. Философия, достойная своего имени, должна быть экзистенциальной, экспериментальной; она должна основы­ваться на медитации, а не на доказательствах.

Так вот, слово «философия» также стяжало дурную славу. Требуется новое слово. Теперь было бы лучше заменить слово «философия», например, словом «филоузия». Слово «узия» про­исходит от корня, означающего «сущность». «Филоузия» будет означать того, кто хочет проникнуть в сущность того, что есть, кто желает не просто думать об этом, но также испытать, убедиться, увидеть.

Это — подлинное значение индийского слова, означающего философию — даршан. Даршан означает «увидеть». Сейчас было бы хорошо сделать в точности то же, что сделал Пифагор двадцать пять столетий назад. Он изменил слово софия словом «философия». А теперь слово «философия» нужно вновь изме­нить — я предлагаю слово «филоузия»: желание увидеть и испытать сущность того, что есть, не довольствуясь одними размышлениями о ней.

Сутра... вторая часть, очищение, продолжается. В предыду­щей сутре говорилось:

По крайней мере, -если можешь; ведь закон суровый самый

Связует Силу и Необходимость.

Пифагор напоминает о двух мотивах человеческих дейст­вий: первый исходит из низшей природы и называется необхо­димостью — второй происходит из высшей природы и называ­ется силой; но оба они коренятся в первичном законе — дао, дхамма, тора, логос. На Востоке первый называется «пракрита», а второй — «пуруша».

Вполне возможно, что Пифагор узнал об этих двух законах из общения с индийскими мудрецами. Он испытал их действие также на своем собственном опыте, но превый проблеск, веро­ятно, он получил на Востоке, в глубоком общении с просветлен­ным мастером.

Пракрит означает низшую црироду, материальную приро­ду, видимое. Пуруша означает сознательность, осознание, вы­сшую природу. Пракрити похожа на окружность, а пуруша — на центр круга. Пифагор использует свои слова: первое он называет законом необходимости. Чем ниже вы спускаетесь, тем больше и больше действует закон необходимости. Чем выше в созна­тельность вы поднимаетесь, тем меньше и меньше становится действие закона необходимости и все больше и больше действует закон силы, закон свободы.

На нижнем уровне единственный закон — это причина и следствие, и поскольку наука признает только причинно-след­ственные связи, она не может признать Бога, она не может признать сознание. Сама научная методология исключает его. Наука привязана к нижней ступени лестницы; а существование есть лестница, состоящая из множества ступеней. И лестница есть также и в вас, в каждом человеке, в меньшем масштабе.

Ваше тело — это пракрити, низшая природа; ваше тело подчиняется закону необходимости. Даже тело будды подчиня­ется закону необходимости. За молодостью приходит старость; за старостью приходит смерть. Даже ради буддм природа не станет другой — это очень суровый закон. В нем нет исключе­ний.

Вот почему я говорю, что Иисус не родился от девственницы — ибо рождение подчиняется закону необходимости. Никто не может быть исключением. Безусловно, он родился от очень невинной женщины. Если девственность — символ, тогда все совершенно правильно; если это поэтическое иносказание, выражающее невинность Марии, то все абсолютно верно. Но если вы станете настаивать, что это физиологический феномен, что Мария была девственницей, то вы — просто глупец. Рожде­ние подчиняется закону необходимости.

И точно так же это относится и к идее воскресения. Если Иисус умер, воскресение невозможно, потому что закон необ­ходимости не допускает никаких исключений. Но если под «воскресением» вы подразумеваете, что подлинная жизнь ни­когда не умирает, что в вас есть нечто вечное, что всегда пребывает, продолжается, что только плотное тело умирает, а тончайшее ядро вашего существа вечно... если под «воскресени­ем» вы имеете в виду духовное возрождение, тогда все совершен­но правильно. Но в историческом смысле это неправда.

И то же самое — во всех других случаях.

Джайны говорят, что Махавира никогда не потел — это невозможно. Ваше тело на восемьдесят пять процентов состоит из воды, и потоотделение — это способ, с помощью которого тело избегает перегрева. Когда вы потеете, тело создаст некое подобие кондиционера; когда вы потеете, вода выходит на поверхность кожи и начинает испаряться. Для испарения требу­ется тепло, поэтому на испарение затрачивается телесное тепло, а температура вашего внутреннего тела остается прохладной. Это очень ествественное явление — если ваше тело сделано не из пластика или стали; тогда 'совсем другое дело.

А Махавира ходил голым; к тому же — в самой жаркой части Индии, Бихаре, по пыльным Дорогам. Даже сегодня они пыль­ные; просто представьте, чтб было двадцать пять веков назад... И он не потел? Он мог умереть; без потоотделения он не смог бы выжить. ^Это — часть механизма выживания.

Но каждой религии хочется, чтобы ее основатель был ис­ключением. В каком-то смысле они на правильном пути. В каком отношении они правы? Они правы потому, что такие люди, как Махавира, Иисус, Будда, познали также и другой закон — закон сипы — но их тела не относятся к нему. Тело принадлежит земле; оно подчиняется закону земли. Их сознание уже относится к миру силу, к пуруше, а не пракрити. Их сознание совершенно свободно, абсолютно свободно; их сознание не знает никаких ограничений. Но мы не можем увидеть их сознание.

До тех пор, пока мы не достигли этих вершин, этого пика, этого экстаза, мы способны увидеть только тело. И поэтому мы начинаем сочинять истории, мифы об их телах,как если бы их тела стали частью высшего закона силы. Этого никогда нс бывает. Как метафора это хорошо; как миф это прекрасно; но нс пытайтесь доказать это исторически.

Джайны говорят, что, когда змея укусила Махавиру за ногу, из нес вместо крови потекло молоко. Да ведь это очень опасно. Это значит, что в теле Махавиры вместо крови циркулировало молоко — а молоко не может сохраняться долго: оно прокисает. Задолго до того, как его укусила змея, Махавира должен был провонять кислятиной.

Но в качестве поэтического выражения это прекрасно. Это просто показывает... молоко — символ любви. Когда у женщины рождается ребенок, из ее груди начинает течь молоко — от любви. Молоко — это символ, поэтический символ любви. В истории просто говорится: даже если ядовитая змея кусала Махавиру, она не могла получить от него ничего, кроме любви — вот и все. Чтобы передать это, была написана история о том, что из него не текла кровь — вместо крови полилось молоко. Но не будьте дураками и не пытайтесь доказать физиологически, что из него на самом деле полилось молоко.

Тело остается частью земли; ваше сознание может стать частью неба, оно действительно принадлежит небу.

Человек — встреча этих двух законов: необходимости и силы, пуруши и пракрити, рабства и свободы, земли и неба, тела и души, видимого и невидимого, плотного и тонкого. Человек — место встречи. В этом его слава, и в этом же — его несчастье. Если это нс понято правильно, это мучительно — поскольку

если вы не понимаете, что вы — встреча двух громадных сил, полярных противоположностей, вы будете находиться в постоянной тревоге, мучении; вы будете чувствовать, что вас тянет в разные стороны, что две силы разрывают вас на части. Ваша жизнь превратится в великое беспокойство: кем быть? Этим или тем?

Земля притягивает вас вниз, небо зовет вас вверх. Тело говорит: «Подчиняйся мне!», а душа говорит: «Иди со мной!» А их пути различны; вы не можете идти по ним одновременно. Это кажется почти невозможным. Если вы подчинитесь телу, вы начнете чувствовать себя виноватым, потому что вы не прислу­шались к глубочайшему голосу своего существа, к этому тихому мягкому голосу. Если вы подчинитесь этому тихому мягкому голосу, вы почувствуете, что тело слишком отягощает вас. Тело почувствует, что вы не заботитесь, не любите его, и оно начнет восставать против вас.

Поэтому, что бы вы ни выбрали... Если вы выберете тело, душа будет отравлена; если вы выберете душу, тело окажется в забвении, пренебрежении. В любом случае вы будете чувствовать напряжение. В этом — несчастье человека.

Но если эти два закона поняты и вы можете понять ритм этих законов — что они кажутся противоположными, но в глубине они дополняют друг друга... Любые противоположности всегда дополняют друг друга. Жизнь и смерть противоположны, и тем не менее они дополняют друг друга. Мужчина и женщина противоположны;, но они дополняют друг друга. Добро и зло противоположны, и тем не менее дополняют друг друга. Если вы способны увидеть взаимодополняемость, в вас рождается тран-сценденция — и в ней проявляется ваша слава, ваше величие.

Это — состояние Будды, состояние Иисуса; называйте это сознанием Иисуса, сознанием Будды или сознанием Кришны — неважно, каким названием вы пользуетесь, но значение именно в этом. Когда ваша напряженность рассеивается, ваше беспо­койство растворяется, когда ваше тело и душа могут гармонично сосуществовать, когда вы научились играть со своим телом и душой вместе, одновременно, без всякого трения — тогда в вашей жизни рождается великая музыка. Эта музыка — медита­ция. Тогда ваша жизнь становится мелодией необычайной красоты. Вы становитесь празднованием, торжеством. Вы рас­цветаете.

Вы пользуетесь телом как фундаментом, а ваше сознание создает храм. Тело становится основанием, сознание становится храмом. Ваше тело используется как флейта, а сознание стано­вится мелодией, льющейся из флейты. Вы пользуетесь телом как ситаром, а ваше сознание становится музыкой, которая рожда­ется из него.

Вы замечали? Из физического, материального инструмента рождается музыка, в которой нет ничего материального, которая полностью духовна. Таким же образом, говорит Пифагор, эти два закона — закон необходимости и закон сипы — коренятся в одном первичном законе. Лао-цзы называет этот закон дао, Иисус называет его логос, Будда называет его дхамма, Моисей называет этот закон тора. Это — основной закон, в котором все дуальности растворяются и становятся недвойственными; это Бог, этот первичный закон — Бог, этот первичный закон — истина.

У истины есть тело — это тело составляет закон необходи­мости; у истины есть и душа — ее душа состоит из закона силы. Человек — и то и другое: канат, натянутый между двумя вечностями. Фридрих Ницше так выразил это: канат, натянутый между двумя вечностями, между прошлым и будущим, между материей и сознанием. И для того, чтобы пройти по этому тонкому канату, требуется немалое мастерство. Вы должны стать канатоходце м.

В этом вся суть саньясы, весь смысл ученичества. Религиоз­ный человек — это тот, кто учится искусству канатоходца. Оно полно риска! И оно также очень опасно: всего один неточный шаг, и вы упадете, всего один неточный шаг, и вы сбиваетесь с пути; одна ошибка, и вы падаете с огромной высоты.

Чем выше вы поднимаетесь, тем более опасной становится ваша жизнь. Но чем опаснее жизнь, тем больше она достойна своего названия, тем больше в ней смысла и значительности.

Ницше сказал также: живите опасно! Что он имеет в виду, когда говорит: «Живите опасно!»? Те, чья жизнь состоит только из удобства, не живут вообще; их жизнь — не что иное, как постепенная смерть, медленное самоубийство. Жизнь приобре­тает остроту, блеск только тогда, когда вы живете рискованно. А самый большой риск — это идти между законом необходимости и законом силы, как если бы вы шли по канату, натянутому от одного гималайского пика к другому... если вы упадете, вы пропали. Но если вы достигнете, вас ожидает величайшая слава — вас ждет Бог, вас ждет нирвана.

Человек —и то и другое... канат... лестница... встреча земли и неба, тела и души, рабства и свободы, самсары и нирваны... Если вы не понимаете этого, вы будете продолжать страдать. Если вы понимаете это, приходит экстаз. Одна и та же энергия становится и страданием, и экстазом. В невежестве эта энергия превращается в горечь, отравляет и создает ад. Когда вы стано­витесь осознающими, более бдительными, более наблюдатель­ными, свидетелями, та же самая энергия трансформируется — она становится раем.

Сегодняшняя сутра продолжается:

И все ж тебе дано бороться и преодолеть

Твои дурные страсти: учись их покорять.

На эти слова необходимо медитировать, ведь с тех пор, как они были произнесены, прошло двадцать пять столетий, и все слова поменяли свои значения. Они были написаны до Фрейда. Они были написаны с совершенно другой целью, в совершенно другой атмосфере — тогда их значение было совершенно иным. Вы должны понять этот смысл, а не то, что вы связываете с этими словами.

И все ж... Пифагор говорит:

...деля это и трудно, ведь очень суровый закон связывает силу и необходимость.

Создавать гармонию опасно, вы ходите по лезвию меча — но все же это возможно, в этом нет невозможного. Это трудно, но возможно.

И все ж тебе дано...

Это ваше прирожденное право!

...бороться и преодолеть твои дурные страсти.

Здесь слово «бороться» означает не то, что вы связываете с этим словом. Здесь слово «бороться» имеет совершенно другой смысл. В пифагорейской тайной школе слово «бороться» озна­чало «создавать трение». Гурджиев обычно давал своим учени­кам этот же метод: метод трения. Создайте в себе трение — ведь путем трения высвобождается энергия.

Например: вы чувствуете гнев, великий гнев охватил вас. Пифагорейский метод таков: когда в вас возникает гнев, просто посмотрите ему в лицо; пусть в вас вырастет великое сострада­ние. Это будет трудно — как вы можете быть сострадательными, если вы сердитесь? Однако это возможно.

На самом деле, гнев и сострадание — не две разные энергии. Именно гнев становится состраданием; и именно сострадание скрывается внутри гнева. Поэтому, если вы в присутствии гнева создаете сострадание, возникает борьба, трение — вы создаете двойственность, вы создаете две вершины. И вы должны пройти по канату между этими вершинами, от гнева к состраданию. И если вы сможете дойти от гнева до сострадания, вы превзошли гнев.

Когда приходит секс, создайте любовь — это одна и та же энергия — и идите от секса к любви. Сначала это будет трудно, потому что мы совершенно забыли об этом методе трения. Но попытайтесь!

Например, вам грустно — начните танцевать. И вы будете удивлены той переменой, которая немедленно произойдет в вас. В одном углу находится печаль, а в другом углу, напротив, рождается тонкая радость. Вы будете удивлены, изумлены. Вы не будете верить в то, что происходит! Когда это происходит впервые — вам грустно и все же радостно, печаль и радость существуют вместе — это борьба, это трение. И через это трение высвобождается огромная энергия, в вас рождается великое пламя — и этот огонь очищает. А огонь всегда рождается из трения.

Человек, который первым получил огонь, должен был полу­чить его путем трения, стуча камнем о камень. Человек навер­няка получил первое представление об огне, когда увидел, как очень сильный, порывистый ветер выбивает огонь из бамбука или других деревьев — наблюдая природное трение. Так всегда бывает в бамбуковом лесу: если дует слишком сильный ветер, бамбук трется друг о друга, стволы нагреваются и вскоре загора­ются. Первое представление об огне наверняка пришло из наблюдения над трением в естественной природе.

То же самое относится и к внутреннему: создайте трение. Что бы с вами ни происходило, всегда создайте противоположность. Сначала вы скажете, что это невозможно, потому что вы никогда не пытались это сделать. Но помните: все, что вы чувствуете, остается в вас навсегда. Иногда это проявляется открыто, а иногда бездействует. Так что, когда вы пытаетесь создать противоположность, все, что вам нужно сделать — это разбудить то, что дремлет в вас.

Вы уже любили раньше, вы уже чувствовали глубокое со­страдание, вам известно, что такое сострадание. Сейчас вы испытываете гнев. Где-то, в каком-то уголке внутри вашего существа крепко спит сострадание — разбудите его. И когда вы узнаете, что его можно разбудить, в вас родится сильное трение. Гнев и сострадание начнут бороться.

И всегда помните: когда идет борьба между низшим и высшим, побеждает высшее; низшее не может победить. Низшее может победить только в том случае, если высшее отсутствует. Когда есть высшее, у низшего нет силы.

Вот почему Пифагор называет высшее законом силы.

И все ж тебе дано бороться и преодолеть

Твои дурные страсти: учись их покорять.

Ваши страсти глупы. Запомните, Пифагор не против страс­тей — ведь в них заключена вся энергия, которая у вас есть. Он против глупости. В тог момент, когда ваши страсти окрашива­ются разумностью, они становятся совершенно прекрасными.

Когда секс для вас — просто бессознательная, механическая потребность, это нехорошо. Помните, в сексе нет ничего дурного — плоха механичность. Если вы привнесете свет разумности в свою сексуальность, этот свет преобразит ее. Она перестанет быть сексуальностью — она станет чем-то совершенно другим, настолько другим, что у вас даже не будет подходящего слова для нее.

У нас на Востоке есть слово для этого: «тантра». На Западе для этого нет никакого названия. Когда секс перестает быть отдельным, когда он сопряжен с разумностью, рождается совер­шенно новая энергия — эта энергия называгея Тантрой.

Слово «тантра» означает способность к расширению, то, что продолжает распространяться. Секс ограничивает, сокращает вас, а тантра вас расширяет. Это та же энергия, но она поверну­лась в другую сторону. Она перестала быть эгоистичной, вы перестали быть ее центром. Она начала распространяться — распространяться на все существование