Ii. совесть как орган, отвечающий за равновесие в отношениях 11 страница

Четыре недели спустя она звонит мне и говорит: «Это упражнение каждое утро было для меня как освежающий напиток, но теперь оно больше не действует, что мне делать?» Я ответил: «Сделать больше ничего нельзя, ведь в твоем распоряжении по-прежнему остается только двадцать процентов энергии, но если ты еще захочешь сделать это упражнение, делай».

Через пару недель мне пришло от нее письмо: она увидела сон, который непременно хотела мне сообщить. Во сне она ехала в туристическом автобусе во Францию и вдруг заметила, что у нее при себе совсем нет денег. Она вышла из автобуса и везде просила подаяния, и никто ничего ей не давал. И тогда она подумала: «Посмотрю еще раз в карманах». И нашла двадцать франков. И тут ей пришло в голову: двадцати франков достаточно, чтобы поискать работу, а остальное я сделаю сама. Пятью месяцами позже пришло письмо, в котором она писала: «Экзамен на степень магистра я сдала очень хорошо».

Сила содержится в минимуме. Когда терапевт дает импульс, это росток, а коли это как росток, то в нем есть сжатая энергия. Стоит заговорить об этом подробнее, как сила пропадает. Так что дается только толчок, авсе остальное должен сделать тот, кого это касается. После этого случая я пересмотрел свое предположение о роли терапевта в сторону уменьшения: при хорошей терапии достаточно двадцати процентов. Это называется основательностью.

Исцеление

В стране Арам — это там, где сейчас находится Сирия, — жил в давние времена один военачальник, прославившийся своей силой и мужеством, но потом, сраженный тяжелой болезнью, ни с кем не мог он больше вступать в контакт, даже со своей женой, ибо была у него проказа.• Но вот он услышал от рабыни, что есть у нее на родине человек, который знает, как исцелить эту болезнь. Он собрал большую свиту, взял десять талантов серебра, шесть тысяч золотых монет, десять праздничных облачений да еще рекомендательное письмо своего короля и отправился в путь.

После долгого перехода, иногда сбиваясь с дороги, он подошел к дому, в котором жил целитель, и громко попросил разрешения войти. Теперь стоял он со всей своей свитой и всеми своими сокровищами, держал в руке рекомендательное письмо своего короля и ждал. Но никто не взял у него записку. Его стало охватывать нетерпение, и он начал уже немного нервничать, и тут дверь открылась, вышел слуга, подошел к нему и сказал: «Мой господин велит передать — искупайся в Иордане и снова будешь здоров».

Военачальник решил, что его выставили на посмешище и одурачили. «Что? — сказал он. — И это называется целитель? Он должен выйти ко мне сам, призвать своего Бога, начать долгий ритуал и дотронуться до каждой моей раны своей рукой! Это мне, может, и помогло бы. А зачем мне купаться в Иордане?» И, пылая от гнева, он развернулся и отправился в обратный путь.

Это подлинный конец истории. Но поскольку это сказка, будет у нее и хороший конец.

Вот уже целый день военачальник был в пути, как вечером пришли слуги и no-доброму обратились к нему. «Отец наш родной, — сказали они, — если бы этот целитель потребовал от тебя чего-то невозможного, например, зайти на корабль, отправиться в далекие страны, покориться чужим богам, годами читать только собственные мысли, и чтобы при этом ты израсходовал все свое состояние, ты бы наверняка все это сделал. А, тут он потребовал от тебя лишь чего-то совершенно обычного». И тот позволил себя уговорить.

Мрачный, в дурном настроении, направился он к Иордану, неохотно вымылся в его воде, и произошло чудо.

Когда он вернулся домой, его жена очень хотела узнать, каково ему пришлось. «Ах! — сказал он, — мне снова хорошо. А больше вообще ничего не произошло».

г) Смотреть на решение

Из практики психотерапии можно увидеть, что обычно клиенты всеми силами держатся за проблему и избегают решения. Это связано с внутренним убеждением людей, что если они сохранят пробле170

му, несчастье либо симптом, который у них есть, то и дальше будут вправе принадлежать к семье. Для нашей детской души наличие проблем является доказательством невиновности. Ими мы упрочаем и защищаем наше право на принадлежность, и поэтому любое несчастье связано с глубоким блаженством, и нет необходимости жалеть человека, потому что глубоко внутри он испытывает удовлетворение. А решения проблем мы, несмотря на взаимные уверения, боимся и избегаем, потому что с этим связывается страх потери привязанности и чувства вины, предательства, отпадения и измены.

Когда мы стремимся найти решение, мы отступаем от того, что раньше имело вес в нашей семье, и чувствуем себя виноватыми. Поэтому Невозможно достичь решения без вины и без мужества преодолеть эту вину, а этого большинство людей боится. Решение и счастье воспринимаются тогда как опасность, потому что приводят к одиночеству. А человек с проблемами даже будучи несчастным, напротив, всегда остается в хорошей компании.

Когда терапевт работает, ориентируясь на проблему, то вопрос ставится так: что с клиентом? Если же работа ориентирована на решение, вопрос звучит так: что клиенту поможет? Душевный настрой при обеих фокусировках совершенно разный. Когда я спрашиваю: «Что клиенту поможет?», это сразу создает доверие. Вопрос: «Что с клиентом?» — мне даже не обязательно это говорить—действует ужасно.

Проблема решается с помощью той же любви, которая ее и поддерживает. В решение течет та же сила, только немного с большим пониманием. Терапевтической задачей является сначала нахождение той точки, где клиент любит. Если я ее нашел, то могу действовать. Та же любовь, которая вызывает проблему, ведет и к ее решению.

Катарина: Я вижу, что у тебя очень точный взгляд и ты сразу останавливаешь, если что-то не так. Для меня это очень важно.

Б.Х.: Действительно, когда кто-то рассказывает о своей проблеме, он хочет соблазнить тебя принять его взгляд на мир. Этот взгляд оправдывает его проблему. Это невероятно сильно затягивает. Поэтому нужно достаточно рано прерывать описания проблем.

Пример:

Однажды мне позвонила коллега и задала такой вопрос: «Работаешь ли ты с гипнозом?» И я ответил: «При случае». Тогда она сказала: «У меня есть клиентка, которой психиатр дал постгипнотические задания и она себе во вред их выполняет». Сейчас она ищет того, кто еще раз загипнотизирует ее клиентку, чтобы выяснить, какие пост171

гипнотические задания она получила, и даст ей новые внушения. Я сказал: «Это бредовая система, я в нее не войду». Остановка важна именно там, где в действие вводится искушение и где человека соблазняют принять внушаемый образ мира за реальность.

Катарина: Я часто чувствую, что не решаюсь кого-то остановить.

Б.Х.: Тогда просто скажи: «Это становится для меня скучным». Это вид прерывания, но не очень жесткий. Находясь в группе, можно определить, важно ли то, что кто-то говорит, или нет, Как только в группе возникает беспокойство, это значит, что человек говорит несущественное. Тогда я его прерываю. Как только это перестает быть интересным, я прекращаю. >

Вера: Я заметила, что склонна бороться с мужчинами.

Б.Х.: Это интерпретация тебя принижает, и она наверняка неправильна и ничего тебе не дает. Потому что проблема возникает через ее описание, а описание препятствует решению. Если бы это описание было верным, то проблема была бы решена. А если проблема не решена, значит описание неправильно. Ведь проблема в большинстве случаев описывается так, что клиент избегает решения. Поэтому мне не нужно слушать, как кто-то в группе описывает проблемы. Это описание изначально неверно. Если бы у клиента было верное описание, он бы об этом и не говорил. Тогда у него было бы решение. Потому что решение уже содержится в правильном описании.

Арнольд: Но есть множество описаний, которые возможны, а может быть, и полезны.

Б.Х.: В случае правильного описания выбора нет.

Для решения проблема не нужна

Фридеманн рассказывает, что в работе с клиентами он иногда находит сценарную фигуру, но «ничего не происходит».

Б.Х.: Я могу тебе сказать почему. Восприятие отказывает, когда я рассматриваю проблему как проблему. Интуиция активизируется только тогда, когда я настраиваюсь на решение. Когда ты говоришь, что у тебя есть сценарная фигура, тогда ты настроен на определение •или на диагноз. Если же ты спрашиваешь: «Как это лучше всего может пойти дальше?» — ты уже видишь проблески света. Тогда ты идешь вместе с потоком. Для решения проблема не нужна. И все же в психотерапии широко распространены техники, которые занимаются проблемами, будто проблемы являются причинами для их решения» Тогда человек остается привязанным к проблеме, а решение забывается.Запрограммированность на несчастье

Арнольд: Мне все еще хорошо.

Б.Х.: Это звучит почти угрожающе. Видите, такой манерой выражаться он программирует себя на несчастье.

Арнольд: Да, это так. Я всегда думаю, что когда-нибудь мне будет плохо.

Б.Х.: И если так случится, ты вздохнешь с облегчением.

Арнольд: Нет, тем, что я так говорю, я, наверное, прогнал эти мысли.

Б.Х.: Нет, как раз-таки нет. Выработай другую формулировку, которая все оставляет открытым.

Арнольд: Да я могу просто сказать, мне хорошо.

Б.Х.: Ты даже можешь сказать, что тебе все лучше и лучше. (Apr нольд сияет.) Видите, как это действует? Уже одними только формулировками можно вылечить, просто используя определенную дисциплину мышления.

Практика мешает теории

Людвиг: Если мужчина еще не отделился от своей матери и его жена понимает, что он еще не совсем с ней, это тоже ревность? (Длительная пауза.)

Б.Х.: Что могло бы помочь? (После паузы.) Если она скажет: «Я уважаю любовь к твоей матери».

Это был прекрасный пример смещения фокуса с проблемы на решение. Творческое начало действует не в отношении проблемы, а всегда только в отношении решения. Движение по направлению к решению — это любовь, интуиция всегда идет вместе с доброжелательностью и любовью. Когда я наталкиваю кого-то на проблему или ему ее описываю, я нахожусь в позиции превосходства. Решения мы ищем сообща.

Трудно становится, когда человек, после того как решение найдено, хочет получить еще и теорию к решению. Тогда он теряет решение. Никакая теория не может быть полной. Когда для какого-нибудь события я пытаюсь найти обобщающую теорию, тогда вместо целого у меня будет всего лишь кусочек. Поэтому я склоняюсь к тому, чтобы отказаться от формирования теории. Я описываю различные ситуации, и тогда есть некий эмпирический фон, с которым я работаю. Тогда я остаюсь открытым для нового, и мне не нужно оправдываться ни перед какой теорией, правильно или неправильно я что-то сделал.

Этого достаточно!

Ларе: Когда речь шла о принадлежности, я еще раз обратил внимание на то, что никогда не чувствовал себя по-настоящему принадлежащим, и в детских и юношеских компаниях тоже.Б.Х. (перебивая): Что это сейчас даст? Это только описание проблем, которые усиливают проблему. Поэтому описание проблем нужно прерывать.

Недавно я прочитал в одной книге фразу, которая была для меня как откровение. Звучала она примерно так: «Если человек испытывает страх перед людьми в какой-либо группе, то преодоление страха состоит в том, чтобы полюбить других». Я испытываю страх только потому, что вижу, как мало я люблю и ценю других. Как только я решаюсь на то, чтобы отдавать присутствующим должное, даже если они другие, мне больше не нужно бояться. Тогда между нами возможен совершенно непринужденный обмен. Это могло бы быть решением.

Накрытый стол

Фрауке: У меня мелькнула мысль, что я всегда была в сфере влияния моей матери, и сейчас я совершенно в замешательстве, потому что думаю, что мне это было не на пользу, и сейчас я все меньше понимаю, почему мне было так трудно...

Б.Х. (перебивая): Это ничего не дает, описание проблемы усиливает ее. А сожаление, что было так, как было, делает все еще хуже. Вопрос в том, чего тебе сейчас еще не хватает, что ты еще можешь взять? Тогда это имеет совсем другое направление. (Фрауке улыбается.) Видишь! Посмотри на близких тебе людей, в том числе на свою семью. Возможно, у них нет еще своего места. Как только ты примешь их, власть матери станет слабее, а то, что ты от нее получила, так скорее останется в сохранности. И не будет больше никаких оснований для сожаления.

Есть странные люди: они почти умирают с голоду, но, подойдя к накрытому столу, они, вместо того чтобы есть, будут рассказывать, как страшно они голодны. Типичная психотерапевтическая сцена.

Фраза-яд

Томас: Мне вспомнилась одна старая ядовитая фраза, мне тяжело из-за нее.

Б.Х.: Я не/Хочу ее слышать, я кое-что имею против яда.

Томас: Я тоже, она напоминает мне...

Б.Х. (перебивая его): Был когда-то храбрый портняжка, который померился силами с единорогом. Знаешь как? Когда тот на него бросился, он просто отошел на шаг в сторону. Еще что-то, Томас?

Томас: Нет, этого достаточно!Прикидываться дурачком — в этом есть элемент наслаждения

Хильдегард: Вчера вечером мне стало довольно ясно, что нужно посмотреть на свою систему работы. Мне не ясна в ней моя роль. В принципе я знаю это уже давно. Но опасаюсь выяснять это, потому Что есть небольшой страх, что мне, возможно, придется оставить мою работу, если я это проясню.

Б.Х.: Да, такое может быть. То, что ты снова подтверждаешь, это терапевтический принцип: «Страдать легче, чем действовать».

Хильдегард (как будто она этого не слышала): До этого, когда Бригитте делала расстановку своей семьи, у меня сначала было чувство, что там многие обращаются друг к другу на непонятном языке, пока не начинают его учить, и я заметила, что во время работы занавес между мной и реальностью становился все плотнее и плотнее. Я думаю, здесь что-то есть.

Б.Х.: Да, прикидываться дурачком — в этом есть элемент наслаждения. И по большей части люди это умеют. Еще что-то, Хильдегард?

Последнее место не самое надежное

Мануэла: Мне так плохо было сегодня утром. Впрочем, я сидела на последнем стуле. Мне было так неприятно, что меня постоянно тянуло плакать. Я тогда обратила внимание, что я здесь единственная медсестра, и что в моей семье в иерархическом порядке я Тоже последняя, и в больничной иерархии тоже так...

Б.Х. (перебивая): Если ты будешь продолжать в том же духе, ты, чего доброго, и сама в это поверишь.

Мануэла: Но для меня это проблема.

Б.Х.: Да, да, проблема возникает через ее описание.

Мануэла: Я боялась, что ты так среагируешь.

Б.Х.: Здесь, вопреки широко распространенному мнению, последнее место тоже не самое надежное. Некоторые полагают, что они будут в безопасности, если отправятся на последнее место. Но что делают с собакой, которая скулит? Она получает пинок. Потому что где-то это, видимо, кажется адекватным. (Мануэле) Ты можешь себе представить, что здесь была бы другая медсестра?

Мануэла: Да, это я могу хорошо себе представить.

Б.Х.: И она была бы точно такой, как ты?

Мануэла: Нет, это было бы тогда по-другому, она была бы тогда другой. Она не была бы точно такой, как я.

Б.Х.: Именно, так. С профессией медсестры это связано быть не может, ведь иначе это должно было бы быть точно так же.Если мы находим хорошее решение, то это еще совершенно не оз-jj начает, что оно будет осуществлено на практике. Нужно видеть, что, кто-то, кто идет другим путем (например, путем страданий), идет по нему с любовью, даже если немного ослепленно. Но тут нельзя вме- { шиваться.

2. Возможности терапевтической ориентации

а) Интерпретация — это только краешек покрова

Интерпретация действенна, только если она верна. Это должно > быть такое толкование, которое трогает. И здесь тоже обнаруживается важный терапевтический закон, который я уже вскользь упоми-^ нал: действенно только то, что затрагивает любовь клиентов, что эту любовь подтверждает й активизирует.

Во время перерыва мы как раз говорили об интерпретациях и о том, когда они действуют, а когда нет. Позитивные истолкования зачастую создаются терапевтом и могут быть какими угодно. Если они надуманы, то они часто не действуют. Но есть одно позитивное толкование, в основе которого лежит восприятие, и возникает оно из контакта. Тогда я помогаю клиенту осознать то хорошее, что я почувствовал. В основе интерпретации должна лежать истина.

Тут Карл споткнулся о слово «истина», и мы тогда нашли такое определение: истина — это то, что служит жизни и ведет ее дальше. Правильное хоть и трудно распознать, но легко понять. Как он не мог слышать мою «истину», так и я Не мог слышать его «смысл». Смысл — это часто что-то оторванное. Но тогда мы и тут нашли определение: смысл — это то, что вытекает из движения жизни как ближайшее исполнение.

Алексис: А что тогда цель?

Б.Х.: Цель — это зачастую то, чего я хочу головой. Она оторвана от жизненного исполнения. То, что получается из жизненного исполнения, мне не нужно затевать, а то, что я затеваю ради какой-либо цели, — это часто то, чего я не хочу и что не согласуется с жизненным исполнением. Поэтому хорошие намерения так часто не удаются.

(Позже в другом месте):

Интерпретация — это только краешек покрова. Когда кто-то интерпретирует человека или событие, то он хочет взять этим происходящее под свой контроль, он и исходит из того, что может это конт176

ролировать. За этим стоит самомнение. Если событие важно, такое как оно есть, тогда я иду за событием и следую ему, и это смиренная позиция.

Алексис: Правильно ли я понял, что для тебя значимо только то, что доходит до исполнения и что происходит?

Б.Х.: Да, роль играет только то, что случилось, — события. Описания характеров, напротив, не важны. Это экономит много времени, потому что нет необходимости расспрашивать, что это был за человек. Это уводит в сторону и запутывает. Когда я применяю эти описания, исполнения снова обретают свое значение. Следствием психоаналитического прорыва в нашу культуру является то, что мы придаем больше значения интерпретации события, чем самому событию. Это полное сумасшествие.

Пример:

На курсе с психотерапевтами я как-то попросил рассказать о самых важных событиях их детства. Тогда один человек рассказал, что его дедушка однажды положил ему руку на голову. Это было просто прекрасно. Дотом он однажды получил оплеуху, однажды упал и т. д., а когда ему было пять лет, погиб его отец. Я задал группе терапевтов вопрос: «Что из этого всего самое важное?» Они назвали все, кроме смерти отца. Это искажение, произошедшее благодаря психоанализу.

Еще один пример с семинара:

Альберт: Четыре года назад мы делали тут расстановку моей родной семьи, а сейчас я увидел, как детально ты разбираешь еще и фон. Мне стало понятно, что и у моей матери тоже не все было нормально. Она очень рано потеряла своих родителей и воспитывалась у очень строгой сестры ее матери.

Б.Х.: Когда я провожу системную психотерапию, я противлюсь любому оценивающему описанию, то есть приписыванию определенных качеств, например «строгий». Это абсолютно неважно. Она попала к сестре — точка. Это невероятно укорачивает весь процесс. Такие описания совершенно ни к чему. Для расстановки это не имеет никакого значения. Тогда можно хорошенько облегчить собственную задачу?

Альберт: ^испытываю симпатию к мужу сестры моей мамы, хоть я и редко его видел. Я знаю, что он очень помог нам в лагере для беженцев. В остальном - возможно, я не должен этого говорить — он был абсолютно сумасшедшим.

Б.Х.: Видите, что он сейчас сделал? Сейчас он перекрыл себе дорогу к тому, чтобы отдать этому человеку должное. Решение всегда связа12 — 2296но с признанием. Он рассказал о том, что заслуживает признания, а затем последовало что-то, что признанию мешает. Знаешь, кем ты был сейчас? Сумасшедшим. Сумасшествие — это недооценкадействитель-ности. Что-то еще, Альберт?

Альберт: Напротив. (Веселье.)

Психологическая интерпретация болезней

Сегодня существует широко распространенная тенденция давать болезням психологическое толкование. Одна из участниц семинара рассказывает, что ее сестра несколько лет назад заболела раком, а ее брат год назад заболел эпилепсией и она хотела бы больше знать, что происходит в ее семье. Б.Х. говорит: «Я думаю, такой ход мыслей соблазнителен. Когда человек спрашивает: «Что я такого сделал, что заболел раком? Какая психологическая динамика за этим кроется?», он хочет переложить ответственность за эти события на внутрисемейные взаимодействия, и это может зайти слишком далеко. Как только кто-то начинает размышлять таким образом, у него возникает иллюзия, что он может контролировать эти события. Тогда ему не нужно смиряться и склоняться перед роковым событием. Это часто оказывает пагубное воздействие, потому что за этим стоит самомнение.

Позавчера мне позвонила одна женщина — системный терапевт. У нее было заражение крови из-за загноившегося зуба, и с тех пор у нее осложнения в колене. И теперь она хочет пройти системную терапию, чтобы колено зажило. Я сказал ей: «Существует нечто такое, как болезни, и нельзя их так просто увязывать с семейными делами, иначе можно создать себе мнимую систему».

В каждом конкретном случае нужно смотреть, уклоняется ли человек от болезни и судьбы или он принимает это и, будучи покорным судьбе, ищет, что этой судьбе соответствует. У меня на курсе был человек, сестра которого была тяжело больна, и он спросил, что хотел бы узнать, какой ложной системе убеждений она привержена, раз она так больна. Тогда я ответил ему: «Смерти нет дела до систем убеждений. К чему это? Это отрицание реальности и того, что ничто не вечно».

Внимательно следите за выбором слов

Отношение понятия к вещи похоже на отношение касательной к окружности. Она касается ее, но охватить не может, однако одно такое слово, как «земля», весит очень много. Когда речь идет о таких понятиях, как, например, парентификация или идентификация, то очень важно обращать внимание на процессы. Если оставаться при касательной, то не охватишь окружности. Окружность — это движе178

ние. Если человек окунается в само происходящее, то ему не нужны понятия и он точнее понимает, в чем дело.

Анджела: Да, это прекрасно, это снова та дифференцированность, которую я так ценю.

Б.Х.: Дифференцированность возникает, когда человек слышит слово и, глядя на реальность, проверяет, а точно ли оно? Человек отдается во власть реальности до тех пор, пока не придет то слово, которое верно ее описывает. Для этого нужно забыть все прежние слова и прежние объяснения, оставить позади все намерения и стать зеркалом, и когда на него упадет свет, это создаст слово, которое верно.

Адриан: Меня занимают две вещи. Во время обеденного перерыва я не раз проходил мимо крестов с этим кровавым изображением Христа. Я начинаю по-другому понимать поговорку «Нет худа без добра».

Б.Х.: Ведь кровавым был кто-то другой.

Адриан: Я думаю, это образы, которые меня очень напугали.

Б.Х.: Нет, нет, нет, действуют слова. Если ты берешь неправильное слово, оно оказывает неправильное воздействие. Точнее будет: кровоточащим. (С юмором) У нас здесь теперь тоже некий вид школы мысли.

Эрих: Я все еще раздумываю над тем, что ты недавно сказал, говоря о пропаганде.

Б.Х.: Это отвлекает. Ты уходишь в образ, вместо того чтобы уйти в дело. Вот тебе пример: человек видит указатель, на котором написано «Зальцбург»^ и, вместо того чтобы идти в Зальцбург, он рассматривает указатель. Тогда это называют толкованием сновидений или работой с образами. Тут есть много названий.

6) Любопытство разрушает воздействие

Карла часто одолевала грусть неизвестного происхождения. Из сделанной им расстановки становится ясно, что из семьи исключен отец его сводной сестры. Он и приемные родители сводной сестры включаются в новый образ.

Фрауке (сразу после расстановки): Как тебе этот новый образ, Карл, и помогает ли он переработать боль, потерю?

Б.Х.: Твои расспросы оказывают плохое влияние. Ты даже не даешь ему времени осмыслить произошедшее. Это замаскированное возражение. (Группе) Вы видите это? Начни он отвечать, и было бы разрушено то, что он только что сделал. То же и в отношении любопытства.

12*Любопытство разрушает воздействие. Любопытство означает, что Я хочу' знать больше, чем необходимо для того, чтобы действовать или чтобы добиться успеха. Она хочет знать больше, чем ему помогает. Ему совершенно достаточно того, что здесь было. Во всяком случае так это выглядит. И если сейчас начать это теребить, то действовать это не сможет. Нельзя также разузнавать, было ли это успешно. В этом смысле конт- >, роль успешности в психотерапии плох, а именно в том смысле, что мне любопытно знать, как было дальше.

Существуют такие виды контроля результативности, которые необходимы. Например, для науки. Этого я отрицать не собираюсь. Но многое зависит от внутренней позиции терапевта. Если он ищет теперь подтверждение для того, что он когда-то сделал, то это фальсификация, потому что он считает, что изменения произошли главным образом благодаря ему, хотя он, возможно, сыграл здесь лишь второстепенную роль. Но если терапевт смотрит на это так, что в некоем общем движении он встретился с кем-то и, может быть, еще что-то ему дал, а потом каждый идет своим путем и никто не хочет знать, что из этого получилось, — тогда каждый свободен.

Людвиг: Последние три года я пытаюсь отделиться от моей родной семьи и моей матери, и хотел бы еще раз посмотреть, что откуда идет, в том числе и от предыдущих поколений — от бабушек и дедушек.

Б.Х.: Этого недостаточно. У любопытства слишком маленькая сила.

Людвиг: Это не только любопытство. Я хочу отделиться.

Б.Х. (группе): Есть в этом сила? Силы здесь нет.

Людвиг: Это значит, что я совсем не хочу отделиться?

Б.Х.: Я не интрепретирую это. Просто сейчас здесь силы нет. Большего я не скажу. Еще кто-нибудь хочет что-то сказать?

После того как Ирэне говорит, что колеблется между любопытством и скепсисом:

Б.Х.: Ни любопытство, ни скепсис пользы не приносят. Существует динамика, ведущая к решению, с ней мы и работаем.

в) Верный момент

Эдда: Я беспокойно спала, и мне снились беспорядочные сны. Но сегодня я бы очень хотела кое-что сделать. Б.Х.: Слишком рано. Эдда: Я так не считаю!Б.Х.: Это ничего не меняет. Так часто бывает в психотерапии: некоторые люди слишком рано идут к психотерапевту. Тогда терапевту нужно воспротивиться. Или они приходят с такими темами, которые не входят в область психотерапии. Тут тоже нужно сопротивляться. Некоторые люди тоже это знают. На это можно положиться. >

г) Прочь от драмы!

Воспоминания тенденциозны и непостоянны. Когда человек что-то вспоминает, это вообще ничего не говорит о реальности. Вопрос в том, с какой целью человек выбрал именно это воспоминание. Их часто выбирают для упреков, а психотерапия нередко это поддерживает.

Представьте себе, что обычно родители в течение двадцати лет делают для своих детей все, а что из этого человек вспоминает, приходя потом на психотерапию: в основном это пять-шесть негативных случаев жизни.

Если в жизни клиента были какие-то травмы или еще что-то скверное, в большинстве случаев то самое важное оказывается забыто, а именно — что закончилось все хорошо. Это вообще не принимается во внимание. Например, человек вспоминает, что его мать с ним на руках хотела спрыгнуть с балкона, но потом заплакала и вернулась назад. То, что она вернулась, так это он забыл. А что хотела прыгнуть — вспомнил. Или кто-нибудь говорит: «Моя мать, когда была беременна мной, хотела сделать аборт». Ну и что? Она же не сделала. Но вспоминается не это, а то, что она хотела сделать аборт, вот о чем вспоминают. Воспоминания — это часто вооружение ума, а мы здесь занимаемся разоружением.

д) Каждый человек хороший

Принятие кем-то моральных позиций с различением добра и зла с системной точки зрения приводит к тому, что он присваивает себе большее право на принадлежность перед другими и ставит под сомнение или отказывает в праве на принадлежность другому. Это име-' ет плохие последствия. С философской или богословской точки зрения немыслимо, чтобы кто-то из-за своего поведения выпадал из порядка. Отдельный человек изначально не может выбирать себе роль, и в целом его поведение осмысленно. У каждого есть свое собственное значение, и это то единственное значение, которое придает смысл его жизни.И проще, и полезнее, когда человек придерживается позиции, что каждый хорош, но, возможно, он в плену какого-то конфликта. Тогда человек смотрит на то, во что и каким образом тот втянут и во что и как втянут он сам, когда с ним общается, — и тогда все равны. Так что в психотерапии хорошо отказаться от идеи чей-то личной злобности.

Пример:

Возьмем студентов «Белой Розы». Они были героями. Они поставили себя против одной группы, потому что были связаны с Другой. Они принадлежали к некоей узкой группе, которая была другой. Привязанность к этой группе позволяла им таким образом себя вести, и поэтому смерть не была для них чем-то плохим. Тот, кто вырастает в мафиозной группе, противопоставляет себя порядку, потому что в своей группе он во власти другого порядка. Но обозначается он как преступник. Душевный процесс здесь точно такой же. Каждый таков, каков он есть, потому что привязан к какой-то группе. А мы проводим тут некое моральное различие: одни хорошие, а другие плохие. Так нельзя. Тем, из «Белой Розы», просто повезло, что режим пал. Теперь они великие герои. А если бы победили нацисты, они бы остались преступниками. Вот и вся разница между дрбром и злом.

О хорошем в плохом

В системной терапии существует принцип: в отношении добра и зла на самом деле все обстоит ровно наоборот, чем предъявляется. Этот принцип действует всегда, исключений я пока не видел. В семье, где отец злодей, я всегда смотрю на мать. Если в этой роли мать, я смотрю на отца.

Наши рекомендации