Глава 17. Несколько слов о глобусе Хрущева

Великая Отечественная война подверглась в последние 60 лет тотальной мифологизации. Многоэтапность и многоуровневость формирования чёрного мифа о сталинских репрессиях в полной мере характерна для отображения событий Великой Отечественной войны как ключевого этапа сталинского правления. Старт этим процессам был дан, как мы отмечали, Н. С. Хрущевым на волне разоблачения культа личности. Задачи, стоящие перед Хрущевым, не требовали глубокой проработки идеологам и соотнесения их с исторической реальностью или даже здравым смыслом. Так, славословиям о гении Сталина он противопоставил сделанное с трибуны XX съезда КПСС заявление, что Сталин руководил войсками по глобусу.

«Я позволю себе привести в этой связи один характерный факт, показывающий, как Сталин руководил фронтами. […] А надо сказать, что Сталин операции планировал по глобусу. (Оживление в зале.) Да, товарищи, возьмёт глобус и показывает на нём линию фронта».[48]

При всей анекдотичности таких утверждений на них продолжают ссылаться современные авторы. Возможно, ряд публицистов действительно допускают подобную возможность. Чтобы развеять сомнения, приведу фрагмент директивы Военного Совета Западного фронта № 0103/оп от 13 декабря 1941 г.:[49]

«ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ

КОМАНДУЮЩИМ 30, 1, 20, 16 и 5-й АРМИЯМИ Копия: НАЧАЛЬНИКУ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА

ШТАБ ЗАПАДНОГО ФРОНТА № 0103/ОП 13.12.41. Карта 500 000

1. Противник, ведя упорные арьергардные бои, продолжает отход на запад.

2. Ближайшая задача армиям правого крыла фронта — неотступным преследованием завершить разгром отступающего противника и к исходу 18.12.41 г. выйти на рубеж Степурино, Раменье, Шаховская, Андреевская, верховье р. Руза, Осташево, Васюково, Клементьево, Облянищево, Грибцово, Маурино.

3. ПРИКАЗЫВАЮ:

а) командующему 30-й армией, окружив частью сил Клин, главными силами армии 16.12.41 г. выйти на рубеж Тургиново, Покровское, (иск.) Теряева Слобода.

Прочно обеспечить правый фланг фронта.

Разграничительные линии: справа — до Тургиново прежняя, далее — (ориентировочно) (иск.) р. Шоша; слева — до Клин прежняя, далее — (иск.) Теряева Слобода, (иск.) Княжьи Горы; […]»

Перед нами документ непосредственного управления фронтом, устанавливающий рубежи наступления и линии разграничения между войсками армий. Возьмите любой глобус и попробуйте найти на нём населённые пункты, указанные в директиве.

Завершая картину, замечу лишь, что Сталин вообще не планировал операций — для этого существует Генштаб.

Из доклада «О культе личности…» и воспоминаний Хрущева берёт своё начало широко известный сегодня миф о том, что Сталин в первые дни войны впал в прострацию, не руководил страной, пока члены Политбюро не явились к нему с намерением чуть ли не арестовать.

Даже с обращением к народам СССР в связи с началом ВОВ был вынужден выступить Молотов.

В мемуарах Хрущева этот эпизод выглядит так (Хрущев столкнулся с серьёзной проблемой, так как лично не мог участвовать в описываемых событиях; их он приводит со слов уже расстрелянного за «антисталинизм» Берии):

«Берия рассказал следующее: когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро. Не знаю, все или только определённая группа, которая чаще всего собиралась у Сталина. Сталин морально был совершенно подавлен и сделал такое заявление: „Началась война, она развивается катастрофически. Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его просрали“. Буквально так и выразился. „Я, — говорит, — отказываюсь от руководства“, — и ушёл. Ушёл, сел в машину и уехал на ближнюю дачу».[50]

Согласно этой легенде, Сталин на длительный период устранился от работы, не появлялся в Кремле и ничем не руководил, пока члены Политбюро не решились ехать к нему просить вернуться к управлению страной. Хрущев продолжает:

«Когда мы приехали к нему на дачу, то я (рассказывает Берия) по его лицу увидел, что Сталин очень испугался. Полагаю, что Сталин подумал, не приехали ли мы арестовывать его за то, что он отказался от своей роли и ничего не предпринимает для организации отпора немецкому нашествию?».[51]

В дополняющих хрущевскую версию воспоминаниях Микояна читаем:[52]

«Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Увидев нас, он как бы вжался в кресло и вопросительно посмотрел на нас. Потом спросил: „Зачем пришли?“ Вид у него был настороженный, какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь, по сути дела, он сам должен был нас созвать. У меня не было сомнений: он решил, что мы приехали его арестовывать.

Молотов от нашего имени сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы поставить страну на ноги. Для этого создать Государственный комитет обороны. „Кто во главе?“ — спросил Сталин. Когда Молотов ответил, что во главе — он, Сталин, тот посмотрел удивлённо, но никаких соображений не высказал».

У Микояна есть большой плюс — он лично присутствовал на этой встрече и не нуждается в ссылках на Берию или кого-либо ещё из окружения Сталина. Казалось бы, Анастас Иванович личными воспоминаниями полностью подтверждает версию Н. С. Хрущева. Однако нужно заметить, что его официальные мемуары подверглись серьёзной «литературной обработке» в целях большего соответствия линии партии. В двухтомном сборнике документов «1941 год», подготовленном фондом «Демократия» А. Яковлева, приведён изначальный текст мемуаров А. Микояна:

«Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Он вопросительно смотрит на нас и спрашивает: зачем пришли? Вид у него был спокойный, но какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь, по сути дела, он сам должен был нас созвать.

Молотов от имени нас сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы быстро всё решалось, чтобы страну поставить на ноги. Во главе такого органа должен быть Сталин».[53]

К оригиналу, как мы видим, «всего лишь» добавлена пара фраз «вжался в кресло» и «у меня не было сомнений: он решил, что мы приехали его арестовывать»…

Эти утверждения прочно вошли в современную литературу и публицистику. Следуя им, можно заключить, что прострация Сталина длилась с первого дня войны до создания Государственного комитета обороны, то есть с 22 июня по 30 июня 1941 года. К счастью, архивы сохранили для нас журналы посещений кремлёвского кабинета Сталина. Дежурный офицер в приёмной скрупулёзно отмечал, кто, когда и во сколько входил в кабинет и во сколько его покинул.[54]

Для сравнения приведём записи предвоенного периода: 1 марта 1941 года Сталин принял в своём кабинете Тимошенко, Жукова, Кулика, Рычагова, Жигарева, Горемыкина. Приём продолжался с 20:05 до 23:00.

Следующая запись датирована 8 марта, состоялся приём Тимошенко, Кулика, Жукова, Мерецкова, Рычагова, приём продолжался с 20:05 до 23:30.

17 марта Сталин заслушал доклады Тимошенко, Жукова, Буденного, Рычагова и Жигарева с 17:15 до 23:10.

Последний приёмный день в марте — 18 числа. С 19:05 до 21:1 °Cталин выслушал Тимошенко, Жукова, Рычагова и Кулика.

Итого, в марте 1941 года у Сталина в его кремлевском кабинете было 4 приёмных дня, в день он принимал до 6 человек — исключительно в вечернее и даже в ночное время.

Обратимся к журналам посещения кабинета Сталина в июне 1941 года:

До 22 июня приёмными днями у Сталина были 3, 6, 9, 11, 17, 19, 20 и 21 июня. Приём традиционно проходил в вечернее время, максимальное число посетителей было в кабинете 11 июня — 8 человек, и 21 июня — 12 человек. Этот день закончился для Сталина, согласно журналу посещений, в 23:00. Была подписана директива № 1 в Западные приграничные военные округа.

22 июня, в день начала Великой Отечественной войны, И. В. Сталин начинает приём в своём кремлёвском кабинете в 5:45 утра. До 16:45 он принял 28 человек.

23 июня приём у Сталина начинается в 3:20 ночи и продолжается до 0:55 следующего дня. За это время у Сталина побывали 21 человек.

24 июня 1941 года Сталин начинает приём в своём кремлёвском кабинете с 16:20 и продолжает его до 21:30. Он принимает 20 человек.

25 июня приём начинается в 1 час ночи и длится до 1 часа ночи следующего дня. Через кабинет Сталина прошли 29 человек.

26 июня уже в 12:10 И. В. Сталин снова работает. До 22:20 он успевает принять 29 человек.

27 июня с 16:30 до 2:35 28 июня он принял 29 человек, в том числе Микояна в 19:30 и Берию в 21:25.

28 июня приём был возобновлён в 19:35, закончился в 00:15 29-го числа, через кабинет прошло «всего» 25 человек, в том числе Берия и Микоян.

После этого вид И. В. Сталина, который, согласно воспоминаниям Микояна, показался ему 30-го числа «каким-то странным», не должен удивлять. Непонятно, в какое время Сталин спал в эти дни за исключением 29-го числа, когда записей в книге посещений его кабинета нет. Нужно отметить, что работа Сталина не ограничивалась приёмом в кремлёвском кабинете, он посещал, в частности, Наркомат обороны, одно из таких посещений закончилось небезызвестным резким разговором с Г. Жуковым.

Описания этого эпизода интересно соотнести с воспоминаниями Хрущева. Как мы помним, когда началась война, Сталин якобы был совершенно подавлен и сделал такое заявление: «Началась война, она развивается катастрофически. Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его просрали». «Я, — говорит, — отказываюсь от руководства», — и уехал на ближнюю дачу.

А вот как описывает визит Сталина в Наркомат обороны А. Микоян в своих воспоминаниях:

«29 июня вечером у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия. Подробных данных о положении в Белоруссии тогда ещё не поступило… Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны…».[55]

Далее обратимся к оригиналу воспоминаний Микояна из сборника фонда «Демократия»:

«В Наркомате были Тимошенко, Жуков, Ватутин. Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование Белорусского военного округа, какая имеется связь.

Жуков докладывал, что связь потеряна и за весь день восстановить её не смогли. […]

Около получаса поговорили, довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует […]

Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек разрыдался как баба и выбежал в другую комнату. Молотов пошёл за ним…

Минут через 5 — 10 Молотов привёл внешне спокойного Жукова. […]

Когда мы вышли из Наркомата, он (Сталин. — Авт. ) такую фразу сказал: „Ленин оставил нам великое наследие, мы — его наследники — всё это просрали“.[56]»

Хрущев, ссылаясь на слова Берии, с которого уже не спросишь, передвинул этот эпизод на день начала войны, поместил события в кремлёвский кабинет Сталина и добавил подробностей об отъезде на ближнюю дачу.

Никакой прострации, как мы видим, не было ни в первые, ни в последующие дни войны. Берия никак не мог рассказывать Хрущеву о прострации, так как все эти дни посещал кабинет Сталина по нескольку раз. То же относится и к Анастасу Микояну. История о прострации Сталина, отказе от управления, испуге, что его приехали арестовывать, — вымысел от начала и до конца.

Что касается утверждений о Молотове, который был вынужден выступить вместо Сталина с обращением к народам СССР о начале войны. В первую очередь у Сталина, который закончил работу в 23:00 21 июня и начал в 5 утра 22-го, для такого выступления банально не было времени.

Во-вторых, необходимость выступления Сталина в день начала войны обычно объясняют тем, что главе государства нужно было обратиться к народу в связи с трагедией, обрушившейся на страну. Это перенос сегодняшнего знания обо всём периоде 1941–1945 годов на события утра 22 июня. Нет никаких оснований считать, что с первых часов войны И. В. Сталин мог определить её как великую трагедию. Всё ещё не было полной информации о положении на границе, о развитии наступления немецких войск. Ситуация могла повернуться в любую сторону.

В-третьих, кандидатура Молотова вместо Сталина выглядит странной лишь с точки зрения современной политики. Сталин не был публичен. Его выступления по радио за всё время правления можно пересчитать по пальцам. Не слишком стремился он выступать и просто перед большой аудиторией, партийные мероприятия не в счёт. Сталину не требовалось накручивать рейтинг популярности обращениями к народу, да и средств для такого обращения в ту пору, когда главным носителем информации были газеты, явно недоставало. Не был Сталин и великим оратором. Достаточно прослушать его выступление по радио 3 июля 1941 года.

Военные мифы о Сталине имеют ту же природу, что и мифы о сталинских репрессиях в целом. Художественные произведения и исторические исследования, вышедшие после 1956 года, не могли игнорировать формирующуюся «линию партии», что добавило путаницы в вопрос о событиях ВОВ.

Дальнейшие наслоения мифов привели к формированию постперестроечного образа Великой Отечественной войны, наполненного заградотрядами, штрафбатами, особистами, идущими в ГУЛАГ бывшими военнопленными и окруженцами, а также массово истребленными казаками и власовцами.

Теме мифологизации военной истории посвящён ряд серьёзных исследований, появившихся буквально в последние годы. В этой книге остановимся лишь на тех моментах, что имеют непосредственное отношение к образу сталинских репрессий.


Глава 18. Депортация немцев

С началом Великой Отечественной войны массовому переселению из западных областей в глубь страны подверглись этнические немцы (Поволжье, Крым). Каких-либо внутренних законов или международных юридических норм, регламентирующих подобные действия, не существует, в силу чего отдельные современные исследователи (то же общество «Мемориал» или фонд «Демократия» академика Яковлева) однозначно записывают их в число жертв политических репрессий.

Логика таких авторов проста: то, что не описано в законе, является однозначно незаконным, а следовательно, совершено либо преступно, либо по политическим мотивам.

Как правило, забывается, что сама война сильно отличается от обычных отношений мирного времени, в том числе и в юридическом поле. В военный период можно встретить множество явлений, которые недопустимы с точки зрения обычного закона и общепринятой морали. Законно ли, оправданно ли вводить 12-часовой рабочий день на фабриках и заводах? А массовая эксплуатация в период 1941–1945 годов женского и детского труда в цехах?

Даже странно, что Сталину до сих пор не вменили это в вину наряду с другими преступлениями. Ведь за одну заводскую похлёбку у станка работали в том числе и 12-летние дети.

Другое дело, что без этой работы под вопросом оказалось бы выживание как детей, так и в целом страны. Зато юридические формальности были бы полностью соблюдены.

В условиях войны происходят невероятные, с точки зрения мирного общества, изменения. На задний план отходит право личного, уступая требованиям общего. Под сомнение ставится и базовое право человека — право на жизнь. Государство может потребовать от каждого отдать свою жизнь для спасения жизней многих других.

Подчас отдать жизнь требуется в бессмысленной атаке на безымянную высотку. И лишь спустя десятилетия выясняется, что эта совершенно «бессмысленная» атака в пешем строю на пулемёты, повторённая несколько раз, являлась частью плана наступления, которое произойдёт в 300 километрах и будет иметь успех за счёт того, что атака сковала силы противника. Тысячи жизней будут спасены ценой сотен — такова арифметика войны.

Депортации военного времени не были советским изобретением. Ближайшим аналогом из отечественной истории является переселение российских немцев из прифронтовой зоны Первой мировой войны. Кампания, которая проводилась в 1914 году, мало соотносится с современным пониманием гуманизма. Достаточно упомянуть, что немцы были депортированы за свой счёт. Далее, в 1915 году последовали указы «О ликвидации землевладения подданных и выходцев из враждебных государств» и «О ликвидации предприятий с участием немецкого капитала».

В период Второй мировой войны высылки, депортации и аресты применялись к представителям воюющих государств или выходцам из них повсеместно в Европе. Великобритания, подвергнув аресту «нежелательных элементов», депортировала их в Канаду. Бельгия и Франция изолировали в лагерях всех беженцев и эмигрантов из Германии наряду с гражданами Третьего рейха. Аналогичные меры предприняла Голландия.

Наиболее известную в истории Второй мировой войны депортацию по этническому признаку провели в 1942 году США. 19 февраля 1942 года Ф. Д. Рузвельт подписал чрезвычайный указ, согласно которому все проживающие на территории США этнические японцы (120 тысяч человек) были помещены в десять специально созданных концентрационных лагерей, откуда были освобождены лишь в 1946–1947 годах и отправлены, как выразились бы у нас, «на спецпоселение». «Особый правовой статус» был снят с них лишь в 1952 году.

Депортации или ограничения свободы, являясь внесудебной репрессией и незаконной, с точки зрения мирного права, мерой, тем не менее активно применялись всеми странами на всем протяжении конфликтов XX века. В современном мире ситуация не сильно изменилась. В британском учебном фильме «Нити» (Threads, 1984 год), который демонстрирует один из сценариев начала термоядерной войны, разъясняется одна из естественных мер предвоенного периода — превентивный арест всех неблагонадёжных элементов в стране. Насколько широко трактуется это понятие, можно заключить уже по тому, что в их число попадают и участники антивоенных демонстраций.

В Советском Союзе 1941 года выселения немцев из западных областей начались с первых дней войны, однако из-за быстрого продвижения фашистских войск эта кампания не была полностью завершена, многие этнические немцы Белоруссии и Украины попали под оккупацию.

Первым массовым переселением стала депортация немцев Крыма, которая началась 20 августа 1941 года. Интересно, что проводилась она под предлогом эвакуации в связи с приближающейся линией фронта. Более 30 тысяч человек морем были вывезены через Керченский пролив в Краснодарский край, а оттуда в Казахстан.

Наиболее массовая операция по переселению советских немцев пришлась на сентябрь — ноябрь 1941 года. Выселению подверглись поволжские немцы (446 480 человек), АССР немцев Поволжья была ликвидирована. В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья» говорилось:

«По достоверным данным, полученным военными властями, среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в районах, заселённых немцами Поволжья. О наличии такого большого количества диверсантов и шпионов среди немцев Поволжья никто из немцев, проживающих в районах Поволжья, советским властям не сообщал, следовательно, немецкое население районов Поволжья скрывает в своей среде врагов советского народа и Советской власти. В случае, если произойдут диверсионные акты, затеянные по указке из Германии немецкими диверсантами и шпионами в республике немцев Поволжья и прилегающих районах, и случится кровопролитие. […]

Во избежание таких нежелательных явлений и для предупреждения серьёзных кровопролитий Президиум Верховного Совета СССР признал необходимым переселить всё немецкое население, проживающее в районах Поволжья, в другие районы, с тем чтобы переселяемые были наделены землёй и чтобы им была оказана государственная помощь по устройству в новых районах.

Для расселения выделены изобилующие пахотной землёй районы Новосибирской, Омской областей, Алтайского края, Казахстана и другие соседние местности. В связи с этим Государственному комитету обороны предписано срочно произвести переселение всех немцев Поволжья и наделить переселяемых немцев Поволжья землёй и угодьями в новых районах».[57]

Насколько обоснованы подозрения в сокрытии тысяч диверсантов населением АССР немцев Поволжья? Ответа на этот вопрос до сих пор нет. В силу сложившейся практики отметания всех обвинений Советской власти как надуманных исследования в этом направлении просто не проводились. С одной стороны, Великая Отечественная война действительно началась для СССР с волны диверсионных актов, нарушавших связь, железнодорожное сообщение и т. д., и далеко не все подобные эксцессы можно списать на только что заброшенные с территории Германии диверсионные группы. С другой — получается, что при депортации советских немцев тысячи гипотетических пособников врага были просто депортированы с основной массой населения?

Логика подсказывает, что обвинения немцев Поволжья были лишь поводом для стандартной процедуры изоляции или депортации военного периода. Ранее крымские немцы были переселены без всяких обвинений, а это явно элементы одного процесса. Но неприятная фигура умолчания в этом деле по-прежнему присутствует.

Речь здесь не идёт о нарушении презумпции невиновности, советским немцам нет нужды доказывать, что они не совершали преступлений. Хорошо бы нам, для всестороннего понимания проблемы, ответить на этот вопрос для самих себя.

В тот же период в западных областях СССР проходила массовая эвакуация за Урал и в Среднюю Азию населения и промышленных предприятий. Сотни тысяч человек штурмовали отходящие эшелоны в надежде вырваться из-под бомбёжек, бежать подальше от линии фронта. За 1941–1942 годы удалось эвакуировать в общей сложности 17 миллионов человек, 60–70 миллионов попали под оккупацию.

Условия, в которых проходила эвакуация, можно представить себе по статье «Война и эвакуация в СССР 1941–1942 гг.» академика РАЕН Г. А. Куманева. В частности, он приводит воспоминания первого секретаря Челябинского обкома ВКП(б) Н. С. Патоличева:

«Случалось, что в открытых полувагонах или на платформах ехали люди. Хорошо, если был брезент, которым можно было прикрыться от дождя. Иногда и этого не было. Здесь же станки или материалы, кое-что из вещей эвакуированных. Именно кое-что. Люди спасались от нашествия варваров, и было, конечно, не до вещей. При более благоприятной обстановке два-три крытых вагона выделяли для женщин с детьми. Вместо 36 человек в них набивалось по 80 — 100. Никто, разумеется, не роптал — горе объединяло людей, кров которых был захвачен фашистами».[58]

В числе остальных эвакуированных в глубь страны были и депортированные советские немцы. Вряд ли условия их перевозки сильно отличались от условий, в которых выбирались из прифронтовой зоны все остальные. Один несомненный плюс в их ситуации всё же присутствовал — их организованно вывезли на новое место жительства в то время, как тысячи и тысячи советских людей были вынуждены правдами и неправдами добиваться места в отходящих на восток эшелонах.


Глава 19. ГУЛАГ в годы ВОВ

В ведении ГУЛАГа НКВД на 1941 год находились исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ), исправительно-трудовые колонии (ИТК), тюрьмы. Также при ГУЛАГе с 1940 года были сформированы БИРы — Бюро исправительных работ, ведавшие исполнением приговоров по статье «о прогулах». Эти осужденные хоть формально и находились в ведении Главного управления, не являлись тем не менее заключенными, отбывая наказание по месту работы с удержанием 25 процентов заработка. Во избежание дальнейшей путаницы их не стоит относить к контингенту ГУЛАГа наравне, к примеру, с осужденными по той же статье к полугодовому тюремному заключению за самовольное оставление предприятия.

В лагерях и колониях ГУЛАГа, по данным В. Земскова, на 1941 год находилось 1 929 729 человек, в тюрьмах — 487 739 человек (на начало года). В 1942 году происходит сокращение числа заключенных лагерей и колоний — до 1 777 043 человек. Наиболее показательно двукратное сокращение заключенных в тюрьмах в течение 1941 года — уже в июле их число снижается до 216 223 человек.

12 июля и 24 ноября 1941 года вышли указы Президиума Верховного Совета СССР о досрочном освобождении некоторых категорий заключённых, с передачей лиц призывных возрастов в Красную Армию. В соответствии с указами были освобождены 420 тысяч заключённых, в их числе осужденных за прогулы (с отбыванием наказания в тюрьмах), бытовые и незначительные должностные и хозяйственные преступления.

В период 1942–1943 годов были проведены досрочные освобождения ещё 157 тысяч человек, всего же за годы ВОВ на укомплектование Красной Армии было передано 975 тысяч заключенных (включая освобождённых за отбытием сроков наказания). За боевые подвиги, проявленные на фронтах Великой Отечественной войны, бывшие заключённые ГУЛАГа Бреусов, Ефимов, Отставнов, Сержантов и другие были удостоены звания Героя Советского Союза.[59]

В 1942 году постановлением Государственного комитета обороны (11 апреля 1942 года) был разрешён призыв на военную службу в том числе спецпоселенцев. Приказ НКВД СССР от 22 октября устанавливал норму о восстановлении в гражданских правах и снятии с учёта не только призванных в армию спецпоселенцев, но и членов их семей. В ряды РККА и строительные батальоны было призвано более 60 тысяч человек, находившихся до войны на спецпоселении.

Вопреки распространённому мнению, из досрочно освобождённых заключённых ГУЛАГа и спецпоселенцев не формировали специфических «чёрных» подразделений, как не отправляли их и прямиком в штрафбаты. Хотя бы по той причине, что штрафные батальоны и роты в РККА появились лишь в июле 1942 года, а первая и самая массовая волна освобождений пришлась на 1941 год. Бывшие заключённые поступали либо в обычные строевые части, либо на производство по специальности.

В упоминавшемся выше постановлении ГКО от 11 апреля 1942 года о призыве в армию, в том числе спецпоселенцев, сказано: «Обязать начальника Главупраформа т. Щаденко использовать выделяемые согласно настоящему постановлению 500 000 человек на укомплектование запасных частей для подготовки маршевых пополнений и на доукомплектование выводимых с фронта стрелковых дивизий, а также на формирование танковых и других специальных частей».[60]

В отличие от не представлявших серьёзной социальной опасности заключённых указанных категорий, совершенно иначе обстояло дело с осужденными за тяжкие и особо тяжкие преступления. Уже 22 июня 1941 года была принята совместная директива НКВД СССР и Прокуратуры СССР № 221, предписывающая прекратить освобождение из мест заключения (даже по отбытии срока заключения) бандитов, рецидивистов и других опасных преступников, в том числе и осужденных за контрреволюционные преступления по статье 58 УК. Указанную категорию предписывалось взять под усиленную охрану, прекратить использование на работах без конвоирования.

В этой связи В. Земсков отмечает: «Во время войны в ГУЛАГе число осужденных за контрреволюционные и другие особо опасные преступления возросло более чем в 1,5 раза. […] Общее число задержанных с освобождением до 1 декабря 1944 г. составляло около 26 тыс. человек. Кроме того, около 60 тыс. человек, у которых закончился срок заключения, были принудительно оставлены при лагерях по „вольному найму“.»

Популярная сегодня в массовой культуре тема о массе «блатных» на фронтах Великой Отечественной войны, как мы видим, совершенно безосновательна. Прежде всего, в ряды РККА было передано за всё время войны около миллиона прошедших лагеря бывших заключённых, при численности действующей армии на 1944 год в 6,7 млн. человек (общий состав армии и флота к концу войны составлял 12 839 800 человек).[61]

«Контингент ГУЛАГа» в войсках составлял, таким образом, менее 1/6.

Основная масса освобождённых и переданных в РККА заключённых была осуждена за мелкие преступления (в частности, за прогул) на незначительные сроки и никак не могла устанавливать в частях «лагерные порядки». Особо опасные преступники, в том числе уголовники-рецидивисты, освобождению и передаче в войска не подлежали, как и политические заключённые. Истории, служащие лейтмотивом современных фильмов о Великой Отечественной войне, где хороший «политический» зэк вступает в противоборство с массой урок в идущем на фронт эшелоне, являются чистым, незамутнённым вымыслом. В эшелоне не могли оказаться ни те, ни другие.

Отдельно следует отметить моральное состояние заключённых ГУЛАГа в период Великой Отечественной войны. «В отчетах ГУЛАГа о настроениях заключённых отмечалось, что только незначительная их часть надеется на освобождение с помощью гитлеровцев, — отмечает в своей работе В. Земсков. — У большинства же царили патриотические настроения.

В 1944 г. трудовым соревнованием было охвачено 95 % работавших заключённых ГУЛАГа, число „отказчиков“ от работы по сравнению с 1940 г. сократилось в пять раз и составляло только 0,25 % к общей численности трудоспособных заключённых».


Наши рекомендации