Композиция внутреннего опыта 7 страница. Такая жесткость может распространится на ощущения от других частей тела к голове

Такая жесткость может распространится на ощущения от других частей тела к голове, как бы отделяя голову от туловища. Даже когда тело накапливает напряжение для крика, сообщение никогда не достигает головы. Напряжение можно обнаружить в подтянутом животе, напряженной пояснице или в предплечье. Но голова «не пропускает»этого, а значит, действие должно искать замену. Голова, отделенная от сенсорной информации остальных частей тела, тоже оказывается брошенной на произвол судьбы. Мозговая активность, лишенная сенсорной основы, ведет к чрезмерной интеллектуализации. «Жесткая»шея теряет чувствительность и больше не может легко и свободно поворачиваться. В этом случае человек вынужден смотреть вперед, обозревая только то, что происходит прямо перед ним, и пропуская происходящее по сторонам.

Шея особенно уязвима, потому что это «узкое место»вмещает жизненно важные части – горло, дыхательное горло, голосовые связки. Ее тонкое соединение с телом часто внушает нам страх потерять голову, поэтому не удивительно, что с шеей стараются обращаться особенно осторожно.

Часто важнее всего бывает достичь свободы в использовании каждой части тела для поддержки другой. Для этого необходимо возвратить доверие к нормальной системе поддержки. Очевидно, что ноги являются опорной базой. Но для восстановления чувствительности всей системы и устранения барьеров нужна тренировка, которая повышает осознавание.

Когда человек сидит или лежит, он должен опираться на собственную внутреннюю поддержку и чувствовать поддержку извне – от пола или матраса. Звучит просто. Но некоторые люди сидят или лежат так, будто висят в воздухе на некотором расстоянии от пола. Есть упражнение, которое разработала Шарлотта Сильвер: один человек встает и поворачивает руки, ноги и голову другого человека, лежащего на полу. Как это ни удивительно, но некоторым людям сложно ослабить свою собственную поддержку и довериться другому человеку. Они стараются все делать сами, вставая, поворачивая конечности и голову, независимо от действий партнера. Они постоянно начеку и упорствуют в своем стремлении к самостоятельности. Чувство «я должен все делать сам» не оставляет места для поддержки извне, будь это « мать земля» или просто мать. Тот, кто не может доверчиво воспринимать и использовать источники поддержки, обречен на одиночество.

Наконец, в движении мы ищем гибкости всех движущихся частей. Брови, плечи, кисти рук, шея, челюсть, колени, локти, поясница и таз – все эти части по-разному соединены с телом. Какую степень свободы дает им подвижность? В нашем обществе, например, часто подавляются свободные движения тазом. От них сильно зависит гибкость многих движений. Таз может свободно двигаться в соединении с ногами, и это дает ощущение плавности и свободы, открытости и развития контакта без внутреннего беспокойства. Многие мужчины блокируют движения таза, потому что согласно традиционным представлениям тазом может крутить только женщина. Атлеты блестяще доказывают обратное. Прекрасное владение тазом демонстрирует футболист, когда бежит через поле, виртуозно избегая столкновений; или бейсболист, который пытается подставить себя под удар мяча. Женщины тоже блокируют свободные движения таза, опасаясь сексуального возбуждения, которое могут вызвать такие движения. Представители обоих полов часто нуждаются в терапии, чтобы восстановить гибкость тазовых движений.

Вторым по важности является вращение шеей и глазами. Подвижность появляется как в результате вращения, так и продолжения движения вперед. Человек с жесткой шеей и неподвижными глазами смотрит строго вперед. Некоторые люди приходят в кабинет к терапевту и только после нескольких сессий обнаруживают, что еще находится в комнате, настолько жестко они фиксированы на своей цели. Но все, что происходит, входит в общий контекст, и, фокусируясь только на фигуре терапевта, пациент упускает возможность почувствовать то, что является важным в восприятии отношений фигуры и фона и в опыте контакта.

Как преодолеть эти ограничения? Несколько сессий можно посвятить упражнениям по движению глаз из стороны в сторону и вращению шеей, как можно подробнее рассматривая комнату. Пациент получает рекомендации проделывать это и на улице: обращать внимание на окружающие детали, когда он едет домой, когда сидит, когда ходит. Если человек едет на машине на свидание и весь погружен в ожидание встречи, он обычно не замечает ни деревьев, ни пешеходов, гуляющих по улице, ни водителя в соседней машине и даже запах бензина в салоне собственного автомобиля может оставить без внимания. Подвижность крайне необходима для соприкосновения со средой, ведь если внимание слишком долго на чем-то сосредоточено, оно « застывает» , как онемевшие ноги, на которых слишком долго сидели. Неповоротливые люди остаются зафиксированными на чем-то одном и невосприимчивыми к окружающему. Восстановление движения шеи и глаз играет важную роль в преодолении этой фиксации.

Обоняние и вкус

Обоняние и вкус, к сожалению, относят к наименее значимым функциям контакта. Им отводят лишь второстепенную роль « украшения» для полноценного восприятия жизни. Эти ощущения могут стать центральными, например, при дегустации хорошего вина или деликатеса, либо когда мы на отдыхе вдыхаем запах сосны или весеннего дождя; либо, наоборот, в экстренных ситуациях – когда надо уловить запах дыма, газа или испорченной еды. Сегодня мы во многом полагаемся на сигналы автоматизированных устройств и уже не так часто обращаем внимание на собственные ощущения. Таймер сообщает хозяйке, что ее обед готов; датчик сигнализирует, что в доме слишком жарко, а стиральная машина сама заканчивает цикл стирки. Тонкий вкус и обоняние не имеют большого значения в обыденной жизни как функции контакта, в условиях терапии они также почти отсутствуют.

Гештальт-терапевты начали возрождать функции вкуса, отчасти благодаря Перлзу, который рассматривал процесс принятия пищи как прототип манипуляции и ассимиляции того, что предлагает человеку окружающая среда[50]. Поначалу ребенок просто глотает, легко усваивая все, что ему предлагают; затем он начинает жевать, чтобы придать пище удобоваримую форму.

К идее Перлз а можно добавить и тот факт, что вкус является оценочным действием, он определяет, пригодна ли пища к употреблению. Более того, вкус является стимулом и наградой за еду. Гештальт-терапия уделяет большое внимание хорошим способностям к различению в любой сенсорной модальности. Но было бы странно, если бы терапевт предлагал пациенту принести с собой еду, чтобы исследовать вкус и процессы жевания. Однако мы действительно иногда поступали именно так и получили очень хорошие результаты. Чаще мы используем эту тему в качестве метафоры, если пациент имеет хороший или, наоборот, отвратительный вкус. Подразумевается, что некоторые люди проявляют особую чувствительность к пригодности или непригодности определенных действий и объектов. Эта чувствительность приводит их к тонким различительным оценкам живописи, театра и других проявлений человеческого мастерства. Если рассматривать вкус как интуитивную способность оценивать мир, то он становится генетическим прототипом способности человека определять, что хорошо, а что плохо, что годится, а что не годится.

Мы пришли к тому, что вкус был принесен в жертву удобствам и выгоде. Все меньшему числу людей знакома разница между домашним пирогом и фабричными концентратами. В рекламируемых по телевизору обедах – пять блюд на одном подносе! – фрукты выглядят красиво, но они не пахнут. Замороженные фрукты легко приготовить, но они безвкусные. Все это стало привычным и уже не вызывает протеста у населения, которое едва ли замечает разницу, а если кто-то и замечает, то не находит времени или резона жаловаться. Пропасть между фермером и потребителем тоже не способствует этому различению. То же самое можно сказать и о культурных ценностях.

Восстановление способности человека к различению вкуса – это шаг по направлению к восстановлению самого контакта; но не ради него самого – этого было бы недостаточно – а ради такой простой добродетели, как полноценное взаимодействие с окружающей средой.

Гурманы лелеют свою чувствительность и планируют питание таким образом, чтобы каждое блюдо было не только особенным, но и могло сочетаться с другими, по контрасту или в гармонии. Например, горячая пища подается раньше холодной, сильные ароматы оттеняют слабые, богатство сочетается с простотой. Учитываются также структура и цвет, чтобы все детали и тонкости сливались в поток разнообразных ощущений, как в симфонию или танец. Все преподносится так, чтобы каждая деталь не осталась незамеченной.

Обоняние – это одна из самых примитивных функций контакта и, возможно, самая неуловимая. То, что для животных является одним из самых важных чувств, у людей подвергается осмеянию и ущемлению.

Большинство людей не захотят и не станут обнюхивать друг друга, а также не допустят, чтобы кто-то принялся обнюхивать их. Любой случайный наблюдатель рекламного фольклора может отметить, как много внимания уделяется настойчивым призывам скрыть, удалить или свести до минимума наше обоняние. Мы должны часто мыть голову, пользоваться дезодорантами, использовать различные аэрозоли, еда для кошек и собак почти не пахнет и Боже упаси иметь запах изо рта!

Парфюмерные запахи усиливают ощущения контакта, но они никогда не перестанут быть подобием собственного запаха, посылая стереотипное сообщение. В одном мультфильме попрошайка средних лет стояла возле витрины парфюмерного магазина, где все товары имели названия вроде «Ночь страсти» , «Отказ» или «Следуй за мной» и робко просила продавца: «Нет ли у вас чего-нибудь для начинающих?»

Марсия обычно хлюпала носом, как бы отмечая некоторые свои высказывания. Я попросил ее понюхать что-нибудь в комнате, интересное ее носу. Сначала она понюхала ковер, затем стол, а потом меня. Когда она осознала, как близко ко мне находится, то смутилась и вернулась к своему стулу. При этом она также вспомнила старое унижение, которое когда-то тяжело переживала. Марсии было девять лет, когда она приехала в Соединенные Штаты из Европы. В ее новой жизни было очень много сложностей, общение с друзьями и домашними давалось ей нелегко. Однажды приятели подарили ей кусок мыла «Спасательный круг» (специальное мыло, устраняющее запах тела). «Спасательный круг», запах тела и позор были звеньями одной цепи, хотя тогда Марсия не могла оценить весь смысл этого подарка. Она лишь поняла, что ее хотели унизить, потому что она была чужая и постыдно отличалась от окружающих людей. Теперь Марсия осознала, что потратила море времени на то, чтобы выяснить, как пахнет мир, и в конце концов решила, что пахнет он отвратительно. Это суждение поддерживало ее в хронической потребности быть выше других. Одной из примечательных особенностей характера ее стал поиск знание изъянов в других людях. Когда ее символическое хлюпанье носом превратилось в реальное обнюхивание, это привело к большим изменениям. Марсия обнаружила, что настоящее обнюхивание дало ей близость со мной, и ей стало страшно и одиноко. Ясно, что ее больше взволновало непривычное чувство близости с другим человеком, нежели старая обида.

ЭПИЗОДЫ КОНТАКТА

Мы не оставим исканий,

И поиски кончатся там,

Где начали их. Оглянемся,

Как будто здесь мы впервые.

Т.С.Эллиот[51]

Мы описали границы, на которых происходит контакт, и функции, с помощью которых он осуществляется. Но это лишь основные составляющие переживания контакта. Эпизоды контакта – это реальные события, во время которых происходит контакт. Они дают точное и наглядное представление о терапии. Повторяющиеся темы и интересы сплетают эпизоды в одну нить, которая приводит нас к главным проявлениям человеческой жизни.

Анни пришла на занятия, разгневанная на меня, решив, что я предпочитаю других пациентов. Ей рассказали о необыкновенных впечатлениях от моей терапии, а она их не получила! Анни вдребезги разбила мои часы, расшвыряла лампы и пепельницы и в довершение плюнула мне в лицо. Пришлось применить силу, чтобы остановить дальнейший разгром в комнате и нападение на меня. Опрокинутая на пол, бледная, Анни была в истерике. Я гладил и гладил ее до тех пор, пока к ней не вернулись нормальный цвет лица и способность снова смотреть на меня. Тогда я взял ее за руку и сказал, что мы уберем комнату вместе. Предложение присоединиться ко мне и исправить то, что она натворила, успокоило Анни. Когда мы прибрали в комнате, она уже улыбалась. Уходя, она сияла. На следующий день Анни позвонила мне и сказала, что хочет купить мне часы и что она испытала такие переживания, которые стоят миллиона долларов. Я отказался от денег и принял часы. Такие эпизоды происходят без всяких техник, а терапевт чувствует себя участником событий.

Конечно, не все эпизоды бывают столь яркими. Не всегда случаются такие экстремальные и болезненные проявления. Но все контакты действительно развиваются из последовательных шагов, которые выстраиваются в нечто целое. Эти маленькие части взаимодействия являются основой для развития отклика на события жизни.

Эпизоды контакта имеют три главных качества: синтаксис, эффект терапии и повторы.

Синтаксис

Главным качеством эпизодов контакта является синтаксис, с помощью которого мы обозначаем порядок и структуру одной части эпизода по отношению к другой.

Эпизод начинается с мгновенного зарождения потребности, которая появляется из пустоты, смятения, хаоса или бесцельности. Многие потребности возникают и удовлетворяются без всяких усилий или осознавания. Кто-то скажет что-нибудь забавное, рассмешит вас – и непроизвольно удовлетворит свою потребность в компании и веселье. Чаще потребности не так легко удовлетворить. Они могут быть не слишком ярко выраженными, когда внутренние противоречия мешают импульсу достичь удовлетворения. Человек рассказывает анекдот, но его что-то беспокоит, в результате никто не смеется, но и не обращает внимание на его тревогу. Ему необходима практика в исследовании собственного опыта, прежде, чем потребности не проявятся настолько, чтобы их можно было распознать. Человек может даже и не подозревать, что встревожен или выглядит встревоженным и что это влияет на реакцию окружающих. Многим людям недостает практики, чтобы прямо отвечать на прямой вопрос, чего же они хотят. Некоторые просто не знают; иные задают наводящие вопросы, чтобы дать правильный ответ; кто-то прекрасно знает ответ, но не хочет говорить об этом вслух; другие отрицают простые желания, например, почесать пятку, считая достойным высказывания только что-нибудь грандиозное. Есть и такие, которым настолько чужд сам факт желания, что они почти ничего не хотят.

Во время терапии потребность выявляется быстро, и эпизод контакта переходит к процессу развертывания потребности, развития деталей, чтобы потребность стала выполнима. Затем, когда потребность становится яснее, она может встретить сопротивление. В тот момент, когда сила потребности почти равна силе сопротивления, возникает тупиковая ситуация. Тупик может быть отправной точкой, от которой движение человека будет либо блокироваться, либо развиваться.

Тема, возникающая по дороге к тупику, делает акцент на содержании происходящего, проясняет и дает название тому, что происходит. Темой может послужить восприятие одного человека другим, как в эпизоде с Анни, или поведение человека под давлением извне, как это происходит в примере, описанном ниже. Разнообразию тем нет предела; они могут касаться влияния начальства, человеческой подлости, того, как избежать в речи бесконечных оговорок, как преодолеть доктринерство. У каждой темы свои характерные особенности и содержание, в рамках конкретного эпизода каждая всегда имеет уникальный разворот. Эпизод контакта достигает наивысшей точки перед лицом противоборствующих сил личности, открывая новые возможности, разрушая старые барьеры, двигаясь к завершению прежде запрещенных чувств или поведения. Растущее волнение начинает вытеснять страх и в результате приводит озарению. В этот момент человек находит новую ориентацию в решении своих проблем. Обычно новый опыт признается, но иногда такое признание, особенно в группах, может так же легко стать «посмертным» и превратить в прах завершенное событие. В результате такого признания (или даже без него) человек обретает свободу двигаться дальше. Часто тема повторяется в новом эпизоде контакта, в разнообразных вариантах. Это ведет к расширению масштаба и сообразности происходящего.

Итак, синтаксис эпизодов контакта проходит через восемь следующих этапов:

1) выявление потребности;

2) попытка развернуть потребность;

3) мобилизация внутренней борьбы;

4) утверждение темы, объединяющей потребность и сопротивление;

5) тупик;

6) катарсис;

7) озарение;

8) признание.

Этот цикл может длиться одну минуту, или целую сессию, или продолжаться год, а может длиться всю жизнь. Восемь этапов могут по-разному сочетаться, а иногда происходить одновременно. Наша классификация – только руководство, и ему не обязательно следовать буквально.

Вот одна из иллюстраций того, как эпизод взаимодействия проходит все фазы. Это сокращенная запись индивидуальной терапевтической сессии, во время которой Бернард начинает описывать, как ему трудно что-нибудь делать, пока он не почувствует, что ситуация достигла критической точки. В результате он принимается за дело только в случае крайней необходимости. Он чувствует, что его жизнь – сплошное безумие: вечная спешка, и никакого мира в душе.

Бернард: Когда ситуация становится критической, я чувствую какой-то прилив... Я могу двигаться, могу понимать, что напуган... Я чувствую все, что только можно, но это не расхолаживает меня.

Сейчас я чувствую себя так , будто вошел в телефонную будку и наделал там. Три месяца назад я помочился рядом и почувствовал, что это безумие какое-то.

Здесь мы имеем дело с первым этапом эпизода, где появляется потребность; ей предшествует некоторый обмен информацией. Он естественным, а не заранее обдуманным образом способствует ощущению контакта между нами. Выражение конкретной потребности Бернарда – это и обучение тому, как быть активным не только когда чрезвычайная ситуация не оставляет выбора, но и когда он свободен и может действовать без давления. В этом месте эпизода мы готовы перейти ко второму этапу, на котором следует проявить потребность. Мне показалось, для того, чтобы Бернард мог что-нибудь сделать, его надо прижать к стенке. Мое следующее предположение: Бернард никому не доверит стоять за спиной или поддерживать его, именно поэтому он лучше всего действует, когда у него за спиной стена. Я был почти уверен, что прав в своих предположениях. Поэтому решил разыграть потребность в виде метафоры и поместить Бернарда в воображаемую ситуацию взаимодействия со стеной, находящейся у него за спиной. Прежде всего я постарался дать ему возможность осознать чувство пространства позади него и подвести к тому, что. испытывая это чувство, Бернард мог не только находиться под давлением пустого пространства, но и пообщаться с ним. Он представил себе, что пространство позади него вогнуто и что он может опуститься в него, как в большое соломенное кресло-качалку. Это напоминало ему материнское чрево, и он смутился оттого, что мужчине его возраста (около тридцати) такое пришло в голову. Затем началась внутренняя борьба (третий этап) – отторжение его пассивности и инфантильности и в то же время ожидание той самой кризисной ситуации, когда он встает и начинает действовать, как мужчина.

Бернард: Да, я чувствую что-то в этом роде, это абсурд какой-то. Я не должен бы этого хотеть. (Длинная пауза) Да, у меня была другая фантазия: в кризисной ситуации я встаю прямо и мне не надо делать ничего такого... И я чувствую ...собранность... и могу действовать прямо и собранно.

Здесь он вновь формулирует свою потребность, но сейчас борьба полярностей стала очевидной. Одна из его противоборствующих сил говорит: «Я не должен этого хотеть « – здесь есть смущение и сомнение, сгорбленные плечи и расслабленность. Другая же сторона протестует и ищет кризиса, чтобы почувствовать, что может «...действовать, прямо и собранно». Бернарду нужно понять, что даже часть, которую он считает абсурдной, имеет право на существование. Фантазия о пребывании в материнском чреве смутила его настолько, что удержала от контакта с пространством за его спиной. Но он должен был преодолеть это смущение. Поэтому я попросил Бернарда снова представить себе пространство и стену позади него.

Бернард: Я чувствую себя нормально, но не в безопасности. Я не уверен, что за стеной нету еще чего-нибудь. Она кажется непрочной, а значит, что-то может проникнуть сквозь нее...Ну и ну!

Терапевт: Это беспокоит тебя?

Бернард: Не сам факт, а то, что я знаю, что это может вызвать тревогу...Поэтому я немного волнуюсь.

Терапевт: Что же может проникнуть? Посмотри, если сможешь, представь себе это.

Бернард: Я представляю две руки, проникающие сквозь стену, они ложатся на мои плечи, тянут меня назад. У них нет тела, просто они выходят из стены или через стену. Это очень сильные руки, очень большие, вроде бы кривые... и волосатые...и они висят вот так (показывает).

Терапевт: Что ты чувствуешь, когда они так висят?

Бернард: Ужас. Вот что я думал об этом, и тогда мне представилось, что они начали гладить меня. Они гладили меня, а потом взяли мою голову, и когда я почувствовал, что опускаюсь вниз... они взяли мою голову и вроде бы приподняли меня, вот так, и схватили меня.

Борьба накаляется. Сопротивление принимает форму проекции опасности контакта – в устрашающем образе двух рук. Проекция набирает силу для продвижения к тупиковой ситуации и последующему разрешению. Тревога – это подавленное возбуждение[52], значит, мы можем ожидать, что давление, возникающее в результате любого сжатия, будет служить движущей силой в поиске выражения. Наш диалог продолжается:

Терапевт: Что они хотят сделать?

Бернард: Они продолжают держать мою голову. Получается, что если они ее отпустят, я могу ее уронить.

Терапевт: Ты доволен тем, что не роняешь голову, или тебе хотелось бы это сделать?

Бернард: Кажется, что голова может упасть непроизвольно, что на самом деле я не хочу этого, но почему-то делаю.

Терапевт: Против своей воли и несмотря на эти руки?

Бернард: Похоже на то. Раз я не могу держать голову, руки могут это, а если и они не смогут, не поможет ничего.

(Очень длинная пауза)

Терапевт: Твоя пауза вызывает любопытство.

Бернард: Я как раз сейчас видел целую компанию людей, которые говорили мне, что я должен делать, а чего не должен, они казались мне их руками (это было сказано очень быстро и порывисто). Я услышал такие слова: «Неужели я действительно так слаб?» Иногда я именно так себя и чувствую, особенно когда день за днем на мне висят несделанные дела.

Терапевт: Расскажи подробнее об этом состоянии.

Бернард: Когда я знаю, что мне надо, скажем, подготовить отчет или написать бумагу, я действительно теряю волю. Когда от меня чего-то ждут, тогда я это делаю, ну вы знаете, это внешние обстоятельства. Все это бред, потому что я сам ставлю себя в такое положение и попадаю в такого рода ситуации... И потом я вроде бы чувствую, что не хочу этого испытывать, или не могу, или и то и другое.

Здесь мы имеем четкое заявление темы (четвертый этап) – это дилемма Бернарда. Стараясь заставить себя шевелиться, Бернард доводит ситуацию до того, чтобы на него оказывали давление извне. Собственное возмущение вызывает у него сопротивление тому, что он сам создал. Он должен научиться делать свою работу без аврала и давления со стороны и преодолеть неуверенность при выборе. Я предполагаю, что Бернард может обходиться без нажима и должен дать выход своему возбуждению. Это возбуждение должно быть для него допустимым, даже когда он не находится под жестким давлением, разрушающим чувство свободы выбора. Его проблема в том, чтобы научиться создавать ощущение внутренней побудительной силы, при этом не чувствуя себя ведомым. Далее мы ведем диалог между полярными частями:

Терапевт: Пусть твоя слабость поговорит с этими руками.

Бернард: Зачем вы удерживаете меня, тянете меня? Я просто хочу упасть и лежать, почему вы не оставите меня одного?

Терапевт: А что говорят руки?

Бернард: Соберись! Возьми себя в руки! Прекрати эту чертовщину! Поднимайся! Отвечай за себя! Будь мужчиной. Не будь размазней.

Терапевт: Как чувствует себя твоя слабость сейчас?

Бернард: А пошли бы вы! Отвяжитесь от меня! Оставьте меня в покое! Вы мне надоели! Дубье! (Глубокий вздох и длинная пауза) Хотя...вы этого не заслуживаете.

Терапевт: А что руки?

Бернард: Соберись, ради Христа, ты не ребенок! (Значительно громче, сглатывая слова) Я черт возьми, сам не знаю, что мне с тобой делать! Ты подонок! Ты растрачиваешь свою жизнь, ты тратишь понапрасну свое время!

В этот момент Бернард достиг тупика (пятый этап). Ощущение собственной слабости придало ему достаточно силы, чтобы вступить в спор с его чувством «критической ситуации», и в результате иссякло. Он слабеет, когда руки гладят его, но теперь поглаживание превращается в поддержку его слабости. В результате «руки» начинают оскорблять и требовать. Это вызывает у него сопротивление как поддержке, так и требовательности.

Такое тупиковое положение можно разрешать разными способами. Но в любом случае главное – создать безопасную «критическую ситуацию», в эксперименте или противостоянии, когда перегруппировка знакомых обстоятельств вынудит Бернарда преодолеть старые «прогнившие» противоречия. На этом этапе я решился встать за его спиной, чтобы он мог почувствовать меня в этом пустом пространстве. Я хотел усилить его чувство реального контакта, а не привычные проекции.

Терапевт (стоя позади Бернарда): Что ты чувствуешь?

Бернард: Мн-н-н... Сначала я удивился, что вы собираетесь сделать, потом я услышал шум, и стал гадать, что вы там затеяли. Я стал смотреть по сторонам и понял: это (звук) шло из-за двери. Я чувствую еще большее расслабление и одновременно еще большее давление. (Очень длинная пауза, пока терапевт стоит позади и нежно держит его за шею) Кажется, что мне хочется свернуться и стать ребенком.

Терапевт: Разреши себе это.

Бернард (шепотом): Вы шутите. Нет, вы меня пугаете. О... (глубокий вздох) У меня было видение...будто я стал ребенком, я кладу большой палец в рот и плачу, и я понял, что все это, и ребенок значит для меня...Это как целое...

Терапевт: Хорошо, попробуй положить большой палец себе в рот и посмотри, что будет.

Бернард (с коротким смешком): Я чувствую... Я действительно почувствовал, как напряжение покидает мое тело. Это как расслабление. (Очень длинная пауза) Ой! Когда я положил большой палец в рот, я почувствовал, что не должен плакать. Сначала мне казалось, что я должен делать и то, и другое, но когда я положил палец в рот, это остановило мой плач...Нет, не остановило, просто я почувствовал, что мне больше не хочется плакать.

Это первый прорыв. Бернард вышел из тупика, обнаружив, что запрещенное действие приносит неожиданное удовлетворение. Это дает ему возможность чувствовать поддержку без давления и готовит его к созданию собственного опыта:

Терапевт: Как тебе нравится, что я стою сзади?

Бернард: Мне действительно хорошо! Сейчас я чувствую тепло и поддержку. Почему-то меня больше не волнует, что я тут наговорил.

Терапевт: Хорошо, тогда пусть твои мысли текут своим чередом, и посмотрим, что к тебе придет.

Бернард: Ко мне приходят какие-то слова, как будто я пишу стихотворение, правда, я не уверен, что получится...Это непроизвольно. Слова, ну...

Справедливому времени не дано

Никакого понятия о близости.

Как сладко в слова воплощать

(Шепотом) Утро праведное и темную ночь.

Праведное утро и темную ночь.

Где-то свистит скворец,

Пока не гремит гром.

Может быть никогда,

Никогда в сладких грезах

Реки не смогут течь с юга на север.

А старики видеть сны, петь песни и танцевать.

Сквозь горизонт, который юности не догнать,

Стремительный вихрь несется,

Глубокий, как темнота. и высокий, как небо.

Только старые-старые вожди

Знают, что сказка не сбудется,

Они знают:

Время – это справедливость,

О которой, я, странник, мечтаю.

Ведь завтра – это сегодня в крови, текущей

По венам моего тела.

Катарсис (шестой этап) наступил: в состоянии глубокой отрешенности, даже благоговейно Бернард создал что-то по внутреннему побуждению, а не под воздействием требований. Он почувствовал поддержку другого человека и не стал слабым, сохранив свою свободу и оригинальность. Озарение (седьмой этап 7) было таким:

Терапевт: Ты можешь чувствовать текущую кровь?

Бернард: Да, в моих руках, в моей шее. (Длинная пауза) Прямо сейчас я чувствую как...как будто я внутри урагана, где все спокойно, и все будет хорошо. Снаружи все кружится в водовороте, а я могу спокойно двигаться. Это то, что случилось со мной сейчас. Я...словно какая-то повседневность. Не потому, что это кажется таким скучным и повседневным. Это кажется таким хаотичным, тогда я тоже чувствую в себе хаос, но почему-то не могу следовать за ним. Но когда я спокоен, как сейчас, мне кажется, что я готов преодолеть хаос, как будто так и надо. Мне не надо за ним следить, я просто могу иметь с ним дело...Сейчас мне бы хотелось иметь карандаш и бумагу. Если бы я мог прочесть, что я там наговорил... (Очень долгая пауза). Вот сейчас я окончательно понял... мир, покой. Я так хорошо это чувствую. Комната будто стала светлей. Многое я вижу будто впервые – картину на стене, подушки на диване... Я могу видеть настоящие краски, знаете, в первый раз они не кажутся мне скучными. Теперь они кажутся мне очень яркими. Это так приятно.