Отрезок №32. Тюрьма зовёт

— Почему ты говоришь о себе в третьем лице?

— Просто иногда мне не хочется иметь к себе никакого отношения.

Всю жизнь мечтал оказаться в тюрьме. Шутка, блин. Почему-то я думал, что здесь будет как в американских фильмах, всё круто и красиво, а тут один толчок на десять человек. Пока я в камере предварительного заключения, жмусь к стеночке, стараясь не думать о своём «радужном» будущем.

Через час, правда, меня перевели в отдельную камеру, где даже был матрас и одеяло. Мне дали стакан воды, сводили в нормальный туалет и на этом все прелести жизни кончились. Я лежал под вонючим одеялом, которое не грело, и думал. Я так легко лишил жизни человека. За это тоже нужно заплатить. Почему жизнь устроена, что за всё требует плату?

Что со мной будет? Я не выдержу в тюрьме. У меня характер не тот. Сразу же сломаюсь. Это будет весёленький конец.

Толком и не сплю. Утром меня снова отводят в туалет, дают чай и кашу. Я удивлён сервисом, но разгадка проста – деньги. Влад решил не рисковать и нанял сразу трёх известных адвокатов в городе. Они сидели напротив меня и без конца задавали глупые вопросы. Сам Влад с тёмными кругами под глазами сидел тут же и щёлкал ручкой, чем раздражал всех, но эти самые «все» боялись ему об этом сказать.

- Понятно, - сказал первый адвокат, выслушав мою версию событий. – Да уж. Нужно строить защиту на самообороне.

Второй и третий согласно закивали. Влад вздохнул и щёлкнул ручкой.

- Нет, - тихо, но уверенно произнёс я. Все четверо уставились на меня. – Я убил человека и должен понести наказание.

Тишина была осязаемой. Адвокаты подбирали слова, а Влад тихо закипал. Он отшвырнул ручку и крайне спокойно, что не вязалось со злостью в его глазах, переспросил:

- Что ты должен понести?

- Наказание, - с видом грешника, осознавшего свою вину, отвечаю я, склонив голову. – Я сяду в тюрьму.

- Ты с ума сошёл? – взревел Влад. Кажется, ещё минута и он бы сам убил меня.

- Нет, - я не выдержал и рассмеялся. – Блин, видели бы вы свои лица! Хах, нет, ну правда.

- Придурок, - беззлобно обозвал меня Влад и выдохнул. – Очень смешно.

- Да ладно вам, такие серьёзные, - отмахнулся я. – Хорошо, Влад, адвокаты – это круто, но ты ничего не хочешь мне поведать?

- А должен? – хмурится он, прекрасно понимая, куда я клоню.

- Астафьев – это кто? И что ты успел ему сделать? Не нужно мне сказки рассказывать, ты бы отмазал меня ещё ночью, за деньги меня бы сразу отпустили. Но тут дело не в деньгах, да? Кто это?

- Можно сказать, что мой давний недруг. Единственный честный мент. Он, правда, уезжал из города, работал за тысячи две километров… Как видишь, теперь вернулся. И теперь начальник по области.

- Уезжал… - думаю я. – Благодаря тебе?

- Не без этого.

- Хреново.

- Да уж. Особенно если один безмозглый пацан оставил свидетеля.

- А кто свидетель? – удивился я. – Там никого не было.

- Я и сам не знаю, - Влад запускает пятерню в волосы и наводит «художественный» беспорядок на голове. – Это тайна.

- Так у тебя же вот, адвокаты, пусть узнают.

Мужчинки, замершие и прислушивающиеся к нашему разговору, подобрались.

- Мы узнаем.

- Узнаем.

- И что сидим? – лениво спрашивает Влад, и их как ветром сдувает. А он вдруг протягивает ко мне руку и накрывает мою ладонь. – Боишься?

- Немного, - храбрюсь я.

- Я вытащу тебя.

- Спасибо.

- Почему ты не сказал мне? Я бы отправил тебе за границу. Ты бы избежал всего этого.

- Я… Не успел. Влад, знаешь…

Но дверь со скрипом распахивается и крайне недружелюбный полицейский сообщает:

- Свидание окончено.

Мужчина тут же убирает свою руку, словно стесняясь своих чувств. Моя очередь вздыхать.

***

Ограничение свободы крайне угнетает. Воздух тут пропитан унынием и грустью. Делать абсолютно нечего. Адвокатам удаётся передать мне книгу. Библию. Я оценил юмор, нет, правда.

Оказавшись здесь, я понял настоящее значение слова «одиночество». Оно должно быть и внутри, и снаружи. Предчувствия у меня были очень плохие, но я не хотел слушать своё сердце.

Влад не появлялся, зато прибегали каждый день адвокаты. Они уже выстроили защиту, пытались, конечно же, подкупить судью, ментов, но когда такой крупный начальник заинтересован в деле, много не сделаешь. Все боятся, и не только за свою работу. Неужели он такой монстр? Влад же сказал, что он честный. Был?

***

Неделя казалась месяцем. К счастью, дело двигалось очень споро. Адвокаты были недовольны. Они морщили носы и уходили от ответов на мои вопросы о моём незавидном положении.

Влада не было.

Мне становилось всё тоскливей и тоскливей. Я понимал заключённых, которые выцарапывали что-то на стенах – от одиночества и безнадёги можно было свихнуться. Я вспоминал свои песни, вслух читал стихи. Воскрешал в памяти добрые слова людей на моём сайте. Интересно, думают они так же, узнав, что я убийца? Вообще, что это значит? Это значит, Дима, что ты не испытываешь ни капельки раскаяния, забрав чужую жизнь. Сделав то, что может делать только Господь. Я кинул взгляд на библию. Мне почудился чей-то зловещий смех. Гореть мне в Аду.

***

Прошла вторая неделя. Будто год.

Влада не было.

Новых книг тоже. Я стал читать библию. Я бился головой о стену, пытался разговорить охранника, радовался приходу уставших адвокатов. Мне ничего не говорили.

Через день состоялось предварительное слушанье.

Влада не было и там.

Зато был Валя. Мой милый, очаровательный, прекрасный помощник. Именно он был таинственным свидетелем. Именно он следил за мной по приказу Влада, ни на минуту не прекращая своё задание. Он видел меня выбегающим из дома в весёлом посёлке, и он вызвал ментов на место.

Судья отметала все доводы адвокатов. Все. Надежды таяли. Это было больше, чем печально. Это было невыносимо. Сидеть в зале, дрожать от страха и понимать, что ничего ты сделать не можешь.

***

Господи, где Влад?

Для него ничего не значит наш последний вечер? А мне казалось, что лёд тронулся.

Адвокаты молчали. Сначала переводили тему, когда я спрашивал о Владе, а затем и просто отмалчивались. Так нельзя, люди, нельзя.

***

Сегодня было слушанье.

Я был готов провалиться сквозь землю, когда допрашивали Валю. Если верить его словам, то моя персона являлась самой настоящей скотиной. Я избалованная, инфантильная звёздочка. Проблемы с депрессией выглядели слабостью, бесхарактерностью, а не ужасом, в котором я существовал столько времени.

Адвокаты молчали. Я не удивился, что Влада нет.

***

Неужели меня посадят?

Сердце билось так быстро, что в ушах будто гремели раскаты грома. Я сидел в камере на своей кровати и обнимал колени. Меня посадят, посадят, посадят… Это конец. Финиш. Зе энд. Только не хэппи, а очень даже бэд энд.

Влад, пожалуйста, просто приди, просто скажи, что ты ещё помнишь о моём существовании…

***

Я бы назвал это днём, когда я понял, что чудес не бывает. Не то, чтобы я не знал об этом, просто одно дело оставлять надежду, глупую веру, а другое когда тебя тыкают в суровую реальность носом.

Поздно вечером меня разбудили и поволокли куда-то. Я не сопротивлялся. Всё равно без толку. Идти было недалеко, буквально подняться на этаж. Я оказался в красивом, но таком государственном кабинете, что без лишних слов было понятно – страной правят бюрократы. На почётном месте висел портрет президента, рядом флаг Российской Федерации, а в углу почему-то пишущая машинка. И это в век компьютерных технологий.

Кому принадлежал кабинет, стало понятно очень скоро. Его хозяин гордо восседал на троне, вернее, на своём кожаном кресле. Астафьев собственной персоной. Он взглянул на меня и кивнул моему сопровождающему. Сесть мне не предложили. В дверь через секунду постучали, и на пороге возник Влад. Радость вспыхнула во мне маленьким костерком. Хоть увижу его и то хорошо. Но мой возлюбленный на меня даже не смотрел. Прошёл к столу Астафьева и нагло сел напротив него. Я не решился подать голос и остался стоять.

- Ну, здравствуй, Владик, - приветствует недруга бравый полицейский с многообещающей ухмылкой.

- И тебе привет, Костик.

Они буквально вгрызлись друг в друга взглядами.

- Как жизнь? – Астафьев.

- Прекрасно. Как сам?

- Тоже неплохо. Видишь, как повернулось-то. Я теперь вроде как начальник.

- Поздравляю.

- Твоих миллионов у меня нет, зато власти побольше.

- Круто, - Влад кривится.

- Ты всё ходишь вокруг да около, - улыбается Астафьев. – Что, не жалко мальчишку?

Мальчишка, то есть я, замер и превратился в слух. Хотя на меня не обращали внимания. Я вообще был чем-то вроде мебели.

- А тебе?

- Моя цель – ты, и я даже дам тебе шанс. Откажись от своей фирмы и сваливай из города. Я отдам тебе мальчишку и забуду обо всём, что ты сделал.

Повисло молчание. Не то, чтобы Влад обдумывал. И я, и он прекрасно знали, что своим детищем он никогда не поступится. Просто он подбирал слова, как бы покрасочнее послать своего давнего недруга на хрен. На мне уже был поставлен крест. Я был вычеркнут из его жизни, словно меня и не существовало вовсе. Всё в жизни имеет цену. И, к сожалению, я стою не дороже булки хлеба.

- Я никогда не сделаю того о чём ты говоришь. Мне плевать на него. Делай с ним что хочешь. Но не смей приближаться к моей фирме, иначе я тебя уничтожу, - последние слова Влад сказал почти шепотом, но даже у меня по спине пробежали мурашки.

Астафьев поменялся в лице и заметно напрягся. Его опыт помог ему не потерять лицо, и мужчина ровно переспросил:

- Хорошо подумал? Пути назад не будет.

- Иди туда, откуда вылез, - с выражением брезгливости на красивом благородном лице, Влад послал его, встал и стремительно вышел.

Меня словно и не было. Действительно, так проще. Игнорировать проблему, делать вид, что её не существует.

- Как бы тварью, так и остался, - тяжело вздохнул Астафьев и закурил что-то очень вонючее, явно дешёвое. Привычка со старых времён?

- Можно? – я вопросительно взглянул на сигареты.

- Бери, - он подтолкнул кончиками пальцев пачку.

Руки дрожали, но внутри я был спокоен. Не нужно любить того, кто этого недостоин. Я сам виноват. Да, было горько. Было ужасно больно. Из меня вытащили душу, разорвали в клочья, а потом слепили кое-как. Будто из плюшевого мишки достали ватный наполнитель и, опомнившись, попытались исправить сотворённое, зашили вкривь и вкось зияющую рану на груди. Только это уже не тот любимый мишка, это искалеченное подобие. Если раньше на его плюшевой морде всегда была улыбка, то сейчас в глазах-пуговках только суровая реальность – пустота. Вот так вот образуются шрамы на душе.

- Что ж, Дмитрий, - протянул мент, - вам придётся сесть за убийство. Вы же его совершили. Не знаю почему, не должен я испытывать жалости к подстилке этого подонка, но я постараюсь, чтобы вас засунули в более или менее нормальное место.

Мне ещё и спасибо сказать? Хотелось послать его. Этого мента, Влада, да вообще весь этот мир. Сигарета не приносила облегчения. Лишь дым в лёгких. Что теперь вообще способно мне помочь? Думаю, ответ мне известен. Ничего. Для меня моя жизнь кончилась на этом отрезке.

Наши рекомендации