Величайший успех в мире

Ог Мандино

С большой любовью

посвящаю эту книгу

моим вторым родителям,

Джону и Рите Ланг

"И вот, некто, именем Закхей,

начальник мытарей и человек богатый,

искал видеть Иисуса, кто Он, но не

мог за народом, потому что мал был ростом".

Лука, 19:2,3

Правда в чистом виде состоит в том,

что жизнь, удача и счастье каждого из

нас, а также, в той или иной степени,

всех тех, кто связан с нами, зависят

только от наших знаний правил игры.

Томас Хаксли

Глава первая

Я должен предупредить тебя в самом начале пути.

Слова, что ты прочтешь, способны положить конец твоей прежней

жизни.

Давно было сказано, что бесполезная жизнь намного хуже ранней

смерти. Если годы твоей жизни с самого рождения, с первых ударов сердца,

отравлены неудачами и срывами, превратностями судьбы и падениями,

поражениями и жалостью к себе, то говорю тебе, ты должен немедленно

покончить с жалким существованием и начать перестраивать свою жизнь по

новым законам, познать новое существование, наполненное любовью,

достоинством, достижениями и умиротворением.

Истинно говорю тебе, ты не только можешь, но ты сделаешь это - при

условии, что примешь и используешь бесценное наследие, которым я делюсь с

тобой.

Меня зовут Иосиф.

О, почему я не рассказчик историй, прекрасно владеющий даром слова,

а всего лишь казначей, хранитель счетов и долговых расписок? Во всяком

случае пока я им остаюсь. А ведь мне, несмотря на мои многочисленные

недостатки, приходится записывать все, что я знаю о Закхее Бен Иешуа, и все

это во имя приходящих нам на смену поколений. Мне лишь остается скромно

надеяться, что они обратят это послание в свою пользу и быстрее встанут на

путь новой жизни. История Закхея, и, что важнее всего, дар, оставленный им

человечеству, не должен исчезнуть бесследно в глухих, равнодушных песках

времени вместе с теми из нас, кто знал, любил и научился многому у Закхея -

воистину необыкновенного создания Господа.

Закхей осиротел, когда ему еще не исполнилось и пяти лет.

В детстве он настрадался от насмешек над своей нескладной фигурой -

Закхей был маленького роста, с громадной головой, широкими плечами и

тонкими, короткими ногами.

Он никогда нигде не учился. Драгоценные годы юности Закхей провел

в тяжелом, от рассвета до заката, изнурительном труде - он возделывал почву и

собирал фрукты в обширных садах Ирода.

И тем не менее, несмотря на свои физические недостатки, он стал

самым богатым человеком в Иерихоне, владельцем половины всех земель,

находящихся в полудне пути от города.

Дом его, окруженный высокими финиковыми пальмами, затмевал

великолепием и размерами зимний дворец Ирода, ставший позднее убежищем

болезненного царского сына.

Знаменитый ученый, прибывший из Греции, встретился с Закхеем,

бывшим тогда в зените своей славы и, возвратившись в Афины сообщил своим

друзьям, что наконец-то встретил человека, покорившего весь мир и даже не

подозревавшего об этом.

По римским меркам Закхей, которому подчинялись все сборщики

налогов, достиг на закате своих дней очень высокого положения, и народ, как

это случалось со всеми предшественниками Закхея, должен был бы ненавидеть

и презирать его, но ничего подобного не произошло. Любовь и уважение людей,

жизней коих он коснулся и изменил к лучшему, никогда не ослабевали.

Перед самой своей кончиной он стал причастен, и в этом я абсолютно

уверен, к Чуду, хотя я никогда до того самого дня в чудеса не верил. Ни один из

тех, кто стал свидетелем этого загадочного события, не в состоянии объяснить,

что он увидел, а ведь драгоценные крупицы, составляющие это Чудо, способны

изменить жизнь любого, и твою в том числе, точно так же, как это произошло со

многими другими.

Представь, что ты не читаешь, а слушаешь мой неторопливый рассказ.

Вообрази, что ты, устав от тягот жизни, положил голову мне на колени,

так же, как ты это делал много лет назад, сидя рядом с отцом или матерью.

Сегодняшний день ничем не отличается от других, занятых борьбой за крупицы

душевного спокойствия и безопасности для себя и для тех, кого любишь и за

кого несешь ответственность.

Позволь мне залечить раны этих битв, делясь с тобой богатством

мудрости одного человека, которым ты можешь обогатить свои мысли, чувства

и действия. Его мудрость поможет тебе превратиться из увядшего и

бесполезного листа, гонимого всеми ветрами, в достойного, свободного

человека, которым ты желаешь стать.

Прежде всего наберись терпения и выслушай меня. Мы с тобой, ты и я,

встретились не случайно, нас объединяет общая цель. Кто может знать, как

Господь решил распорядиться нами? Кто может объяснить такую загадку:

почему именно ты читаешь эти строки, именно в этот день и этот час?

Готов ли ты отбросить тяжкие оковы прежней жизни и начать новую?

Сейчас тебе нечего терять, твоя прошлая жизнь не стоит сожалений, ты

обладаешь великой возможностью добиться всего, чего пожелаешь.

Я сам себя назначил душеприказчиком Закхея. Поэтому позволь мне,

скромному, покорному, поделиться самым прекрасным сокровищем,

накопленным Закхеем за годы долгой жизни.

Как поступишь ты с его необыкновенным посмертным даром...

полностью переходящим к тебе?

Глава вторая

Еще древние мудрецы говорили, что только память служит истинным

хранилищем сокровищ, которыми мы обладаем. В ларце, именуемом памятью,

собраны все наши драгоценные камни прошедших лет. И если это так, то мое

самое бесценное сокровище, мое дорогое воспоминание, без всякого сомнения,

то, что я знал и служил человеку, чье имя на языке наших предков означает

"праведник", или "чистый", - Закхею.

Впервые мы встретились на базаре в Иерихоне много лет назад, когда

оба были еще молоды. Не выдержав постоянных побоев и придирок отчима, я

решил сбежать из дома. Сидя на каменной скамье и с тревогой размышляя о

будущем, преисполненный жалости к себе, я увидел его. К спине Закхея

ремнями были привязаны кедровые бревна. Вес и длина этих бревен были столь

велики, что он шатался из стороны в сторону, пытаясь сохранить равновесие.

Иногда, когда бедняга случайно задевал своей ношей прохожих, вслед ему

неслись ругань и проклятья.

Ужасающая тяжесть согнула его пополам, но, когда он проходил мимо

меня, я, к своему удивлению, услышал, что он поет. Мне было интересно, о чем

же может петь этот жалкий, измученный тяжкой ношей юноша. Неожиданно он

спотыкнулся и рухнул на землю, придавленный громадными бревнами.

В самых печальных своих мыслях я не желал бы стать похожим на тех

нечестивых людей, что проходили мимо, даже не взглянув на его неподвижную,

словно окаменевшую, фигуру. Я бросился к несчастному и начал оттаскивать

бревна, пытаясь высвободить Закхея. Его лицо было залито кровью.

Опустившись на колени, я краем своей туники промокнул глубокую рану на его

лбу. Наконец юноша зашевелился и что-то забормотал, но я не смог разобрать

ни единого слова. Добрая женщина, торговавшая поблизости фруктами, подала

мне кувшин с водой и тряпку, и мы вдвоем с ней умывали Закхея до тех пор,

пока веки его не затрепетали и не открылись. Вскоре он мог уже сидеть.

Посмотрев на меня, Закхей робко улыбнулся и потер макушку. Я же с

изумлением, смешанным с чувством страха, рассматривал его огромные

бицепсы, блестящие от пота под лучами солнца.

- Они сказали мне, что я не смогу перенести сразу семь бревен, -

грустно проговорил он.

- Что-то?

- Торговцы лесом, - пояснил он. - Они сказали мне, что человеку, да

еще такого роста, как я, не под силу перенести сразу семь бревен, но

я им не поверил. Откуда человеку знать, что он способен сделать,

пока не попытается?

Юноша неуверенно поднялся на ноги, и я едва смог подавить смешок.

Мне вдруг показалось, что если на него надеть подходящую одежду, из на него

надеть подходящую одежду, из него выйдет великолепный борец-фигляр,

наподобие тех, что не раз приезжали с бродячим цирком в наш город. Он был

очень мал ростом, но при этом его голова и плечи были огромны. Туника висела

на нем до земли, почти полностью закрывая короткие ноги. Он был не выше

семилетнего ребенка, но на самом деле примерно одного со мной возраста, во

всяком случае не моложе шестнадцати лет.

Подойдя ко мне, он положил свои громадные ладони мне на грудь.

Его глаза, большие и темные, смотрели на меня с благодарностью.

Глубоким, сочным голосом юноша произнес:

- Спасибо, друг мой, и да пребудет с тобой Господь.

Молча кивнув, я пошел прочь. Но не прошел и двадцати шагов, как

любопытство взяла надо мной верх, я обернулся назад и не поверил своим

глазам. Юноша стоял на том же месте, рядом со сваленными в кучу бревнами. И

снова пытался взвалить всю груду на плечи. Вот глупец! По причине, которой

мне никогда не суждено понять, я бросился к нему и закричал:

- Незнакомец, не пытайся сделать невозможное!

Он с грохотом бросил бревно, которое только что пытался поднять, и

выпрямился. Так он стоял и пристально смотрел на меня несколько минут.

- На свете нет ничего невозможного, - мягко ответил он, - пока сам

человек не перестанет верить в свои силы.

Немного помолчав, я неожиданно для себя произнес:

- Позволь мне помочь тебе. Я тоже кое-что умею. Возьми вон те

ремни и свяжи ими бревна с обоих концов, так, чтобы я мог нести

связку с одного конца, а ты с другого.

Он попытался было мне возразить, даже приоткрыл рот, но не проронил ни

звука. После того как бревна были аккуратно связаны и он стал спереди, а я -

сзади, мы взвалили огромные бревна на плечи и пошли. Мы брели по самым

окраинам города, и я несколько раз просил его передохнуть. Именно там, на

дороге в Фаселиду, через некоторое время мы открыли первую свою лавку.

Здесь, по прошествии нескольких месяцев, мы продали первый урожай

- мясистые и сочные плоды инжира, выращенные мною и Закхеем на маленьком

клочке земли, который купили после пяти лет тяжелого труда.

Следующие пятьдесят лет, а то и больше, мы никогда не расставались, в

любую минуту готовые помочь друг другу, разделить все тяготы и невзгоды

всякий раз, когда кто-нибудь из нас нуждался в поддержке. Встреча настоящих

друзей не происходит случайно, она всегда дар Божий.

Глава третья

Окруженный со всех сторон безжизненной пустыней и унылыми

каменистыми грядами, Иерихон был зеленым раем с богатыми долинами,

орошаемыми многочисленными источниками и акведуками. И так обильны

были урожаи, собранные с этих земель, что однажды Марк Антоний, проявив

огромную щедрость, подарил все бальзамовые плантации и прилегающие к ним

земли Клеопатре. Со временем обольстительная царица продала эти угодья

Ироду, который до самой смерти извлекал громадные доходы из торговли

фруктами.

Когда сын Ирода, Архелай, был волей Рима смещен с царского трона,

власть в Иерихоне, да и во всей Иудее перешла в руки римских прокураторов.

Поскольку они были людьми военными, то не вникали в ведение сельского

хозяйства. Единственное, что их интересовало, так это сумма налогов,

собранных с каждого урожая. Год за годом Закхей приобретал все больше

земель, прибавляя их к своему первому клочку земли с несколькими фиговыми

деревьями. Я, как летописец, помню, конечно, те времена, когда у Закхея

работало более двух тысяч крестьян, не считая тех трех сотен или более людей,

которые работали в лавках, расположенных и в городе, и за его стенами.

Дела Закхея шли в гору, а вместе с ними росли его надежда и вера в мои

способности и преданность. Наша дружба связывала нас теснее. Вскоре мы

стали как родные братья. Его первое хранилище для хлопка было построено

здесь, в Иерихоне, по моему совету. Со временем на его месте вырос самый

настоящий дворец с расположенным неподалеку помещением для торговых

сделок, таким огромным, что не было ему равных по площади даже и в самом

Иерусалиме.

Воспоминания о тех далеких днях все еще живы в моей душе, и я

помню каждый тот день так же явственно, как сегодняшний рассвет.

Непрекращающимся потоком прибывали к нам караваны от купцов со всего

мира. Они привозили нам диковинные товары и либо продавали их нам за

золото и серебро, либо меняли на наше зерно и фрукты. Масло, вино и посуду

привозили в основном от Маркуса Фелиция, из Рима. От Креспи с Сицилии

прибывали великолепные ювелирные украшения и породистый скот. Мальтус,

купец из Эфиопии, поставлял нам черепаший панцирь и благовония для

богатых женщин Иерихона. Линий присылал нам золотые изделия, в основном

безделушки, и бруски железа из Испании. Германцы снабжали нас мехами и

обработанным янтарем; ковры, дорогие духи, кожи шли от Диона из Персии. Во

Санг Пи присылал тончайший шелк из далекого Шанхая.

Возвращались караваны, нагруженные корзинами фруктов, плетеными

ящиками с финиками, кипами хлопка, кувшинами с маслом, медом, связками

бананов, хной, сахарным тростником, фигами, виноградом, маисом и самым

ценным нашим товаром - бальзамовым маслом. И все это росло и

производилось на постоянно увеличивающихся землях Закхея. Товаров у нас на

складах становилось все больше и больше, связи расширялись, и со временем

случилось так, что наши товары расходились по всему миру.

За Закхеем укрепилась слава честного и порядочного торговца, и он

всегда служил жителям Иерихона, занимавшимся тем же ремеслом, достойным

примером для подражания. Для бедных и страдающих, старых и молодых, к

которым судьба оказалась несправедлива, для людей, приговоренных судьбой

влачить жалкое существование и не способных изменить свою жизнь, мой

хозяин стал огоньком надежды, спасителем от голодной смерти, лекарем,

врачующим раны. Нередко, кроме еды и питья, Закхей давал несчастным

нуждающимся кров и тепло.

В начале второго года нашей дружбы с Закхеем, когда поля наши все

еще представляли собой разрозненные клочки земли, но уже начали давать

урожай, Закхей строжайше наказал мне, как своему управляющему, отдавать

неимущим и нуждающимся неслыханную до того сумму - половину всей

прибыли. По мере того как дела наши шли в гору, мы тратили на одежду и пищу

для бедняков все больше и больше. Мы строили дома для стариков и сирот,

приглашали докторов из Египта и Рима, дабы облегчить страдания больных и

калек, приглашали учителей для наставления молодых. Даже самые несчастные,

одинокие и отверженные были извлечены из трущоб и окружены заботой до тех

пор, пока некое подобие чувства собственного достоинства не возвращалось к

ним. Совершенно невозможно, даже для человека с моими способностями и

опытом, подсчитать, сколько золота и серебра мы на это потратили, сколько

спасли несчастных, и все это благодаря безграничной щедрости моего учителя.

В отличие от тех богачей, что по всей земле трезвонят о своих

мимолетных милосердных поступках, не в характере Закхея было на каждом

углу кричать о своих благих делах и великой щедрости. Даже когда известный

ученый из Афин, узнав обо всем, что Закхей сделал за последние тридцать лет,

воскликнул, что он, несомненно, добился "величайшего успеха в мире", я

помню, как Закхей в ответ на его слова, смутившись, покраснел и недоуменно

пожал своими огромными плечами. Его реакция на любую похвалу была всегда

одинакова. Господь в неизмеримой своей щедрости даровал ему много больше,

чем нужно одному человеку, и Закхей много жертвовал неимущим, считая при

этом, что сколь бы много он не раздавал, это - всего лишь малая толика его

богатств, ничтожно низкая плата за благодеяния, оказываемые ему Всевышним.

И Господь продолжал преумножать его богатство.

Закхей управлял своим царством, как мы шутливо называли все его

многочисленное и разнообразное хозяйство, справедливо, но твердо. Все шло

хорошо, если бы не трагедия, омрачившая те первые десятилетия процветания.

Она-то и сблизила нас окончательно.

Как ни странно, горе соединяет два сердца крепче, чем счастье.

Глава Четвертая

По мере того как империя Закхея все разрасталась, а с ней

преумножались его богатства, мы виделись с Закхеем все реже. Я обычно был

занят в одном из наших громадных хранилищ, переписывая и пересчитывая

горы товаров, или проверял многочисленные счета. Закхей, в свою очередь,

ездил с одной с одной фермы на другую, помогая мудрыми советами своим

управляющим. Зачастую он сам выходил с крестьянами работать в поле. Закхей

был поистине счастливым человеком. Он любил свое дело.

По вечерам, когда ни один из нас еще не был женат, Закхей и я всегда

ужинали вместе - это стало нашей традицией. Мы пользовались этим

непродолжительным отдыхом, чтобы обсудить наши дела и помечтать о

будущем.

Но один из таких вечеров мне никогда не забыть. В тот день мой хозяин

был странно молчалив и ел без аппетита. Тишину нарушали лишь мои краткие

замечания, на которые Закхей отвечал рассеянными кивками. Так прошел ужин.

Закхей еще никогда не выглядел таким подавленным и угрюмым, поэтому я не

выдержал и, решив, что дальше так продолжаться не может, осторожно

произнес:

- Закхей, скажи, что случилось?

Он поднял голову, беспомощно посмотрел на меня, и опять промолчал.

- Что-нибудь произошло на одной из ферм? - продолжал я

упорствовать. - Где ты пропадал весь день?

- На участках к северу от города.

- И как хлопковые поля Рубена и посевы сахарного тростника

Джонатана переносят засуху, ведь воды у них очень мало?

- Там все в порядке. Они ожидают, что урожаи будут намного богаче,

чем в прошлом году.

После этого вновь воцарилось молчание. Я недоумевал. Никогда

прежде не выглядел Закхей таким удрученным и не был со мной так

немногословен.

- Ты не заболел? - спросил я его наконец.

Он покачал головой. Снова молчание повисло в воздухе. Человек я

упрямый, но решил не задавать больше вопросов, а просто терпеливо ждать,

пока Закхей сам мне расскажет о своих неприятностях. Я очень хотел знать, что

так опечалило Закхея, поэтому был готов сидеть хоть до рассвета, но, к счастью,

мое ожидание не затянулось. Закхей неожиданно вскочил с ложа и, подойдя ко

мне, приподнял край своей льняной туники, открывая моему взору тонкие, как у

ребенка, ноги.

- Посмотри на меня, Иосиф! - скорбно проговорил он. - Посмотри на

ужасную ошибку природы, сотворившую это тело! Вглядись

повнимательнее в эту голову - ее размеров хватило бы на двоих, и

она совершенно лысая! Взгляни на эти громадные плечи, руки, на

странную шарообразную грудь и посмотри, посмотри на жалкие,

хлипкие тростиночки - это мои ноги, вынужденные поддерживать

мое уродство. Я - дурная шутка, пародия на человека. Я заточен в

ужасную клетку своего несуразного тела, из которой не выберусь до

самой смерти. Пожизненное заключение в темнице без единой

двери! Иосиф! Ну почему именно со мной Господь обошелся так

жестоко, наградив такой внешностью?

Он упал на свое ложе, обхватив голову руками и безутешно рыдая. Я

был так ошеломлен его словами и поведением, что застыл в неловком

молчании. За все годы дружбы мы лишь дважды коснулись этой темы - его

роста и необычного телосложения, причем оба раза за обедом, после выпитого

вина. Помнится, оба наших разговора начинались с моих предложений, что пора

бы нам женится. В ответ он лишь печально улыбался и отвечал, что нет

женщины, которая, будучи в здравом уме, согласилась бы обручиться с

неполноценным мужчиной, если, правда, она не так же уродлива, как и он сам.

"Хорош суженый!" - горько усмехнулся он тогда.

Наклонившись, я дотронулся до его плеча.

- Закхей. Скажи, ты сегодня разговаривал со старым Джонатаном?

Он удивленно посмотрел на меня, отведя от лица руки.

- Мы проговорили с ним все утро. Я и не заметил, как пролетело

время. А почему ты спрашиваешь об этом?

- А как поживает его любимая дочь Лия? Мне кажется, с каждым

годом она становится все прекраснее.

Могучие плечи Закхея печально поникли, и он отвернулся от меня.

- Иосиф, мы так долго уже вместе, что стали неразлучны, как братья.

То, что таится на сердце у одного, другой прочтет, как в

развернутом свитке. У нас нет секретов друг от друга, мы все

понимаем без слов. Я отдал бы все, что имею, только бы Лия стала

моей женой.

Он горько вздохнул.

- А что же Лия? Что чувствует она?

- Кто может знать об этом наверняка, кроме нее самой? Когда я

приезжаю к ее отцу, она всегда добра и вежлива со мной. Но какими

могут быть ее чувства ко мне, к некрасивому, низкорослому

богатому человеку, владеющему землей, с которой кормится ее

семья? А если я отважусь попросить родителей Лии женится на ней,

то не примут ли они мое предложение только ради благополучия

своей семьи и тех прекрасных вещей, которыми я могу ее одарить?

Как она может испытывать хоть каплю любви к мужчине,

заточенному в этой "клетке"? - лицо его вновь исказилось от боли, и

он, желая подчеркнуть свое уродство, дотронулся сначала до

макушки, а потом, не нагибаясь, с легкостью, и до пят.

- Закхей, - произнес я вставая, - за все те годы, что мы проработали

вместе, я ни разу не солгал тебе.

- Я знаю, Иосиф.

- Выслушай меня, умоляю. Очень давно, когда я впервые увидел тебя

на базаре, я почувствовал к тебе жалость. Но это продолжалось

недолго, потому что я понял, что в тебе есть нечто большее, чем в

других людях. По мере того как росли твой успех и слава, я начал

видеть в тебе великана, совершенного телосложения. И сейчас я

вижу тебя таким. Я ослеплен твоими талантами, мужеством,

способностями, чуткостью к чужому горю и твоей великой силой,

но не физической, а силой твоего духа. Закхей, я могу поклясться

жизнью, что и Лия видит тебя таким же.

Меньше чем через год они стали мужем и женой. Четыре года спустя

они переехали во дворец, построенный Закхеем для Лии. Прошло еще

двенадцать месяцев, и когда они уже смирились с тем, что никогда не будут

благословлены наследником, Лия обрадовала нас вестью, что ждет ребенка.

Конечно, Закхей был уверен, что Господь пошлет ему сына. Месяц за

месяцем, всякий раз, когда мы встречались, мне требовались поистине

титанические усилия, чтобы отвлечь друга от мыслей о будущем ребенке и

заставить поговорить о делах. Закхей уже строил грандиозные планы о будущем

наследника. У мальчика будет прекрасная конюшня с лучшими арабскими

скакунами, учителей для него он пригласит из Рима, Коринфа и Иерусалима, а в

специально отведенной во дворце комнате будет множество игрушек. Закхей

говорил, что в один прекрасный день его сын станет самым богатым

землевладельцем в Иудее, и могущественнейшие люди мира будут добиваться

чести называться его друзьями.

- Взгляни на это, Иосиф, - сказал мне Закхей однажды утром,

открывая небольшую коробочку из отполированного орехового дерева,

выложенную шелком, и вынимая из нее вещичку из слоновой кости, размером

чуть меньше моего кулака. За время работы с Закхеем я стал настоящим

специалистом по слоновой кости и мог безошибочно отличить, из бивня какого

слона - африканского или индийского - вырезано то или иное украшение. То,

что показал мне Закхей, было определенно сделано из бивня индийского слона.

Я осторожно взял в руки искусно вырезанную клетку: внутри находилась

крошечная птичка, которая каталась по полу клетки. Я удивился тончайшей

работе мастера - все было сделано из цельного куска кости.

- Сколько же времени резчик потратил не нее? - воскликнул я. -

Наверное, многие месяцы. Поразительная работа! Как мастер сумел вырезать

птичку, не повредив при этом многочисленных прутиков клетки? Никогда не

видел ничего подобного! Это дар судьбы!

- А меня охватывает печаль, - грустно произнес Закхей, прижимаясь

щекой к клетке. - Посмотри, ведь в клетке нет дверцы, птичка

обречена провести всю жизнь в неволе.

- Где ты отыскал это сокровище?

- Недавно к нам пришел караван Во Санг Пи, он и подарил мне эту

вещицу для моего будущего сына.

- Для твоего сына? - ошеломленно спросил я.

- Да, для моего сына. Это будет всего лишь погремушка. Мой сын

будет забавляться с ней в те редкие минуты, когда я не смогу быть

во дворце и играть с ним.

Даже сейчас, когда я пишу эти строки, слезы катятся по моим щекам,

ибо маленьким пальчикам никогда не суждено было дотронуться до той

изящной погремушки. Мечты и планы Закхея о будущем сыне так и не сбылись.

Младенец, долгожданный мальчик, и его мать, хрупкая, прекрасная Лия,

погибли во время родов.

Последовавшие двенадцать месяцев показались нам, тем, кто был

близок к Закхею, самым страшным временем. Он не выходил из своей огромной

спальни и ни с кем не общался, кроме меня. С ним во дворце оставался только

Шемер, первый слуга, нанятый Лией. Он приносил Закхею еду и следил за тем,

чтобы на господине была свежая одежда. На все наши вопросы о здоровье

хозяина Шемер лишь печально качал головой и молча удалялся внутрь покоев.

Однажды, проверяя, как обычно, счета и записи в книгах учета товара, я

внезапно почувствовал прикосновение знакомой твердой руки.

- Приветствую тебя, мой счетовод, - произнес Закхей спокойно, глядя

на меня, как смотрел раньше, до посетившего его горя.

- Приветствую тебя, хозяин, с возвращением, - ответил я.

- Ну как наши дела? - он слегка улыбнулся, кивая на книгу учета. -

Мы еще не разорились?

- Совсем наоборот. Наши дела идут еще лучше, чем прежде.

- Это только подтверждает мои слова. Ты помнишь, Иосиф, я всегда

говорил, что ты умеешь вести дела не хуже меня, а то и лучше.

- Благодарю тебя, Закхей. Но ты сам знаешь, что это не так. Ты

хвалишь меня просто по своей доброте. Начиная с первого дня,

когда открылась наша придорожная лавка, мы вместе с тобой

воплощали в жизнь твои идеи. Твое предвидение и упорство

помогли нам добиться такого благополучия. Я же всегда был лишь

послушным инструментом в твоих руках. Таким я и остаюсь по сей

день. Ты льстишь мне. Хотя, не скрою, я горжусь тем, что мне, как и

многим другим, выпала честь осуществлять твои планы.

Он коснулся моей головы.

- Иосиф, у меня есть к тебе дело. Как ты думаешь, сколько в нашем

городе детей, которым еще не исполнилось десяти лет?

Мой рот раскрылся от удивления.

- К-к-как ты сказал?.. Детей... не достигших десяти лет? - переспросил

я.

- Да.

Признаюсь, что, услышав вопрос, я подумал, что у Закхея от

пережитого горя и от долгого пребывания в одиночестве помутился рассудок.

Подозрительно посмотрев на него, я немного подумал и ответил:

- Наверное, тысячи две или около того.

- Очень хорошо, - кивнул Закхей. - Объяви по всему городу, что я

приглашаю всех детей, которым не исполнилось десяти лет, и их

родителей к нам во дворец на праздник, который состоится через

четыре дня, на седьмой день нисана.

Для счетовода самое главное - иметь надежную память на цифры.

- Седьмой день нисана, - прошептал я, запоминая дату. Вдруг меня

осенило. - В этот день год назад... - я осекся.

- Да, - тихо сказал Закхей. - В этот день год назад я потерял мою

любимую семью: Лию и сына. Ты все помнишь, мой дорогой друг...

В его словах не было ни горя, ни жалости к себе.

- Да, Иосиф, в этот день, день рождения моего сына, я хочу устроить

праздник. Но не только для того, чтобы почтить его память. Я хочу,

чтобы каждый ребенок Иерихона порадовался и, может быть,

впервые в жизни отпраздновал свой день рождения. Возьми сколько

нужно денег из нашей казны и сделай все необходимые

приготовления к празднику. И позаботься также, чтобы всем детям

хватило игрушек. Купи их в избытке, чтобы каждый и каждая

получили то, о чем мечтали.

- Устроить праздник для двух тысяч детей? - изумился я. - На это

потребуется целое состояние!

- Не беспокойся о потраченных деньгах, Иосиф. Лучше подумай, как

много будет значить праздник для каждого ребенка.

Так и случилось. На седьмой день месяца нисана просторный двор

вокруг дворца огласился радостными детскими криками. Несколько тысяч

мальчиков и девочек смеялись, бегали и кричали, ели разнообразные кушанья и

сладости, которых не пробовали прежде. Но самым счастливым среди них был

Закхей. Он заразительно хохотал вместе с детьми над проделками клоунов,

помогал малышам забираться в повозки, запряженные маленькими осликами,

играл с детворой в прятки и танцевал. Его веселье было столь неподдельно, что

к играм детей присоединились и родители. Потом запыхавшийся и

раскрасневшийся Закхей сел возле меня на скамью и наблюдал за радостной

беготней малышей.

Когда праздник подходил к концу и толпа детей заметно поредела, к

нам подбежал маленький мальчик. Держа во рту палец, он остановился и

задумчиво посмотрел на Закхея. Хозяин взял малыша на руки и посадил себе на

колени.

- Как тебя зовут, сынок? - спросил Закхей.

- Натаниэль, - ответил малыш.

Тихий вздох сорвался с губ Закхея. Он с трудом овладел собой и

прошептал:

- Хорошее имя. Если бы у меня был сын, я обязательно назвал бы его

Натаниэлем.

Мальчик рассмеялся и соскочил с колен Закхея.

- Скажи мне, Натаниэль, - произнес Закхей, взяв мальчика за плечи,

вглядываясь в его личико, вымазанное сладостями, и заглядывая в

его ясные карие глаза, - скажи, чего тебе хочется больше всего?

Мальчик на минуту задумался, потом повернулся и ткнул пальцем в

сторону дворца.

- Ты хочешь получить в подарок этот дворец? - удивленно спросил

Закхей. - Но если я отдам его тебе, то где же мне тогда жить?

Мальчик замотал головкой.

- Ты хочешь не дворец? - снова спросил Закхей. - Тогда что же?

- Вот это, вот, белое. Белое...- залепетал мальчик.

- Белое что? Стены? - Закхей повернулся и посмотрел на меня

вопросительно, но я сам не понимал, что просит мальчик.

Натаниэль снова показал пальцем на белую стену дворца, затем опять

повернулся к Закхею и показал на городскую стену, виднеющуюся за ветвями

деревьев.

- Грязная стена... очень грязная.

- О, я понял! - воскликнул Закхей. - Ты хочешь, чтобы городские

стены были такими же белыми, как стены моего дворца?

Малыш кивнул.

Закхей повернулся ко мне и улыбнулся. Я едва сдерживался, чтобы не

рассмеяться.

- Ох уж эти мне бедняки, - произнес я, покачивая головой. - Хозяин,

они даже не представляют, во сколько обходятся их желания. Им

всем кажется, что на свете нет ничего невозможного.

- Иосиф, если бы все люди сначала думали, что им придется сделать

для исполнения своих желаний, они бы вечно сидели сложа руки, -

сказал Закхей. Он бережно взял мальчугана на руки, прижал к груди его

головку, а потом поцеловал в лоб.

- Я выполню твое желание, Натаниэль, - торжественно произнес он. -

В твою честь и в честь всех детей Иерихона стены города будут

выкрашены в белый цвет.

И они были выкрашены. После того как старейшины и римский

центурион дали свое согласие на покраску стен, Закхей нанял пятьсот

работников. Те работали день и ночь, и в результате их стараний грязно-серые

Иерихона заблестели яркой белизной. Они были покрашены не только внутри и

снаружи, но даже сверху, и только один я знал, во что обошлась нам эта затея.

С того памятного дня каждый год в седьмой день месяца нисана Закхей

устраивал перед своим дворцом большой детский праздник, а стены Иерихона

сияли свежей краской.

К сожалению, Господь так и не благословил меня обзавестись семьей, и

Закхей часто предлагал мне поселиться в его дворце, но только после долгих

уговоров я принял его приглашение. Так мы, сделавшись когда-то

неразлучными друзьями, стали жить вдвоем и вдвоем стариться. Мы были

словно две сосны, растущие на верхушке горы, обдуваемые со всех сторон

ветрами и мокнущие под дождем. Шли годы, и в конце концов мы с Закхеем

стали отражением друг друга.

Наши доходы продолжали расти, а дни протекали в мире и

спокойствии, пока не случилось в нашей жизни непредвиденное событие - нам

нанес визит новый прокуратор Иудеи, назначенный Римом.

Глава пятая

Хотя Понтий Пилат был невысок ростом, сам воздух вокруг него,

казалось, был пропитан уважением к его личности и положению. Все в нем - от

смуглой кожи и коротко подстриженных серебристых волос до сияющих

начищенным металлом нагрудников и украшенной серебром обуви - говорило,

что он представляет элиту римской армии. Тяжелые капли пота, выступившие

на лбу и шее Пилата, сближали его с простыми смертными, смягчая выражение

величественности на его лице, когда он твердой поступью, заложив руки за

спину, торжественно маршировал по нашему двору. Во все время пребывания

во дворце Пилат говорил с Закхеем на греческом языке, который мы хорошо

знали, так как он служил нам для делового общения. Я же со старшим

офицером, центурионом Марком Криспом, молчаливо следовал за ними.

Закончив осмотр дворца и хранилища, мы присели отдохнуть в тени

беседки. Шемер принес серебряные кубки, в которые разлил охлажденное белое

вино.

Пилат первым поднял свой кубок и произнес:

- Приветствую тебя, Закхей! Ты был так любезен и показал свой дом,

и теперь я понимаю, почему люди называют тебя самым богатым

человеком в Иерихоне. Кажется почти невероятным, что такого

благополучия можно достичь за одну жизнь. Сколько же тебе лет?

Закхей, отпив глоток вина и улыбнувшись, ответил:

- Прокуратор, лучшие дни моей жизни уже канули в прошлое, но

даже на склоне своих лет я остаюсь в душе ребенком. Боюсь, что

подобно всем остальным, я желаю прожить долгую жизнь, не

чувствуя приближения старости. Но в мой следующий день

рождения я отпраздную шестидесятилетие.

Пилат восхищенно покачал головой.

- Ты удивительный человек, Закхей! По делам твоим тебя можно

сравнить только со знаменитейшим купцом из Дамаска, тем, кого

люди называют величайшим торговцем в мире.

- Вот уже много лет я знаком с Хафидом. Его бесчисленные караваны

по несколько раз в год приходят к нам, привозя и увозя горы

товаров.

- Дворец твой великолепен и достоин восхищения, а твоему

хранилищу равных нет даже в Риме.

Закхей пожал могучими плечами.

- Господин, мои главные богатства - не в сокровищах моего дворца,

они на фермах, на полях. Они растут на фиговых и финиковых

деревьях, на плантациях хлопка и сахарного тростника, но даже они

- не самое главное мое богатство. Мое основное богатство - это

верные, трудолюбивые люди, с любовью и заботой ухаживающие за